Глава 1

Примечание

В соавторстве с Фаро

Александр прищурился в телескоп. Ночь была идеальной для занятия астрономией - безветренная, безоблачная и прохладная. Растущая луна висела над домом серебряным серпом. Александр не чувствовал ни холода, ни сонливости. Он был на пороге открытия. Комета 93Р/Ловаша должна была вот-вот пройти мимо орбиты Земли. Период обращения был не бог весть - 9,2 лет, и тем не менее было необходимо задокументировать этот чрезвычайно значимый в астрономии феномен. Уж кому, как не Александру, было знать, что  в космологии не бывает незначительных событий.

Камера была настроена, телескоп - наведен. Согласно его расчетам, вот-вот… Сейчас…

Ослепительно белый росчерк скользнул по черному небу, усыпанному мелкими, плохо различимыми звездами. Трясущимися руками Александр проверил камеру - есть! Снимок есть!

Он немного побегал по полю, чтобы успокоиться. Холод Александр Александрович Лосев перестал чувствовать вовсе. Впервые за все время тщетных наблюдений за почти статичным небом и искусственными спутниками Александр увидел что-то действительно стоящее.

На то, чтобы успокоиться, у астронома-любителя ушел битый час, не меньше. Тогда он уже ощутил ночную прохладу, желание выпить чего-нибудь горячего (но не горячительного), поесть и срочно писать в астрономическое сообщество, отсканировав фото на двадцать, нет! пятьдесят копий!

Александр собрал складной телескоп, прижал к груди камеру, как самое главное свое сокровище, бросил последний взгляд на чистое загороднее небо и медленно пошел прочь, только сейчас замечая, как околели у него, оказывается, нос и пальцы рук и ног. Шел он, разумеется, не домой, а к лучшему другу.

Время для Пина было еще детское - наверняка тот еще копался в своей мастерской, трудясь над очередным ужасающим изобретением. Александр передернулся, когда вспомнил чертежи роботизированной няни, которую Пин собирался сконструировать для бывшей жены, еще когда его Биби был совсем мальком. У Пина было золотое сердце, но его изобретения были порой будто не от мира сего. Слишком гениальны для него.

И именно с ним, с самым близким человеком, Александр хотел первым поделиться своим успехом. А потом тут же - составление письма в астрономическое общество.

Он постучал в дверь гаража своим условным стуком - три быстрых стука и три сильных стука с паузой. Далее следовало выждать добрых минут пять или больше - Пин с трудом отвлекался от своего занятия, если уходил в него с головой. Когда через пять минут в дверном проеме гаража показался сварочный шлем поверх крепко сбитого тела в белой, перемазанной пылью и мазутом майке, Александр просиял.

- Друг мой терминаторный, а я к тебе с новостью!

Пин крякнул что-то сквозь шлем и пропустил Александра в гараж.

- Ну ты работай, работай, я потом, - Александр сгрузил сложенный телескоп на специально отведенную для его вещей полочку, которой Пин касался только чистой тряпкой, прижал к груди камеру и опустился на свой табурет. Он ожидал, что Пин сразу же вернется к сварке… того, что он там сваривал, но он стащил с лица шлем и утер лицо мазутной перчаткой, оставив темные разводы вокруг своих серо-стальных глаз. Александр, как и всегда, невольно залюбовался этим ни на что не похожим, почти хамелеоновым цветом. При свете лампочки Ильича, которая свисала с потолка гаража на последнем проводе, помнившем, судя по виду, еще живого Ильича, глаза Пина становились цвета темного железа, а на солнце - светлыми, почти полупрозрачными, сияющими облаками. Серыми.

Александр кашлянул в кулак.

- Какой новость ты хочешь мне рассказать? - Голос Пина чуть охрип после долгого молчания. Александр знал, что в последний раз Пин говорил с ним, а чуть погодя - с Биби по телефону. С этого момента прошли сутки. Александр сглотнул. Ему слишком понравилась эта хрипотца, настолько, что из рассеянной ученой головы едва не вылетело, собственно, событие. Он кашлянул и показал Пину камеру.

