— Молитесь! Молитесь, иначе кара всех ждет!
Проклятия женщины ввинчиваются в уши – Казума морщится. Талантливо громкий голос, можно лишь позавидовать.
…Не хотелось бы слышать ее в суде.
— Это наш единственный свидетель? – Казума косится на Барока – тот, привычно уставший, растирается виски и всем видом соглашается с его, пусть и невысказанным, мнением.
— Да.
Как жаль.
— После этого дела сразу же подам в отставку.
Будничный тон, которым эти слова брошены, будто между делом похвалил интерьер комнаты, заставляет Казуму застыть в замешательстве. Барок не бросает слова на ветер, но чтобы какая-то городская сумасшедшая подтолкнула его к столь важному решению?
...Хотя его здесь ничего не держит уже давно, — Казума не ученик, а вставший на ноги прокурор, общие расследования — лишь блажь. Он здесь права голоса теперь не имеет.
А Барок разворачивается на каблуках и, как ни в чем не бывало, уходит.
— Глупость какая, – Казума догоняет его и старается выглядеть отстраненно. И то ли дело съедает все внимание Барока, то ли у Казумы незаурядные актерские способности, но тот и правда не замечает.
— Думайте, что хотите, — кажется, разговор на этом окончен.
Казума обязательно к нему вернется, а пока — шагает чуть поодаль, склеивая кусочки самообладания. Оно понадобится — слушание уже завтра.
…Лорд ван Зикс, конечно же, держит свое слово и уходит сразу после оглашения вердикта – но только до следующего дня. Возможно, здоровый сон повлиял на его решение – выглядит он свежее и, наверное, счастливее. Возможно, все уладил обвинительный приговор – подтвердил, что не зря они бегают по всему Лондону.
Казума не напоминает – мало ли.
Но потом – обязательно.
С тех пор проходит пара недель, и брошенная явно на эмоциях фраза почти стирается из памяти. А потом им в руки вручают злосчастный отчет о вскрытии, который после первого же прочтения удостаивается в свою сторону самых пренебрежительных взглядов.
— Ноги моей больше в прокуратуре не будет, — еще немного, и в отчете появится дырка – столько раз его просмотрели. Впрочем, изменить причину смерти с «не установлена» на что-то осмысленное не выходит.
— После завершения дела? – Казума забирает из его рук бумаги, не удерживаясь от подколки. Все сводить в шутку – прекрасная стратегия.
— Да, после завершения дела, — точка в голосе Барока слышится явно – иногда он чересчур серьезен.
Казума пожимает плечами, продолжая листать отчет. Мысли, правда, совсем далеко.
…После завершения дела Барок ночует в прокуратуре – Казума обнаруживает его утром, заснувшим за собственным столом. Чернильница, пресс-папье, папки, бумаги — все на месте, так что Барок точно не собирал вещи в ночи.
Остаётся только глубоко вздохнуть — и разбудить (от такой позы наверняка затекла шея).
Через пару дел очередной «уход» почти не удивляет. Еще позже – становится обыденностью. «Никогда не вернусь», «Я ухожу», прочее, прочее, прочее... Длительный процесс, который не то что конца не имеет, даже не начинается.
...Не сказать, что Казума Барока понимает… Но иногда, редко чувствует легкое единение. Когда накатывает тяжелая, рожденная от раздражения усталость, правда хочется все бросить – особенно стоя в залитой кровью комнате.
Барок тяжелым взглядом осматривает помещение, которому не повезло стать местом преступления. Между бровей – глубокая морщина, губы сжаты до тонкой полосы. Казума знает это выражение лица, из тысячи выберет.
— ...Собираетесь уходить, да? – за усмешкой Казума скрывает отвращение, подкатывающее к горлу. Иногда вещи, открывающиеся взгляду на их работе, — слишком во многих смыслах.
— Как с языка сняли, – кажется, Барока это замечание веселит. Во всяком случае он уже не хмурится так сильно.
— Вы любите об этом говорить.
— Мне нравится напоминать себе, что, если случится что-нибудь действительно из ряда вон, меня здесь ничего не держит, — внезапное откровение. Казума смотрит на Барока осторожно, не поворачивая головы. Выражение лица у того все такое же отрешенно-раздраженное – совсем не хочет здесь быть, а приходится. Но что-то мягкое мелькает в глазах на секунду.
Казума молчит, не прерывает, ловит каждое движение (лучше бы он так в суде работал, да?).
— Ничего, кроме долга перед обществом и одного очень назойливого и местами надоедливого партнера, — вздох тяжелый – как будто это давит на плечи как небо. – И попрошу вас воздержаться от ядовитых комментариев, которые вы так любите, и сосредоточиться на месте преступления.
Казума против своей воли ухмыляется широко, открыто поворачиваясь к Бароку – в груди разливается приятное тепло.
Кажется, тот уже пожалел о сказанном.