Смертельный сон для бессмертных

– Знаешь, а ведь с балкона «Ваншу» открывается прекрасный вид на Тростниковые острова, всё таки местные жители выбрали неплохое место для установки статуи, – вымолвил якса, слегка ухмыляясь.

На холме, недалеко от постоялого двора, под переливающимися золотыми листьями гинкго, покоилась статуя. Её воздвигнули в честь Путешественника в качестве благодарности за его помощь городу и каждому человеку по отдельности. Каменное сооружение в человеческий рост было выполнено по сохранившимся фотографиям и воспоминаниям жителей, и получилось, на удивление, очень похоже на своего прототипа. Итер стоял на невысоком пьедестале, протянув одну руку вперёд, словно пытаясь кому-то помочь, а вторую предложив к сердцу. Его статичный взгляд и лёгкая улыбка выражали искреннюю доброту и заботу. Детали статуи были настолько проработаны, что, казалось, можно было почувствовать всю мягкость волос и шершавость ткани. Он был удивительно прекрасен.

Жаль прошло уже так много времени с установки, что людей, знающих о существовании этой прекрасной работы, остались лишь единицы. Но, даже когда смертные совсем позабудут о ней, он будет помнить. Сяо никогда не забудет о ней.

Адепт тихо сидел около пьедестала. В руки случайно попал золотой листочек с дерева неподалёку, якса незадумчиво стал рассматривать его, перебирая в ладонях. Тот выдохнул:

– Как же здесь тихо, – и прикрыл глаза.

Интересно, что тишину он стал спокойно ощущать лишь после ослабления его кармы, ведь вместе с ней ушли и постоянные жалобные крики остатков богов, с которыми охотник на демонов боролся большую часть своей жизни. И то верно, после того, как Путешественник завершил свой путь в Тейвате, мир словно стал лучше. Прямо чудо какое-то. Только за десятки лет адепт не смог спокойно продолжить защищать Ли Юэ. Неприятное чувство в груди регулярно возвращало его к одному и тому же месту на Тростниковых островах.

– В голову то и дело лезет та наша встреча. Да, именно тогда, когда я видел тебя в последний раз, – Сяо направил свой взор на яркий пейзаж родного края, – Ты тогда сказал, что мы ещё обязательно встретимся, что перед тем, как покинуть наш мир, ты забежишь попрощаться.

Подул лёгкий ветерок, он вырвал листок гинкго из рук яксы и увёл потоком в неизвестном направлении. В тот момент последний сидя повернулся к статуе.

– Помнишь?

Тишина. Не дождавшись ответа от серой фигуры, Сяо вновь отвернулся и начал подбирать другие опавшие листья, собирая из них маленькие букетики.

– Было дело, ты рассказывал захватывающие истории, когда возвращался сюда после очередного скучного поручения или невероятного приключения в соседних странах. Жаль эти встречи можно по пальцам пересчитать, – темноволосый продолжил свой монолог, слегка перебирая в руках новые подобранные листики. Еле заметная горькая улыбка не сходила с его лица, – А я, дурак, почти ничего не рассказывал в ответ. Конечно, у меня самого мало что в жизни происходит необычного, но, с другой стороны, я был наслышан об историях повстречавшихся мне смертных и других адептах. Тебе, наверное, было бы интересно послушать.

Сяо чуть дёрнул взгляд к статуе. После, он немного приободрился.

– Тогда не буду терять времени.

Свежий ветер с новой силой подул на вершине холма, унося последующие рассказы духа далеко в бескрайние поля и озёра. Он поведал о нескольких разногласиях с Хранителем Облаков из-за сомнительных механизмов и безделушек, преподнесенных им верующими жителями ближайшей деревушки. Рассказал о спасённой им девочке, которая так сильно привязалась в нему, что даже во взрослом возрасте молилась за его благополучие. Были и другие, менее значительные истории, о которых якса лишь украдкой упомянул. Некоторые воспоминания даже смогли ещё капельку поднять ему настроение. Но, немного помолчав, переводя дыхание, Сяо вновь что-то встревожило. Он опять развернулся к статуе.

– Я так с тобой и не попрощался.

Адепт привстал. Хрупкие листья в руках уже успели раскрошиться, и он пустил их по ветру. Темноволосый всмотрелся в лицо Итера. Как же он был красив в тёплых лучах света. Эта эмоция успела навсегда впечататься в его память, ведь именно такими добрыми, полными жизни глазами, Путешественник всегда приветствовал своего друга. К тому же, Сяо уже даже не пытался сосчитать то количество человеческих часов, сколько он провёл подле этой статичной фигуры. Время неустанно мчалось, а статуя всё теряла свою прежнюю яркость и красоту.

