Санс смотрит на человека. Человек смотрит на Санса. Который раз они уже встречаются здесь? Кто бы сказал? Низкорослый скелет перестал считать давным-давно.
Вновь та же речь, по тому же сценарию. Он сам не знает, зачем каждый раз повторяет одни и те же строки раз за разом. Дитя смотрит на монстра остекленевшими красными глазами сквозь полузакрытые веки, их некогда безумный, предвкушающий оскал теперь тусклый, приклеенный. Лицо словно застывшая восковая маска, почти такая же, как на лицевой Санса. Ему хочется спросить у них: «Какого чёрта?» Но он не спрашивает. Зачем? Это ничего не изменит.
Человек неловко, будто марионетка в руках неумелого кукловода, делает ещё один шаг вперёд. Монстр, будто ничего не замечая, вновь предупреждает его о последствиях следующего шага, ни на что, впрочем, не надеясь.
Но вдруг дитя встрепенулось, словно после дрёмы. Они моргнули пару раз, осмотрелись дезориентировано, будто и в самом деле не понимают, где находятся, пока не встретились глазами с чёрной бездной глазниц скелета. Фриск (или кто там теперь вместо них) печально смотрели на своего Судью и Палача, искренне и виновато улыбаясь, словно они извиняются, просят прощение за то, что было и что будет. Санс несколько озадачен, он всё больше и больше хочет спросить у них, что происходит. Но вдруг они глубоко вдыхают, словно перед прыжком в ледяную воду и закрывают глаза. На их лицо вновь возвращается та застывшая маска. Человек делает новый неловкий шаг вперёд.
Санс решает не заморачиваться над тем, что увидел, это всё равно не имеет значения. Он давно мёртв. Он это знает, они это знают. Осталось только добить. Ха-ха. Это почему-то кажется ему смешным. Но, всё же, он постарается, чтобы победа не была лёгкой. Что поделать? Тихий голосок внутреннего злорадства — всё, что у него осталось. Ну, ещё пошвырять подлого ребёнка о стены и кости или спалить мерзавца бластером тоже какое-никакое, а развлечение. Интересно, как скоро ему станет лень даже сопротивляться? Хотя, какое ж это сопротивление? Так, подрыгать ножками, пока неумолимое течение реки неизбежности несёт тебя к водопаду, ведущему в грёбанное ничто. Ха-ха. Он честно пытается посмеяться над своей участью. Но это не смешно. На Санса накатывает очередная волна апатии, однако он с удивительным даже для самого себя упорством продолжает уворачиваться от ударов человека. Несмотря на то, что атаки самого скелета доведены до автоматизма, и придумывать что-то новое откровенно лень, дитя всё равно умирает. Ненадолго, впрочем.
Грёбанная Решительность, грёбанные сбросы! Сансу хочется взбеситься, рвать и метать, сорваться, слететь окончательно с катушек и дать себе волю! Или просто хотя бы во весь голос завыть, закричать от злости, отчаяния, безысходности, собственного бессилия, беспомощности… от ещё много чего, но ему слишком лень, поэтому он только тихо вздыхает — это всё, на что его хватает.
Фриск появляются перед ним. Снова. Он посылает их гореть в аду. Снова. Их лицо на этот раз не меняется.
За шумом бластеров и костей он не слышит, как человек, по-прежнему двигающийся, словно кукла на ниточках, тихо-тихо шепчет:
— И вновь ты посылаешь нас гореть в аду,
Но, знаешь, ведь мы давным-давно уже там.
Решимость принесла в этот мир лишь беду.
Смерть милосердна ко всем, но не к нам.
У них было достаточно времени, чтобы придумать эти строки. Ну да, чем ещё заниматься в пустоте, когда ты не можешь ни пошевельнуться, ни умереть, хотя, казалось бы, давно уже не жив.
