Старая ведьма хихикнула каркающим смехом, смотря слепыми глазами на маленькую девочку, прижимающую к себе потрёпанного грязного плюшевого левиафана.
— А расскажите ещё про черноглазого юношу, пожалуйста, — попросила она, слегка шепелявя.
Ведьме нужны были кости, чтобы резать из них руны для своего бога. Ведьме нужно было мясо, чтобы кормить своих «пташек» и питаться самой. Но любопытную девчушку, не знающую страха, она не тронет. Эта малышка ей понравилась. Для еды достаточно других противных детей. Тот же Слекджов например.
Старуха начала свой рассказ…
Маленькой девочке было жалко одинокого бога, запертого в Бездне. Она думает, что, должно быть, это очень грустно — постоянно жить в стране снов, где случаются чудеса, но нельзя уйти домой. Она думает, что, должно быть, это очень грустно — жить тысячелетия без семьи. Вообще-то Старая Леди — как называл ведьму ребёнок — не говорила о том, что божеству одиноко, но малышка была не по годам умной, всё поняла сама.
Старуха рассказывала, как можно поговорить с черноглазым юношей, хотя и предупредила, что он может не ответить.
Девочка старательно собирала влажные гнилые сломанные доски в укромное место на чердаке заброшенного дома и скрепляла их в странную конструкцию проволокой и верёвкой — как во дворе ведьмы. Она не раз ранилась о доски и проволоку, но упорно продолжала собирать алтарь. С помощью полуразвалившейся лестницы, ржавых гвоздей и кирпича ей удалось повесить на стену старые рваные фиолетовые шторы с разноцветными, но выцветшими заплатками, которые она нашла здесь же. На своеобразный поднос ребёнок постелил серый грязный платок, расставил вокруг несколько почти выгоревших свечей и зажёг их. Святилище — как называла похожее место у себя во дворе Старая Леди — было готово.
У малышки не было поющих костяных кругляшков, которые она могла бы положить в центр своего творения, у неё вообще не было ничего, что она могла бы отдать одинокому богу. Кроме плюшевого кита, которого сшила ей мама ещё тогда, когда носила её у себя в животике — так девчушке рассказывал папа. Мама умерла после родов, малышка не знает о ней ничего, не считая рассказов отца, но мягкого левиафана она очень любила.
«Но, наверное, одинокому юноше он будет нужнее… — подумала она, обнимая игрушку и пачкая ткань кровью из свежих царапин. — Тем более, Старая Леди говорила, что ему нравятся киты».
Девочка, сев перед алтарём на колени, положила на него плюшевого левиафана, сложила руки в молитвенном жесте и, закрыв глаза, зашептала:
— Черноглазый юноша, если ты меня слышишь, то вот здесь лежит для тебя подарок. Его моя мама сшила. Его зовут Джон, как моего старшего брата, который однажды уплыл в море и не вернулся. Когда мне страшно, одиноко или грустно, я его обнимаю, и мне становится лучше. Тебе, должно быть, очень грустно жить в своей Бездне совсем одному, поэтому, я думаю, Джон будет тебе хорошим другом. Старая Леди говорила, что ты любишь китов…
Малышка ещё о многом говорила: о том, что видела сегодня облако, похожее на чайку; о том, что ещё видела подвешенного кита на китобойном судне — ей было очень его жалко; о том, что папа принёс с работы пару яблок, одно было очень сладким, она пообещала принести оставшийся фрукт завтра.
Домой она вернулась под вечер. Отец был ещё на работе и будет, скорее всего, поздно. Девочка приготовила из тех немногих продуктов суп — она не раз уже готовила раньше, потому что папа приходит с работы поздно, он голодный и уставший — после чего легла спать. Ей снился юноша с полностью чёрными глазами, он сидел на камне, а на коленях у него покоился плюшевый левиафан. Одинокий бог слегка улыбнулся малышке, та же широко улыбалась в ответ.
На следующий день на алтаре вместо кита лежал плоский поющий костяной полукруг.
Чужой видел все начала и все концы, он знает все варианты развития судьбы, но некоторым людям всё же удавалось его удивить. Удивить выбором, поступками, которые те, так или иначе, совершали.
Дух из Глубин задумчиво вертит в руках странный дар, доставшийся от маленькой девочки. В ней не было чего-то особенного, что привлекло бы его внимание. Однако всё-таки он на неё посмотрел. И удивился не только, вернее, не столько самому подарку — кто бы вообще додумался подарить ему что-то подобное? — но и тому, почему плюшевый левиафан с глазками-пуговками вообще лежал на алтаре.
— …Тебе, должно быть, очень грустно жить в своей Бездне совсем одному…
Чужой был очень, очень удивлён. На его памяти такое происходит впервые. Впервые кто-то ему посочувствовал. В большинстве своём люди либо боялись его, либо любили его, либо ненавидели, либо игнорировали, либо даже не верили в его существование! Никто из смертных не думал о нём, как о ком-то… живом. В божестве Бездны давно не осталось ничего человеческого. Не было больше страха, горечи, одиночества, только всепоглощающая скука и осознание вечности своего бытия.
Душа девочки была прозрачна, чиста, ей ничего не было нужно от Духа из Глубин, она просто хотела сделать ему приятное, отдав самое дорогое — он видел, малышка очень любила свою игрушку — просто посчитав, что Чужому плюшевый кит нужнее! Это же смешно!
Пожалуй, если бы кто-то иной просто положил бы на алтарь подобную игрушку, божество Бездны, если бы заметило, максимум скупо улыбнулось бы фантазии почитателя, а потом тут же забыло бы об этом.
Дух из Глубин задумчиво смотрел в глаза-пуговки своего нового «друга», то переводя взгляд на говорящую о всяких мелочах девочку, пытаясь понять, что именно сподвигло её подумать, будто ему одиноко.
Забавная. Она обещала поделиться с ним яблоком. И ведь поделится же!
Он смотрел на линии судьбы, которые были уготованы малышке, подспудно надеясь разглядеть что-то интересное. Ничего. Ничего, что бы стоило его внимания. Даже обидно! Такая перспективная душа, а жизнь её скучна. Хотя нет, один вариант всё-таки был довольно… любопытен. Но, к сожалению, простых её сил для этого будет маловато. Вот тут-то Чужой может сыграть свою роль, почему бы и нет? Этому ребёнку не нужна его метка, его силы. И, тем не менее, кое-что он может дать…
Этой девочке не нужны были какие-то слова. Ей было достаточно просто его слабой улыбки.