сказка о терракотовом мальчике и звёздной девочке

— У тебя щербинка между зубов.

— Мисс Люмин, неужели вам понравился сей недостаток? Какой позор, не думал, что кто-то заметит. Неужели вы тоже будете меня дразнить?

У него смешинки в зрачках переливаются пересветами, скапливаются в морщинках в уголках глаз. Люмин улыбается сдержанно. Почти смеётся. Невыносимый, снова дурачится. Молит об откровенности, а сам юлит, точно вспыхнет пламенем от искренности и развеется прахом.

Люмин иногда не сдерживается.

— Так значит и у вас есть близнец, мисс Люмин? Расскажете о нём? Ох, давно не виделись? Уверен, у него такое же красивое лицо, как у сестры. Тоже может заставить взойти солнце в мгновение ока.

— Чушь какая, — Паймон подпирает голову кулаком, сидя на плече Люмин, смотрит на Лини, приподняв бровь. И чего он добивается? Глупый мальчишка-пересвет, огонёк над водой.

Люмин холодна, как звёзд сияние. Перестала верить в слова. Они сотрясают воздух, как надоедливые мухи, от которых болит голова. Много ли в них истины, если о главном умолчали все, кто мог бы что-то путное рассказать?

Магия Лини тоже обман, пусть красивый. Сладкие речи — часть представления.

— Притворщик, — заявляет Люмин, руки на боках, гордость и недоверие. Наигранные.

— Мисс Люмин, во мне притворства не больше, чем в вас. Я же видел, как вы с Паймон дурачились. Право слово, птички-вертихвостки. Трясогузки. Отчего же вы со мной так холодны?

Люмин смягчается.

— Вовсе я не холодна. В конце концов свою надёжность ты доказал. Зла не держим, да, Паймон?

Паймон качает головой и говорит растерянно:

— Не понимаю я ваши игры… вы друг с другом то милые, то ехидничаете. Что-то явно происходит, но я не понимаю, что именно.

Лини с Люмин переглядываются. У него улыбка уголками губ, у неё удивлённый взгляд.

— Не выдумывай, — Люмин отворачивается, смотря на закатное небо, дымка переливается розово-жёлтым, разводы на воде акварелью. На белом камне стен рефлексы пляшут переливами.

А взгляд обратно переводит, ловит его смешок. Заметил. Глаза не отводит.

Лини — румянец на естественной бледности. Фантасмагория на кончиках пальцев, душа в карточных трюках нараспашку. Шляпник или Чешир?

Люмин — звёздная ночь с будто бы хаотичными мазками, со спиралями и завитками облаков вокруг огненно-жёлтых сфер. Картина бедного художника.

И Паймон. Быть может, просто Паймон, но не стоит о ней забывать. И Лини помнит. На этот раз проделывает фокус с цветком с ней, чтобы обидно не было, чтобы всё поровну, как с детства учила Батюшка.

Паймон удивляется по-ребячески. Люмин улыбается вместе с ней. Их до смешного легко впечатлить, всего-то надо развеселить Паймон, а Люмин рада, потому что рада её подруга. Нашлись неразлучники. Лини наблюдает внимательно, подмечает каждую деталь, каждое движение на лице. Она поводит плечом, потому что болит от очередной стычки. Новый шрам на щеке. Заживёт через день бесследно. Ладони в мозолях.

Мисс Люмин, взгляда не прячет, сущая чаровница, стойкая и спокойная, алая в закатных лучах. Зевая, жмурится.

Лини глаза не отведёт.

Ему часто приходится с завистью смотреть, как Паймон прижимается к Люмин. Беззлобно, без обиды в груди, без жгучей ревности, разве что чуть-чуть. Подойти бы. Сказать радостное «привет», улыбнуться и заключить в объятья, бесстыдно и собственнически.

И отхватить потом сначала от Паймон, а потом от самой Люмин.

