better call Johnny

Ви смотрит на телефон с искренней, кипучей злостью. Долбаное порождение эры динозавров. Ей кажется, что терпение вот-вот кончится, потому что после ночи перестрелок, беготни, железных приказов президента и драки с новейшим оружием «Милитеха» Ви не готова сражаться еще и с этой нелепой коробкой.

Ей нужно позвонить. Связаться с этим ебаным Ридом, кем бы он ни был. Зубы скрипят.

Она снимает трубку, задумчиво тыкает пальцем по цифрам. Благодарение всем святым, кто-то додумался вделать в этот кошмар вполне современный экран. Ви смотрит на трубку, словно это змея, которая может укусить ее, вывернувшись и вцепившись в руку. В ладони лежит неудобно. Странно.

Джонни усмехается, серебряной рукой показывает трубку у уха. Ви фыркает. Улыбка у него теплая, хитрая, кошачья, и он с искренним любопытством рассматривает, как Ви неудобно зажимает плечом телефон. Ей хочется показать Джонни средний палец, но она только жмурится и шумно выдыхает.

Сильверхенд развлекается. Но этот смех совсем не обидный, и Ви лишь кивает ему — да, да, Джонни, я обязательно закажу тебе чизбургер, только потом, ладно?.. Разговор льется из трубки трескуче, словно там какие-то помехи. Скорее всего — не о чем беспокоиться, всего лишь старые провода. Но Ви вспоминается, как слоился и дрожал голос Джонни, разъебанного нетраннерским вмешательством Сойки, и ее плечи вздрагивают.

Ей сообщают место — что может быть лучше? Ви всегда готова к засаде, потому страха в ней не очень-то много. Она неловко встряхивает черную трубку, из которой льются нудные гудки, и вешает ее на место. Не с первого раза. Джонни терпеливо наблюдает за ее руками, улыбается уголком рта.

— Спасибо, — неразборчиво ворчит она, чтобы Джонни не очень-то зазнавался.

Когда Джонни только появился в ее голове, Ви приходилось многое ему объяснять. Одно дело — знать, что в Найт-Сити нет птиц, а совсем другое — разобраться, что причиной тому стала вспышка странной болезни, переносимой пернатыми. Дело не только в таких обыденных, привычных знаниях, но и в том, как принято себя вести и как жить. Ви странно думать, что во времена Джонни было принято жениться, рожать детей и заводить собак. И звонить по телефону.

О прошлом Джонни мало что рассказывает. В основном делится байками с концертов, неохотно упоминает армию. О жизни пятьдесят лет назад Ви почти что ничего не знает, как о глубокой древности, а в престижной школе для пиджаков она не училась.

В Джонни почти что нет хрома, если не считать руки и пары синтетических органов — и то из-за неудачного знакомства его внутренностей с клинками-богомолами. Он мельком упоминает, что помнит Сеть свободной, беззаконной и безумной, как самые грязные районы Глодока.

— Как же я, блядь, счастлив, что «Тикток» не выжил, — как-то бросает он, наблюдая, как Ви бесцельно залипает в плейлисте с непросмотренными видео.

— Звучит как забавная штука для убивания времени, — фыркает Ви, когда Джонни объясняет. — И когда ты начал ее так ненавидеть?

— Ну, примерно как увидел эдиты под свои песни с какими-то малолетними шмарами.

Ви смеется, пока Сильверхенд пышет праведным гневом.

Составлять картинку прошлого из обрывков брошенных фраз — интересно. Словно расследование, запутанный клубок. Ви не против покопаться в памяти Джонни, чтобы узнать больше о его жизни, но та вечно подкидывает ей какие-то окровавленные огрызки воспоминаний, истекающие болью и ненавистью. Приятно знать, что в его жизни было что-то, кроме этих чувств.

Ви шагает к парковке, на ходу прокладывает маршрут до ближайшей закусочной. Готовится слушать бесконечные жалобы Джонни на безвкусную синтетическую еду и на ту химическую бурду, которую по ошибке зовут кофе. Ви обычно не спорит: эдди на что-то большее у нее нет. Иногда надо просто смириться и послушать, как Джонни плюется ядом. Джонни тот еще дед.

Сейчас он неожиданно разражается лекцией про телефоны.

— …И у нас были телефонистки. Ну, ты звонишь на телефонную станцию, там сидит такая важная телка!..

— Девушка, Джонни, — терпеливо говорит Ви, касаясь нагретого солнцем теплого бока мотоцикла. Когда она заводит его, «Арч» довольно урчит, как сильный проснувшийся зверь. — Некрасиво говорить «телка». Нетолерантно.

Манеры у него отвратные даже для двадцатых годов.

— Иди нахуй, Ви, я говорю как хочу. Телка — это про душевное состояние. Уверен, они изобрели секс по телефону. О чем я?.. А! И в общем эта пизда тебя соединяет с аппаратом, который тебе нужен! — упрямо заканчивает Джонни. — И все слышит!

Он рассказывает что-то, говорит и говорит, словно пытается отыграться за то время, когда Сойка его выключила. Ви сама вспоминает те несколько часов с содроганием, и ей приятно слышать его голос, даже если Джонни мелет какой-то ебаный бред. Его голос — единственное, что помогает ей держаться, когда из носа и рта хлещет кровь, а глаза вдавливает в череп перепадом давления.

Забегаловка оказывается не такой уж отвратной, только места присесть нет, ни внутри, ни снаружи, на веранде с дырявой крышей. Приходится взять лапшу, залитую острым соусом, с собой. Песий город скалится на Ви. Она находит неподалеку тихую подворотню, надеясь, что ее никто не потревожит, и осознает, что шла, прижимая к себе размокшую коробочку лапши, как будто кто-то мог налететь на нее и отобрать обед. Или все еще завтрак? Ви окончательно теряется во времени и пространстве.

