Саймон пропадает не в первый раз, Марселин это прекрасно знает, но обычно он оставляет записки или звонит и предупреждает, что будет отсутствовать по делам. По крайней мере так он делает последние несколько лет после снятия проклятия, а тысячу лет назад он всегда возвращался через несколько минут после того, как уйдет.
Пока однажды не ушел окончательно и больше не вернулся.
Марселин зажмуривается и отгоняет от себя противные мысли. В этом мире больше нет проклятой короны, она его больше не заберет. В городе людей вообще нет опасностей, а любой за его пределами знает, что с ним случится, если они тронут Саймона хоть пальцем.
Так куда же он мог деться всего через день после того странного звонка? Телефон не отвечает, а дом его пуст и пылен. Марселин открывает своим ключом и не находит ничего, кроме разрушенного алтаря Голба и пары окровавленных бинтов, что наводит на совершенно дикие мысли.
Он пытался сделать это снова. Он пытался вызвать в мир божество разрушений и хаоса, лишь бы…
Марселин хочет верить, что у него ничего не получилось, что он просто психанул и уехал на природу — подышать лесным воздухом, посмотреть на звезды, поискать какие-нибудь новые артефакты, в общем, решил поделать свои любимые дела. И скорее всего это так — Голб ведь не появился снова? Мир еще на месте, значит, у него не вышло.
Марселин ищет его несколько дней по всему Ууу, коря себя за то, что не ответила ему тогда нормально, не поговорила, не узнала, как у него дела. Что не навещала уже целый месяц, занятая какими-то очередными глупостями. Не мог же он просто испариться? Финн говорит ей, что бинты скорее всего остались после их приключения, и ей хочется высосать Финну глаза за то, что он потащил Саймона черт знает куда, но татуировка Джейка на его груди не дает забыть, что теперь вся жизнь Финна — это еще больше приключений, потому что только так он может не думать об ушедшем брате. Финн забивает все свободное время походами, поисками чего-угодно, пропадает у Охотницы, а иногда безудержно пьет, хотя алкоголь на него почти не действует, и глядя на него Марселин пытается вспомнить того смешного паренька, который до смерти ее боялся, ухлестывал за принцессой Баблгам и ужасно глупо шутил. Наверное, он где-то там, под этой бородой, шрамами и фальшивой улыбкой, которой он так похож на Саймона.
Саймон всегда улыбался, даже если ситуация была из серии «нас скоро сожрут зомби». Улыбался, говорил, что все будет хорошо, надевал чертову корону, и тогда его улыбка из доброй и нервной превращалась в безумный оскал ледяного волшебника.
Когда Саймон возвращается, на его лице все та же добрая и нервная улыбка, и Марселин даже не успевает хорошенько на него наорать за то, что он так ее напугал. Саймон говорит, что смертельно устал и хочет отдохнуть; у него весь пиджак в пыли, дырках и крови, в волосах новые седые пряди, а в глазах будто плещется талый лед, готовый вот-вот выплеснуться наружу океаном слез, но он держится и закрывает перед ней дверь, обещая завтра все рассказать.
Наутро он надевает новый костюм, собирает волосы в хвост и зовет всех посидеть в любимом баре: поведать о приключениях, рассказать реальную историю о Фионне, Кейке, другом Финне и других Марселин и Баблгам. От любого другого это звучало бы как бред умалишенного, но это же Саймон, умеющий выстраивать предложения корректно, не упускать детали и говорить по существу. Он рассказывает так, будто ведет лекцию, отвечает на вопросы Финна о другом Финне, потягивает рутбир и не перестает улыбаться. Но Марселин знает эту улыбку.
— А потом я пытался надеть корону, но ГолБетти перенесла меня в очередную вселенную, чтобы показать мне, где я был неправ, — пожимает плечами Саймон, говоря эту фразу обыденным тоном, будто рассказывая, как он чуть не спалил брюки в попытке прогладить стрелки. — Представляете? Мне пришлось бодаться с богом хаоса, и он не дал мне стать Ледяным Королем. К счастью, все разрешилось и без короны, хотя я кое-как смог ее найти. Ну, точнее, нашла ее Фиона, а я…
Дальше Марселин не слушает, вылетая из бара на полном ходу, роняя при этом пару подносов из рук официантов.
