Предсказывай или лги, лечи меня от тоски

Пообещай в ноябре, что скоро весна

Только не уходи, кто-то не пьёт один

А я не могу встречать темноту одна.

Немного нервно «Миротворец»

Он просыпается резко. Так, словно вынырнул из холодной воды и теперь не может надышаться. А чувствует себя так, словно не вынырнул, словно тëмные воды сна так и продолжают давить. А во тьме комнаты так и мелькают силуэты, слышатся обрывки фраз. Кто это? Как они связаны? Связаны ли хоть как-то или всë это лишь фантазии?

Келус зажигает свет, и тени разбегаются по углам. Открытый космос за окнами течëт как воды морских глубин. Келус смотрит в него и почему-то чувствует себя потерянным. Или потерявшим себя.

***

Ночь и день на экспрессе — понятия относительные. Если не сверяться с часами, в космической глубине легко потерять счёт времени. Здесь, как нигде больше, понимаешь, что оно относительно. Келусу вот кажется, что оно и вовсе замерло. Он провёл всего час, пытаясь отвлечься: пробовал читать, играть на смартфоне, просто ходить из угла в угол. Всё было одинаково бесполезно, и в этих бесплодных попытках, казалось, прошла целая вечность. Причём прямо по нему. Ещё и изрядно так потоптавшись.

Хотелось поговорить с кем-нибудь. Отгородить себя от неясных теней кошмара ощущением чьего-то реального присутствия.

Спустя ещё полчаса, сдавшись своей тревоге, Келус выходит в коридор. Прохаживается туда-сюда, прикидывая, кто с меньшей вероятностью прибьёт его, если он начнёт ломиться в дверь по причине «мне приснился плохой сон и теперь как-то тревожно». Келус ведь даже не до конца уверен, что сон был плохим. Он был… Келус не знает. Но будто Стелларон в груди чуть сдвинулся. Будто Келус сам сделал шажок к пропасти, оставшейся вместо его прошлого. И ему так хотелось и не хотелось туда падать.

— Есть какая-то причина, по которой ты проходишь по коридору уже восьмой раз? — когда из-за спины раздаётся голос Дань Хэна, Келус вздрагивает. Натурально так подскакивает на месте и отшатывается. Дань Хэн этому не удивляется. Но он не удивлялся и тому, что Келус разговаривал с мусорными баками, так что…

— Я тебя разбудил? — спрашивает Келус, уже внутренне готовясь извиняться.

— Нет, — качает головой Дань Хэн. Вид у него не заспанный, но сонный и усталый.

— Ты так поздно над архивами работал?

— Нет.

— Кошмары?

Дань Хэн хочет снова качнуть головой, но потом задумывается на мгновение и кивает.

— Можно и так сказать. Дурные предчувствия.

Келус надеется, что это не он тому виной. В бесконечном и непостижимом пространстве космоса всё возможно. Так что, может, Келус своей тревогой создал вокруг себя неблагоприятный фон. Или какая-то магнитная волна прошла сквозь экспресс и заставила все страхи из подсознания всплыть наружу.

— И что ты предчувствуешь? — спрашивает Келус, неосознанно подаваясь вперёд.

— Что не усну больше, — усмехается Дань Хэн. — Зайдёшь?

Келусу приходится удерживать себя, чтобы действительно зайти, а не ворваться.

***

— Тебе раньше не снились кошмары?

Келус задумывается над вопросом, крутя в руках в руках фишку с надписью «советник». Он перекидывает её между пальцами, словно опытный фокусник монетку, даже не концентрируясь на этом. Дань Хэну начинает казаться, что в какой-то момент фишка исчезнет. Но она опускается на доску.

После недолгих раздумий о том, чем бы себя занять, они решают сыграть в сянци. Не так давно Дань Хэн объяснил Келусу правила древней игры Сяньчжоу, но он играет подозрительно хорошо для того, у кого это едва ли пятнадцатая партия в жизни. Когда учили играть самого Дань Хэна (он плохо помнит, в какой из жизней) ему говорили: стиль игры в сянци — прямое отражение способа мыслить. Действия Келуса в игре хаотичны. Дань Хэн так и не смог понять: есть ли у него изначально хоть какой-то план или он сначала просто ставит фигуры наугад, а потом подстраивается под ситуацию. Выигрывает Дань Хэн всё же чаще, но только в те моменты, когда ему удаётся разглядеть и разгадать систему. В противных случаях он проигрывает, оказываясь бессилен против хаоса.

Сейчас же Келус ставит фигуру советника в совершенно случайное, как кажется Дань Хэну, место и отвечает:

— Нет, — потом задумывается, чуть раскачивается из стороны в сторону, потому что совершенно не умеет сидеть спокойно, и добавляет: — По крайней мере, на экспрессе кошмаров не было. До него снились, наверно. Я даже до конца не уверен, что это был кошмар.

— Подавленные воспоминания, возможно?

Келус лишь пожимает плечом.