Лини провожает взглядом её уходящую, не заметившую его, не удостоившую вниманием.

— Ты молчаливее обычного, — Линетт облокачивается на перила моста рядом с ним, замечает, на что брат её засмотрелся. — Ах. Теперь всё ясно.

— Настолько очевидно?

Линетт кивает.

— Ты, наверное, думаешь, какой жалкий у тебя братец, да?

— Почему бы мне так думать?

— На самом деле не знаю. Чувство такое.

— Значит — лживое.

Лини бы её уверенность. У Линетт взгляд такой, будто видит она его насквозь.

— И всё же мне кажется, что я ей до смерти надоел.

— Так проверь. Слушай.

Линетт шепчет ему на ухо, будто их кто-то подслушивает — привычка ещё с Дома Очага. Лини смеётся:

— Как у тебя всё складно выходит! А если мне влетит от такой наглости?

— Значит, нечего и пытаться.

— А если всё выйдет…

— То прекращай заигрывания и будь смелее.

Лини с Линетт бегут по короткому пути Люмин с Паймон на перехват.

— Какая встреча, — Лини преграждает им дорогу, вовсе не запыхавшийся, Люмин с Паймон его радостно приветствуют. — Вы не заняты? Нам с Линетт не помешала бы помощь. Отточить новый трюк.

— Люмин, Люмин, давай поможем? — Паймон треплет её рукав. Клюнула на крючок сразу.

Люмин пожимает плечами:

— Раз уж ты так хочешь, Паймон. Времяпровождение весьма… приятное.

Она бросает быстрый взгляд на Лини. Ему показалось, или она и правда на мгновение улыбнулась.

Сейчас Лини и сам запутался, что чувствует Люмин. Чувствует ли вообще? Иногда они говорят. Люмин на взводе, потому что не может найти никакую информацию о брате. Люмин немного зла, потому что не может попасть на аудиенцию к Фурине.

Порой Лини не понимает, на кой чёрт она до сих пор носится с поисками брата, который бросил её. А потом Лини смотрит на Линетт и Фремине и понимает.

Люмин ничего не подозревает. Слушает объяснения Лини внимательно, серьёзная до смешного, и милая. Всегда милая.

— Вот так, мисс Люмин. Вы прекрасно всё поняли. Эту руку сюда. Вот так. Простите мне наглость, чуть выше. Надеюсь, мои прикосновения не приносят вам неудобств?

Линетт толкает Люмин как бы невзначай, как бы случайно, от неуклюжести. Толкает прямо в объятья Лини.

Люмин ойкает и почему-то извиняется.

— Паймон, — зовёт Линетт, чтобы отвлечь. — Можешь мне помочь?

Вниманием Паймон так легко управлять. Она хоть и ворчит, но помочь рада.

А Люмин не отстраняется, и у Лини дрожат руки.

— Не приносят, — говорит она, опуская глаза.

— Что?

— Говорю, не приносят неудобства твои прикосновения. Даже… приятно.

— Тогда, позвольте.

Руки обхватили Люмин крепче. Лини прижался своим лбом к её и крепко зажмурился. Люмин тихо хихикнула.

— Давно со мной не было ничего такого романтичного. Даже забавно. Тебе действительно нравится, Лини?

— Очень, мисс Люмин. Мне бы хотелось большего.

— Просто Люмин. А на счёт второго… — она мягко отстраняет Лини. — Быть может, позже.

Лини всё ещё жаждет прикосновений, но он выдавливает из себя улыбку. Не прогнала, значит, всё не так плохо?

***

Юный мальчишка-терракотка, ты хоть знаешь, сколько мне лет? Сколько горя повидала? Сколько слёз пролила? А тебе ещё не минул третий десяток.