- Мне удалось заснять на камеру комету 93Р/Ловаша! Видишь ли, друг мой изобретательный, она пролетает мимо нашей орбиты каждые девять целых две десятых лет, и теперь я впервые запечатлел ее здесь, у нас! Следующая возможность наблюдать ее в нашей широте представится не раньше, чем через двадцать семь и шесть десятых лет!

- Через такое много лет мы будем очень старые, - отметил Пин, разглядывая камеру, а потом торопливо добавил: 

- Поздравляю! Можно отметить с самогон Копатыча!

Александр рассмеялся.

- Для самогона еще рано, друг мой эксцентричный, но сегодняшнее открытие - уникальная возможность! Мне нужно будет сейчас пойти домой, проявить фотографии, составить письмо в астрономическое… слушай, почему у тебя и в гараже такой холод, обогреватель, что ли, сломался… сообщество, и!..

Пин оглянулся на обогреватель, нахмурился и вдруг приложил большую прохладную ладонь ко лбу Александра.

- Саш, ты сейчас не идти ни в какой домой. Ты остаешься здесь.

- Нет-нет, - Александр торопливо слез с табурета, крепко придерживая драгоценную камеру. - Я приду завтра вечером, когда закончу с кометой.

- Никакой комет, - отрезал нехарактерно резко для себя Пин, - ты сейчас идти со мной!

- Да в чем дело, друг мой энигматичный? - Искренне удивился Александр, когда его потащили прочь из гаража. Камеру он отдавать отказывался, хоть и оглянулся беспомощно на телескоп. - Позвольте!..

- Все в порядке будет с твой телескоп! - Откликнулся Пин. - У тебя температур!

- Что за вздор!

Да, Александр подмерз в мартовской ночи, но и что ж с того? Он чувствовал себя превосходно! Ну, или, по крайней мере, сносно…

Когда Пин усадил его на стул и сунул ему под мышку ртутный градусник, Александр слегка притих под его суровым взглядом, и принялся рассматривать майку, туго обтянувшую крепкую грудь.

- Ты знал, что эту комету открыл венгерский ученый по фамилии Ловаш? В 1980 году? - Пробормотал он.

- Nein. Bleib ruhig sitzen, Sascha.

Когда Пин нервничал, он переходил полностью на немецкий, а вышеупомянутую фразу он повторял Александру настолько часто, что тот бы выучил ее и без специализированного знания немецкого языка. Ученый послушно притих на пару минут, после чего еще тише сказал:

- Он описал её как объект семнадцать в степени “м” звёздной величины с центральной конденсацией…

- Schweig. Das Thermometer wird aufgrund deines Geschwätzes die falsche Temperatur anzeigen!

Александр послушно примолк. Было очень скучно, и он начал считать тики секундной стрелки часов. Прохладная ладонь Пина прижалась к его лбу, и градусник выскользнул из подмышки. Ученый блаженно улыбнулся и поежился от прикосновения холодных пальцев.

- Я в полнейшем порядке, Пин, что ты в самом… деле…

Пин, сдвинув брови, смотрел на градусник, слегка поворачивая его на свету. Александр залюбовался его сосредоточенным лицом в разводах черной пыли. Протянув руку, Лосев коснулся сведенных на переносице темных бровей Пина. Тот слегка вздрогнул, но не отстранился, а разразился немецкими ругательствами:

- Verdammt, Sascha! Denkfaul! “Ich werde nach Hause gehen!” Аstronomische Gemeinschaft! Pustekuchen! Leg dich jetzt ins Bett! Du hast achtunddreißig und sechs!

Александр мучительно прищурился. Из всей тирады он едва разобрал свое имя, что-то про астрономию и “фердаммт”, который Пин часто повторял, выражая досаду на изобретение, не работавшее, как нужно.