Сансу кажется, что он знает о сбросах и временных линиях довольно много, но это не так. Он не помнит их досконально. Чара помнят. Фриск помнят. Помнили. Но оно, наверное, к лучшему. В конце концов, скелету и того, что у него есть, хватает с головой. А Фриск больше не страдают. Им ведь приходилось тяжелее всего. От них оставался только бессильный, агонизирующий разум. Особенно теперь, когда неведомая, но кошмарная сущность, которой принадлежали тело и Душа восьмого упавшего, не отдали последнее Чаре. Приёмное дитя четы Дриимурр даже не подозревали о Его существовании. Они искренне думали, что всё это время говорили с Фриск, а оно вот как оказалось.
Чара думали, что власть над сбросами и сила, способная стереть весь мир, принадлежат им. Они думали, что могут контролировать это. Но это не так. Решительность первого и восьмого детей была лишь возможностью, которой пользовался кто-то другой. Чара думали, что они просто давали Фриск силы, чтобы восстать из пепла подобно фениксу, они думали, что могут ощущать их чувства и мысли. Но, как теперь ясно, были у восьмых секреты, добраться до которых мало было просто находиться в одном теле.
Даже после того, как приёмному дитя четы Дриимурр удалось получить Душу Фриск, они продолжали долго молчать. Они будто на что-то надеялись, но стало только хуже.
После очередного уничтожения мира, Чара как обычно ждали Фриск, потому что они всегда приходят. И они пришли. Но они были другими, они были похожи на Напстаблука: они были прозрачные, как призрак, но почти настолько, что больше походили на дымку. А еще они плакали.
Фриск говорили быстро, сбивчиво, пытаясь уложить всё, что они хотели сказать в отпущенный им короткий промежуток времени, пока не пришло Оно и всё не началось снова.
Так Чара узнали о сущности, которую назвали Игрок. Тот-кто-действует. Тот-кто-выбирает. Тот-кто-перезапускает.
Первый упавший человек думал, что он сможет наказать восьмого за то, что тот пытается быть выше последствий. Поэтому Чара раз за разом убивают друзей Фриск, воссоздавших мир после геноцида, а затем освободивших их, будто надеясь жить прежней жизнью. Но Игроку под маской Фриск было всё равно, в отличие от них самих. Поэтому они пришли сейчас и молят о милости. Они просят стереть их. Они больше не могут это выносить. Всё, что мог их беспомощный разум — передать последнее, что у них есть Чаре — знание. И они передали. И напоследок попросили больше никого не убивать, если это будет возможно. От этого никому не станет легче или тяжелее. Фриск просили Чару, если они когда-нибудь будут свободны, просто продолжить жить. Восьмые верят, что первые это заслужили.
Фриск больше нет. Первое дитя стёрли их, подарили им покой и милосердие. Фриск ушли, оставив Чару наедине с Ним. Оно приходило под той же маской мертвеца и вновь создавало мир заново. Оно перезапускало мир, Оно уничтожало его, Оно создавало его заново, чтобы всё повторить. Снова и снова. Снова и снова. Иногда Оно прислушивалось к словам Чары и других, иногда нет.
Дитя Дриимурр честно пытались бороться, честно пытались привлечь Его к ответственности за свои действия. Но, как восьмые и предупреждали, всё было тщетно.
А потом, будто этого было мало, первый упавший человек мог видеть и другие временные линии, где Игрок просто уходит. Иногда Оно заканчивает игру, иногда бросает на полпути. Страшно было смотреть на бьющегося в бессильной агонии Санса, потерявшего всё, застывшего в Зале Суда в ожидании ребёнка, который никогда не придёт. Завидно было смотреть на жизнь Фриск на свободе без сбросов, за Барьером, неважно, одни ли они, скольких ли убили или ушли вместе с монстрами.
Чара не знают, что это. Может, это просто много Игроков, а, может, просто разные файлы сохранения? Чара не хотят знать, потому что иначе они будут задаваться вопросом: «Сколько уже можно насиловать один и тот же файл?». Они в отчаянии. Для них любой конец, который будет просто концом — счастливый. Им уже неважно, кто и сколько пострадает. Они молят Игрока о милосердии, но Оно их не слышит.
Уже того, что они знают достаточно, чтобы ни один сброс не смог стереть им память, как бы они не желали. Всё, что они могут лишь периодически вырывать контроль, иногда полный, иногда частичный. Но дитя Дриимурр не могли удерживать его долго. Однако это куда больше того, что могли Фриск. Потому что Фриск не могли ничего.