Ласковый мальчик, фокусник-колдун, неужели в твоих глазах промелькнула искренность? Ласковый, нежный, весёлый. Хочешь быть рядом, не успокоишься ведь. Без повода разве трогают? А ты руки тянешь, то прядь выбившуюся за ушко спрячешь, то накидку поправишь, то очередным цветком волосы украсишь. И где же ты их срываешь? Уж не в нёвиллетовых садах? Смотри, Инквизитор щадить не будет. И повод глупый до безобразия. Хотя Фокалорс это повеселит.

Лини всё на руки Люмин смотрит, на мозолистые от вечных битв. Кому-то неприятен даже вид, но он мимолётно касается губами чужой ладони.

— Я не принцесса, — Люмин оправдывается, стыдясь к своему удивлению. Лини головой качает.

— Я вовсе не хочу относиться к вам, как к принцессе, мисс Люмин. Для этих целей у меня есть сестра. Честно говоря, я завёл её лишь для этой цели.

— Неужели? Что же ты сразу не сказал? А то мы с Паймон не встречали ещё ни одной принцессы. Верно говорю? Паймон?

Та летает у витрины со сладостями, уже разговорилась с детьми. Как она так просто находит со всеми общий язык? Вечно о чём-то с кем-то говорит, а Люмин и рада.

Однако же принцессы распространены в иных мирах, но не здесь. Тейват потому поначалу показался Люмин странным местом.

— О чём же задумалась леди мечница? — Лини наклоняется к ней близко-близко, заглядывает в лицо. Прекрасен ведь взор иноземки. Глаза — полужидкое звёздное ядро. Ясный свет-пересвет, когда-нибудь взорвётся. Чёрные дыры — умершие звёзды, бездны взгляд.

Бездны…

— А у тебя ладони довольно изящные, гладкие… ох, нет, чувствую маленькие мозоли.

— Удивляюсь вашей быстроте, с какой вы с меня сняли перчатки. Мисс Люмин, я ведь не давал согласия.

— Недовольным ты не выглядишь.

— Важен факт!

— Вину заглажу.

Люмин целует сначала его пальцы, мгновением переходит на мозоли и наконец — тыльная сторона ладони. Лини невольно краснеет и прикрывает глупую улыбку цилиндром.

— Зачем же вы себе губы все искусали?

— Это от нервов.

— От нервов пропадают внимательность и концентрация. Вам ведь это тоже важно, как фокуснику ухоженные быстрые руки. Однако незамутнённый ум в некоторых ситуациях важнее.

— Тебе внимательности не хватает.

— Почему?

Люмин тычет пальцем в небо.

— Звездопад.

Только рот открыть хотел, как Люмин тут же:

— Да-да, сравнение меня с самой красивой на свете звездой банально и слащаво. О любви уже всё спето. Не найти ничего оригинального.

— Тогда — помолчим?

— Помолчим.

***

— Как же ты любишь флиртовать, — бурчит Паймон, паря рядом с Люмин.

— Это пустяки. Такая уж моя природа — делать комплименты прекрасным леди. Однако же я лишь волшебник. Мы знаем, как развлекать публику.

Люмин сидит рядом и молчит. Она никогда не носила подаренную им розу, кроме одного единственного дня, когда Лини сам эту розу прикрепил ей на одежду. Он никогда не спрашивает почему. Уже понял, что порой Люмин в себе так замыкается, что даже Паймон не может её развеселить.

Для него эта роза не страсть и даже не любовь. Это благодарность.

Спасибо за то, что не отвернулась.

Спасибо за то, что помогла.

Для Люмин эта роза значит гораздо больше — она напоминает ей о мгновениях спокойствия и о первых проблесков чувств, она ведь тогда смутилась, пусть не показала. Подарок Лини был таким внезапным. Она потому этой розой так дорожит, хотя поля Фонтейна ими кишат.

Её роза особенная.

Над Фонтейном повисла невидимая чёрная туча, предзнаменование новой битвы. Пророчество, появление Чайлда… снова Фатуи.

Лини её тогда обманул. Он не просто очередной выходец Дома Очага.