- Друг мой билингвальный, я, право…

Пин бесцеремонно поднял светило отечественной науки под локоток и оттащил в свою спальню. Там он сгрузил Лосева в свою кровать, удивительно чистую, учитывая ее контраст с хозяином, плотно закрыл все окна и коротко сказал:

- Укрой себя одеялом… А, нет. Жди.

И куда-то ушел. Александр постарался не думать, что он впервые в жизни оказался в постели Пина. Он посидел, отметив, как странно чувствует себя набитая ватой голова,  слегка покачался из стороны в сторону, уткнулся носом в белую подушку и почувствовал слабый запах волос Пина.

Вернувшийся с теплым одеялом и вымытыми руками Шварц застал друга тихо сопящим в его подушку. Как его укрыли одеялом и положили удобно, Александр уже не запомнил.

Он проснулся через несколько часов, трясясь от озноба и чувствуя, как отвратительно сухо дерет горло, слизистая превратилась в наждачку. Правая ноздря была забита, левая будто лишилась любой защиты от раздражающего воздуха. Лосев сморщился, потер нос тыльной стороной ладони и потянулся за очками.

Так, а где прикроватная тумбочка? Он прищурил слезящиеся глаза. Батюшки, да это вообще не его комната!..

А, он же у Пина… Вспомнив об этом, Александр зарылся в подушку поглубже. Эх, запаха больше не было… Впрочем, скорее всего, из-за заложенного носа. И холодно…

Услышав хриплый сухой кашель, разодравший сонную утреннюю тишину, в спальне неслышно появился Пин с пиалушкой, от которой шел пар, и какой-то бутылочкой. Александр попытался поздороваться, как вежливый человек, но вышел только кашель - теперь еще и с мокротой. Пин только поднял бровь, услышав это.

- И тебе привет.

Он сел на край кровати, поставил пиалушку на прикроватную тумбочку, которая здесь стояла с другой стороны, налил в ложку сироп и безапелляционно пихнул ложку в рот Лосева. Тот сморщился - попытки фармацевта подсластить клятый “Лазолван” явно оказались провалом.

- Не хочу…

- Я тоже много что не хотеть, - отрезал Пин, крайне сурово, и взял пиалушку.

- Я сам, - Александр приподнялся. Как ни соблазнительно звучало позволить кормить себя с ложечки, это было слишком… смущающе.

Он поел в тишине. Пин не сводил с него глаз, но не трогал и не пытался помочь, только в самом конце вытер ему подбородок рукавом своей домашней рубашки. От этого простого жеста видавший виды Лосев покраснел, как пацан.

В последний раз он так краснел, когда неловко чмокнул одноклассницу Настю в одиннадцать лет в кустах за футбольным полем во время продленки. Сейчас он только тихо, рвано вздохнул и лег, опять закапываясь в толстое одеяло, и сонно удивился:

- У тебя же не было никогда такого, ты любишь, когда… - Зевок. - Холодно…

Прохладная, шершавая от мозолей ладонь легла Александру на лоб.

- Я для тебе это одеяло купить.

- А?.. - Ученый поежился, не уловив смысла. - Х-холодно что-то…

Пин неожиданно лег позади него и сгреб в медвежье объятие больную ученую шаурму, в которую окуклился Лосев. Сразу стало теплее и в общем приятнее жить. Александр хрипло откашлялся, шмыгнул носом и расслабил сведенные в попытке согреться плечи.

Это же ничего такого… Они же просто друзья. Наверняка все друзья так делают… Так, погодите, у него ведь было что-то важное…

- Астрономическое сообщество! - Он подскочил в кровати так резко, что едва не залепил другу локтем в нос.

- Пин! Где моя камера и твой ноутбук?!

