— Лучше бы показался Баджи и сказал, что с тобой всё в порядке, — выдохнул Чифую, поднимаясь.

Вообще-то, поначалу он собирался обрадоваться, что Майки пришёл в себя, а потом накричать на него, какого демона он бродит где попало, вместо того, чтобы активно выздоравливать и радовать Баджи фактом своего отползания от грани жизни и смерти. Но быстро понял: радоваться пока рано. С Майки было что-то не то. Точнее, это его «что-то не то» будто не закончилось с того момента, как он отключился (или всё-таки Изана его отключил?) после драки в порту. Чифую боялся, как бы это «что-то не то» не сделалось новой нормой.

— До Баджи я ещё доберусь, — пообещал Майки. Прозвучало скорее угрожающе, чем обнадёживающе. — Но сначала я должен разобраться с Казуторой.

— Так и иди к Казуторе.

Майки стоял в тени раскидистого клёна. В алом свете заходящего солнца она была длиннее и чернее, чем ей стоило бы. А ещё она подрагивала, словно бы повторяя движение листьев на ветру. Только вот ветра не было.

Все инстинкты, приобретённые Чифую за годы уличных драк и отточенные за время подработки оммёджи, в один голос кричали, что сваливать не то чтобы пора, а уже слишком поздно. Теперь только либо уходить в оборону. Либо бить первым.

— Будешь отрицать вашу связь? — спросил Майки таким неприятным, безэмоциональным тоном, который не сулил вообще ничего хорошего. — После того как защищал его в порту.

«О, это ты ещё не знаешь, что было после», — подумал Чифую. Вслух же сказал просто:

— Не буду. Но Казутора решил сдаться полиции. Можем пойти и проверить у меня дома.

— Уже проверил. Там его нет.

Чифую вдохнул.

— И что мне теперь придётся менять: окно или дверь?

— Дверь, — невозмутимо ответил Майки. Ни капли раскаяния на лице.

— Тогда на твоём месте я бы бежал к ближайшему полицейскому участку, пока Казутору там не закрыли.

«Заодно можешь повиниться в порче чужого имущества, вандал хренов», — раздаржённо подумал Чифую. Они все до сих пор не скинулись Майки на намордник и поводок лишь по двум причинам. Во-первых, потому что уважали. Во-вторых, потому что не поможет.

— Казутора не пойдёт в полицию, — безапелляционно заявил Майки. — Он просто обманывает тебя так же, как обманывал Баджи. Если дать ему сбежать сейчас, он снова пропадёт и уйдёт безнаказанным.

— Предлагаешь мне заняться его поисками? — скептично хмыкнул Чифую, принимая более устойчивую стойку.

— Думаю, что, несмотря на всю свою ложь, к тебе он всё же привязан по-настоящему…

— Поэтому ты хочешь навредить мне, — Чифую улыбнулся. — Мы всё ещё друзья, Майки, помнишь.

— Ты укрывал Казутору, потому сам предатель, но ты прав, мы друзья, — в голосе его послышалось что-то отдалённо похожее на печаль. — Поэтому я не наврежу тебе слишком сильно. По крайней мере не до смерти.

Мнения о живучести Чифую у них явно были разными. Шип чёрной энергии метнулся к нему, вырвавшись из тени Майки, метя куда-то меж рёбер. Мгновением позже другой, из его собственной тени, едва не пробил спину Чифую. Если Майки ожидал, что после такого двойного попадания Чифую выживет, что ж… можно было бы счесть это комплиментом, если бы речь не шла о перспективе мучительной смерти.

