Она звала. После всего, что произошло, Катри по-прежнему слышала бесконечное тоскливое рычание и раненым сердцем ощущала, как тигрица следует за ней. Больше нет погони через пустынный лес по мертвой земле, усеянной острыми камнями. Нет серого неба и кривых деревьев без единого листика, острых клыков в огромной пасти зверя и всего того ужаса с кровью на руках. Все это мелькало лишь видениями ее усталого разума, где тигрица снова и снова боролась с ней. Последнее, что Катри помнила из этой схватки – жуткая боль во всем теле, неожиданная тишина и странная невесомость, словно за спиной девушки выросли крылья и нежно подняли ее над землей. Потом сквозь одеяло темных облаков Катри увидела милое мужское лицо с такими теплыми карими глазами, что умирающее сердце девушки готово было снова продолжать стук жизни, только бы эти ангельские глаза никогда не исчезали.
Кто этот человек? Неужели небесный слуга или сам Бог пришел забрать меня к Себе? Умирать – это чувствовать невесомость? Что ж, все оказалось не так страшно.
Катри не сказала этого, но в мыслях была рада находиться в чьих-то нежных руках и вдыхать сладкий запах зефира. Исцарапанные ноги больше не могли вести ее через лес, но боль в них отступала вместе со всеми переживаниями прошлого. Доверие, тишина, невесомость и карие глаза – все, что тогда было важно.
На какое-то время зов прекратился, сменяясь треском дерева в горящем камине. Когда Катри открыла глаза и увидела перед собой огонь, языки его пламени показались ей мордой знакомой тигрицы. Тело девушки обдало жаром, а когда она шевельнула рукой, к ней вернулась пульсирующая боль. Ее длинные рыжие волосы растекались по подушке, словно их укладывали чьи-то заботливые руки. Катри вспомнила, что всего секунду назад она находилась в этих руках, но вот уже лежала в удобной кровати, нежно укрытая одеялом. Она подняла руки перед собой и увидела на них знакомые рубцы и глубокие царапины. Где-то раны уже затягивались, где-то были еще свежи, но девушка знала каждую из них. Здесь метка обид, метка гнева, а вот эта – жалости и ненависти. Катри медленно сдвинула с себя часть одеяла и увидела, как тщательно перебинтована ее грудь. Там метка пустоты, зияющая дыра безразличия и смертоносной тоски. Тигрица постаралась. Катри удивилась, как после очередной схватки с ней ее сердце все еще могло стучать.
А между тем треск в камине начинал успокаивать, а уютная атмосфера комнаты напоминала Катри о каком-то очень приятном человеке, который будто специально подготовил здесь все для ее прихода. Ничего лишнего – большая чистая кровать, камин, шкаф и прикроватный столик. В небольшом окне справа от себя Катри увидела озеро, украшенное с берегов деревьями в шапке листвы. На другом конце берега солнце уплыло за горизонт, все еще окрашивая небо в золотисто-оранжевые краски заката. Девушка вдыхала запахи травы, зефира и дерева, чувствуя себя немного лучше.
Кто этот мастер? Неужели ангел небесный? Или сам Бог?
На прикроватном столике Катри увидела круглый золотой медальон на цепочке, но рассмотреть его она не успела. Тихонько приоткрылась дверь и в комнату вошел тот самый мужчина с карими глазами, неся с собой тарелку белого зефира. На вид ему было не больше сорока лет, среднего роста, в висках его темных волос проступала седина. Чистое и искреннее бледноватое лицо сердечного ребенка несло в себе столько теплоты, что раны на груди девушки не выдерживали и отзывались болью, желанием освобождения и странным трепетом. Ее легкие расправлялись, в присутствии этого человека тело пульсировало и выздоравливало, наполнялось жизнью. Как давно Катри не испытывала этого!
– Проснулась, девочка? Ну вот и хорошо. – Какой знакомый голос, где-то она его уже слышала.
– Вы кто? – спросила Катри. В горле у нее совсем пересохло, говорила она с трудом, словно давно не издавала и звука.
