– Посол.
– Спок.
Короткое приветствие двух вулкацев, не требующее уточнений. Стоящий рядом Маккой в знакомом жесте едва заметно вздёргивает бровь в ответ на открытую улыбку посла. За его плечом тихо хмыкает Джим.
– А он точно Спок? – даже не пытаясь понизить голос уточняет доктор.
– Определенная схожесть имеется, – насмешливый ответ капитана, поддерживающий игру.
– Уверяю вас, доктор. Я всё ещё Спок. Даже если моя эмоциональность доставляет Вам дискомфорт.
Глаза Маккоя смотрят с недоумением и проблеском смеха, притягивая взгляд. Смотреть на него, такого молодого, такого незнакомого, такого бесконечно близкого и далёкого, сродни краже у судьбы. Серо-голубая морская гладь лишь отдалённо походит на ту бездонную небесную лазурь, что когда-то освещала его дни. Но даже от неё тоскливо ноет в боку. Спок видит его в первый раз за двадцать пять лет, и это даже не его доктор.
– Мне? О, поверьте, больший дискомфорт Ваша эмоциональность доставляет вон тому гоблину.
– Доктор Маккой, я бы настоятельно попросил Вас не опускаться до оскорблений в присутствии гостя.
– А в чем я не прав? Или ты сказки в детстве не читал?
– В вулканской культуре…
– Да брось, твоя мать землянка.
Кирк лишь улыбается, наблюдая разгоревшийся спор, и, как и всегда, берёт инициативу на себя.
– Ну, а пока наши друзья развлекаются, позвольте показать вам корабль.
– С удовольствием, капитан.
Последовать за старым другом, оставляя спорщиков позади, оказывается сложнее, чем он предполагал. У этого Спока смягчается линия губ, когда завязывается очередная словесная битва, и тёмная радужка светлеет, пока в ней отражается чужое возмущённое лицо. У этого доктора глаза сверкают в свете ламп, как драгоценный александрит, и от жара, разгорающегося в душе, срывается дыхание.
– Через сколько мы прибудем на Легран?
– Семь дней и пять часов. – Кирк улыбается ему чуть грустно, но ободряюще. – Готовы увидеться со старыми друзьями?
«Не рад старым друзьям, Спок?»
– Как никогда, Джим.
Неделя это много и мало одновременно. Можно столько сказать и не заметить, как всё испортишь. Можно столько сделать и не понять, как всё разрушишь.
Это абсолютно удивительная возможность – увидеть их всех, давно его покинувших, со стороны. Пускай они не одни и те же люди, пусть у них слегка иные истории, но, в общем, они похожи. Посол смотрит на людей, снующих по кораблю. Смеющихся, спешащих, спорящих. Призраки ушедшего, что следуют за ним по коридорам, наполняя душу тёплой тоской. И вскоре мужчина позволяет их нестройным голосам заполнить разум.
– Между прочим, французская кухня имеет много общего с…
– Паша, советую подумать ещё раз, прежде чем говорить это при мне.
– Что? Это правда!
– Дженис, это глупо. У Кристин есть жених.
– Да брось, Ухура, мы же всё ещё можем быть с ней подругами.
– С такими-то взглядами? Ну удачи.
– Мы сейчас вернемся к твоим взглядам на командера.
– Нет, все-таки этот Скотт странный.
– А, по-моему, он очень даже милый.
– Вы не видели О’Райли? Клянусь, я прибью этого ирландца.
Жизнь кипит на Энтерпрайз, позволяя Споку воскресить воспоминания о прошедших временах. Ещё раз окунуться в счастливые моменты жизни. Но два голоса, как и всегда, прерывают идиллию.
– Спок, мы ещё не закончили.
– При всём уважении, доктор, я направляюсь на своё рабочее место. Советую вам сделать то же самое.
Две фигуры, вышедшие из бокового коридора, кажется и не замечают случайного свидетеля их разговора.
– Твоё рабочее место в другой стороне.
– У меня также есть дела в научном отделе. Или мне стоит огласить вам всё своё расписание?
– Обойдусь без подробных описаний твоих свиданок.
Маккой как всегда хмур и ворчлив и укоризненный взгляд Спока не приносит совершенно никаких плодов. Но сам разговор похоже в глазах доктора себя исчерпал. Он замедляет шаг, позволяя вулканцу уйти вперед и остаётся, задумчиво смотря ему вслед.