Площадку перед храмом затянуло холодом. Трава покрылась инеем, изо рта начали вырываться облачка пара. Промозглый ноябрьский ветер играл Чифую на руку. Но лучше бы была зима. Лучше бы, как в том декабре, когда Чифую с маху смог заморозить всю церковь во время боя с Тайджу. Сейчас же изморозь бежала по коже, покалывала каждую не до конца зажившую рану, напоминала обо всех энергетических истощениях. Та часть Чифую, что досталась ему в наследство от духов зимы, рвалась в бой, а вот человеческая часть замирала тревожно и думала, думала, думала…

Следующий шип тени оцарапал висок, срезав прядь волос. Чифую вильнул в сторону и тут же едва не схватил удар ногой. Кто сказал, что Майки будет сражаться одними лишь тенями, стоя на месте? Чифую в последнее мгновение успел закрыться стеной льда, нога Майки разбила её в мелкую крошку. Чифую же вморозил другую ногу Майки в землю, заставляя лёд расползаться по телу. Таким его было не остановить, но это дало пару лишних мгновений, чтобы увеличить расстояние. Чифую много с кем мог сойтись в ближнем бою, но с Майки, одержимым одни боги знают чем? Нет, спасибо.

«Да пожалуйста, — отвечали боги, — обращайся».

А потом закрыли солнце облаками, размыв тени, укутав всё вокруг полумраком, сделав каждый шаг потенциально опасным. Бедро и плечо тут же пронзило болью. Чифую отвлёкся, пытаясь просчитать, откуда может прилететь следующая атака тени, и пропустил удар Майки. Если бы не ледяная стена, колено, прилетевшее в живот, точно сломало бы рёбра. А так. Ну. Максимум трещина.

Чифую впечатало в дерево. Затылок обожгло болью. Перед глазами поплыло. Он продержался против Майки минут десять. В целом неплохо, Тайджу и того не смог. Можно было выкрикнуть позорное и спасительное: «Обещал не до смерти же!» Но Чифую не успел.

— Оставь его!

Голос Казуторы прорезал звенящую ледяную тишину. Хотел бы Казутора прикончить Майки, напал бы сразу. Подобные крики стоит оставить для киноэкранов. В реальных боях о них быстро забываешь, учишься поделать беззвучно и быстро. А Казутора хотел переключить внимание Майки и ничего больше. Идиот. Идиот, заставляющий и логическую, и эмоциональную части Чифую сходить с ума в непонимании. Что же ты такое? Кто же ты такой?

— Говорил же, что придёт, — хмыкнул Майки так, будто они тут какой-то дружеский пранк затеяли и теперь оба должны были посмеяться над тем, что Казутора повёлся.

Смеяться Чифую не хотелось. У него во рту стоял чёткий привкус крови, но он всё же заставил себя встать ровно и даже более-менее сфокусировал зрение. Нечеловеческая его часть кричала, что надо либо попытаться сожрать Майки, либо бежать. Вместе с Казуторой. Человеческая часть всё ещё думала, думала, думала, сопоставляла.

Казутора стоял под алыми ториями, тревожный, тяжело дышащий, явно нёсся сюда со всех ног и лап. Волосы растрепались, распахнутая белая куртка реяла на поднявшемся ветру, словно флаг перемирия. Чифую подумал вдруг, что, кажется, у него самого была похожая куртка. Ну та, которую он потерял ещё в баре на Хэллоуин.

— Да что тебе от меня нужно? — спросил Казутора нервно и раздражённо. — Я уже шёл сдаваться полиции. Я готов ответить за всё. Я…

— Отвечай передо мной, — глаза Майки сделались непроглядно чёрным так, словно внутри него, кроме темноты, ничего и не было. — Ты убил Шиничиро. Пытался убить Баджи. А Ханму, Доракена, Эмму и Такемичи тоже убил ты?

— Я… — Казутора замялся. — Не знаю.

— Плохой ответ, Казутора.

— Его вина не доказана! — возразил Чифую с таким жаром, которого сам от себя не ожидал.

— Так опровергни, Чифую, — Майки скользнул по нему ледяным и совершенно мёртвым взглядом, но Чифую было нечего ему ответить. Всё так запуталось.

— Если хочешь разобраться, разбирайся со мной. Не впутывай в это Чифую.

— Пусть уходит, — Майки великодушно махнул рукой. — Это между нами, Казутора. Умрёшь либо ты, либо я.