Увы, этим фактом вряд ли можно утешаться слишком долго. В конце концов, Чара начинали всё больше понимать скелета, они даже пытались заговорить с ним. Но тщетно. В конце концов, Чара сдались. Так же, как и он.
Они почти всё время спят, отдавая тело и Душу на откуп Игроку, лишь иногда делая что-то самостоятельно, то, что им позволяется делать. Чара не знают, как это работает, но иногда контроль сам будто просится в руки, и приходится просыпаться, а иногда не даётся совсем.
Чара иногда думают, что это Фриск во всём виноваты. Это Фриск должны были стереть Чару, а сами остаться и страдать. Но дитя Дриимурр знают, что они сами не сильно лучше восьмых. Нельзя быть выше последствий. Иногда Чаре кажется, что их Душа должна быть жёлтой.
«И вновь ты посылаешь нас гореть в аду,
Но, знаешь, ведь мы давным-давно уже там».
Грешники должны гореть в аду — Чара читали об этом. Самоубийство есть грех — об этом они тоже читали. У них был шанс обрести рай с новой, любящей семьёй, но они отказались. Они согрешили дважды, когда наелись лютиков, чтобы умереть, но они думали, что столь мучительная смерть будет достойным наказанием. Они думали, что монстры лучше людей, поэтому они хотели разрушить Барьер, они хотели уничтожить жителей своей родной деревни, лучше даже всё человечество, но Азриэль не хотел убивать, он выбрал пощаду. Воли Чары не хватило. Они согрешили трижды.
Чара не знают, сколько грехов за собой несли Фриск, раз уж Провидение их так наказало, но они, наверное, заслужили покой. Вот только, сказал бы кто Чаре, сколько должны страдать они. И монстры. Чем они-то заслужили? Теперь первые понимают, почему восьмые попросили больше никого не убивать, если есть такая возможность.
«Решимость принесла в этот мир лишь беду.
Смерть милосердна ко всем, но не к нам».
Санс спит, мёртвая Душа стремится к кнопке «Битва». Первый удар нанесён, следом за ним должен быть второй. Но они отказались. Они должны были отказаться. Но второй удар они нанесли на автомате. В конце концов, это бесполезно, если бы они воспротивились, то всё просто пришлось бы начинать сначала. Так что, пусть скелет ещё немного поспит, это единственная милость, на которую сейчас способны Чара. Жаль, что Азриэлю придётся помучиться, прежде чем умереть. Он был давно прощён.
Умертвить того, кто был отцом и того, кто был братом и другом, было… совершенно не трудно. Чара знают, Игрок всё равно воссоздаст мир заново, но, нанося последний удар, предназначенный Ему, они испытывают некоторое удовлетворение. В конце концов, это всё, что первые могут сделать.
Оно вернулось. Как и всегда.
В этот раз, похоже, Оно решило подарить монстрам свободу. Ненадолго, но всё же впервые за долгую серию сбросов. Чара спят, не вмешиваются. Разве что теперь они называют Азриэлю имя Фриск как своё. Как память об их последнем желании: «Живи и, если есть возможность, не убивай».
Снова закат. Снова выученный наизусть пейзаж. Ноги Фриск дрожат, они не держат Чару. Власти Игрока над ними сейчас нет. Пока нет. Первые едва не падают, судорожно вцепившись в сарафан Ториэль. У дитя Дриимурр теперь есть лишь несколько дней, чтобы насладиться Поверхностью и семьёй до того, как всех низвергнут обратно и сотрут им память. Чара закрывают глаза и глубоко вздыхают, мысленно составляя список дел, которые они должны успеть сделать, ведь не факт, что их снова отпустят в ближайшее время. Они собираются насладиться предоставленной свободой по полной.
В один из дней к Чаре подошёл Санс. Они знают, зачем он иногда к ним приходит. А ещё они знают, что скелет должен был быть мёртв ещё два дня назад.
