* * *

— Вот урод, а! Просто урод!

Искандер расхаживал вдоль ряда туалетных кабинок туда и обратно. В толстых, коротеньких пальцах дымилась зажженная сигарета — больше для показухи, Андрей никогда не видел, чтобы его товарищ серьёзно затягивался.

Он возмущался так, как будто это ему по лицу ударили, или, как выразился тот парень, «фанеру пробили». Кажется, его звали Марат. И жил он недалеко, в соседнем дворе. Андрей его видел время от времени — как правило тот с кем-то дрался — и, конечно, старался не приближаться, чтобы не отхватить. Он и сегодня решил обойти стороной, но Марат сам настиг их с другом в автобусе, когда удирал от других пацанов. А заодно решил денег стряхнуть.

— Я его запомнил! — зыркнул мстительно Искандер из-под кудрявой чёлки.

Андрей кивал, особо не вслушиваясь, и размышлял о последствиях.

Следа на скуле почти не осталось, лишь голова немного гудела от удара о поручень автобуса. Странная мысль о том, что Марат нарочно его пожалел, не покидала. Только зачем ему это? Андрей ведь с ним спорить начал, доказывать, что он не «чушпан», а человек. Кому такое понравится?

Наверное, это могло показаться странным, но Андрей до сих пор особо не понимал, что он испытывает по отношению к таким, как Марат. Вроде они малолетние преступники, терроризируют остальных школьников и не только, а терроризировать нехорошо. И отбирать деньги тоже нехорошо, как и бить после этого. Но в его сердце не было жгучей ненависти или зависти, как у того же трусливого Искандера. Наверное был интерес, желание понять, почему это происходит, но какое-то очень невнятное, неоформленное, и оттого мимолётное.

Зинаида Виленовна была недовольна их опозданием на урок. Ещё и доклад о Девятаеве в папке помялся. На неуклюжие оправдания Андрея принципиальной училке по литературе было начхать. Конечно, она ведь сама застала войну, хоть и была тогда маленькой. Для неё герои были живыми святынями, как и для многих других взрослых людей, как в общем-то и для Андрея. Но именно та война ему казалась чем-то непостижимо далёким. И даже Афганская уже почти не пугала, он слышал о ней, считай, всю свою жизнь и привык. Ближе была та война, что происходила на улицах. Но Зинаида Виленовна утвержала, что никакой войны и никаких группировок не существует. Она как будто жила в другой реальности.

После занятий Андрей торопился со всеми учениками на выход, сегодняшний день был у него единственным свободным от музыкалки, и отдохнуть за книжкой хотелось сильнее всего. Но Флюра Габдуловна выцепила его из толпы цепким взглядом и потащила с собой прямо в пальто. Надо было помочь какому-то мальчику, отстающему по английскому.

Почему попросили его, Андрей понимал. У него по английскому, да и не только, было отлично. Правильный и примерный, он не грубил старшим, выглядел аккуратно и на учителей в основном производил самое благоприятное впечатление, поэтому был на хорошем счету. Но делал он это не из желания всем понравиться, а потому что привык. Андрей настолько привык быть хорошим, что «положительный» образ к нему приклеился и прирос. И он продолжал хорошо учиться, не потому что его снедала жажда знаний, а потому что так было надо, чтобы потом легче было сдавать экзамены и поступать. И музыкой он продолжал заниматься по той же причине. А ещё потому, что не ему не хотелось расстраивать маму. Она так гордилась его успехами. Хотя самому Андрею они больше радости не приносили. Он словно перегорел внутри.

Но что-то случилось, когда он вошёл в кабинет, и парень, почти лежащий на стуле за первой партой, по зову учителя выпрямился и обернулся.

Тем самым «мальчиком с проблемами по английскому» был Марат. И он, конечно, узнал Андрея, в первую очередь по верхней одежде. Сложно сказать, какие эмоции он испытывал — на татарском скуластом лице не отразилось почти ничего, лишь одна бровь немного приподнялась. Сам же Андрей в тот момент решил, что судьба над ним, определённо, решила поиздеваться.

