смех андрея рассыпается по шее звоном монеток, а ощущение подкрепляется холодными пальцами по коже, кругами чертящих одному андрею известные созвездия. у затылка, по памяти касаясь татуировки, да маршем по позвонкам. монетки. выиграл в лотерею, федь, а главный приз – вот он, сжимает коленками твои бедра, упираясь ими в диван. остается бантики упаковочные развязать чтобы коснуться. андрей выдыхает резко, стоит пальцами забраться под узкий чокер позади шеи, натягивая его, вонзая прямиком на пути дергающегося кадыка. за пальцами – вослед, следуя послушно. зато в глаза наконец глядит, улыбаясь едва самодовольно. любуется. федя коротко думает, насколько кожа андреева белеет на фоне тьмы кожанки и черного куска ткани, пресекающего возможность вдохнуть спокойно. мрамор. хрусталь. совсем хрупкий чайный сервиз за толстым стеклом да замком. кажется, тронешь – затрещит и пойдет трещинами. но и другой стороны, сам андрей говорил о том, чтобы витрины разбивали к хуям, так? так.
ладонь аккуратно, нежно почти, опускается на затылок, едва путая волосы. андрей к ней льнет, только не урчит. федя тянет ближе, целует почти лениво, размеренно. руки – ниже, по бедрам. по пояснице. под тьму кожанки… андрей нервно перехватывает руки, отстраняется. в глаза едва отблескивает беспокойство, очнувшаяся да вновь заглотнувшая. федя себе лишнего движения не позволяет.
– дюх, все в норме?
андрей эту тревогу за золотые волосы хватает да топит в бушующих водах множества других чувств. мешает и губит, прежде чем кивнуть.
– заебись, родной, – рук феди не отпускает, тянет выше. останавливает напротив застежки кожанки, застегнутой до сих пор. андрей сглатывает нервно. улыбается мягенько. – сюрприз.
ленточка летит прочь.
федя смаргивает.
это даже лифчиком не назвать – так, верх от купальника. черного, тоже. не то чтобы градус сбавляет, поток этих определений понижает шанс того, чтобы мозг феди замкнулся. замкнулся. и возможность думать пропадет. пальцы застывают у андрея посреди грудины, взгляд там же, оттого не ловит чужой, ожидающий хоть реакции. и как способ еще внимания привлечь – ведет едва плечом, позволяя кожанке легко скользить ниже. в мозгу у феди кто-то яростно щелкает пальцами, желая привести его в прежнее состояние. у феди сердце где-то в глотке умилительно сжимается – плечи андрея, пересеченные этими тонкими лямками, почему-то кажется чуть острее, чем обычно.
– мы на съемке его использовали… – андрей подает голос, но федя ни ноты оправдания ни ловит. объяснение. и желание, чтобы игнатьев наконец поднял глаза. – реквизит.
федор понимающе кивает. андрей ищет в глазах ответ.
– выглядишь прекрасно, андрюш.
андрей сквозит довольством. и благодарность. облегчением.
федо пальцами пересчитывает чужие ребра снизу-вверх, только не тревожит ткань. боится будто бы разрушить представление. лишь позволяет пальцам пробежать под лямками, глядя плечи. тянет ближе. губы сухие, губы царапают бледную кожу под самой челюстью, царапают стык шеи да плечи. андрей выдыхает глухо, только сильнее жмется. бедрами елозит.
ладони букера наконец вновь возвращаются на чужую поясницу, откуда их вероломно согнали прежде. по бокам неровным строем, сжимают чуть по привычке. воспоминания – красные мазки, которые можно на этой коже оставить, едва перестараясь. андрей никогда не возражал.
– откуда желание-то возникло? – пауза перед вопросом. аккуратная схема: сначала – одобрение, потом – вопросы. андрей склоняет голову к плечу, пальцами пробегаясь по чужой ширинке. облизывается неосознанно.
– случай был, меня спросили, носил ли я женское белье. я сказал, что подумаю над этим, – андрей и глазом не ведет, пока произносит это. смешка не сдерживает, когда федя сам смеется коротко. – вспомнил недавно.
– какая к этому подводка вообще была?
– женский шампунь, – андрей усмехается весело, а в процессе расстегивает федину ширинку. игнатьев на спинку дивана откидывается. осмысляет что-то, скользя ладонями по андреевым бедрам. большими пальцами очерчивает тазовые тоски, которых не видно за тканью джинс. по памяти.
– погоди, дюх, – в коробке еще одна. поменьше. с еще одной ленточкой. вычурной дохуя. – а что конкретно вошло в твой список на “подумаю”?
андрей смотрит федору в глаза с нечитаемым выражением лица.
– все, федь.
капелька воды на проводку.
андрей, которому будто зеленый свет дали вопросом, едва сдвигается, да приподнимается, давая себе больше места. спину выпрямляет, блять, красуется, думает коротко федор. имеет, однако, все права. ладони не спеша, медленно нарочито, расцепляют ремень, следом – ширинку джинс.
нет. ведро, потоп. и по каждой капле электрический ток скачет.
кружева, блять. блядские черные кружева.
– я хотел сначал взять какие-то вычурные, ну… не пошло дело, пришлось по классике погнать, – андрей запинается, разговором ситуацию будто сглаживает. свое волнение – в первую очередь.