Нахуй Чифую слал подобные дилеммы. Холод усилился. Листья на алых клёнах подёрнулись белёсыми узорами надели и тревожно зазвенели. Внутри у него рождалась целая буря. Хотелось заорать на обоих, чтобы не смели двигаться с места, заморозить во времени, заставить нормально поговорить. Но Майки явно не был настроен на разговоры.

Тени устремилась к Казуторе со всех сторон, стремясь пронзить, задушить, разорвать. Казутора же обратился тигром, одним мощным прыжком взлетев на крышу храма. С неё посыпалась черепица. Казутора явно хотел отвести Майки подальше от Чифую. Благородно, конечно, но лучше бы о себе подумал, придурок.

— Не смей убегать! — мозги у Майки отключились как-то очень выборочно. Он понимал, что уступает Казуторе в скорости, зато выигрывает в другом.

Тело Чифую оплело чернотой так плотно, что едва получалось дышать. Он попробовал дёрнуться, высвободится — ничего. Ни рукой, ни ногой шевельнуть не вышло.

— Отпусти! — Казутора так и стоял на крыше, словно божественный зверь, сошедший с небес к своему скромному святилищу. Даже в тигриных глазах его отражался страх.

— Просто залог того, что ты не сбежишь.

«Залог? — подумал Чифую. — Может, лучше «заложник», а?»

— Ведёшь себя как типичный злодей, — выдавил Чифую.

Майки ответил, не поворачивая головы:

— Не помню, чтобы хоть кто-то из нас метил в герои.

Казутора бросился на Майки, зставляя его отшатнуться в сторону, дальше от Чифую. Казутора хотел спасти его, сбежать вместе. Это было мило, трагично и глупо. Это было той самой дилеммой: оставлять погибать или жертвовать собой? В итоге всё равно кто-то умрёт. Так какая разница?

Тени, опутывающие Чифую, удлинились, метнулись к Казуторе. Одна взрезала плечо, другая — лапу. Казутора не остановился, попытался когтями разодрать путы. Новый теневой шип едва не пробил ему грудь. На рыжей шкуре чёрные полосы начали чередоваться с алыми.

— В сторону! — Чифую заметил Майки слишком поздно, его удар отшвырнул Казутору в сторону, словно котёнка. Казутора вскочил на лапы и снова принялся уклоняться от атак, отводя Майки дальше от Чифую. И не нападал сам.

Чифую хотелось кричать: «Прекращай играть в героя! Сделай хоть что-нибудь, не смей умирать!» Он не хотел, чтобы Казутора убил или тяжело ранил Майки. Но Майки тоже нельзя было дать убить Казутору.

— Если я просто сдамся, ты позволишь Чифую уйти? — Казутора снова обратился человеком. На белок куртке длинные кровоточащие порезы горели огнём.

— Ты умрёшь! — прокричал Чифую, выжимая из лёгкий последний воздух.

— Ты умрёшь, — подтвердил майки, будто вынося приговор.

Казутора посмотрел на них обоих своими этими глазами ангела за мгновение до падения, осознавшего вдруг собственную греховность. Взгляд его как бы говорил: «И что?»

Шум несуществующей метели в голове становился всё громче. Чифую думал, сопоставлял факты, мотивы, возможности. Он не отказался бы сейчас от божественного озарения, потому что, ухватившись за линию «возможностей», кажется, действительно начинал понимать что-то.

«Берегись своих желаний», — хмыкнули боги.

И обрушили на Чифую озарение вместе с дождём.

Ливень рухнул стеной, делая весь мир бесцветно серым, словно все они оказались вдруг зажаты в кадры чёрно-белого фильма. Чифую отматывал плёнку. Тело на асфальте, вызывающее странное воспоминание, которое никак не удавалось различить. Тень тигра, мелькнувшая в противоположном конце подворотни, он точно видел её или просто поверил чужим словам? Неверно составленный дуэльный договор. Исчезнувшее тело. Короткие сбои техники. Были только два человека, способные провернуть такое совместными усилиями, но Чифую никогда бы не представил их, работающими в команде. И зачем? Но главное — он ни за что не сможет убедить Майки в их виновности, особенно пока тот в таком состоянии.