Однако всё оказалось не так уж и плохо, как показалось на первый взгляд. Сразу за школой, Марат не отделал его, как котлету, а отдал спортивную сумку — «Неси!» — и двинул к автобусной остановке. В автобусе он отстраненно смотрел из окна, провожая почти невидящим взором дома и прохожих, и едва ли не засыпал. Скорее всего, ему было просто плевать на Андрея, который теперь, получается, взял его на поруки. Но самому Андрею было приятно думать, что у Марата совесть проснулась и точит за утренний инцидент.

Рядом с подъездом, уже ближе к дому, Марат его снова окликнул: «Считай!» — и немного подпрыгнул, хватаясь за перекладину.

Андрей к слабакам себя не причислял, но отрываться от пола или земли с той же лёгкостью у него почему-то не получалось. Марат же подтягивался непринуждённо, словно бы рисовался, показывая Андрею, кто здесь на самом деле круче и главнее. Наверное, так ему было проще смириться с положением подопечного.

Спрыгнув, он тут же спросил сигарету. Андрей отказал. Он не курил и особо не интересовался. Что показалось теперь нелогичным, ведь разница в силе и ловкости, даже при большем росте, была вовсе не в его пользу.

Дом у Марата блистал чистотой и уютом. Идеальный паркет, книжные полки, красивые вещи — всё говорило здесь о достатке и хорошей привычке уметь сохранять нажитое. Из кухни доносился приятный аромат готовой еды, но он не казался лишним, наоборот, органично вплетался в запах самого дома.

Навстречу к ним вышла мама Марата, улыбчивая и приятная женщина. Андрею она сразу очень понравилась, в том числе тем, что с порога спросила, как имя у друга. Другом она посчитала его. Андрею такое, к его удивлению, польстило.

Ожидая обещанного приглашения к столу он осматривался в просторной гостиной. Отличная мебель, картины, всё это было достойно внимания, но привлекло взгляд Андрея старенькое пианино. Звук завораживал. Он долетал до ушей, словно сквозь толщу лет. Под крышкой блестела золотом надпись «C. Bechstein». Андрей о таком и не слышал.

После обеда Марат потащил его в свою комнату, хотя было видно, что заниматься английским он совершенно не в настроении. Андрею, по правде сказать, учёбы тоже хватило. Больше его заинтересовали награды, висящие на стене.

У него в голове не укладывалось, как такой парень — с виду приличный, неравнодушный, ни в чём не нуждающийся, из интеллигентной семьи — бандит. Но объяснение этому феномену нашлось до скучного быстро. Марат с особенной гордостью поведал Андрею о брате, служащим в армии, который ещё недавно считался местным авторитетом.

Стало понятно, что помогать Андрей ему будет не только с английским, но и с любым другим предметом, о котором Марат попросит. Главное, чтобы счёт на деньги не выставлял и времени на всё хватало. Если начнёт страдать музыкалка, мама расстроится. Но вот чего Андрей точно не ожидал, так это того, что Марат ему сразу предложит поучаствовать в краже.

Дорогущие импортные кепки-сеточки по мнению самого Андрея таких усилий не стоили. Это не куртка, не джинсы, даже не кожаный ремень, чтобы эти джинсы держать. Но лихорадочный блеск в глазах, с которым Марат подбивал на дело, растормошили в самых глубинах его души нечто такое, о чём Андрей до этого дня предпочитал не задумываться.

Он согласился почти моментально. Не потому, что брат у Марата автор, не потому что сам Марат мог ему снова пробить фанеру, а потому, что ему самому захотелось сделать что-то такое, что бы противоречило всей его правильной во всех отношениях жизни.

План на словах был прост до идиотизма: один отвлекает, другой обносит витрину. Конечно, Андрей сильнее годился для первого. По-детски наивная физиономия, честные голубые глаза — он как будто рождён был для того, чтобы пудрить другим мозги. К тому же одет был, как будущий комсомолец. И продавщица легко согласилась показать ему вентилятор с самой верхней полки, который Андрей якобы собирался купить в подарок для мамы. Она бы могла и совсем ничего не заметить, если бы у Марата всё получилось сделать бесшумно.

