Такого парня, если заглянуть чуть-чуть дальше внешности, идеализировать не стали бы.
Такого парня, если посмотреть с точки зрения адекватности, логики и всего прочего, романтизировать и вставлять в списки "любви всей жизни" не стали бы.
И Энму, к счастью, этим тоже не занимается.
Энму открыто для себя самого признаёт, понимает: мне нравится человек, которому на меня почти откровенно всё равно.
С этим не становится легче жить, это не становится причиной для всякой драматичной ерунды типа вздохов тяжких или мысленного обсасывания образа - ну, всё просто остаётся на том же уровне.
Они с Мудзаном делят одну жилплощадь, потому что родители на время учёбы сказали: или общага, или просто вали из дома.
Бывает, сойдёт, особенно если универ за сотни пересадок от этого самого дома.
Мудзан не брезгует им, как может казаться по лицу, что будто недовольно вечно, но и речей, как у Камадо, например, от него не слышится ‐ жизнь это просто происходящее, не больше и не меньше.
Каждый видит ту эстетику, которую хочет.
Мудзан называет себя реалистом, Энму добавляет вместо него самого - мысленно, конечно, только мысленно ‐ что все остальные люди это рабы картинок с пинтереста.
Себя Энму тоже к ним причисляет - хоть и в - пока ‐ чуть более лёгкой форме.
У Мудзана вид завоевателя, выражение лица перманентно ненастоящее и на волосах поблёкшие, но до сих пор не вымывшиеся следы подростковой импульсивности - "а ты не думал заплести себе косу?"
Завоёвывать мир он, вопреки слухам первокурсников, не собирается ‐ он хочет спать, сдать сессию, чтобы одногруппники закрыли рты и - в с ё.
Мудзан, понимает Энму, не то чтобы холодный и нуждающийся в том, чтобы чувства его растопили - он просто сосредоточен только на том, что ему в жизни нужно, ни больше, ни меньше.
Когда ты влюбляешься, то обязательно вздыхаешь с благоговением от мыслей об образе, что в твоей голове появился.
Энму, конечно, эту стадию пропускает - или - тешит он себя, всё-таки, пустой надеждой ‐ просто не любит в действительности.
Их общение не содержит слов, Энму просто вслушивается в тихое клацание кнопок, пока Мудзан снова что-то печатает, и ему, честно, этого более, чем достаточно.
Свои мысли Энму выводит чёрной ручкой на листке, что после сгорает в кучке пепла, пока Мудзан выдыхает дым от сигареты в раскрытую форточку.
Мудзан определённо не дарил бы цветов, и не выслушивал бы в периоды боли, и на свидания с ним никто не ходил бы - свидания за работой, в лаборатории, ну что за глупость.
И Энму радостно себя успокаивает ‐ конечно, никаких чувств нет.
И не столь, конечно, важно, что чувства ‐ это последнее, о чём ему сейчас думать надо.
Мудзан не дарил цветов, не показывал в целом хоть какую-то в Энму заинтересованность, но руки ему, до приезда скорой, зашивал почти как дипломированный специалист, перед лицом щёлкая и повторяя короткое "не закрывай глаза".
Оттаскивал старосту группы, когда тот уже в больнице пытался Энму по голове настучать ‐ в надежде, должно быть, что мозги от этого на место встанут.
И Энму смеялся тогда, как самый счастливый - или умалишённый - человек.
Мудзан не говорил, что хотел бы умереть, когда слышал фразы про прекрасную луну, и Энму их себе всегда перманентно в глотку заталкивает да считает дни до выпуска.
Даже не лезет в петлю, когда снова становится тошно.
И не факт, конечно, что субтильный сожитель смог бы верёвку вовремя перерезать и с него самого удавку снять.
И чувства свои Энму, конечно, не идеализирует.
Мудзан не дарил цветов, просто помогал не сдохнуть и даже не был завоевателем - до "чего-то хорошего" это, конечно, не дотягивает, но им обоим, чудом второй шанс получившим, этого должно быть достаточно.
жаль только, что после миллиардов лет скитаний они так и не научились быть другими людьми.