Чифую понял, что метель воет уже не у него внутри, она вокруг. Капли дождя обращаются острыми мелкими льдинками, мир заволакивает белой пеленой, а Чифую почти не контролирует это.

Выпуская его из больницы, врач с тревожным видом говорила: «Никакого стресса, максимально ограничить использование магии на ближайший месяц, иначе последствия могут быть непредсказуемыми». Но, пожалуй, лучше непредсказуемые последствия, чем вполне себе ожидаемая смерть от рук Майки.

Тени покрылись льдом и треснули. Чифую не думал, что можно заморозить энергию, Чифую больше вообще не думал. В голове белым шутом выла метель. Казалось, сам он теперь сделан то ли изо льда, то ли из стекла. Бесконечно хрупкий и бесконечно прочный одновременно. В нём будто бы что-то сломалось, некий внутренний баланс человеческого и… чудесного? чудовищного?

Метель разрасталась. Травы уже не было видно из-под снега. Ветви деревьев гнулись под тяжестью обледеневших листьев, тревожно звенящих. Чифую хватило одного взгляда, чтобы заставить Майки застыть со всеми своими тенями. Обратиться ледяной статуей, сложной композицией. У Чифую заболело в груди, словно там, распирая рёбра, росли кристаллы льда.

— Чифую, ты… — выдохнул Казутора восторженно, благоговейно и испуганно одновременно.

— Мешаешь, — закончил Майки, раскалывая лёд. Выпуская шип тени прямо Чифую в грудь.

Всё пришло в движение одновременно: шип тени; Казутора, бросившийся к Чифую, чтобы закрыть собой, как всегда почему-то делал; Майки, который успеет перехватить Казутору раньше, чем тот доберётся до Чифую, и пробьёт ему грудь другой тенью.

Чифую вздрогнул. Чудовище внутри него, чудовище, которым он стал, среагировало непроизвольно.

— Фую!

Казутора повалил его в снег. Шип тени пролетел над ними, оцарапав Казуторе спину и распался туманной дымкой.

— Фую, ты?.. — начал Казутора, но Чифую попытался подняться, отстранить его.

— Я… я его?..

— Ты не виноват, это всё я, это из-за меня.

Чифую выглянул из-за плеча Казуторы. Майки так и замер, не успев нанести удар. Замер, пронзённый ледяным шипом, пробившим ему грудь. Кровь тёмными каплями стекала по льду, капала на снег.

— Я возьму вину на себя, я… — сбивчиво говорил Казутора.

Чифую лишь помотал головой. Снег теперь падал белыми хлопьями. В груди невыносимо болело, а в голове было бело, тихо и пусто. Только почему-то хотелось кричать.

— Фую, скажи что-нибудь? — Казутору трясло то ли от нервов, то ли от холода. Он тревожно заглядывал Чифую в глаза. В его зрачках, испуганно расширенных, отражение Чифую окружало золотом, словно у христианского ангела. — Почему ты такой холодный? Почему метель не останавливается?

— Потому что я не могу это остановить, — ответил Чифую на все вопросы сразу. Он ничего не мог остановить. Чужой план. Чужую смерть. Метель. Смерть собственную. В итоге из него не вышло героя. В итоге он никого не оправдал, никого не спас. В итоге он сам оказался чудовищем.

— Что мне сделать? Просто скажи, что мне сделать, — попросил Казутора. Он хотел прижать Чифую к себе, чтобы согреть, но Чифую мягко отстранил его, сказав: «Обморозишься только».

Метель над Токио становилась всё больше. Укрывала снегом дома и дороги, заставляла тысячи горожан удивлённо поднимать головы, ловить снежинки руками. А Чифую же становилось всё меньше. Он не знал, как это остановить. Не знал, стоит ли это останавливать. Не будет ли это справедливой карой.