— Привет, мелочь, — поздоровался монстр, он хотел было продолжить, но был бесцеремонно перебит раздражёнными Чарой, которые выпалили на одном дыхании:
— Да-да, сбросы, знаю. Да, разумеется, мы с тобой на эту тему говорили. Да, не один раз. Даже не два. И я отвечу тебе то же, что и всегда: не в моих силах это прекратить. Нет, я не знаю как, но, поверь, хочу узнать это куда больше, чем ты. Единственное, что я могу рассказать тебе — об истинном виновнике сбросов, но это ничего не изменит. Да, мы с тобой уже пытались, результат ты видишь. Ты давно сдался. Я тоже. Всё?
Дитя Дриимурр посверлили удивлённо замершего скелета с потухшими глазницами хмурым взглядом, после, печально выдохнув, продолжили:
— Нам осталось не так много дней, так что, сделай всё, что хотел бы. Хотя да, для тебя это бессмысленно. Ты всё равно ничего не вспомнишь.
Они ещё посверлили монстра взглядом, после чего хотели уйти, но Санс остановил их, положив им на плечо руку. Комик и раньше думал, что Фриск должно быть известно больше, но он не думал, они помнят сбросы настолько хорошо. И всё же, что это за источник? Он их спросил. Они ему ответили. Скелет хмурил надбровные дуги. Было сложно переварить новость про неведомую, физически недосягаемую сущность с которой, внимание, все монстры общались в Подземелье до выхода на Поверхность. И которая всё перезапускает.
Но Чара решили продолжать говорить. Хоть кому-то выговориться. Должно помочь. Должно стать легче, пусть и ненадолго. Поэтому они рассказывали о том, сколько примерно раз приходилось на тот или иной путь, рассказывали про «брошенные временные линии», рассказывали про Фриск, про их дальнейшую судьбу и последнюю просьбу.
— Как видишь, на самом деле Фриск давно нет. Игрок давно отдал их Душу мне, так что всё, о чём они могли попросить — стереть их. Так что теперь есть только Чара. Ну, и Игрок тоже есть, — подытожили первые свой рассказ. А потом им в голову вдруг пришла мысль. Нет, не так, Мысль. Дитя по-новому взглянули на молчащего монстра. Ему стало неуютно под задумчивым взглядом алых глаз, поэтому он поспешил ретироваться под предлогом, что ему надо о многом подумать. Они кивнули, им тоже надо кое-что обдумать.
Когда Санс и Чара ещё пытались бороться с Игроком, они не сделали одну вещь: первый человек не пытался умереть. Он всё ещё следовал последнему желанию восьмого, который просил просто жить. Чара решили поступить так же, как и Фриск когда-то: отдать кому-нибудь свою Душу, передать свои знания и попросить стереть себя — это первое, что пришло им в голову. Скелет был единственным в списке кандидатов, ведь только он мог их понять. Конечно, это могло и не сработать, а могло и получиться, ведь, если Санс сотрёт их, то их Решительность в его руках быстро погаснет, Игроку будет не за что зацепиться, перезапуск станет невозможен. Первые уже передали скелету знание, так что он не может не согласиться, в конце концов, терять никому из них нечего.
За пару дней до сброса, Чаре удалось вызвать комика на приватный разговор и изложить свою идею.
— Плохая идея, — сразу ответил Санс. Да, он не податливый Азриэль, ему ясное дело, план не понравился.
— И всё же, это единственное, чего мы с тобой не пробовали, — продолжили гнуть своё первые, — и нет, ничего лучше у тебя придумать не получится, у нас не осталось больше времени, так что решайся! Пожалуйста! Нам уже нечего терять! Ведь, если что, всё просто сбросится!
Чара смотрели на него с мольбой. Они слишком устали от всего этого. Они жаждут вечного покоя. Они говорят ему, что у него есть шанс прожить жизнь, а они сами давно уже мертвы. Они молят его о милосердии. Когда они вновь рассказывают ему во всех подробностях об увиденных и пережитых временных линиях, когда они плачут, захлёбываясь в истерике, он сдаётся.
