like me

ты делаешь недостаточно, дорогуша - говорит куникиде жизнь примерно с того самого момента, как он научился её понимать.

в пиздюческих соплях куникиде на эти слова было бы немножечко всё равно, он бы похлопал глазами или отвернулся, как и любил делать все те разы, что не понимал и не принимал существующего вокруг себя социума ‐ то есть, всегда.

белая ворона в аккуратно отглаженных шмотках ‐ с иголочки! ‐ и с таким кисло-сложным еблетом, что всему society, во все периоды жизни, на куникиду было почти всегда перманентно похуй ‐ но, конечно, только в те моменты, когда он молчал и не отсвечивал, но если вдруг у него в башке да под брюками загоралось его любимое состояние, типа "мне больше всех надо" ‐ спасайся, кто может.

таких, как куникида, зовут в пиздюческом социуме "зубрила", или "заучка", а если староста, то ещё и "подлиза".

девушек такого типажа зовут мышами всех существующих расцветок, ну а доппо повезло уметь бить рожи, книжечки ведь библиотечные, если ещё в твёрдом переплёте, тяжёлые, и гранит науки уже почти буквально делает физически больно, и желание до него доёбываться или гасить толпой как-то утихало, даже не начинаясь.

к нему липли или двоечники, или отбитые наглухо, которые разочаровывались по щелчку ‐ c'est la vie, хули.

когда в старшей школе классы тасуются ‐ всё для детей, посмотри на всех неадаптированных и убогих в этом аквариуме псевдосоциума - доппо думает, что начать курить по худшим сценариям мамочки и папочки было бы, в целом, заебатым решением.

к нему липнет фрик, который не знает, что такое расчёска и инстинкт самосохранения.

фрика зовут дазаем, сам фрик зовёт его в лучших традициях уёбских подкатов попить пива, и куникида с размаху бьёт себя ладонью по роже.

и дазаю на него не похуй.

то есть, реально.

дазай засоряет его личные сообщения глупыми шутками разной степени чернушности, скидывает скриншоты из книг и сериалов, комментируя, голосовые сообщения ‐ не на плюс сто пятьсот часов, конечно, потому что само это сочетание мозг ломает ‐ но тоже длинные.

после всех тех, кто, общаясь с ним, просто хотел подтянуть знания, или домашку за так скатывать, или идеализированные отношения с холодным, якобы недосягаемым парнем, это кажется чем-то, что доппо в жизни своей немного пропустил - что-то, что, оказывается, может быть.

не спать до рассвета это плохо для здоровья, и на концентрации в школе сказывается, но он будто дышит полной грудью, как не мог раньше.

разговоры о чём-то простом и глупом, что-то личное, что понимают только они двое.

ощущение, что реально нужен, что интересен, сам по себе, что чего-то да стоит.

а потом ‐ дазай пропадает с радаров.

накахара с параллели выдыхает химозно-паровое вонево колечками и философски пожимает плечами.

вейп он сдавать отказывается и ливает в место побезопаснее раньше, чем тишину коридора начинает сотрясать эхо от шагов директора.

когда дазай, всё-таки, подаёт сигнал о своём существовании ‐ доппо ломает ручку.

был не очень аккуратен на катке, то ли сломал, то ли ещё чего ногу, а в больнице связь ни к чёрту, понять, простить и далее по списку.

и доппо - понимает, прощает и далее по списку.

это ведь нормально.

экзамены сами дают дазаю отмазу на периоды его следующих пропаж, и доппо его не винит, понимает всё, опять же, ведь после всё хорошо, они говорят по телефону часами, обсуждают новые вещи, которыми начинают гореть, и... всё ведь нормально.

финальные экзамены, выпуск, пьянка ‐ дазай звонит ему с еле шевелящимся языком и не кладёт трубку после всех просьб сначала протрезветь.

утром дазай смеётся, извиняется, дескать отмечали больно весело, увлёкся.

институт встречает доппо огромной кучей всего, что надо делать, учить и сдавать, прям с порога.

у дазая появляется, кажется, отмазка-перманенто.

и - опять же - все всё понимают.

дазай уже не смеётся, когда появляется в сети дай бог два раза за день, особенно в сессию - доппо его сообщения читает, пока едет на учёбу.

время перед следующим учебным годом - самое сложное.