Дэнь Хэн думает, что ему интересно, кем был Келус раньше. До экспресса. До того, как Стелларон оказался у него в груди где-то рядом с сердцем. И в то же время от одной мысли о том, что он вдруг вспомнит, немного тревожно. Потому что вдруг после этого он захочет вернуться к совсем прошлому? Вдруг там его кто-то ждёт?

— Ты хотел бы вспомнить? — Дань Хэн передвигает фигуру, и конь Келуса отправляется в сброс. Сам Келус о кошмарах Дань Хэна не расспрашивает, пусть ему и интересно, по глазам видно. Дань Хэн ему за это благодарен.

— Наверно, — Келус снова крутит фигуру. Дань Хэн не может заставить своё подорванное отсутствием сна внимание не концентрироваться на этом. Не следить за быстрыми движениями пальцев. — Не знаю. Если там что-то неприятное, то и не надо. Хотя…

Дань Хэн вдруг понимает, что ему тревожно от этого «хотя».

— Хотя?

— Если я сам сбежал от своего прошлого, — при этих словах у Дань Хэна по спине пробегает холод, — то и в чёрную дыру его. А если прошлое у меня отняли, то мне нужна моя память обратно.

Глаза Келус при этих словах на мгновение вспыхивают золотом. Хотя, может, просто отсвет.

Дань Хэн же думает о том, что Келус в экипаже не так давно, но без него будет уже не то. С ним уйдут его странные шутки, неожиданные решения, хаотичная энергия, которая почему-то не раздражает. Дань Хэну нравится, что Келус может зацепиться за какой-то момент в книге и полчаса говорить о нём, мешая либо ругательства, либо восторги с анализом произведения. Нравится, краем глаза наблюдать за тем, как Келус не может справиться с боссом в игре и то кроет его проклятиями, то умоляет умереть уже. Нравится, что Келус умеет быть тихим и будто распространять эту уютную тишину вокруг. Нравится, что от момента возникновения идеи в голове Келус до начала её реализации может пройти едва ли минута, но Дань Хэн всё равно позволит втянуть себя в авантюру. И будет весело. Дань Хэну эгоистично не хочется всего этого лишиться.

Он раньше отлично жил без этого, но только потому что не знал, что ему был необходим элемент хаоса. Тот самый, перед которым он раз за разом оказывается бессилен.

Дань Хэн отвлекается всего на мгновение, прикрывает глаза, пытаясь вернуть мысли к игре. А фигура, которую Келус крутил в пальцах левой руки, исчезает. Оказывается вдруг в правой. Потом на доске.

Келус улыбается, довольный настолько, что все тени тревог уходят из его глаз, и говорит:

— Я выиграл.

***

— Ты засыпаешь, — говорит Дань Хэн, а Келус упорно мотает головой.

Время приближается к утру, и у них будто начинается негласное соревнование, кто продержится дольше. У Дань Хэна сна ни в одном глазу, а вот Келус, окончательно успокоенный его присутствием, подавляет зевки.

Они ухитряются поиграть во всё подряд, разве что приставку из комнаты Келуса не притаскивают, потому что он катастрофически не умеет играть в приставку тихо. А ещё потому что Келусу не хочется уходить даже ненадолго. Комната Дань Хэна самое спокойное и самое любимое место Келуса на всём экспрессе, и это что-то говорит о нём самом, но он пытается не слушать.

Келус правда, видимо, на пару мгновений отключился, потому что не знает, в какой момент они оказались сидящими рядом на кровати Дань Хэна. Так близко, что Келус едва не кладёт голову ему на плечо, при этом доказывая, что вовсе не засыпает. Ведь за признанием обратного последует фраза: «Иди к себе и ложись».

Дань Хэн и правда её произносит. Не полностью только.

— Ложись, — говорит он, рассеяно проводя рукой по простыни.

Келус откидывает все свои мысленные: «Прямо здесь?», «Правда можно?» и «Ого, давно об этом мечтаю». Чтобы не спугнуть. И ложится, пристраивая голову рядом с бедром Дань Хэна. Так, чтобы его рука оказалась близко. Чтобы представить против воли, как его пальцы проводят по волосам. Чтобы мучительно хотеть о его руку щекой потереться. Но не двигаться места.

По полу комнаты словно перекатываются волны. За окнами на волнах космического океана перекатываются звёзды. Келусу даже кажется, что экспресс мерно покачивается с ними то ли на волнах, то ли на рельсах. Ещё кажется, что тёплая рука всё же проводит по волосам, едва касаясь.

— Я немного побуду тут, чтобы тебе больше ничего плохого не снилось, — бормочет Келус, едва разбирая собственные слова. И ему кажется, что Дань Хэн отвечает:

— Не немного.

Келус, наверно, кивает. Наверно, всё же трётся щекой о ладонь. Сон наваливается, но уже не топит в холодных чёрных водах, а кутает тёплым одеялом, и Келус снова не понимает, где выдумка, а где реальность, зато понимает другое. Внезапно, но отчётливо. Понимает, что он в Дань Хэна — хочется добавить спасительное «кажется», но получается обречённое «точно и очень сильно» — влюблён.