Мужчина поставил тарелку с зефиром на прикроватный столик, забавно вздернул руками и сказал:
– А кем скажешь, тем и буду. Другом твоим готов быть, зефир тебе носить! Сейчас воды принесу, погоди-ка, ты же пить хочешь, сейчас-сейчас.
Незнакомец поспешил выйти, но очень скоро вернулся с большой кружкой воды. Катри уже собиралась утолить свою жажду, но испугалась.
– Ой, что ты, солнышко, – удивился незнакомец, – это же водичка просто, свежая, чистая. Ну ничего, все хорошо, скоро мы вылечимся, успокоимся и будем вот такими легкими, как зефир, правда?
Но Катри уже не слушала мужчину. Она сделала один глоток воды и не почувствовала облегчения. Вместо живительной силы – горечь испуга, как после неожиданного падения… или схватки с тигрицей, которая в причудливых расписных узорах кружки снова показалась перед Катри, укрывая темной вуалью воспоминаний.
– Солнышка больше нет, – вздохнула девушка и посмотрела в окно. Небо над озером темнело, вбирая в себя последние краски дня.
– Не надо так печалиться. Это пройдет, слышишь? Если ты захочешь, все пройдет.
Раны все еще болели, но голос этого милого незнакомца действовал успокаивающе.
– Спасибо за помощь, – сказала Катри и почувствовала, как к горлу подступает ком.
– Ш-ш-ш, давно ушла эта тигрица, отдыхай лучше. Или вот, зефир съешь, – мужчина протянул Катри угощение. – Ты от него быстрее на ноги встанешь, вот увидишь, и раны затянутся скоро, попробуй.
Катри взяла зефир, такой белый, ароматный и мягкий, так и просился, чтоб его скорее съели.
– Что же это за место такое, – спросила Катри, – где лечатся сладостями?
– Очень непростое место.
– Это ведь вы меня сюда привели, так?
– Я тебя в окне увидел, ты бежала на свет из домика, но тигрица… Ты и сама помнишь.
Снова в памяти вспыхнули образы бесконечной кровавой борьбы и неравного сражения, где никто не желал уступать. Катри помнила, как бежала прочь из пустынного леса, желая уйти от напастей дикого зверя, а потом потеряла сознание и очнулась уже здесь. Тигрица всегда преследовала девушку, издавая в пути зов тоски и печали, будто бы сожалея о своей напасти и вымаливая прощение. Она не желала покидать пустынный лес, но и Катри из него не выпускала. Одинокое животное привыкло жить тут бок о бок с человеком, который с ней вырос. Как только Катри нашла край мертвой земли и пожелала ступить за него на сочную зеленую траву, тигрица преградила ей путь и напала. Теперь казалось, что этот невыносимый зов дошел и до озера. Катри опасалась, что не сможет остановить зверя.
Зефир действительно помог и уже на рассвете следующего дня Катри проснулась отдохнувшей, а боль почти отступила, но заботливый мужчина все равно пришел обработать все раны и сменить повязки.
– Ну вот видишь, – сказал он, – я же говорил, что от зефира все пройдет быстрее.
– Простите, но как мне вас называть? – спросила Катри. Уж больно неловко ей было не знать имя того, кто вернул ее к жизни.
– А как бы ты хотела меня назвать?
– Не знаю. Вы так добры ко мне, а я не знаю, кого благодарить.
– Себя, девочка, кого же еще. Ты же сама нашла путь сюда.
– То есть вы не уносили меня на руках от тигрицы?
– Как знать, милая, как знать.
Катри ничего не понимала, но спорить не стала. Она знала, что получила серьезные травмы, этот человек так или иначе оказал ей помощь, а от тигрицы без него не спрятаться. Волшебный зефир придавал девушке сил, и она чувствовала, что очень скоро встанет на ноги… и сможет вернуться в пустынный лес.