Она садится на лавку, уныло наматывает на палочки серую лапшу. Жизнь кажется не такой уж дерьмовой, когда осознаешь, что все могло закончиться хуже. Она сейчас могла бы валяться под завалами музея, погребенная под железными лапами боевой машины, напоминающей обезумевшего паука.

Померла бы, и никто бы об этом не узнал. Даже не услышав прощальных слов Джонни — он-то заперт внутри, как в клетке. Тоже — заживо похоронен. То есть замертво. Да какая к херам разница…

Джонни прислоняется к стене рядом, и Ви даже не оборачивается на скрип трескучих синих помех. Он колеблется — Ви ощущает его сомнения, как маленькие молоточки, колотящие ей в мозг. Прежде чем он начинает говорить, лапша заканчивается, Ви комкает коробку и кидает в бесформенную кучу мусора напротив. Вряд ли она делает подворотню хуже.

— Я все думал про предложение Майерс… Если тебе хотелось стать агентом, то это твое право, — заключает Джонни. — Никто не должен тебе указывать с такой хуйней. Даже я.

— Я не хотела читать никакие клятвы, — закатывает глаза Ви. — Это глупо. И я никогда не хотела работать на правительство.

— Да ладно? А как же — «Бонд. Джеймс Бонд»?

— Кто? — настороженно уточняет Ви, цепляется за странное незнакомое имя, но Джонни только отрывисто смеется, вытягивая из пустоты уже подожженную сигарету:

— Бля, ты безнадежна. Я потом покажу.

Он нервным жестом откидывает волосы назад. Ви правда интересно, путался ли Джонни когда-нибудь протезом в своих космах, но спросить как-то неудобно — не ко времени.

Она правда рада видеть его после вчерашнего дня тишины. Оставаться не одной в этой борьбе — это ей нужно. Знать, что Джонни рядом и хочет тоже разорвать эту убивающую их связь. Раньше Ви злилась на него за то, что Джонни — буквально — ломает ей мозг. Но как будто у него был выбор.

— Ви? — зовет он. — Дай руку.

Очередные его странные приколы? Ви неопределенно хмыкает, смотрит на протянутую ладонь. Живую, человечью. Только это все не имеет нихуя смысла, потому что Джонни ненастоящий, но…

— Эта Сойка смогла меня коснуться, — напоминает он. — Не то чтобы мне это понравилось, но…

— Ну надо же. Ты резко понял концепцию согласия?

Ви помнит взметнувшийся страх, когда Сойка вцепилась в плечо Джонни. Это была не только ее ревность, потому что — эй, убери загребущие руки от моего воображаемого друга! Нет, это хлестнувшая ее ремнем по лицу паника Джонни, который вдруг понял, что он существует для Сойки — а значит, он уязвим. Отвратная последняя мысль, прежде чем отправиться в ментальную тюрьму.

— Ви, — просит он. — Руку?

Хочется отшутиться, но Ви кивает. Она вкладывает руку в его ладонь, поднимаясь со старой перекошенной скамейки, и уже в движении ощущает — это по-настоящему. Теплая, даже горячая ладонь с мозолями от струн на пальцах. Содранные ногти, неаккуратные заусенцы. Ви страшно хочется добыть ножнички и привести его в человеческий вид. Это не может быть просто ее разыгравшееся воображение. Виски сдавливает знакомой болью, но Ви не отпускает. Не позволяет себе сомневаться.

Джонни смотрит на соединение их пальцев, точно на какое-то чудо света. Восьмое. Или какое оно там должно быть по счету — Ви не шарит в древних поговорках. Ей кажется, что сейчас-то Джонни выпалит что-то отвратительное, но он молчит. Так тяжело, так невыносимо молчит и смотрит на нее бешеными темными глазами.

Он, словно зацепленный под ребра на крюке, дергается вперед, и Ви готовится защищаться… Замирает, чувствуя лихорадочные объятия, и сама мягко оплетает его руками. Ви не замечает, когда бронежилет исчезает в блеске разорванных пикселей. А может, его и не было?..

Последний раз она обнималась с Джеки, надеясь, что они легко справятся с заказом и уже к вечеру прославятся на весь Найт-Сити. Джонни тоньше Джеки — раза в два — и обнимается совсем не как тот. Не как старший брат, которого у Ви никогда не было. Как дикий зверь, жаждущий то ли сожрать ее, то ли почувствовать ласку.

Пятьдесят лет без прикосновений. Пятьдесят ебаных лет! Ви мрачной вспышкой помнит холод и тьму.

— Я здесь, — напоминает Ви. Не получается у нее успокаивать Джонни, ласково увещевать. Просто говорит — и знает, что он слушает. — Мы здесь.

Наверно, со стороны это выглядит странно. И какая нахер разница?..

— Ты мне ребра сломаешь, — говорит Ви.

— Не сломаю, Ви. Меня не существует.

Ви вздыхает. Поддавшись внезапному желанию, цапает его за плечо, вынуждая наклониться, и пытается оттереть сажу с его щеки. Ее всегда раздражал его потрепанный вид, хотя обычно Ви выглядит не лучше. Сажа мажет по пальцам, но не смывается.

— Ладно, ты тоже безнадежен, — признает Ви, сдаваясь.

— Я хотя бы умею телефоном пользоваться, — закатывает глаза Джонни. — Какое счастье, что я всегда тебя спасу.

Усмехаясь, Ви снова дает ему руку, заглядывает в глаза; одни против всех — это всегда так было, и никакая Сойка или президент с командным голосом не сумеют их разбить.

И, конечно, Джонни ее спасет. Если не убьет раньше.