Мужики заказали ещё по стаканчику. Эана только посмеялась.
Как только мы зашли, она сразу шепнула, мол, зря я это затеял - мужики меньше трёх каждый не выпьют. Платить предстояло мне. Я кивнул Эане. Она, покачав светловолосой головой, вернулась к бочонку с пивом.
Мы сидели в единственном Истберрийском баре. Больше и выпить-то негде было. Деревушка совсем крохотная. На картах от неё только зелёная точка, означающая восточный лес, а самого названия Истебрри нигде и нет. Будто деревушка не существует вовсе.
После смерти своего отца, Мариуса, баром руководила госпожа Эана. Госпожой её называли в шутку. Или на старый манер - поди разберись. Это я узнал за несколько минут разговора с братьями Хэддок - мужиками, которых Говард нанял мне в помощь в деревне.
Обстановка в баре напомнила мне о старых, утраченных временем, тавернах, где собирались мужики, чтобы выпить стакан пива и отведать наваристого сливочного супа.
Эана стояла за прямоугольной барной стойкой. За её спиной высился видавший жизнь деревянный шкаф. На его полках стройными рядами стояли изумрудные и янтарные бутылки, а под ними - толстые пивные кружки и два больших пивных бочонка с позолоченными кранами. В левом бочонке пиво, как гласила вывеска, было тёмным, а справа - светлым.
Когда кружки опустились на стол, мужики дружно издали радостный вопль, от которого я чуть ли не вздрогнул.
Говард предупредил меня о подводных камнях общения с местными. Подсказал, как перевести разговор в нужное русло. Но, так как я никогда ранее не отличался словоохотливостью, то просто молчал, предоставив всю сложную работу выпивке. Пьяным мужикам говорить легче.
- Вы тут без меня справитесь? - спросила Эана, осматривая нас. - Если что... Я в подсобке.
Когда женщина нас покинула, мужики ослабили пояса и расстегнули жилеты.
Старший Хэддок сел напротив меня и прижал кружку тёмного пива, словно головку возлюбленной, к сердцу. Пепельная борода, казалось, вот-вот нырнёт в кружку. Кустистые брови сошлись на переносице, когда Эрл, его младший брат, севший слева от меня, завёл свою шарманку про нечисть на Острове. В отличие от худощавого Орла, Эрл - местный пекарь, отличался поистине широкой комплекцией. Мне то и дело приходилось двигаться вправо, чтобы не касаться бедром его мясистого тела. Ещё немного и мне грозило оказаться на дощатом полу.
Рядом с Орлом посмеивался над рассказами Эрла Донни - розовощёкий парнишка, работавший с Орлом в мясной лавке. Оба они часом ранее пытались уговорить единственного в деревне лодочника переправить меня на Остров. Местные боялись его, как волчьего воя в тёмном лесу.
- Джек! Помнишь сына лесника? Трусливого Джека? - обратился Эрл к старшему брату. - Он в лесах себя как дома чувствовал! Но то были наши леса. Самоуверенный был такой, важничал. А свернул на Острове не на ту тропку, так что? В штаны напустил и всё твердил: «Ужас там! Ужас! Силы нечистые». А заикался как... Смотреть на него, говорю вам, страшно было. Сын лесника! Он в лесах родился. Медведица его вскормила! - Эрл захихикал. - А тут нате. Это как понимать? Вся жизнь из-за клятого Острова насмарку... Не знаю, чего вы, молодняк, туда прётесь? В лес наш-то, тихий лесок, где и кабанов-то нет, теперь ни ногой! Бедняга... На женины деньги-то и живёт... А сколько лет уж прошло, всё никак не оправится...
Голос младшего Хэддока напоминал мне коровье мычание, но я улыбался и старательно делал вид, что оба они мне мало-мальски нравятся.