Каждый день в комнату светило солнце и Катри было непривычно чувствовать на себе тепло его лучей, ведь в месте обитания зверя редко увидишь что-то кроме серого неба и размытой дымки тумана. Через пару дней Катри уже могла ходить и исследовать дом незнакомца. Деревянное жилище было простеньким и уютным, напоминало такое место, куда с радостью можно приехать отдохнуть, например, на каникулы или выходные, отведать бабушкиных пирожков из каменной печи и позабыть о проблемах. Пирожками здесь, правда, не пахло, только зефиром и разными травами, которыми хозяин дома обрабатывал раны своей гостьи. Но одна комната вызывала странные ассоциации и воспоминания. Вот кровать, вот знакомое на ней цветастое покрывало. Здесь телевизор стоит и красная кнопка в режиме ожидания, тот редкий случай, когда с экрана не доносится бесконечное бормотание. Катри смотрела на него и ловила себя на мысли, что рада тишине, царящей в комнате. Потом девушка увидела полочки, забитые кулинарными книгами, записки на столе, напоминания о повторных явках к врачу и лечении. Знакомым почерком там было написано и о домашних делах, уборке и необходимых покупках, расчеты оплаты за жилье и разные номера телефонов. Катри взяла одну из книг, открыла на случайной странице… и не увидела там картинок с едой и рецептами. Вместо них бумага была перемазана пятнами черно-оранжевой акварели, а каждая линия и изгибы на листах складывались в изображение тигрицы. Снова она, опять этот умоляющий зов раздался из ниоткуда. Зверь идет по ее следу и никогда не отступит, но что может означать такое явное сходство вещей этой комнаты с предметами места, где жила ее мать? Нет ответа.
Мама. Эта мысль отзывалась внутри горьким и тоскливым чувством, не по ней, а по свободе без нее. И чем больше Катри исследовала знакомую комнату, тем сильнее ощущала это, а зов тигрицы эхом будто ударялся в стены и предметы. На столе возле окна две разноцветные птицы сидели на пластмассовых веточках. Катри помнила эту игрушку и то, как мама сама хотела ее купить. Стояла потом она у нее в комнате, прямо как здесь, а птички, синяя и красная, реагировали на звуки, хлопки и прикосновения, начиная чирикать. Они так и не сумели договориться и скоро замолчали навсегда, а под крышкой для батареек было пусто. Что ж, думала Катри, по крайней мере когда-то эта игрушка могла ненадолго заменить матери телевизор и сквозь свои круглые стекла очков ей было приятно наблюдать за движениями фигурок. Это лучше, чем мрак передач телевизора и серый густой туман за окном, там все равно ничего не разглядеть.
Катри открыла входную дверь и выглянула на улицу. Озеро возле дома было даже лучше, чем в окне спальни. Земля всюду покрывалась сочным одеялом травы, так что это место не было похоже на то, где выросла Катри. Тигрица, скорее всего, сюда не направится, думала девушка. Но пышные кустарники могли бы ее здесь замаскировать. В любом случае каким-то особым чувством Катри знала, что пока она в доме, ей ничто не грозит. А тем временем хозяин дома заботливо собирал в большой таз гроздья зеленого винограда. Запах тут стоял удивительный, такой ароматный и насыщенный, он так и манил наслаждаться жизнью в столь солнечный день. Своего спасителя Катри стала называть Ангелом и, завидев ее, этот милый человек своей улыбкой оправдывал новое имя.
– Пришла старику помочь? – спросил он. – Ну вот и славно, тут немножко осталось. Иди, я покажу тебе, как их снимать.
– Но вы не старый, – удивилась Катри. – Никогда бы не подумала, что вам…
– О, я просто хорошо сохранился!
Они собрали последние гроздья винограда, а затем Катри помогла Ангелу отнести большой таз в дом. Ей очень хотелось поделиться со своим новым другом странными чувствами, которые она испытала в одной из комнат дома, но не решилась. Все происходящее здесь было не менее странным, лечиться зефиром, выглядеть молодо, теперь еще вещи эти не давали покоя.
