— Где-то должны быть ещё. Сколько раз стреляли? — размышлял вслух Лисицын. — Не менее четырёх. Три пули в трупах, одна из стенки выковыряна.

— Жаль, машина застряла, сейчас бы фарами посветить, — посетовала Гордеева, смахивая с шапки снег в количествах «трёхметровый сугроб».

— Чёрт возьми, ещё снег пошёл, как назло — ни черта не видно. Вы светите-светите, вот сюда вот, не лето же, — приказал майор.

— Ну, ты поаккуратнее рой — улики зароешь, — не сдержалась от комментария Катя — несмотря ни на что, ей нравилось выводить напарника из себя.

Реакция последовала незамедлительно:

— Ты меня поучи ещё, — буркнул мужчина, прекрасно понимая, что поддаётся на провокацию.

— Ну, что ты на меня срываешься? Я ж не виновата, что нас в субботу вечером дёрнули. Вот, у тебя хоккей по телевизору, а у меня, может, что поинтереснее, — попыталась нагнать тумана женщина, но тут заметила пулю. — О, а вот и третья!

— Ну, — решил Лисицын, — раз ты такая глазастая, всё здесь досматривай, а я пойду, с домработницей побеседую.

— А, погреться решил? — ничуть не обиделась Гордеева, втайне раздражаясь на саму себя — кажется, она совершенно не могла злиться на Лисицына. Хотя, иногда следовало бы.*

***

А уже через пару часов Константин привёз оперативницу к себе домой и отогревал, как мог: плед, чай с малиной, объятия. Ему доставляло невероятное удовольствие заботиться о женщине, которая сейчас на майора была похожа меньше всего.

— И какие у тебя были более интересные планы? — с лукавой улыбкой вопросил мужчина.

— Ну, например, провести вечер с одним жутко забавным майором.

Лисицын поднял бровь:

— Вот как? Это с Майским, что ль?

— Может — и с ним, — не стала спорить Катерина, ехидно улыбнувшись. Лисицын резко нагнулся и, почти касаясь губами женских губ, рыкнул:

— Я тебе проведу.

Внутри всё закрутилось в спираль. Гордеева не могла дышать, глядя в потемневшие до синевы глаза оперативника. Но и отвести взгляд не выходило.

Лисицын же, проведя указательным пальцем по губам Гордеевой, отстранился:

— Катерин, может, ещё чаю? — от заботливых интонаций хотелось рыдать. Казалось, Катя уже отвыкла от этого.

— Костик, — дрогнувшим голосом обратилась она к мужчине.

Он вздрогнул — Гордеева никогда его так не называла, даже Костей не так часто, как хотелось бы.

— Да, Катюш? — он присел рядом.

— Спасибо тебе, — искренне произнесла она, с трудом сдерживаясь, чтобы не поцеловать мужчину.

— Это тебе спасибо, — улыбнулся Лисицын. — Ты прямо как луч света в тёмном царстве, честное слово.

Она почувствовала, что смущается и опустила глаза. Чёрт возьми! Её! Смутили! Да когда такое было в последний раз? Катя не помнила.

Мужчина взял её за руку и начал рисовать круги на ладони. Катерина мысленно застонала: как же хорошо. И всё — от невинного, казалось бы, прикосновения. Она не железная. Да и он. В конце-концов, они оба взрослые люди, которые взаимно неравнодушны друг к другу!

Константин пальцами скользнул вверх по её предплечью, потом по шее к уху, заправил непослушную прядь волос. Ничего соблазняющего в его действиях не было, но Катя просто плавилась, воздуха катастрофически не хватало.

— Кость, — на выдохе вырвалось у неё.

— Останови меня, если ты не хочешь, — голос мужчины обволакивал.

— Я хочу, Лисицын, — призналась Катя и тут же охнула — так сильно сжал её в объятиях Костя.

***

— Всем троим послано приглашение о встрече с фотографией Константина Львовича, — как должное, сообщил Тихонов.

— Чёт я не понял, — действительно не понял Лис.

— Цветочки купи, Ромео.**

Костя так тщательно разыгрывал из себя очкастого романтика, что не заметил, как в нескольких метрах от них стояла самая дорогая ему женщина, сжимала кулаки и нервно кусала губы.

К допросу Катерина накрутила себя до такого состояния, что наехала на преступника по полной программе, ледяным тоном предсказав ему дальнейшую судьбу. Когда тот вырвался из тисков лейтенанта, она даже не дрогнула.

— Не убивал я! Не убивал, — поканючил напоследок он.

***

Дротики попадали в цель один за другим, несмотря на то, что душившие слёзы так и норовили выбраться наружу. Гордеева не услышала, как в тире появился ещё один сотрудник ФЭС.

— Катя! — Лисицын схватил женщину за руку и развернул её к себе. — Ты что делаешь? — в его глазах скакало беспокойство. — Что случилось? Это из-за этого преступника? Что он тебе сделал? — забросал он оперативницу вопросами. — Я убью его, — с яростной решимостью сообщил он.

Гордеева попыталась вырваться, но тщетно. Не выдержав, она зашипела:

— Руки свои от меня убери!

Лисицын, конечно, растерялся, но не послушался:

— Пока ты мне всё не расскажешь, никуда я тебя не пущу.

— На каком основании? — продолжала злиться женщина. Одно радовало — от ярости слёзы прошли.

— На таком, что ты — моя, — припечатал мужчина.

Женщина аж вырываться перестала и как-то даже успокоилась:

— Да что ты? И много у тебя таких твоих?