Донни хрюкнул и рассмеялся. Хлопнул ладонью по столу, отчего его кружка подпрыгнула. Удержав её, он так сказал:
- Эрл, тебе лет-то сколько, а всё в сказки веришь? Нет там нечисти. Может, грибов не тех съел. Говорят, там чего только ни растёт. Откуда ж у нашего аптекаря все травки целебные? М-м? - Донни повернулся к Орлу, но тот промолчал. - Чего молодняк туда едет? А ты вот, - указал он пальцем на меня. - Нашему господину расскажи. Я-то сам не местный. Потому меня эта муть не берёт. А что парни, что девки - грезят об Острове, как о Райской Пуще.
- Зря вы туда едите, - прошептал мне на ухо Эрл.
- Работа такая, - ответил я.
В детали я не вдавался, так что мужики сами заключили, что я, раз за меня просил Говард, его коллега, как минимум. Образ отважного целителя, готового рискнуть своей шкурой, ради сбора легендарных целебных трав, пришелся мне к лицу, и я его не оспаривал.
- А ты, Донни, много-то знаешь! Ты что ж, был там хоть раз? Рискнёшь, а? Городской господин тебя вот с собой возьмёт! Посмотрим, кто языком чешет. А, вон оно как! Покраснел! Дело, значит, говорю.
Эрл рассмеялся, отчего стол над нами затрясся: такой у него был смех - густой, раскатистый.
- Эк, не пойдёт. Если меня нечисть, хоть я в неё не верю, утащит, Мэри, что ж, одна останется?
- Какая Мэри! - воскликнул Орл и рассмеялся. - Ты б ещё Аврору себе выбрал.
- У мужика важное место - оно где? - гаркнул на парнишу Эрл. - В голове! Ум. И руки, куда ж без них. А ты чем угодно думаешь, но не головой. Куда тебе Мэри? Что она тебе кроме стихов принесёт? Я, видит Бог, не семи пядей во лбу, но в поэзии понимаю, а у неё что? Шмели да пчёлы, сладкие ручейки? Заработает она тебе на жизнь, если до тебя нечисть лесная доберётся? Куда там! Вон лучше на Джекову жену глянь - женщина сильная, крепкая. Кабана одной левой. Весь дом на себе держит. Жена - это тебе не личико славное, а опора. Нужно о детях, о доме думать. О будущем. Ты моё слово помяни, закончит девка как Аврора.
- Что за Аврора? - не удержавшись, спросил я.
Мужики, все как один, уставились на меня, словно я сказал нечто глупое.
- Ты что ж, не знаешь о нашей Авроре? - понизив голос до шёпота, спросил Донни.
- По правде за травками поплывёшь? - удивился Орл.
Глаза его блестели от выпивки.
- Ох-ох, - вздохнул Эрл.
- Ты не прав, - глядя на Эрла, сказал Донни - Мэри нисколько не похожа на Аврору. Ей нравится писать стишки о природе, так что ж? Романтичная у неё натура и всё тут. Нравится она мне. Сердцу не прикажешь. Старика спроси.
- Вот и станешь как Старик, - бросил Орл. - Матушка твоя обрадуется, сразу в могилку.
Разговор меня смущал, в основном от того, что я не понимал, о чём идёт речь. Стариком они звали лодочника, когда ранее утром мы подходили к рыбацкой хижине на берегу. Он был стар, сед и ни слова нам не сказал, только кивнул головой, мол, согласен.
Эрл, к моему удивлению, притих и сжал кружку так, словно это был его спасательный плот.
Орл почесал раскрасневшийся нос:
- Как её звать, мы не знаем, но Старик любил сказки, может, потому и звал её Авророй. Как принцессу из старой сказки. Читал такую?
- Спящую красавицу? - вспомнил я.
- Да-да, - кивнул Орл. - Так вот у нас есть своя. Только не принцесса она, а лесная колдунья. Старика, лодочника, помнишь? Говаривают, она у него голос отняла. Почему - знать не знаем. Давно это было. Мы мальчиками в одну школу ходили. Лучше всех там учился. Тогда его Каем звали. Глупое имечко, скажу тебе. Мать его была помешана на сказках. Она у нас пару лет учительствовала. Но грезила на ходу, часто себе под нос что-то бормотала, ворчала, сама с собой спорила. Кай потом от неё эту привычку перенял. Вечно что-то ворчит, бормочет. Шепчет, как проклятый. Мамаша его рассказывала мальчишкам сказки, мол, наш Остров непростой, а расчудесный. Живут там, говаривала, твари волшебные, растут цветы целебные да деревья сильные - топор их не срубит, огонь не возьмёт. И сок с них якобы силу такую дарует, что великаны позавидуют.