Неужели здесь была моя мать?
Снова этот зов. Тигрица идет по следу и оставалось гадать, что может ей помешать. Она доберется в этот мир, позволит себе ступить за пределы пустынного леса, за одеяло тумана и пустоты забвения, чтобы снова увести Катри с собой. Отчаянные мысли закрутились в голове девушки и покой снова отступал. Это было похоже на бесконечное раскачивание парных качелей, где в этот раз тигрица снова поднималась над ней вверх, все выше и эта игра всегда была для обоих тяжелым соревнованием.
– Могу я называть вас Ангелом? – спросила Катри, когда они вернулись в дом и устроились в кухне.
– Конечно можешь, девочка, – ответил Ангел и поставил перед ней тарелку винограда, – хорошее имя!
Ароматные ягоды оказались очень вкусными, зов ненадолго стих, а Катри словно опять одержала верх над тигрицей.
– Ох, милые, – вздохнул Ангел, – какая же между вами борьба. Кому из вас больнее, интересно?
– Я должна была убежать. Устала, понимаете?
– А чего ж не понять, конечно вам обоим тяжело.
– Вы мне помогли, за это я правда очень признательна, укрыли меня здесь, но этот зов… он все равно не оставляет меня. Снова нужно будет возвращаться в тот лес, чтобы она не натворила глупостей. А еще объясните мне, я что, ненормальная? – Снова противный ком в горле мешал говорить. – Я зашла в одну из комнат, а там вещи моей матери, там все, от чего я бегу, почему? Что это за место такое?
Ангел понимающе улыбнулся, будто знал нечто такое, чего Катри только предстоит понять. А потом он сказал:
– Это дом для вас, тут всем рады, знаешь ли. И матушке твоей тоже рады. Ты, главное, не беги. Вдруг мама хочет тебе что-то сказать?
– Это больше не моя мать, а зверь. Я не для того бежала от него, чтоб опять получать рубцы и шрамы от зубов.
Виноград больше не радовал ни вкусом, ни цветом. Снова это ощущение движения качелей, тигрица опять наверху, а зов раздавался отовсюду все громче и громче. Казалось, что Ангел совсем его не слышал, и это Катри только больше расстраивало.
– Не волнуйся, у тебя есть время хорошенько отдохнуть. Тигрица тебя не потревожит.
– Вы ее тоже слышите?
– Я слышу ее мольбу, а ты – рычание.
– Так тому и быть. Моя мать превратилась в животное, так пусть меня от той же участи избавит. Я ушла, потому что ничего общего с такой родней не имею. Не знаю, что у вас за комната, но туда я больше не пойду. Хватит с меня напоминаний о прошлом, думала, хоть здесь мне это не грозит.
Катри вышла из кухни и закрылась в своей комнате. На секунду ей стало неудобно за свое поведение перед человеком, который помог ей и укрыл от пережитого кошмара, но поделать ничего не могла. Обида грызла ее сильнее любых клыков, а рана на груди девушки неожиданно начала кровоточить. На прикроватном столике больше не было золотого медальона, но, к счастью, Ангел оставил вместо него упаковки ваты и бинтов. Катри не раздумывая взяла вату и приложила к ранам, таким свежим, будто их нанесли только что. Карусель мыслей и воспоминаний опять начинала свой круг, и в этих мыслях теперь вертелись не только знакомые вещи, но и превращение, изменившее жизни обоих, матери и дочери.
Тигрица появилась в момент очередного спора и драки, впредь человеческие черты навсегда исчезли, но и жизнь Катри не стала лучше. Даже здесь, в уюте деревянного домика у озера она уже не чувствовала себя в безопасности, догадываясь, что Ангел не будет помогать ей прогнать зверя. Придется справляться самой и все, о чем Катри жалела, так это о том, что задержалась тут дольше, чем следует. Она кое-как остановила кровь и поспешила одеться. Зов тигрицы слышался слишком хорошо и, если ее не прогнать, Катри снова окажется с ней в пустынном лесу. Спастись уже не получится и будет слишком поздно. Перед уходом Катри посмотрела в окно на спокойную безмятежность озера и вздохнула. Как сильно она снова скучала по свободе и покое, но теперь этого снова не видать, ведь возле воды стоял тот самый зверь, от которого Катри когда-то убегала.