Яска подлетел к верху пьедестала, чтобы быть на одном уровне со статуей. Брови дрогнули, он не мог перестать вглядываться в застывшее во времени лицо. Внутри всё застыло. Казалось, будто он сейчас сам превратится в окоченевший от грусти полуночный нефрит. Он провёл ладонью по каменной руке, прижатой к такой же каменной груди. От статуи исходил лишь холод. Для Сяо этот памятник был единственным материальным образом из воспоминаний, к которым он так часто возвращался. Оттого серая фигура друга была для него ещё дороже.

Чуть уведя взгляд на волосы, он заметил небольшую трещинку на верхней части чёлки. Она серьёзно смутила адепта:

– Нужно будет найти материалы, чтобы убрать это дело, – заключил он для себя, оставив решение этого вопроса на другой день.

Сяо вновь уставился в глаза перед ним, чем больше он в них вглядывался, тем сильнее его пожирала тоска. Но он не совсем уверен, тоскует он по тому времени или по человеку? А может по всему сразу? Хотя, верного ответа ему всё равно никто не скажет, так что и выдумывать тут нечего. Но это тяжёлое чувство всё никак не покидает его душу, оно не даёт наполнить его жизнь новыми эмоциями и желаниями. Возможно, он и сам не осознаёт всю печаль своего положения. Ему уже никто не подарит те незабываемые эмоции, что были получены от друга, от самого дорого для адепта человека. Было ощущение, что весомая часть его души сейчас находилась в этой статуе, потому он так тянулся к ней.

Да, именно тянулся, приложив ладони к холодным шершавым щекам и аккуратно поглаживая их большими пальцами. Он ужасно жалел о несказанных словах и несовершённых поступках. Тогда казалось, что время всегда есть, и, если не сегодня, так завтра, а если не завтра, так послезавтра… Разум яксы заполнили бесконечные проклятия самого себя. Всё случилось так внезапно, что выбило темноволосого из привычной колеи. И вот, из глаз стали капать солёные слёзы. Ком в горле не давал ему вымолвить слова раскаяния, что стали терзать его душу. Неизвестное бессилие овладело телом, оно повалило Сяо на каменные плечи, заставляя приобнять фигуру. Но руки еле подчинялись своему хозяину, предательски ослабев и почти не ощущаясь живыми.

– Что это со мной?..

Поток негативных мыслей всё сильнее путался и превращался в давящий гул. Карма, когда-то отдававшаяся тяжестью во всём теле, была несравнима с этой странной болезнью. Он словно… исчезал.

– Итер… – было последним, на что хватило сил напрячь упавший голос.

Боль была не такой долгой, как ему казалось. Её будто изгнали из сердца. Он больше не плакал, ведь камень с души наконец упал, а тело стало невесомым, как пёрышко. Адепт лишь наклонил поникшую голову набок, чуть касаясь носом открытой шеи статуи. И вот, агония прошла, нахлынувшие эмоции больше не накипали. Лицо яксы вновь озарилось особенной, безмятежной улыбкой, которую никто не мог на нём заметить. А разум был пуст, пуст от всех хороших и плохих воспоминаний. Так Сяо и заснул на холодном камне, держась слабыми руками за последнее, что осталось от его души.

Он попал в долгий-долгий сон, где был счастлив, и где вместе с ним был счастлив Итер. Никакой боли больше не было. Только лёгкость и радость, в которой каждый был бы рад остаться навсегда. Так тихо и тепло…

Но это было лишь то, чем никогда не болеют смертные, но заражаются духи и боги, что приводит их к печальному концу. Долгий сон уводит душу из реальности, и чем сильнее желание ушедшего остаться у нём, тем меньше вероятность его возвращения в родной мир. Но эта болезнь смертельна, никто никогда не побеждал её, и врятли когда-либо сможет победить. Ведь эмоции порой преобладают над разумом так сильно, что мы не задумываемся над действительностью происходящего вокруг нас.

Солнце неспешно заходило за горизонт. Лепестки жёлтого дерева всё продолжали покачиваться на тёплом вечернем ветре, иногда касаясь всё также одиноко стоящей статуи. Неизвестный искатель приключений, что случайно забредёт в это богом забытое место, идя по карте на место за кристальными бабочками, лишь бросит взгляд на серую, покрывшуюся большими трещинами, фигуру, которая тянулась рукой к алым горам. И тогда он сможет прочесть на том застывшем лице лишь грусть, сожаление и горькую капельку жалости.