дазай почти не шутливо складывает ладони и строит жалобные лица - сессия проклятая, прости-прости, куни-кун, милый, я так занят.

я так тебя понимаю, господи - пишет в ответ доппо, и странное ощущение, что разрасталось в груди, затухает.

второй курс есть зеркальная копия прошлого, только летом доппо чуть ли не на стену лезет и смотрит на пресловутое "был в сети...", потому что - парадоксально ‐ кажется, что в учебные завалы они общались гораздо больше, чем сейчас, когда времени навалом.

это от парня, с которым после учёбы работалось вместе, он узнает, где сейчас дазай осаму и почему на радарах он появляется с частотой краснокнижного животного.

колесит по миру автостопом по лучшим заветам ведущих тупого шоу про путешествия.

- у него такое бывает иногда.

доппо поднимает бровь, хотя на самом деле его вообще не интересует, о чём именно идёт речь.

парень указательным пальцем пару раз проводит у себя под носом, и доппо, когда уже домой приходит, закрывает ебучку ладонями да воет, что есть мочи.

понятным становится абсолютно всё.

когда лицо красное, когда глаза раскрыты чуть шире, чем обычно, и когда видно, что они подёрнуты влажной плёнкой - это до безумия отвратительное состояние.

жалкое.

доппо на "тусовке" имени непойми кого сидит на лоджии и за волосы себя дёргает, подтянув к груди колени.

его не то чтобы приглашали на чей-то др, его просто прихватили за компанию, как человека, который знает, где по дешёвке купить выпить.

доппо алкоголь в глотку тупо не лезет, хотя он был бы не против потопить сначала печать в градусах, а потом и самого себя - в речке, что в двух автобусных остановках, или в рвотных массах ‐ тут уж, как фишка ляжет.

- дазай? - звучит знакомо-хриплое рядом, доппо поворачивает голову и видит сквозь мутную пелену неизменные рыжий хвост и красный пиджак.

вместо химозного вейпа - вполне обычная и не выпендрёжная мальборо.

на кивок накахара дёргает уголком рта и голову запрокидывает.

- не ты первый - не ты последний.

- бывали прецеденты?

конечно, блять, бывали, он не тупой, но хотя бы как-то поговорить в такой ситуации реально легче, чем просто рыдать в абсолютном, сука, молчании.

и накахара ‐ ожидаемо ‐ кивает.

- долбоёб он долбоёб и есть, особенно под тем, чем ширяется.

доппо кусает кулак, скулит, как псина дворовая - жалкое же зрелище, сам таким людям всегда переебать хотел, когда видел да морщился брезгливо - и жмурится, чувствуя, как становится почти больно.

я жил им - банальное и пафосное, потому что у остальных людей было до кучи увлечений, друзей и интересов, из которых можно было выбирать, просто кидая дротик или крутя колесо фортуны, а у доппо, кроме мирка из учёбы и дазая, не было ничего.

собственная ограниченность давит на горло, словно удавка.

накахара языком цыкает и сигарету протягивает ‐ доппо с неё кашляет, в три погибели согнувшись и волосами да вещами пол подметая, и его мягко по спине хлопают.

- он был для тебя всем, а ты оказался лишь одним из многих, - накахара усмехается и сглатывает шумно, - какая же знакомая херня.

когда доппо поднимает голову и открывает рот, накахара кривится и отмахивается.

- не с этим долбачом, а в целом. кого бы ни встречал, а только номером два и будешь. так не проще ли отнестись ко всем этим людям так же, как и они - к тебе?

доппо пожимает плечом и чувствует, что от накахары слабо пахнет пивом - деланно-пафосные словечки и глупости сейчас от него вполне ожидаемы.

и накахара затягивается снова, выдыхает в воздух пару колец.

- мне нравится, что ты сломан этим дерьмом так же, как и я. пусть я и звучу, как законченный идиот.

доппо тоже запрокидывает голову, смотрит на то загорающуюся, то гаснущую гирлянду под самым потолком и усмехается, должно быть, от начинающейся истерики.

- мне нравится, что я не одинок в этой проблеме и что я могу быть таким рядом с тобой.

шампанское точно было лишним.

накахара смеётся так, словно сходит с ума, заразительно, и доппо смеётся с ним, падая лбом на острое плечо.

профили дазая осаму заблокированы во всех соцсетях.