Большие великие кошки. Так ведь их называют? Должно быть, это сказал тот, кто хоть раз не бывал их жертвой. Хочется стереть себе память, забыть весь ужас и боль, увидеть зверя во всем его совершенстве и величии, а в черных полосках на шерсти цвета осени замечать изгибы красоты, а не уродства. Что стало с моими глазами? В туманах пустынного леса мое зрение исказилось навсегда.
Катри наблюдала за тигрицей из окна и не могла поверить, что это животное сумело дойти до домика. Ее шерсть словно впитала в себя всю серость родных мест, потускнела и лишилась красок, заметно выделяясь в сочной листве здешней природы. Тигрица исхудала, ее выпирающие ребра наводили на мысль о дурманящем голоде. Зов и протяжное рычание могло означать только одно – животное мучилось без еды. Но было еще кое-что. Трава в местах, где ступили ее огромные лапы окрашивалась пятнами крови. Задняя левая лапа тигрицы была ранена и безвольно тянулась за остальными. Всюду ощущалось дыхание смерти и Катри подумала, что мама пришла сюда, чтобы найти покой и умереть.
Скоро Катри наблюдала появление Ангела. Он суетился с тигрицей, как с маленьким котенком, а у той не было сил, чтобы навредить ему. В этих мутно-желтых глазах виднелась благодарность за оказанное внимание. Катри уже не видела смысла выходить к озеру, но и не могла оторвать глаз от столь необычного поведения Ангела. Тигрица без сил легла под яблоню возле озера, ее грудная клетка поднималась и опускалась все чаще, рычание прекратилось. Она слушала какой-то необыкновенный ласковый шепот мужчины, проявившего к ней любезность и теплоту.
Моя мать умирает, а я ничего не чувствую.
Все просто остановилось, в тот самый миг, вместе с пульсом и последним предсмертным вдохом.
Чистый лист. Пустота. Освобождение.
Такими и были последние мгновения наедине с ней.
Ноги будто сами тянули Катри в ту самую комнату, где возрождались знакомые воспоминания. Она открыла дверь, но на кровати там больше не лежало цветастое покрывало, но было кое-что другое – напоминание куда важнее личных вещей.
В постели, наполовину укрытая одеялом, лежала исхудавшая женщина лет восьмидесяти. Колени ее были согнуты набок, а голова и туловище повернуты на спину. Тонкие руки сложились на груди, будто стыдясь и прикрывая ее, часть одеяла открывала подгузник. У женщины больше не было сил его расстегнуть. Невидящие полузакрытые глаза глядели в никуда, а из перекошенного набок рта больше не слышно ни одного звука. Мама больше не позовет. Никогда. Катри вновь нащупывала пульс на ее запястье, всюду знакомая тишина и запах свежевыстиранного белья. В другой руке у Катри телефон, в котором наготове номер «112», три цифры, как шаги к вечности и свободе. Остается всего лишь дать сигнал.
Ангел закрыл глаза тигрицы и начал подносить к ее мертвому телу большие листья и ветки. Зов тигрицы смолк, а в тишину уходящего дня ворвался истошный крик боли. У озера появилась лучница с черными волосами. Катри с трудом узнавала в ней родную сестру Тарью, ведь лицо ее исказило безграничное горе и невыносимые рыдания. В руках она держала окровавленные сломанные стрелы и, увидев мертвого зверя, бросила их в сторону и упала на колени. Было время, когда эта женщина охотилась на тигрицу, желая лишь один раз попасть в сердце и забрать себе ее шкуру в качестве победного трофея. Но задача оказалась не из легких. Животное было ловким и быстрым, что на время и спасло ему жизнь. Тарья знала, что однажды ей удалось ранить тигрицу, но она скрылась, а лучница выйти на след не осмелилась. Вместо этого она убивала зверюшек поменьше, сдирала с них шкуру и с гордостью носила на себе. Теперь же след былых ее побед и заслуг утопал в безграничном горе и сожалении о неминуемой утрате.