— Фую, пожалуйста. Что угодно, — у Казуторы было такое лицо, словно он видел, как Чифую растворяется в этой пурге. Может, и правда видел.

— Вызови полицию, — улыбнулся Чифую, — я хочу сдаться.

Выйти из этой игры, объявив себя проигравшим. Потому что он только что собственными руками убил друга. И это уже ничем не оправдать и не исправить. Не изменить, сколько не прокручивай это воспоминание, прошлое не изменится. Поэтому всё это повторение было бессмысленно.

Он понимает это ясно, яростно даже прокручивает эту мысль в своей голове. Алые следы крови на белом снегу — лишь они имеют значение, все остальные недомолвки меркнут в сравнении с ними. В сравнении с этой истиной. Потому что нет ничего окончательнее и неотвратимее смерти. Нет ничего ужаснее смерти, в которой повинен ты. Мёртвые уже не могут ничего изменить, ничего никому рассказать. Только у живых есть возможность донести историю в нужные руки. Поэтому Чифую сдаётся. Здесь. Сейчас.

Слышишь?

И ты сдавайся. Забудь об этом. Выкини из головы. Скорми это воспоминание самому страшному чудовищу. Чтобы никогда больше.

Понял меня?

***

— Ни хрена я не понял, — отвечает Наото, растирая виски. Выражение лица у него болезненное. Ещё бы. У него в голове пронёсся сбивчивый рассказ о так себе недельке несколько ударенных на голову не вполне людей.

— Нечего тут не понимать, — Чифую подавляет навязчивое желание растечься по столешнице. Ему с трудом удаётся вернуть себя в здесь и сейчас. Хотя мало кто с удовольствием вернёт себя в допросную полицейского участка. — Я убил Майки, хотя мог этого не делать, потому хочу, чтобы меня осудили по всей строгости.

«Вряд ли вы, впрочем, успеете», — думает Чифую, глядя в черноту зеркала напротив.

Разрозненные факты собираются в цельную картину. Мрачные тени, мёртвые вороны, ворота храма, запах краски, катана, невыгодный дуэльный договор, тело Ханмы с ранами на спине, следы тигриных когтей, слова Акане…

В голове у него всё стремительно встаёт на места. Со щелчками. То ли звенья цепочки скрепляются, то ли крутится барабан русской рулетки, пропуская пустые отсеки, ища тот единственный с патроном. Чтобы выстрел в десятку. Лет.

Из этого могло бы выйти отличное расследование, а вышел срок. Чифую такой среди журналистов, к несчастью, не первый.

— Но… — пытается возразить Наото. Чифую пресекает протест одним взглядом. Глаза у него до сих пор, несмотря на блокатор магии, мерцают льдистой нечеловеческой синевой. Блокаторы не зря так названы. Они не уничтожают магию, а запирают. Не дают ей воздействовать на тебя ни изнутри, ни снаружи. Если ты, конечно, не счастливый обладатель полицейского жетона, позволяющего применять магию к тем, на ком есть блокатор (Наото такой жетончик явно одолжил отец). Чифую же до сих пор чувствует снежную бурю, запертую между рёбер. Но теперь она хотя бы закрыта внутри и не угрожает ему магическим истощением, а городу катаклизмами.

— Иди домой, Наото. Тебя там вряд ли ждут, но не прибьют хотя бы. Потому что от меня всего можно ожидать.

Наото бросает на него очередной жалобный и усталый взгляд, а потом поднимается с места. Стул напротив Чифую пустеет, и он старается не вглядываться в черноту напротив слишком пристально. В черноту, которая должна быть зеркальной, но сделалась матовой.

Дверь за спиной Наото закрывается, и Чифую медленно вдыхает, на выдохе произнося:

— Ну да, я понял, кто… что ты такое. И даже кто тебя подослал, — говорит он, глядя в черноту. Она весело и хищно скалится в ответ.

— Наверно, печально для журналиста узнать истину, но не суметь её рассказать, умерев раньше, — отвечает чернота.

— Издержки профессии, — хмыкает Чифую за мгновение до того, как чернота съедает его.