- Тут твой камер, в ящике, - кряхтя, Пин приподнялся. Он выглядел каким-то слишком недовольным, но быстро взял себя в руки.

- Н-неси! Я и так потерял непозволительно много времени!

- Пять часов.

- Да!

Тяжело вздохнув, Пин послушался и терпеливо подождал, пока Лосев составит и отошлет свое температурное письмо с фотографией, но тут же после этого все отобрал и опять завернул в одеяло. Александр высунул нос.

- А ты скажешь мне, как только придет ответ?

- Да.

- А ты со мной полежишь?

- Ты совсем… Как это у вас говорят… Офонарел, - хмыкнул Пин.

- У нас не так говорят… - Лосев зевнул. Письмо отняло у него все силы. Пин хмыкнул еще раз и лег лицом к Александру. Тот отвернулся.

- Ты заразишься.

- Зараза к зараза не липнет.

- Это в высшей степени ненаучная точка зрения… Тебя Копатыч наш, что ли, научил? Теть Софа такого бы точно не сказала…

- Ja, ja. Повернись, Саша.

Александр послушался и уютно устроил нос в шее Шварца. А что такого? Он замерз…

Запах пыли, железа, машинного масла и самого Пина успокоили Александра моментально, и он довольно задремал.

Когда он проснулся в следующий раз, его била дрожь. Пин впихнул в него невкусную большую таблетку из аптечки тети Софы (она раздала такие всем своим непутевым “детям”), за что Александр на него обиделся, но быстро простил за роллтон с курицей. Остаток дня Александр спокойно дремал, прислушиваясь к тиканью часов и гадая, когда Пин вернется из гаража. Он заснул по-настоящему, только когда Пин вернулся из гаража, пахнущий дешевым мылом, и лег рядом. Буррито с повышенной температурой и высшим образованием тут же оказалось практически на нем. Пин прокряхтел:

- Ты тяжелый, Саша.

Он всегда произносил имя Александра с ни на что не похожим немецким акцентом. Лосеву казалось, что от одного звука его голоса горло перестает драть, а от тепла его рук противный озноб разжимает бледные пальцы и отпускает его.

На третий день Александр начал сам шататься по квартирке Пина, завернутый в одеяло, и сходил в душ. Через пять дней от его болезни не осталось и следа, и Пин резко перестал ложиться к нему.

Было очень жаль, но не симулировать же. Повезло еще, что всю группу Александра забрали на практику, и пары он все равно не вел.

Ответ от астрономического сообщества с подтверждением наблюдения Александра пришел в последний день пребывания его у друга. Он вызвал, разумеется, радость, но что-то ей как будто мешало.

Ложиться спать в одиночку в первый вечер с начала болезни было одиноко, но Александр только сердито фыркнул сам на себя. С чего он вообще взял, что…

Он позвонил Пину в пятницу вечером - соскучился неимоверно. Телефон мягко затрещал - Пин не любил эти мобильники, предпочитая собственноручно собранный старенький стационарный телефон.

- Алло!

- Hallo! А, Саша! Как ты?

- Да нормально, - Лосев опять почувствовал нехарактерное для себя смущение, но отмахнулся. - Помнишь, ты говорил про самогон?..

- Ja! K-komm h… Э-э, приходи!

- С меня закуски.

- Хорошо.

Александр повесил трубку и посмотрел на свою холодную вспотевшую ладонь. Странно… Чего он так волнуется? И почему не может забыть прохладное дыхание Пина на своем горячем лбу?

“Выпить с лучшим другом, что мы уже делали сто раз. Да что может пойти не так?”

Примечание

Фразы Пина:


  1. Нет. Сиди спокойно, Саша.
  2. Помолчи. Термометр покажет неправильную температуру из-за твоей болтовни!
  3. Черт побери, Саша! Пустоголовый! "Я домой пойду!" Астрономическое сообщество! Черта с два! Сейчас же ляг в постель! У тебя тридцать восемь и шесть!