Андрей стреканул к дверям первый и с бешено бьющимся сердцем помчался за угол здания, размахивая портфелем и сменкой. Марат нёсся следом за ним, держа добычу в руках. Казалось, они грабанули не комиссионку на кепочки с надписью «USA», а банк в той же самой Америке, а за ними несутся машины, и вертолёты, и даже какая-то бронетехника. Но на самом деле за ними никто не гнался, это всё у Андрея шумело в ушах, о чём он и сообщил Марату, с трудом проглотив комок в горле.

— Держи, — Марат протянул ему кепку.

Андрей ошарашенно замотал головой. Мысль о том, что ему предлагают краденное по привычке пугала.

— Держи, твоя доля, — настаивал тот и в этот момент улыбнулся и посмотрел на Андрея не так, как смотрел ещё утром — как на обычного «чушпана», — а как на равного или почти себе равного человека.

Андрей почему-то расцвёл. Ещё вчера он и предположить не мог, что подобное одобрение вызовет у него такие эмоции. Крепкое рукопожатие и обещание встретиться завтра лишь укрепили его уверенность, в том, что он сделал правильный выбор. Андрей добирался домой, почти не помня себя.

Мать ожидаемо оказалась против такой обновки, даже когда Андрей честно соврал, что получил кепку в подарок, и наказала вернуть её завтра же, чтобы потом с него не спросили. Он согласился, но на словах. И снова не в том было дело, что Марат бы не понял, а в том, что Андрей сам с «подарком» своим расставаться не захотел. Это была его доля добычи. Что-то, что он заработал сам. Каким бы нечестным ни был подобный путь заработка.

В комнате у него имелся тайник, в котором ещё с младших классов хранилась всякая ценная для того возраста ерунда: цветные стёклышки; камушки и ракушки с моря; крышка от «Кока-колы», найденная им там же, на пляже; фантики от конфет; пара коллекционных монет; коробок спичек с красивым автомобилем и раскладной сувенирный нож. Кепка нашла своё место там же. Андрей закрыл крышкой коробку и задвинул тайник подальше под стол.

Уже перед сном он снова и снова прокручивал произошедшее в голове. Странные мысли и ощущения ему не давали покоя.

Он в первый раз в жизни украл, преступил закон. Но никто ничего ему за это не сделал. Вдобавок он сам приобрёл не только вещь, но и, кажется, друга. Пусть они были знакомы всего ничего, но общее приключение в глазах Андрея сплотило их крепче клея «Момент». Сам же Марат теперь представлялся ему не мелким бандитом с улиц, а своеобразным героем. Не тем героем войны, что спасали себя и других, а его личным героем, таким, на которого захотелось равняться.

Марат не стремился быть для всех идеальным. Он не растрачивал вежливость, доброту и терпение понапрасну, одаривал ими лишь тех, кого посчитает нужным. Он ничего не боялся. Умел и любил рисковать. И считал, что по жизни он никому ничего не должен.

Это, наверное, было неправильно, и Андрею следовало покаяться перед матерью и сгореть стыда. Он должен был быть в отделении милиции и признаваться в том, что вместе с Маратом обнёс магазин. Должен был. Если бы он был по-настоящему «положительным». Но Андрей ничего такого не делал и не испытывал. И, должно быть, впервые в жизни он себя чувствовал по-настоящему живым и свободным. Как будто с него сняли маску или он сбросил ненужную старую кожу.

Он думал о новом друге, своём новом герое, и щёки его заливало теплом. Тем самым теплом изнутри, отголосок которого он в первый раз ощутил ещё утром после удара.

Завтра он снова его увидит.

Завтра у них снова будут дела.

Завтра Андрей снова вырвется из привычного надоевшего круга и образа жизни.

Как он был счастлив.