— Ох, черт, — выдыхает Саймон. До него только что доходит то, о чем он ни разу не задумался за время своего приключения.
Он находит Марселин неподалеку, сидящую на лавочке и обнявшую колени. Образ ему знаком — когда они ссорились из-за короны раньше, она точно так же убегала совсем недалеко, чтобы он мог найти ее.
— Мне жаль, — говорит он, присаживаясь рядом. — Я не подумал о том, что…
— Что со мной будет, если ты снова станешь безумным старпером в халате и подгузниках? — рычит Марселин, не поднимая головы от колен. — Что я почувствую? Не подумал, да? Тебе настолько на меня плевать?
Марселин смотрит на него краем глаза и внезапное ощущение ужаса накатывает на нее колючей волной. На его лице все равно добрая и нервная улыбка, но она насквозь фальшивая, натянутая, будто зацепленная на скребки сквозь кожу, которые причиняют нестерпимую боль.
И до нее доходит. Это она о нем не подумала.
Он всегда надевал корону чтобы ее защитить, жертвовал остатками рассудка и личности. Не будь с ними короны — не было бы и их, а если бы Марселин и выжила, то велика вероятность, что ее нашел бы Король Вампиров. От рассказов про эту вселенную у Марселин шли мурашки, и она была благодарна судьбе, что нашел ее именно Саймон, что вырастил такой, какая она есть.
И сейчас он был готов надеть корону, потому что кто-то нуждался в нем. Она знала, что в какой-то мере Саймон скучал по обличию Ледяного Короля, но не думала, что все это настолько серьезно. Или не хотела думать и замечать. Он ведь вернулся, короны больше нет, откуда она могла знать, что он найдет ее в параллельной вселенной?!
— Тебе было настолько плохо, что ты снова хотел стать Ледяным Королем?.. — шепчет она сквозь слезы, и по его взгляду все сразу понимает.
Это было на поверхности, но она даже не удосужилась попытаться понять.
— Я думал, что не заслуживаю жить в этом мире как Саймон Петриков, — с горькой тоской в голосе говорит он, снимая очки и протирая и так чистые линзы. — Ледяной Король ничем не выделялся на фоне остальных жителей Ууу. А я… Пережиток прошлого и музейный экспонат. У всех своя жизнь, а у меня бесполезные поиски Бетти. Я думал, что так смогу быть полезен хотя бы для Фионны и ее мира.
Когда ей было одиноко на руинах мира, он нашел ее, взял под свою опеку и научил всему, что знал сам.
Когда ему было одиноко на руинах его собственной маленькой вселенной, она не сделала ничего, чтобы ему помочь.
— Извини, — шмыгает Марселин и ощущает себя снова той маленькой девочкой, которая по ошибке напустила на них ораву зомби, и Саймону пришлось бегать от них по всему городу с ней на плечах. — Я ничего не замечала. Думала, ты рад жить как обычный человек. Я буду чаще тебе звонить, хорошо? И навещать. И вообще, может быть переедешь в мой старый дом из этого своего музея?
Она делает паузу, собирается с мыслями, и, наконец, отпускает колени, делая глубокий вдох и выдох.
— Не хочу однажды найти тебя во льдах и узнать, что ты не помнишь мое имя.
В уголках глаз Саймона стоят слезы, и Марселин рада видеть их, а не застывшие льдинки, которые в свое время оставили ему много маленьких шрамов.
— Это было бы ужасно, — признается он. — И мне нравится идея переезда. У тебя ведь есть достаточно большой шкаф?
— Для твоих занудных книжек? — хмыкает Марселин, пихая его в плечо.
Саймон хмыкает в ответ.
— Для моих костюмов, вообще-то, но и для книжек тоже нужен будет.
— Найдется. Только не ставь в него алтарь Голба.
— Уже не понадобится, — с толикой грусти отвечает Саймон.
Он перебирается уже на следующий день, выгоняя уже обосновавшихся там белок, и вместо алтаря Голба вешает в шкаф фотографии Бетти и Марселин, а также рисунки Фионны и Кейка.
Марселин навещает его пару раз в неделю, а раз в месяц остается ночевать, и по ночам они вспоминают былые времена, их попытки выживать и смеются над ситуациями, которые раньше пугали до дрожи.
Жить становится проще.