Донни облокотился на стол и слушал мужиков, глупо улыбаясь. Третья кружка, видно, была лишней, но он не хотел отставать от старших.
- Нас на таких сказках, считай, взрастили. Детьми мы верили, что Остров, конечно, добрый, и часто это между собой обсуждали, думали как бы собраться мальчишками да наведаться на волшебный остров.
- Но...- сказал Эрл, подымаясь с кружкой, чтобы налить себе ещё пива.
- Но... Конечно, всегда есть «но». Наши мамаши прослыхали о задумках наших да выпороли. У меня на заду до сих пор следы от берёзовых прутьев. Могу показать, надо?
Я покачал головой.
- Ну не суть. Мы маловаты были, чтобы во всё, как следует, вникать, потому не сразу поняли, что настроения в деревне и в школе переменились. К матери Кая люд как-то злее стал. Сторонились её. Молчали в след. Скоро она слегла. Говорили, отойдёт. Сынок, Кай, тайком выбрался из дома, украл лодку и оплыл на Остров. С тех пор его как подменили. Мотался туда изо дня в день. Мать его все равно померла, но он отчего-то плавал на Остров, как проклятый.
- Вот именно! - сказал Эрл.
- Колдунья украла язык - прогундел Донни.
- Нет. Это позже было. Влюбился паренёк.
- Красавец он был, все девки на него кидались. Ещё косы не отросли, а уже бегают за снежным принцем.
- Волосы у него были чёрные, как смоль, да и глаза два агата. А кожа светлая, как лунный лик, - промычал Донни и захихикал.
- Мэри твоя? - рассмеялся Эрл.
Донни кивнул.
- Да, до сих пор о его красе говорят, - сказал Старший Хэддок. - Но, сколько б девок ни крутилось, он так и не женился. Всё на Остров мотался.
- А за что тогда колдунья языка его лишила? - спросил я.
- Да слушай ты его, - сказал Орл. - Есть у него язык, только ко всему он стал холоден. Ведьма, Аврора-то, ему на Острове такие сны насылала, что весь мир ему опостылел.
- Думаете, она вообще существует? Аврора? - спросил я.
Старший Хэддок замолчал.
- Тело её в лесу, - сказал Эрл и сел на стул у барной стойки. - Место есть там. Бухта. Рыб там, как звёзд на небе. Прошлый лодочник так говорил. Дальше бухты он ни-ни. Такая рыба только в бухте плавала. За неё три кри давали. Деньги хорошие. Сейчас на такие деньги можно кило щуки купить, а тогда ж за одну мелкую рыбёшку давали. Серебристые они были, размером с девичью ладонь. Сразу он увидел там. Сразу! В ивовых корнях лежит, словно запуталась, бедняжка. Девушка. Лежала она, руки на груди сложила, как покойница. А дышит! Грудь у ней вздымается. Корни её всю опутали, а ноги вообще в землю ушли. И не видать их. А на белой юбке - мох цветёт.
Орл помолчал. Заглянул в кружку. Пустая. Вздохнул. Бороду погладил.
- Ну так вот, - продолжил Орл. - Лодочник Богом клялся, что она с годами ни капли не изменилась. Спит себе под ивовой листвой. До сих пор спит.
Орл, казалось, выдохся.
Мы помолчали.
- И что, - спросил я. - Она до сих пор там?
Орл мрачно кивнул.
- Но это ж не всё, Орл. Не таись, - сказал Эрл.
- Ты меня не торопи!
Орл поднял на меня серые слезящиеся глаза и сказал:
- Спит она, спит, как проклятая. А вот дух её, - зашептал он. - Дух её, как пить дать, по лесу бродит. Пляшет она со сверчками, нашёптывает людям сказочные сны.
- Джек повстречал её, - вдруг сказал Донни.
Ещё недавно он говорил, что мужику стыдно в сказки верить, а теперь мнение его переменилось.
