В дни наконец начала сквозняком просачиваться осень.
Холодало. Сюэ Ян лежал на своей циновке прямо в обуви и глядел, как сквозь прохудившуюся крышу сочился тусклый утренний свет.
Он провел под крышей похоронного дома уже достаточно времени, но так и не отвык вставать рано. Непонятно, что являлось тому причиной: холод, бамбуковая циновка или то, что вороны, поселившиеся на клене у них во дворе, начинали каркать, едва солнце появлялось над горизонтом.
Цзян Цзай всегда был под рукой. За пазухой, в левой руке, которую он никогда не показывал даже слепцам. Сюэ Ян ничего не держал к себе ближе, чем свой меч, но за добрую половину месяца, ему ни разу не представилось случая его использовать. Сяо Синчэнь вставал ни свет, ни заря и крался к порогу, неизменно шаркая ногами, варил рис на обед, радовался любым, глупым мелочам и почему-то смеялся над всем, что Чэнмэй говорил. Он подавал чай и наливал воду, но почти никогда не оголял Шуан Хуа; опасный, тонкий звук рассекающей воздух стали начинал забываться, и тогда Сюэ Ян с волнением подумал, не забыл ли его и сам Сяо Синчэнь.
И все же, было в этом беззаботии что-то приятное, до того никогда не знакомое, прочное, как земля под ногами. От этого зубы скрипели.
Или от холода, а холодно было жутко.
Сюэ Ян поднялся и свернул циновку, убрав ее к двери. Шагнув в их бедный, простывший дом, он прислушался. Незначительные приметы обыденности – вещи, которым раньше он никогда не придавал значения, он научился видеть в этом доме. Сейчас в холодной прихожей пахло рыбой и рисом, пол скрипел под весом чьих-то ног.
Нарушая гробовую тишину, Чэнмэй присвистнул и заглянул в соседнюю комнату.
— Чего свистишь?
А-Цин сидела на коленях за столом и мыла рис. Забавная, дрянная девчонка, хоть и начала с ним ладить, но так и не перестала паясничать.
— А? — смотря на него невидящим взглядом, девушка склонила голову, все еще дожидаясь ответа.
— Хочу — свищу, — он прищурился, оценивающе оглядывая ее с ног до головы. Она выглядела, как обычно, за исключением того, что ее плечи были устало сгорблены.
Сюэ Ян, отмахнувшись от Цзян Цзая в ножнах, отвязал от пояса небольшой мешочек и тут же бросил его на стол, рядом со Слепышкой.
— Что это? — девушка смешно нахмурилась и пошарила руками по столу. “Чуть правее”, — помог он, и когда пальцы нащупали мешочек, она подняла его и, растянув горлышко, сунула руку внутрь. Брови тут же забавно взметнулись. — Чернослив!
Она поражённо ахнула, не сумев сдержать улыбки, но, все же, вскоре ее лицо переменилось, и она привычно надула щеки, словно общаться по-другому не умела или не желала.
— И где ты его взял?
— Стащил, — воскликнул он, с интересом глядя на девчонку. Глаза у него загорелись, и он оскалился. — Украл! Что за тон такой?
А-Цин фыркнула.
— Так и знала, что ты вор!
Чэнмэй только прыснул.
Он знал, что А-Цин простудилась на днях, но это мало его волновало. В конце концов, девочку приютил не он, а Сяо Синчэнь. В одном он ей, однако, все же решил помочь, и остаток утра провел в ее компании, соскребая со свежей рыбы чешую, а затем разделывая ее и избавляясь от потрохов. Справиться с ножом она все равно бы не сумела.
— И куда вечно твой даочжан девается?
Вогнав нож в доску, Чэнмэй тяжело склонился над своими коленями и взглянул на А-Цин.
— Никуда он не девается. В отличии от тебя у него есть важные дела.
— И правда? Какие же он, интересно, дела делает, какие не делаю я?
Девушка ничего не ответила и лишь насупилась, громко фыркнув.
Чэнмэй же скучающе вздохнул.
— Как жестоко со стороны Сяо Синчэня оставлять меня здесь одного с тобой. Ты же такая вредная и заносчивая. Как он только тебя терпит?
— Так уйди, если я тебе так не нравлюсь, — голос у нее предательски дрогнул, но она не растерялась. — Я тебя все равно не звала.
— Вот и хорошо. Нужна будет помощь — справляйся сама, — махнул рукой Сюэ Ян и выскользнул обратно в коридор.
Проходя мимо пустующей комнаты, где ночевал Сяо Синчэнь, Чэнмэй думал о том, что, пусть порой он и скучал по временам, когда А-Цин его боялась, сейчас с ней, по крайней мере, можно было весело повздорить. Девочка загоралась, как мелкая щепка в костре, и потом еще долго тлела: смешно хмурила брови и дула щеки так, что они были похожи на два крупных персика. Он до сих пор с трудом признавал, что привык к ее звонкому голосу и вредным интонациям, но просто не мог этого отрицать. Не перед кем больше, но перед собой Сюэ Ян всегда был честен.