– блять, андрей… – в чужом взгляде секундная паника, а потом взгляда не видно, потому как в золотых волосах пятерня, а губы опять в поцелуе.
в сознании моментально рушится этот высокий образ хрупкости, что к андрею сейчас не касаться нужно, а любоваться лишь. витрина все же жалостно звенит, а андрей в губы довольно мычит, стоит на ощуть стягивать джинсы с бедер. федор отрывается на секунды лишь за тем, чтобы андрей коленки с дивана поднял на секунды, стряхивая джинсы на пол. куда-то следом падает кожанка. жарко, конечно.
федя от зрелища скулить готов.
по́шло, ей-богу.
пальцами по бедрам, забираясь под кромку кружев. узкие. резинка давит, совсем немного видно узорные красные следы за отогнутой тканью. андрей бедрами ведет, мычит едва слышно. федя едва улыбается, опуская ладонь на живот, ведет ниже. белье узкое, белье давит на стояк болезненно. федя накрывает ладонью, андрей на автомате в ладонь толкается. игнатьев запускает руку под белье, с наслаждением вслушиваясь в сбившееся враз дыхание федоровича. комкает толстовку феди, скребя пальцами.
– ты так весь день? – голос ниже.
– с утра, – андрей кивает коротко, лбом опираясь о плечо. – изначально это действительно ради эксперимента было, а потом… ты.
федя ни толики удивления не испытывает. тоже кивает, понимающе. андрей, успокаивая свои руки, тянет федину толстовку вверх, стягивая наконец. федор с сожалением на секунду позволяет себе оторвать руки от андрея руки. андрей спешный, по коже ладонями пробегает, любовно, привычно касаниям. но не задерживается. лезет в штаны, тянется за поцелуями.
отлипает лишь за тем, чтобы быстро найти где-то в ящике смазку, да вернуться на свое законное место. феде в руки не отдает.
– я сам.
федя не спорит, принимая следующие за эти пункты: руки при себе держать, только наблюдать. игра заведомо проигрышная начиная с того самого момента, когда андрей пытается устроится устроиться удобней, согревая смазку меж пальцев и запуская себе за спину, за кромку белья. самому несподручно – непривычно. пальцы феди будто более телу родственны, чем собственные, андреевы. лицо у андрея напряженное, сопровождаемое со сдержанным в глотке мычанием. руки федора сами собой сжимаются на его бедрах, так, номинально, из желания касаться. андрей бросает несколько недовольный взгляд из-под ресниц.
звук, с которым пальцы покидают андрея заставляет резко сглотнуть. пошло. почему-то куда пошлей, чем то, как андрей обхватывает член игнатьева, взяв еще прохладной смазки на пальцы. сам игнатьев с видимым сожалением подцепляет блядское кружево, спуская ниже. красиво. пиздец головокружаще, конечно, а от того грустнее признавать, что оно мешает. федо все еще может любоваться а чокер, через который и так взбудораженный андрей дышит чуть трудней. и едва сюрреалистичный лифчик. всего андрея в целом, ей-богу.
на то, как он глухо стонет, самостоятельно насаживаясь на него. влажно, скользко, но все еще – узко. да, самому себя определенно готовить сложнее. однако, хозяин – барин, не в штыки андрею.
у феди зубы скрипят от того, как хорошо, от того, что пока что нельзя бедра вскинуть навстречу, впиваясь в андрея поглубже, порезче. сейчас андрей движется, по своему темпу, аккуратно вверх, медленно вниз, попривыкая заново. опору ищет, оплетая плечи феди, да лицом в стык шеи зарываясь. и стонет сладко-сладко, приторно, у феди все восприятие сплошь – минное поле. андрей детонатор.
андрей со своего же выстроенного темпа сбивается, мешает в бессмысленном шепоте стоны, проклятья да имя Господня. так, варево. и скулит едва слышно.
и кидает случайно, недуманно – федь.
феде большего не надо, чтобы резкими мазками пройти бедра и поясницу. перехватить, сжать пальцы так, чтобы следы потом расплылись по молочной коже и наконец самому толкнуться, выбивая из чужих легких, глотки, горла откровенные стоны. благое федино терпение выбрасывается, как волны по берегу. сносят все нахуй, оставляя андрея это лишь принимать. передать бешено крутящийся руль в чужие руки. машина летит в ебеня. красная машина. и обязательно в воду, подчеркивая то, как усердно андрей ловит воздух губами. всхлипывает, вызывая вдоль фединого позвоночника табун мурашек.
по бедрам ползут алые мазки.
– блять, дюш, я…
– хорошо, родной.
не дожидается вопроса. разрешает с протянутыми руками все, что ни попроси.
алые мазки таким темпом могут и бирюзой пойти.
игнатьев последний раз вбивается грубо, застывая глубоко, чувствуя, как андрей по лопаткам оставляет полосы, сам феде на живот кончая. и всхлипывает опять, разнеженно, дрожаще, не смея удержать трясущихся бедер, когда в него кончают. горячо.
и такого разнеженного андрея до одури легко подхватить за полосу чокера, целуя тягуче.
– возьмем потом еще, по-вычурней, андрюш.
федорович только и кивает.