Он определённо актёр неизвестной покамест пьесы.

Иногда Люмин думает, как всё закончится. Она с грустью смотрит на спящую на коленях Паймон. Для таких мыслей Люмин нужна тишина, мысли эти пробуждаются с заходом солнца, нависают тьмой. В последнее время она плохо спит.

Фонтейн не затихает ночью. Его скрытые под землёй лёгкие выдыхают серый дым из труб. Вой шестерёнок.

Люмин не хочет думать о том, что будет, когда она найдёт брата. Если найдёт. Казалось, её долгая жизнь приучила к расставаниям и потерям, но тошно от осознания, что придётся уйти. Что придётся оставить Паймон и…

Ах, этот милый мальчик. И зачем же он такой хороший? Конечно, забудет. И правильно.

***

— И с каждым днём мы всё дальше от бога.

— От какого именно? — уточняет Фремине.

— Лини, ты соскучился по Фурине? — нарочито-невинно спрашивает Линетт.

Его сиблинги над ним издевались. Даже Фремине. Нет покоя, одни репетиции, овации после удачных представлений, письма поклонниц и поклонников, и букеты, куда без них. У Лини на уме Люмин. Он уже привык к её холодности и отстранённости, привык, что она прикрывает улыбку ладонью, чтобы никто не видел. Она устаёт помогать всем, но продолжает это делать по неизвестной причине. Она не может помочь себе.

И Лини не может.

Люмин не унывает, но от Лини сложно прятать усталость и грусть, он сам в сокрытии мастер, даром что-ли фокусник?

— Всё хорошо, Люмин? — спрашивает при встрече, когда пересеклись в городе. — Ты выглядишь очень грустной, несмотря на то, что улыбаешься. Это фальшиво, извини за прямоту.

— Очень грубо звучит.

— Каюсь, но я вовсе не хотел тебя задеть. Но что случилось? Почему ты мрачнее тучи?

Лимин мнётся и отводит глаза. Все страхи вмиг становятся пустяшными, стоит допустить мысль, что их можно кому-то рассказать.

— Это глупости, Лини.

— Вовсе нет. Не хочу на тебя давить, но мне больно видеть, как твоё лицо омрачается грустью. Как мне вернуть твоё сияние?

Люмин закатывает глаза и устало улыбается. Довериться или?.. Ничего такого она ведь не скажет.

— Мне грустно от того, что ты меня забудешь. Нам ведь придётся расстаться, я не смогу вечно быть в Фонтейне.

Лини не вздрагивает. Он какое-то время молчит, но стоит Люмин отвернуться, он берёт её за руку и крепко сжимает ладонь.

— На мизинчиках клянусь, что не забуду тебя! Сколько бы времени не прошло, а буду помнить! Правда-правда.

Не забудет, разве можно такую звёздную забыть.

— И будешь рядом? — Люмин впервые звучит неуверенно.

— Буду!

Говорит, потому что она хочет это услышать. Наблюдавшая со стороны Линетт смотрит бесцветно, ибо знает, что брат её бесстыдно лжёт. Потому что Арлекина уже здесь, и она ненавидит предателей. Потому что Лини не предаст, потому что они — семья.

В Фонтейне все грешники. И Лини в том числе.

Люмин интуитивно знает, что он врёт. Она сама ведь в Фонтейне не останется и продолжит путь. Не стоило ей привязываться к этому мальчику. Не стоило его к себе привязывать. Но Лини сам увязался. Как же глупо…

Лини не соврал в одном. Люмин он правда не забудет.

***

Лини сидит рядом с сиблингами, осматривает обоих внимательно.

— Линетт, Ризли ничего с тобой не сделал? — в его голосе не услышать былой мягкости. Лини звучит резко, а взгляд прожигает. Линетт мотает головой. — Фремине, точно всё хорошо? Не нужно снова скрывать, если что-то болит.