Трудно было сказать почему, но этот ветхий похоронный домик стал местом, которое, неожиданно, не вселяло в Сюэ Яна бесконечное чувство безысходности, которое обычно следовало за ним по пятам, как голодная, злая лиса, куда бы он ни пошёл.
Это было уединённое место, поражающее своей простотой и унылостью, которые ничего не разбавляло. Разве что, сезоны сменяли друг друга, но разве что-то могло быть скучнее, чем наблюдать за тем, как меняется мир вокруг, если в этом нет никакой твоей заслуги? И все же что-то, что раньше заставляло его скитаться по миру и чинить неприятности себе на забаву, просто от скуки — теперь его не тревожило, словно голод до будоражащего волнения, что-то заполнило, как бы масло заполнило пустой сосуд.
Сюэ Ян сидел на крыльце, наблюдая за кучкой ворон, с дуру клюющих пыль на дороге. Противные птицы: то ли стрекочут, то ли гавкают друг на друга, прыгают то тут то там, мешая спокойно жить.
Сяо Синчэнь покормил одну ворону неделю назад. В пшене, лежащем у них с июля, завелись насекомые, и он, не пожалев, швырнул горсть зерна во двор, услышав неподалеку карканье. "Нам от этого не убудет." А теперь площадку перед крыльцом заполонили птицы. Они мешали спать и портили своим явлением аппетит. У Чэнмэя никак не получалось их прогнать: они всегда возвращались, словно на зло, и начинали орать, едва завидев его фигуру во дворе.
Сюэ Ян раздраженно поскреб пальцем шею, когда ворона подпрыгнула ближе к нему и, разинув клюв, дико заклокотала. Что-то внутри него тихо призвало к убийству.
Достав из-под ступеньки прохладный камень, он швырнул его в стаю ворон. Птицы, заорав, врассыпную взмыли в воздух.
Довольно хмыкнув, босяк проследил взглядом по опустевшему двору, но остановил свой взор на белой, тонкой фигуре, появившейся вдалеке.
Сяо Синчэнь неторопливо шагал по каменистой дороге. За спиной у него был прилежно устроен Шуан Хуа и, — Сюэ Ян почти засмеялся, — перевязанная охапка хвороста. Когда он ступив во двор, Чэнмэй заметил, что подол чужих белых одежд был весь испачкан в пыли, а колени и рукава — изгвазданы в уже подсохшей грязи.
— Даочжан, — протянул он, с интересом оглядывая Синчэня, — Только посмотри на себя! Весь в грязи, совсем за собой не следишь.
Заклинатель проигнорировал замечание. Вместо этого, подойдя к крыльцу, он отвязал от заплечных ножен связку хвороста и бросил ее на порожек. А затем, отряхнув руки, повернулся к босяку и спросил:
— Зачем ты пугаешь птиц?
— Просто так, — выплюнул Чэнмэй, немного удивившись такому вопросу. — Захотелось.
Он лег на ступеньку, облокотившись о прогнившую доску локтями. Сяо Синчэнь осторожно ступил за порог и сел рядом, сложив рукава на коленях. Сюэ Ян оглядел его и закинул ногу на ногу. Тот, по обыкновению, коснулся тонкими пальцами своей повязки, проверяя узел.
— Меня, вообще-то, мало волнует их благополучие.
Чэнмэй, прищурившись, с ленцой наблюдал за тем, как Синчэнь задумался над ответом. Тот всегда тщательно подбирал слова. Иногда Сюэ Яну казалось, что этой его дотошности могло бы хватить на целый клан.
Так и не найдясь с ответом, заклинатель просто мотнул головой, на что Чэнмэй, вновь удивленный, поднял брови и выпрямился.
— Что, даже не осудишь меня? Это что-то новенькое.
— А ты думаешь, что я должен?
Ненадолго между ними снова повисла тишина, но когда заклинатель заговорил вновь, в его голосе пригрелось легкое, едва уловимое тепло, что заставило Сюэ Яна неуютно повести плечами.
— Зная тебя, пока ты сам не захочешь, не перестанешь.
Внутри живота скрутилось неприятное чувство. Захотелось потрясти Сяо Синчэня за грудки и вбить ему, чтобы запомнил, что ничего он о нем не знает, и ничего о нем никогда не поймет, но в чужих словах застыла такая простая и голая правда, что и возразить было нечего. Возможно, Сюэ Ян, невзирая на ежедневную ложь, отдавал этим двоим от себя больше, чем сам замечал.
— Даочжан, — даже не попытавшись скрыть своего негодования, Чэнмэй почесал пальцами загривок и отвел взгляд в сторону. — Кажется, моя совесть заговорила твоим голосом.
— Что конкретно тебя из этого злит? Наконец проснувшаяся совесть, или мой голос? — поддел его Синчэнь.
— Все это вместе, пожалуй.
Облокотившись ладонями о скамью, Сяо Синчэнь чуть откинулся назад и разразился смехом.
Сюэ Ян оторопело замер.