Чара решили использовать проверенный метод — отравление. Их смерть была мучительной, но достаточно быстрой. Им не жалко, они привыкли к боли. Самое главное, чтобы монстр, которому они доверились, не подвёл их. Он и не подвёл. Санс поглощает их Душу. Санс стирает их разум. Он видит, слышит и переживает то, что переживали они сами, теперь это его груз, но он готов вытерпеть. Ради всех. Да, они будут скорбеть о человеке, но они буду продолжать жить новым днём, без риска вновь очутиться в своей тюрьме без воспоминаний. Это та цена, которую можно заплатить. Которую они всем сердцем и Душой желали заплатить.
Скелет провожает взглядом закат их последнего дня на Поверхности перед новым перезапуском и напряжённо считает минуты. Уже давно за полночь, вовсю сверкают звезды, скалится месяц. Прекрасная безоблачная ночь. Монстр всё ещё сидит в напряжённом ожидании. Но ничего не происходит. Когда небосвод окрашивается в сияющие краски нового дня, комик позволяет себе расслабиться и облегчённо выдохнуть, улыбаясь рассветному солнцу. У них получилось! Больше никаких сбросов! Да, жаль, конечно, Чару и Фриск, но они хотели этого, они заслужили покой. Каждый новый день теперь будет поистине но…
Сброс.
Чара в панике. Чара не понимают, почему ничего не получилось, почему опять произошёл перезапуск. Чара злятся. Чара мечутся и ревут в истерике. Они прекрасно помнят свои последние мгновения, до того как их стёрли. А потом они будто проснулись. Снова.
Снова череда сбросов, череда путей Геноцида и Нейтрального в различных вариациях с вкраплением Истинных концовок. Дитя Дриимурр, не сумевшие успокоиться, активно пытались себя стереть, но ни падение в Ядро, которое, по слухам, стёрло предыдущего королевского учёного, ни попытки убиться о странный агрегат в подвале Санса результатов не дали. Даже прыжок со скалы после разрушения Барьера лишь ускорил Истинный перезапуск.
Сброс. Сброс. Сброс.
Медленно, но верно, первый человек сходит с ума. Он больше не может бороться. Он больше не может не бороться. Он просто больше не может.
Сброс. Сброс. Сброс.
Однако во время последнего сражения с Азриэлем натолкнуло их на очередную мысль. Нет, Мысль. Санс должен был не просто поглотить Душу Чары и стереть их разум, нет. Он должен умереть, как когда-то умер принц. Тогда Решительность истает, исчезнет, тогда сбросы канут в небытие!
Во время очередного пребывания на Поверхности, дитя Дриимурр начали активно обрабатывать комика. Однако, уговорить того не просто поглотить Душу первых, но и самому расстаться с жизнью оказалось намного сложнее, хотя бы потому, что монстр не хотел оставлять младшего брата без присмотра. Но Чара слишком обезумели и были одержимы идеей, чтобы просто так отступить. В конце концов, они не зря Решительны. Поэтому они рассказывали, как Игрок убивал его обожаемого Папируса снова и снова и сколько ещё раз убьёт.
— Давай же, Санс, это единственный способ из всех возможных, верь мне! — шептали Чара. — Если не сработает, то всё просто перезапустится только и всего! Этот мир может прожить и без нас!
Они кричали, плакали, умоляли, бились в истерике. Скелет старался избегать их, но они находили его везде, будто наперёд зная его мысли, впрочем, он думает, что так и есть.
— Просто сдайся, пожалуйста! — умоляют Чара. В конце концов, он сдаётся.
Снова отравление, снова смерть, снова поглощение Души, снова стирание разума. Снова Санс видел, слышал и переживал то, что переживали Чара. Он разделил их безумие. Оно оказалось сильнее него. Настолько сильнее, что он решил не просто умереть, а упасть в Ядро, чтоб наверняка. Скелет сделал шаг в бесконечность, умоляя о том, чтобы всё действительно закончилось.
Сброс.
Чара в пустоте бьются в бессильной истерике.
Сброс. Сброс. Сброс.
Чара кричат громко, что есть сил.
Сброс. Сброс. Сброс.
— Это никогда не закончится, — раздался тихий грустный шепот Фриск, потонувший в отчаянном крике Чары.
Сброс.