- Может, она его и усыпила да кошмаров нагнала, - сказал Эрл.
- А, может, и нет! - возразил Орл.
Язык Хэддока заплетался, глаза раскраснелись.
- Поздно уже.
К нам подошла Эана.
- Я закрываюсь. Хотите чепуху молоть, идите на свежий воздух. Ночь светлая, звёздная. Самое то.
- Да что ты знаешь, женщина!
- Орл, не горячись.
- И правда, пора.
Мы встали и, поддерживая друг друга, вышли на улицу.
Когда Эрл и Донни подхватили Орла, я вспомнил, что оставил в баре своё пальто. Ночь хоть и была такой, какой Эана её описала, но холодок уже пробирался под тонкий свитер.
Я толкнул дверь и облегчённо выдохнул. Эана ещё не заперла. Увидев меня, женщина выгнула бровь. Я указал на пальто на вешалке. Она кратко улыбнулась и застегнулась на все пуговицы.
Вышли мы вместе.
- Ты говоришь, это чепуха?
- Ты о чём? А, ты об Авроре. Ты больше слушай пьяных мужиков, они и не такое расскажут.
- А ты что можешь сказать?
Я постарался улыбнуться так, чтобы расположить Эану к себу, но сомневаюсь, что мне это удалось. Эана вздохнула и подняла ворот пальто. Кивнув на старый дуб, Эана пошла первой, а я последовал за ней. Вынув пачку сигарет, она зажгла фитиль и затянулась. Дубовая крона укрыла нас от внешнего мира и, казалось, на целом свете не осталось никого кроме нас.
- Я тебе скажу, что знаю, а там уж сам решай.
С этими словами из её рта вырвалось облако густого дыма.
- Травы с Острова и правда целебные, - сказала она. - Но не только. Островитяне - те, что в развалинах живут - поставляют не только Говарду, но и Блэр - она у нас на кладбище живёт и покойников готовит. Талант у неё такой, что поделать. Так старый лодочник и ей груз поставлял в своё время. Многие это упускают. Блэр использует какие-то травы, бальзамы и смеси, чтобы тело сохранить как можно дольше. Иногда местные глянут на покойника, которого она подготовила, так в обморок падают. «Как живой!» - говорят. Да так, что аж хоронить страшно. Блэр приходится их успокаивать и рассказывать, что, увы, всё эти посмертные операции не дали бы выжившему и шанса. Всё она оттуда вынимает, как египтяне делали. Так вот. Где-то травки эти расчудесные, конечно, растут. И, думается мне, что наша Аврора просто где-то рядышком да упокоилась. Сам-то ты аптекарь, да? Можно сказать, ты - человек учёный?
Я кивнул.
- Так вот. Скажи, как умный человек, что вероятнее: спящая красавица, чей дух бродит по островному лесу и насылает колдовские сны или травки бальзамирующие, которые тело её до сих дней сохранили?
- А как же дух?
- Ну этого я тебе сказать не могу. Откуда ж мне знать. Во сколько вот вы завтра отплаваете?
- В пять утра. Темно ещё.
Эана кивнула.
- А старый лодочник ещё раньше отплывал. Всегда с фонарём. Путь ведь неблизкий. Чтобы к рынку успеть со свежей рыбой - это надо постараться. А в темноте ему, может, и чудилось, что Аврора просто спит, а дух её весел и бодр, танцует под луной и звёздами, да шепчет сказки светлячкам и елям. И, я тебе скажу, но ты никому, договорились?
Я кивнул.
- Кай весь в мать. Тоже романтик, всегда такой был. На девок наших без смеха не взглянешь: либо титан в юбке, либо наша Мэри, о себе даже не говорю... Мужику, такому как он, проще, конечно, любить вечно молодую и красивую, нежели жениться на реальной, живой женщине и встретиться со всеми её недостатками лицом к лицу. Выдумку любить можно бесконечно... Он до сих пор только об Авроре и думает. Иногда приходит сюда, напьётся вина - оно-то покрепче будет, и плачется тихо, что Старый Бог у него - сердце, а у неё жизнь отнял.