Он опустил взгляд на узкую, белую ладонь, теперь оказавшуюся между ними, а затем по какой-то причине положил свою руку рядом. Случайная близость не была для них чем-то особенным. Они часто невзначай сталкивались друг с другом, когда плели вместе корзинки из лозы на продажу, чинили крышу или занимались другими простыми делами по дому. Сяо Синчэнь любил коротко прикасаться к нему в разговоре, а он, по обыкновению, любил делать вид, что не замечает этого. Сейчас все было немного иначе. Сейчас его пальцы были всего в паре цуней от чужих, и его желание сделать маленькое движение вбок ударялось о кожаную перчатку с одним полым мизинцем.
Секундно дрогнув, кончики белых пальцы завернулись в ладонь. Сюэ Ян чутко ощутил, как в этот момент от него что-то ускользнуло, оставив за собой лишь след разочарования.
Чужой смех постепенно стихал, становясь вкрадчивей и ниже, и в конце концов, он практически смолк.
Чэнмэй скривил губы, плотно сжав их вместе.
— Смешно тебе, даочжан? Ты ничуть не лучше, чем эти вороны, знаешь?
— Будь терпимее!
Босяк вызывающе хмыкнул.
— А вот и старые-добрые поучения! Оставь их себе, я сам решу, как мне жить.
Сяо Синчэнь лишь кивнул и продолжил молча улыбаться, задумавшись о чем-то своем. На двор начали снова слетаться птицы, появляясь в поле зрения то тут, то там. Им было все равно на то, что свой дом Сюэ Ян с ними делить не желал, но они еще пожалеют.
Словно почувствовав чужой вновь возросший мстительный настрой, Сяо Синчэнь заговорил снова:
— Как там А-Цин?
— Как всегда сама вредность, — тут же хмыкнул Чэнмэй, вспоминая их утренние переговорки. — Она все утро проторчала на кухне. Видимо, твои уроки пошли чертовке на пользу.
А-Цин оказалась еще более бесполезной, чем можно было ожидать. Она не умела ни стирать, ни готовить, зато трепать языком она умела отменно, что сильно раздражало, ведь лучше бы она не напоминала Чэнмэю о своем лишнем рте под их крышей. Сяо Синчэнь понемногу учил ее вести хозяйство, и со временем она переняла у них с Сюэ Яном некоторые простые дела по дому, — те, что, как Сяо Синчэнь считал, были ей под силу.
В отличии от него, Сюэ Ян считал эту девчонку обманщицей, но даже он постепенно начал свыкаться с мыслью о том, что, возможно, был и не прав. Где бы она ни была, помимо тени, за ней неизменно тащился гулкий стук бамбуковой палки. Она действительно была неуклюжа, и не реагировала, когда он ее провоцировал, так что со временем проверять ее стало слишком скучно.
Их разговор с Сяо Синчэнем никуда не торопился, но что-то потянуло из Чэнмэя слова.
— Садись в следующий раз по правую руку от меня, — неожиданно для себя, резко сказал Сюэ Ян и сразу же прикусил язык. Из всего, что он мог сказать, с его уст сорвалось именно остаточное разочарование.
— Почему по правую?
— Просто садись, и все.
Он пихнул Сяо Синчэня коленом в бедро и напускно ухмыльнулся. Тот качнулся, вдруг растерявшись, но уже через пару секунд на его губы легла мягкая улыбка. Он тихо вздохнул и повернул к нему голову, как и обычно, проверяя пальцами положение своей повязки. Иногда Сяо Синчэнь делал так, и в этих движениях проскальзывала странная нервная резкость, о которой Чэнмэй не очень хотел задумываться.
— Ну хорошо. Я сделаю так, как ты просишь.
Казалось, он хотел добавить что-то еще, но внезапно раздавшийся стук заставил его замолчать. А-Цин появилась на крыльце уже через несколько секунд, потерянно глядя в пространство перед собой.
— Вот вы где! Братец-даочжан, обед давно готов!
Одного взгляда хватило, чтобы сказать, что она с трудом сдерживала гордость и нарывалась на похвалу. В этом, Сюэ Ян мог ее понять. Похвала даочжана не стоила дорогого, но слышать одобрение в голосе Сяо Синчэня всегда было приятно даже самому Чэнмэю.
Он в последний раз коротко взглянул на Сяо Синчэня и лениво поднялся первым, вразвалку проследовав за А-Цин.
— Вот скажи мне, Слепышка. Я ведь тоже бродячий заклинатель, и тоже живу с тобой, а даочжаном ты меня ни разу не назвала!
— Когда ты, выродок, уже перестанешь называть меня так?! Я ведь не раз говорила..
— Ай-яй-яй, разве тебя не учили, что отвечать вопросом на вопрос — это грубо? Думаешь, нашему даочжану понравился бы твой тон? Подумай об этом хорошенько в следующий раз…
Слепышка разразилась тирадой, которую Сюэ Ян проигнорировал. Вместо этого он прислушался, но за спиной не раздалось знакомых шагов. Один лишь тихий смех на одиноком крыльце, догоняющий их с А-Цин, от которого на душе стало чуточку легче. Все оставалось по-прежнему.