– Ублюдок зеленокровный, – едва слышно бормочет доктор.
Посол лишь улыбается. Ему знаком этот тон. Возмущённый и вместе с тем полный затаённого тепла, самую малость окрашенный в извечную усталость. Оставшись в одиночестве, мужчина наконец-то замечает что-то кроме чужих острых ушей. Вздыхает устало, знакомо закатывая глаза и уточняет:
– Будете упрекать?
– А в этом есть смысл?
– Неужели однажды он поумнеет?
Позабавленное ворчание исчезает вместе с доктором за поворотом, оставляет Спока одного. Одного, со знакомым голосом в мыслях, что когда-то с теплом и смехом бросал ему вслед схожее оскорбление. Куда более мягкое, сдержанное. Как раз под стать ворчливому южному джентльмену.
«Гоблин остроухий».
Неделя это много и мало одновременно. Так много слов, что хочется сказать. Так мало времени, чтобы насмотреться.
Каждую секунду отпущенного ему времени Спок старается провести рядом с ними. Сыграть любимые песни Ухуры. Перепроверить расчеты Скотти. Выслушать новые истории Паши. Разыграть очередную шахматную партию с Джимом. Но один человек неизменно получает бóльшую часть его внимания, стоит ему лишь оказаться в поле зрения вулканца.
Каждую секунду отпущенного ему времени Спок старается провести рядом с Маккоем. Говорить с ним для этого совсем не обязательно: слишком высок риск сказать что-то лишнее. Но можно просто постоять в медблоке с Кристиной, краем глаза следя за чужим уставшим лицом. Постоять, посмотреть, сравнить. Отметить для себя любимые жесты, прошедшие сквозь вселенные, проследить мельчайшие отличия, делающие его уникальным. Надышаться им напоследок. Чтобы вновь его оставить. И снова навсегда.
«Удачи, Спок.»
Недели для этого слишком мало.
Эта картина послу прекрасно знакома: молодой Спок подходит к капитану и доктору и Маккою не нужно много, чтобы спор вспыхнул, как сухая трава. Леонард взмахивает руками в порыве эмоций, его кисти изгибаются так, словно костей там не было отродясь. Экспрессия в этой версии доктора бьёт через край, не умещаясь лишь в словах. Его доктор был куда более сдержан.
Спок помнит это, будто и не прошло четверти века. Растерянное потирание рук, не скрывающее смятения. Покачивание на носках, не в силах удержать бурлящее в душе веселье.
«Так у тебя был щеночек?»
Его доктор, не смотря на звание главного ворчуна флота, любил улыбаться. Широко и открыто, освещая собой всё вокруг, не оставляя возможности не ответить. Этот Маккой будто и вовсе улыбаться не умеет. Кривит губы в насмешливой ухмылке, скалится довольно, будто не знает как правильно. Спок даже не уверен, умеет ли этот доктор смеяться. Мысль неприятно колет под рёбрами, наполняя сожалением. Если о чём он и мечтал, выживая в ледяной пустыне, то об этом: услышать звуки подлинного счастья. И эта вселенная нравится вулканцу тем меньше, чем дольше он не слышит чужой смех.
Неделя это много и мало одновременно. Но, к счастью, этого оказывается достаточно, чтобы исполнить нехитрую мечту. Звук тихий, приглушенный прикрытой дверью, но быстрое узнавание толкает Спока вперёд, стремясь поймать мгновение. Тёплый голос Леонарда, наполняет его душу, воскрешая в памяти каждое мгновение такой далёкой теперь жизни, проведённой рядом с ним. Вместе с этим приходит желание. Глупое, нелогичное и абсолютно человеческое. Толкнуть дверь, войти в помещение, пахнущее бренди и лекарствами, и увидеть его. Такого, как в их последнюю встречу. С серебром, запутавшимся в волосах. С морщинами, замершими в уголках глаз. С теплом, переполняющим лазурные глаза.
Чужие шаги отвлекают, вырывают из этого своеобразного транса. Молодой Спок приветственно кивает и замирает рядом, слегка рассеянным взглядом скользя по видимой в проёме комнате отдыха.
– Они похожи?