Костя недоумённо поднял брови:

— Ты о чём?

— Да видела я сегодня тебя в компании барышни, — холодно выдала Катерина, — что примечательно — тоже брюнетки. И встречались вы отнюдь не с деловыми намерениями, — она снова попыталась выпутаться, но безуспешно.

Костя не знал — улыбаться ему или хмуриться: настолько двоякой вышла ситуация. Он сглупил, забыв предупредить Катерину, хотя понимал, что тема измен для женщины очень болезненная: сначала отец, потом этот Олег, пропади он пропадом.

— С ней и ещё с несколькими барышнями переписывался Фролов. Ваня послал им письма от моего имени и прикрепил мою фотографию, а уже после сообщил нам с Рогозиной — деваться было некуда, — на одном дыхании выпалил майор.

Гордеева резко выпрямилась:

— Это правда? — недоверчиво уточнила она, впервые за время беседы посмотрев Косте прямо в глаза. У тоги ноги приросли к полу — таким рентгеновским был её взгляд.

— Я тебе когда-нибудь врал? — вопросом на вопрос отозвался Костя и разжал руки.

— Не знаю, не проверяла, — огрызнулась Гордеева. Глаза Лисицына посерели, мужчина сжал зубы и процедил:

— Браво, майор Гордеева, — голос резал не хуже кинжала. — Пойти, что ли, правда, на свидание с кем-нибудь? Чтобы оправдать подозрения.

Как пощёчина.

— Зачем с кем-нибудь? — неожиданно даже для себя всхлипнула Гордеева, но слёз не было. — У тебя Максимова есть.

Лисицын тут же сбавил обороты и вновь притянул слабо сопротивляющуюся женщину к себе:

— Катюш, ты чего? Какая Максимова? Она ж ребёнок совсем, почти ровесница моего младшего брата, — он поднял лицо Катерины за подбородок. — Прости, я погорячился, конечно. Но ты меня пойми, я за тебя перенервничал, прихожу сюда, а тут ты набрасываешься с претензиями.

— По поводу перенервничал? — искренне не поняла женщина.

— Мне сказали, что преступник на тебя кинулся в допросной.

Гордеева рассмеялась, только смех вышел нервный:

— Дезинформация. Он до меня даже не дотронулся. Отпусти меня, — резко переменила она тему.

— Ладно, — миролюбиво отозвался Лисицын, — если ты объяснишь мне, что ты там себе напридумывала.

— Ты, весь такой романтичный, с букетом, с этими идиотскими очками. И она тебе улыбается совсем не по-дружески…. Что я должна была думать?

— А очки тебя не смутили?

— Кто тебя знает, может, образ решил сменить. Или действительно зрение испортилось, а на работе шифруешься, — чувствуя себя идиоткой, высказалась Катя.

— Я виноват в том, что тебя не предупредил. Прости, — не стал развивать тему Константин.

— Ты же можешь меня понять, Костя, — вымученно протянула Катерина. — Ты сам меня ревновал к Шустову и Майскому, хотя там даже повода не было.

— Я и не обвиняю тебя ни в чём. Мне, если честно, даже приятно. Где-то в глубине души. Только… с чего ты решила, что у меня что-то с Максимовой? — он приобнял женщину и пристально заглянул ей в глаза.

— У вас с ней очень неоднозначные отношения, — призналась Гордеева, — то ты на меня срываешься, а к ней потом подкрадываешься с дебильной физиономией, то танцуешь с ней на вечеринке в честь Нового Года.

— Первого я не помню, но точно не имел никаких мотивов в сторону Максимовой, — признался Лисицын. — А Новый Год…. Настроение у меня было праздничное, хотелось веселиться. Дашку пригласил только потому, что ты отказалась, — удивился Константин.

— Но это не значит, что я была в восторге от вашего с ней танца, — почти спокойно произнесла Катерина.

Она говорила что-то ещё, но разум Лисицына отключался, глядя на двигающиеся губы женщины. Какая же она… Катька, его Катеринка. Точно и только его.

— Я же люблю тебя, Гордеева, — слова вырвались сами по себе. Женщина так и замерла на полуслове, от удивления приоткрыв рот. Костя же решил, что терять нечего:

— Люблю. И никто мне, кроме тебя, не нужен.

Гордеева рассмеялась — на этот раз легко, как колокольчик.

— Дура я, да? Костя, какая же я дура… Ты на меня сердишься?

Мужчина отрицательно покачал головой.

— Поцелуй меня, пожалуйста.

Она всегда была от него в двух шагах. Не опережая, не отставая, а как-то параллельно, на расстоянии вытянутой руки. Но параллели иногда пересекаются. Теперь Лисицын это знал наверняка.

p. s.

— Давай.

— Нет.

— Ну, ещё немного.

— Я сказала — нет.

— Кать, ну пожалуйста.

— Сказано русским языком — нет! На каком повторить? Ноу, нихт, найн?!

— Последние два слова прозвучали… ну, очень.

— Убери свои руки от меня, извращенец!

— Кать, ну давай, я же совсем немного….

— Лисицын! Уйди! Дай мне пострадать в своё удовольствие.

…

— Такая маленькая, но такая вредная.

— Концентрированная.

— Да успокойся ты, всё в порядке. У меня глаз немножечко алмаз.

— Именно, что «немножечко».

— Гордеева.

— Лис…! Костя, что ты делаешь?

— Есть куда более приятные способы худеть, нежели голодовка.