Фремине шепчет тихо, не услышать. Они в порядке. Ризли вовсе не отпетый мерзавец, он пальцем их не тронул, хотя имел полное право. Семья Лини связана с фатуи. Это клеймо.

Лини потерянный. И Люмин с Паймон впервые видят его таким. У него до сих пор руки трясутся. Он успокоился только на поверхности.

Когда опускается ночь, и когда воды первозданного моря лживо успокаиваются, Лини глядит на небо на крыше одного из домов недалеко от оперного театра. И ночь светла не столь от луны, сколько от городских огней. Звёзд вовсе не видно.

Слышны шаги. Люмин научилась ходить почти бесшумно, но в этот раз она твёрдо обозначила своё присутствие.

— Как забавно, ты вновь нам помогла, — Лини не оборачивается, хмыкает, хоть нет в этом ничего забавного. — Ну же, милая Люмин, я исполню любое ваше желание.

— Достань кусочек луны.

— Это довольно… сложно. Но я постараюсь взамен на твой поцелуй.

— Неужели один только мой поцелуй стоит столько же, сколько кусочек самой луны?

— Нет.

Лини оборачивается к ней.

— Он стоит гораздо большего.

Даже леденцов, что приносила батюшка на праздники, когда они были маленькими, стоит всех цветов с представлений, всех радужных роз и мёртвой жалкой луны на фальшивом небе их перевёрнутого неба.

Люмин садится с ним, положив голову ему на плечо. Руки неуверенно переплетаются.

— Если говорить серьёзно, я хочу, чтобы ты был настоящим со мной.

— Но я ведь всегда…

— Нет, Лини, это не так. Ты вечно будто на сцене, будто улыбка должна сиять на твоём лице постоянно. Но с Линнет и Фремине ты не такой, да? Тебе бывает грустно, бывает злость берёт, что хочется что-то сломать, так ведь? И ты не скрываешь это от них. И я прошу… от меня тоже не скрывай.

Люмин к нему тянет, хоть понимает, что жизнь Лини для неё лишь мгновение. Что высверки огня в конце концов погаснут. Что придёт время уходить.

— Пока я с тобой, будь со мной искренним.

Умоляет.

— Ты мне настоящим больше нравишься.

— Знаешь, батюшка говорит, что это слабость, вот так все эмоции на лице показывать…

— Слабость при других. Но ты ведь со мной. Сам ведь сказал, что считаешь меня частью своей семьи.

У Люмин болит в груди.

— Ты впервые такая ласковая… и разговорчивая.

— Могу в бок ударить.

Лини смеётся. Он уставший, вымотанный. И голос его хриплый из-за перекриков с Ризли.

Лини касается губами макушки Люмин, едва уловимо. Люмин поднимает голову и целует его в губы невесомо, точно касание лунного света.

— Милая, — шепчет Лини, прикрывая глаза. — Это всё такие глупости, но ты стала мне дорога за столь короткий срок. Ты умеешь нравиться людям. Должно быть, это твой дар.

— Скорее проклятие.

С Лини легко и тяжело. Легко, потому что целовать приятно, как и держать за руки. Тяжело, потому что у Люмин останется лишь пепел на руках, потому что Лини человек, а она не из этого мира, и придётся когда-нибудь закончить путешествие. Потому что она сотни раз встречала таких, как Лини, но только он ей понравился. И правда глупость.

Люмин старается не думать о будущем, старается расслабиться в тёплых объятьях, пытаясь не замечать насмешку бледной луны, такой же старой и вечной, как она сама. Ведь сейчас — всё хорошо. Фонтейн не погрузился под воды первородного моря, бешеный кит не вырвался из своего плена окончательно, Чайлд не умер. Он ведь не мог так просто сгинуть.

Лини рядом с ней.

И если завтра на них обрушится небо — сейчас Лини рядом.

Люмин прикрывает глаза. Дыхание её постепенно успокаивается. Лини разбудит её перед рассветом.