Мужчина бы удивился, услышь этот вопрос от кого-нибудь другого. Но молодой Спок не мог не заметить. Выходящий энсин неловко кивает, оставляя дверь приоткрытой. Маккой внутри совсем другой. С чёрными волосами, не знающими седины. С серыми тучами, зависшими во взгляде.
– Сложный вопрос, – уклоняется посол от ответа, отводя взгляд от Леонарда и смотря на свою копию.
– Кому как не вам знать на него ответ, – Спок смотрит почти выжидающе, словно ему важно услышать ответ.
– Зависит от того, для чего он тебе нужен.
Спок бросает взгляд на Маккоя, что-то увлечённо обсуждающего с Кирком.
– Вы всё время смотрите на него, когда думаете, что он не замечает. Кирк или Ухура не получают и половины от того внимания, что вы уделяете ему. Для вас он важнее.
– Ты знаешь мою позицию.
– Знаю. Но мой вопрос не может иметь последствий.
– Может, если ты об этом спрашиваешь.
Упрямые глаза молодого вулканца вновь смотрят на свою старшую версию. Его бледные щёки под корабельными лампами слегка зеленеют, вызывая у посла слабую улыбку. Он не должен этого говорить. Есть слишком много слов, что могут всё испортить.
«Думаешь, что всё знаешь, Спок?»
Пару секунд молодой Спок молчит. Кивает, вновь переводя взгляд на людей в комнате.
– Сколько ему было?
– В последний раз я видел его в возрасте ста пятидесяти девяти лет.
– Хороший возраст.
Посол улыбается. Да, хороший возраст. Для этого Спока не гарантия, но надежда. Прайм же не может забыть. Бледность чужого лица. Тремор некогда крепких рук. Непонимание, сменяющееся осознанием. Он думает, до какой степени их истории похожи? Болезненно тянет сердце от мысли, что у местного Спока может быть куда меньше времени.
– Так… они похожи?
Посол усмехается чужому упрямству. И всё же отвечает.
– Как его отражение в твоих глазах.
Запах алкоголя вполне красноречиво сообщает, что в комнате отдыха он больше не один. Тяжелый вздох и бормотание, не узнать которое невозможно, раскрывают личность нарушителя.
– Нигде от вас, остроухих, не скрыться.
Но, как всегда, противореча своим словам, Маккой не уходит. Падает в кресло поблизости, тут же прикладываясь к бутылке. А Спок продолжает собирать осколки чужой жизни. У этого доктора кадык выделяется сильнее, чем у другой его версии. В руках не ромуланский эль для сложных дней, а андорианский бренди, не иначе утащенный у Скотта. Эта версия пьёт прямо из горла, ничуть не смущаясь. Наверное, о стаканах и не задумался, а где-то в вещах затерялась фляжка с виски.
У вулканца перед глазами картина совсем другая. Ряд пузатых бутылок, спрятанных под замок. Хрупкая рюмка с бренди в узловатых пальцах. Пьяный блеск в насмешливых глазах.
– Плохой день?
Маккой хмыкает, опуская бутылку, наконец-то смотря на свою невольную компанию.
– Джоан.
Спок прикидывает день. В этом мире он почему-то постоянно терялся в датах и только сейчас вспомнил.
– День рождения.
Леонард хмыкает, поглядывая на бесконечные звёзды за окном, и вновь прикладывается к бутылке.
– Конечно же ты знаешь.
Тишина повисает колючим одеялом. Молчание рядом с этим Маккоем незнакомое, неуютное. И всё же оно лучше, чем всякое отсутствие Леонарда поблизости. И, кроме прочего, это прекрасная возможность. Набрать полные ладони тихих вздохов, надышаться безмолвным присутствием. Представить на месте этого молодого, чужого Маккоя – своего. Закрыть глаза и услышать шорох его форменки. А следом - насмешливый голос, отражающийся от стен.
«Выпьешь со мной, Спок?»
Но спрашивают совершенно иное.
– Вы скучаете по нему?
Глупо было ожидать что кто-то вроде Леонарда Маккоя не заметит. И тем не менее вопрос застаёт посла врасплох. В льдистых глазах напротив дымка опьянения и отчаянная решимость. Споку не стоило бы отвечать. Надо бы вспомнить о таймлайне, о влиянии на решения. Но вспоминается только слабая улыбка.
«Живи долго и процветай, Спок.»
– Каждую секунду своей жизни, Леонард.