- Старый Бог? - переспросил я.
- Бог Сна. Или Сновидений. У кого-то они разные. У нас - один.
Эана потушила сигарету и отвела взгляд.
- Так он её и зовёт. Возлюбленная Сна. Жалко мужика. Всю жизнь на фантазию растратил.
Вернувшись в придорожную гостиницу, больше напоминающую одноэтажный сарай, я лёг на узкую постель и забылся сном.
Поутру я подошёл к ранее оговорённому со Стариком месту у причала. На носу лодки стоял масляной фонарь - по нему я и нашёл в потёмках лодочника. Мы обменялись рукопожатиями и, не говоря ни слова, уселись в лодку и отплыли на Остров.
Спустя час из тумана выступила островная гора. У её подножия давным-давно, ещё во времена фей и сказок, стоял замок. Говард говорил, мол, там когда-то была тайная резиденция одного из королей, построенная им для своих детей.
«Прям как в сказке. Говорили, у Короля была орава детей, но мать их давно умерла. Потому он снова женился, но на женщине ревнивой и злой. Только её он любил в разы больше, нежели детей. Замок им построил. На Острове, в глубоком лесу. Чтоб ни он, ни новая жена их никогда больше не видели. Там они жили. Там умерли. После, говорят, замок отдали под школу. Или монастырь. Всяк одно - неугодных деток туда ссылали. Пока последняя дочь Короля ещё жива была, там царила благодать. А потом слухи пошли. Нечисть, призраки, пропавшие дети. Сейчас там сплошные развалины. Смотреть не на что. Только ноги переломаешь».
До истории Острова мне дела не было. У меня был заказ. Нужно было исполнять. Если Говард говорил, что на замок смотреть не стоило, я ему верил. И правда, что, после стольких веков, могло от него остаться?
- Вы не покажете знаменитую Бухту с драгоценными рыбами? - тишина мне вдруг надоела, и я решил разговорить Старика.
Интересно, согласился ли он ради денег или просто хотел снова увидеть свою Аврору? Мне и самому стало любопытно. Какая девушка может привлечь такого мужика.
Его загорелое лицо все ещё хранило следы прежней красоты. Ни морщины, ни выбеленные солнцем и временем волосы, не лишили его лица очарования, а глаз - чернильного блеска.
Старик уставился на меня, а затем хмыкнул, опустил в воду весла, и изменил траекторию движения.
Лодка свернула налево и продолжила путь, пока впереди не показались две устремившиеся друг к другу скалы. Между ними зиял темнотой узкий проход. В него только лодка и могла протиснуться - не больше. Ход наш замедлился. Лодочник поднял весла и сложил их под ноги.
- Дальше будет трудно. Помогай, - сказал он и протянул мне пару не по размеру больших перчаток.
Другую - надел на свои мозолистые руки.
Старик вцепился руками в острые скалистые выступы. Я последовал его примеру. Нашими усилиями лодка медленно продвигалась вперёд, и я задумался о том, что плыть самим было бы гораздо легче, но лодку мы нигде оставить не могли. На лбу лодочника выступили крупные капли пота. Я не сомневался, что выгляжу гораздо хуже натренированного подобными вылазками старика.
Странно, подумал я, что Старик не отказался показать мне Бухту. Неужто в Бухте действительно что-то есть? Нечто, что заставляет старого лодочника прилагать такие усилия, чтобы добраться до берега.
Я хватался за острый выступ. Старик считал «раз-два» на «три» мы делали общий рывок. Я изо всех сил оттолкнулся от скал и упал на дно лодки. Камень прорезал перчатку и, сняв обе, я увидел небольшой порез на правой руке. Старик не обратил на это никакого внимания. Все его мысли, казалось, устремились туда - в Бухту, к дереву скорби, где, запутавшись в корнях, спала таинственная Аврора.
Наш рывок оказался последним. Вскоре узкий проход расширился. Старик снова взялся за весла и доставил нас на песчаный берег.
Я сошёл на землю совершенно измотанным. Мысль об обратном пути внушала мне ужас. Оставалось надеться, что я хотя бы найду то, ради чего проделал такой путь. Иначе. Думать, об этом не хотелось.