– Мамочка, прости, – шептала Тарья, снимая с себя всю свою шкуру и оставаясь перед тигрицей абсолютно нагой. – Ни о чем не прошу больше, живи только, мама, пожалуйста, слышишь? Живи, я ведь не смогу без тебя!
Катри наблюдала за Тарьей и в этот момент увидела, как ее обнаженное тело начало покрываться знакомой шерстью цвета той самой осени, когда между матерью и старшей дочерью произошла крупная ссора. Тарья с того дня надолго исчезла, а в лапе тигрицы в тот момент уже находился обломок стрелы. Обиды, боль и горе становились черными полосками на теле несчастной лучницы, и она не замечала, как сама становится такой же как мать.
– Хочешь к ним подойти? – спросил Ангел. Он стоял рядом с Катри и держал в руках небольшой обломок кровавой стрелы.
– Нет, лучше пойду к себе. – Катри решила забрать у своего друга стрелу и пообещать себе больше не заходить в комнату матери.
Но воспоминания все равно обрушивались как снежный ком, а в месте, где Катри нашла свой приют, снова разыгрывался тот видеоряд пережитых когда-то дней. Ритуальные услуги, церковь, кладбище и поминки, по новому кругу, которому не видать конца. И никто не желал остановить эту пленку. Раз за разом мама звала, пока были на это силы, звала Катри, чтобы обрести утешение, а в итоге нашла покой не с детьми, но с Ангелом, давшим когда-то свой приют всем, кто этого хочет.
Счет времени этого мира стал действовать по каким-то иным законам и казалось, что всего за пять минут тело тигрицы слилось с землей и листвой, а с яблони начали падать красные плоды. Солнце так и не уплыло за горизонт, над озером раскинулся желто-оранжевый закат.
– Она нашла утешение, – снова послышался голос Ангела, – а вот бинты вам с сестрой еще ох как могут пригодиться.
Тарья уже не была человеком, она превратилась в такую же тигрицу, как и ее мать. Полоски боли, обид и сожалений раскинулись как мазки черного угля на ее шерсти, которые не просто смыть. Она издала протяжное рычание и убежала, оставив возле яблони свой добытый трофей из шкур.
– Что это за медальон был у меня на столике? – спросила Катри.
– Попробуй спросить об этом свою маму.
В тот же миг девушка обернулась, но увидела перед собой вовсе не Ангела, а маму. На вид ей было не больше двадцати лет и, казалось, смотря на нее, Катри видит себя, как в зеркале, настолько похожими они были. Чистая и нежная кожа, ясный и светлый взгляд, полный любви, молодая женщина была абсолютно свободна от своих ран и болезни. В руках она держала тот самый медальон, который Катри увидела в свой первый день здесь.
– Держи, – сказала мама, – будь счастлива. И спасибо за все.
Прости и прощай.
Как последний поцелуй в церкви.
Но прощаемся ли мы?
– Нет, моя дорогая. Ты скоро поймешь, почему.
Катри посмотрела на медальон, открыла маленькую золотую коробочку и увидела в ней крохотную картинку уютного домика, напоминающего жилище здешнего Ангела. Она надела медальон на шею, ощутила от него странную пульсацию и тепло и в этот момент поняла, что начинает просыпается.
А новые дни в своем обычном земном распорядке времени вступали в свои права. И последним словам в той самой церкви не хватало искренности и облегчения. Но теперь Катри сомневалась, что готова их повторить, ведь с ней есть незримый медальон с маленьким домиком внутри. Сложно сказать «прощай», когда всего секунду назад мама пожелала счастья.
Тому, кто летит высоко лучше говорить: «До встречи!».