— Хм-м-м… — Чуя провёл пальцами по стеклянной бутылке, задерживаясь у основания, и поднял глаза к тому, кого привык ненавидеть уже достаточно долго, чтобы это чувство укоренилось в сознании, становясь чем-то абсолютно естественным. — Что за спектакль, Дазай? — Он изогнул брови, ожидая, что из-за угла выпрыгнет оператор со словами: «Улыбнитесь, вас снимают!» или что-то из той же оперы.
— Я не могу быть серьёзным? — Дазай несколько раз моргнул, прежде чем широкая ухмылка исчезла с его лица.
— У меня нет настроения потакать твоим выходкам, — парировал Чуя, зная, что от Дазая можно ожидать всего, что только угодно его больной фантазии. — Так что, если это не касается работы, хотя и она не связывает нас уже очень давно… — Он замолчал, оценивая неуверенность в карих глазах напротив, что так и намеревались прожечь дыру в его груди. И это показалось ему странным, ведь Осаму всегда был уверен в своих словах или действиях. — В общем, я пошёл.
Дазай действительно хотел попросить Чую остаться, но слова так и застряли комом в горле. Он мог выдавать поистине великолепные шедевры в адрес рыжего засранца, если они сопровождались едкими высказываниями, но когда дело касалось чего-то большего…
— В чём, мать твою, дело? — прошипел Чуя, задерживаясь у самого выхода. — Моя машина снова взорвётся твоими стараниями? Или, может, ты придумал что-то более изощрённое на этот раз?
— Я люблю тебя, — холодно и безапелляционно произнес он.
Чуя на мгновение остановился, оборачиваясь, и покачал головой:
— Ты просто больной, Дазай. Нет, я серьёзно, если ты нуждаешься в психотерапевте, а зарплата ВДА оставляет желать лучшего… — Чуя просунул руку в карман, вытаскивая бумажник. — Я не обеднею, если ты, наконец, оставишь меня в покое.
Дазай стоял напротив своего бывшего напарника, с потехой наблюдая за протянутыми в его сторону купюрами. Логика не всегда была союзницей Накахары Чуи, а иногда они и вовсе казались вещами взаимоисключающими. Несмотря на то, что Осаму давно покинул ряды Мафии, деньги не были его проблемой, ведь накопленных сбережений хватило бы на всю оставшуюся жизнь с лихвой — это было очевидно всем.
— Какая щедрость. — Дазай ухмыльнулся, возвращаясь к своему привычному амплуа, и наклонился, чтобы, как наивно полагал Чуя, забрать деньги.
Однако купюры остались нетронутыми и всё так же зажимались меж двух пальцев, облачённых в чёрные перчатки. Рука Чуи дрогнула, но Дазай успел коснуться его губ своими прежде, чем к Накахаре пришло осознание.
Голубые глаза широко распахнулись, а пальцы расслабились, роняя на пол зелёные банкноты. Этот поцелуй был почти невесомым: чистым и невинным, если подобные выражения вообще можно было применить к Дазаю, но он вложил в это действие всего себя — все свои чувства, накопленные за десять лет с момента их первой встречи, ведь Накахара был всем, чем он жил, независимо от того, находились они рядом или порознь. Стабильно Дазай засыпал и просыпался с одной единственной мыслью, смысл которой сосредотачивался темпераментом бывшем напарнике.
Безусловно, от Дазая можно было ожидать многого, но что он додумается до такого, Чуя не мог и представить. Поэтому ему потребовалось время, чтобы отреагировать должным образом. Однако должным всё же не получилось. Потому вместо того, чтобы впечатать Дазая в стену, Чуя лишь зарядил ему звонкую пощечину, чувствуя, как собственное лицо покрывается румянцем, а сердце уходит в пятки.
— Пощёчина? — смутился Дазай. — Серьёзно? Я рассчитывал, как минимум, на несколько переломов…
Чуя тоже рассчитывал на нечто подобное. Как минимум, что прибьёт этого кретина в ту же секунду. Но пощёчина? Что это вообще было? Он медленно поднял глаза выше, задерживаясь на тонких губах, что минутой ранее касались его рта, и встретился со взглядом Дазая. Однако тот больше не улыбался и казался абсолютно серьёзным.
Чуя и вовсе подумал, что лучше бы это оказалось очередной неудачной шуткой. Да. Тогда бы всё встало на свои места.
— Мне начинать смеяться? — Рыжие брови сместились к переносице так, что теперь Чуя выглядел в недоумении и раздражении одновременно. — Если ты счёл мой каминг-аут очередным поводом для насмешки и думаешь, что меня это заденет, то…
— Нет. — Дазай отрицательно покачал головой. — Я не пытался тебя задеть… — Он замялся. — в этот раз.
— В таком случае, что всё это значит? — Чуя махнул рукой, указывая на стол, накрытый ужином и украшенный бутылкой его любимого вина 89 года.
— Свидание? — Дазай отстранённо пожал плечами.
— Ты только что сказал, эта встреча не связана с моим каминг-аутом, — прошипел Чуя.
— Я сказал, что не пытался задеть тебя этим, — поправил Дазай, — а не то, что встреча с не связана с каминг-аутом.
— Ты… — Чуя взял паузу, пытаясь подобрать подходящие к этой ситуации слова. — Ты просто, нахрен, болен.
***
Сегодня была их десятая годовщина, и Дазай каждый раз пересказывал Чуе их первое свидание, не упуская значительные и не очень детали.
— Честное слово, порой мне до сих пор кажется, что это какой-то затянувшийся розыгрыш. — Чуя провёл пальцами по горлышку стакана, рисуя тонкую линию, и, подняв его, отпил несколько глотков красного вина.
— Десять лет, Чуя! — напомнил Дазай. — Ты носишь кольцо на безымянном пальце и мою фамилию, а я до сих пор не заслужил твоего доверия?
— Моё доверие было с тобой с самого начала, и ты это знаешь.