Слева от берега, на краю высокого оврага, действительно росла ива. Ствол её был широким, но искривленным. Казалось, ещё немного и она рухнет прямо на землю. Её изумрудная листва оставляла на песке длинные полосы ветвей.
- Раньше, - вдруг заговорил Старик. - Здесь была река. Река Тайн. Она доходила прямиком к корням этой ивы. И впадала в море.
Я ещё раз взглянул на иву и разочарованно вздохнул. Никакой девушки под ней не было.
Я хотел было рассмеяться лодочнику в лицо, но он, не обращая внимания на иву, поднялся по бывшей когда-то руслом реки тропке, ловко взобрался по камням и земле на холм, и пошёл дальше - в виднеющийся вдали лес.
Я стоял, глядя на его удаляющуюся спину. Ноги мои гудели, а израненная рука горела огнём. Внезапно мне стало как-то не по себе. Один, на незнакомом Острове.
- Эй, Старик! - я окликнул лодочника, но он не обернулся.
С трудом взобравшись на холм, я поспешил за Стариком, но сколь быстро бы я ни бежал, догнать его не удавалось. Из нас двоих Старик - он? Я усмехнулся.
Чем дальше я заходил, тем отчаяннее и испуганнее становился мой внутренний голос.
«Поворачивай, - говорил он мне. - Жди у лодки. Не двигайся с места!»
Но я не повернул. А шаг за шагом продвигался по следам Старика. Кусты ежевики и малины тут и там преграждали мне, словно лесные стражники, путь.
Силы мои иссякли. Небо над головой посветлело. Минула ночь.
Я рухнул на колени, словно отломанная ветром ветка, и невольно вслушался в окружающие меня звуки леса. Деревья шелестели. В их шелесте слышался смех. Их неумолчный шум сводил меня с ума. Я заткнул уши руками и прижимал их с такой силой, что правая ладонь закровила. Кровь стекала по запястью к локтю и падала на колени.
Перед глазами внезапно вспыхнули видения бывших дней. Я видел Остров, каким он был прежде. Я видел Змия. Я видел Пещеры. Обглоданные зверем кости. И Белую Деву. С волосами цвета утренней зари. Она смотрела на меня, как на малое дитя. В шелесте листвы я слышал её голос. Она говорила со мной. Я помню, как упал, ударившись головой о землю, и отключился.
Когда я очнулся, солнце беспощадно терзало мою кожу.
Я ощутил, что внутри меня что-то перегорело. Мне вдруг захотелось вернуться домой: к престарелой матери и её кошачьему семейству, будившему меня каждое утро. К плесени на потолке моей детской комнаты. К домашней библиотеке. К винному погребу отца.
Мои попытки сохранить в тайне цель, с которой я прибыл на Остров, не увенчались успехом. Этому Острову было известно всё. И он подписал мне приговор.
Я видел, как надо мной раскачивается дамоклов меч. Тонкий конский волос грозил вот-вот оборваться.
Я рванул обратно. К берегу. Иве. Лодке. Нужно было убраться с Острова. Немедленно.
Найти освещённый солнцем берег не составило труда. Подбежав к обрыву, я спрыгнул на горячий песок и только затем, краем глаза, заметил движение.
Лодочник висел в серой петле на нижней ивовой ветви. Глаза его потускнели и обесцветились. Бездыханное тело качалось, словно лист на ветру.
Я спустился в лодку и поспешно отплыл с Острова.
Вёсла легли в мои руки, как влитые. Мышцы мои за ночь отдохнули и, казалось, вопреки всем разумным заключениям, окрепли. Я без труда добрался до самого узкого места в скалистом проходе и взялся за выступы голыми руками. Руки мои кровоточили. Но я знал, что такова расплата.
В голове, словно заезженная пластинка, крутились слова, которые шептал мне ветер:
«Добровольно отдавшиеся обретут блаженство».
За моей спиной послышался плеск воды. Я услышал звонкий девичий смех и мягкое юношеское ворчание.
Не было нужды смотреть на них, чтобы понять: Кай нашёл свою Аврору.