Примечание
настроенческое, потому что мне зашёл этот пэйринг. enjoy!
Это было как снег на голову и в то же время ― ожидаемо, чтобы не сказать долгожданно. Будто две тропы, ведшие в одном направлении, наконец стали одной.
Случилось это в апреле. Аиноске курил, стоя на балконе. На улице шёл дождь. Лоджия была застеклённой, так что сырость его не задевала, только ливень стучал по крыше.
Тадаши наблюдал за ним из комнаты, в голове было пусто. Только темень, ночная прохлада и силуэт, пускающий струйки дыма. Поднявшись, он приблизился к Адаму, мимолётным движением забрал сигарету и поцеловал его, туша окурок в пепельнице. Тот развернулся к нему корпусом, отвечая на поцелуй.
Это было непривычно. При всей сложности их взаимоотношений (начальник/подчинённый; лев/укротитель; хозяин и пёс), эта зона оставалась неизведанной. Адам, вообще говоря, терялся: в рамки понятного любовь-ненависть это не вписывалось, для полного равнодушия их слишком много всего связывало, и получалась какая-то смесь из обиды, благодарности, презрения, почти восхищения, привязанности и одиночества… Эту волну ему было не оседлать. (Не то чтобы ему не хотелось. Но проще было распутать клубок тётушкиной пряжи, чем разобраться в себе.)
Они переместились в комнату, и Аиноске оказался прижатым к кровати. Тадаши, выпутавшись из пиджака, выцеловывал его шею, пальцами блуждая где-то под рубашкой. Адам сжал его волосы, но это не дало даже иллюзии контроля: он будто с цепи сорвался.
– Тадаши, ― позвал он, и тот вновь впился в его губы, покусывая и гортанно рыча. Он был в этом хорош ― так, как, казалось, был хорош во всём, что могло прийтись кстати по долгу службы. Откуда у него взялись эти навыки, думать не хотелось, да и сейчас было не до того: он несколько тонул в этой непривычной страсти, и глубина происходящего придавливала его, не давая пошевелиться.
Тадаши между тем успел снять с него галстук и сейчас расстёгивал рубашку, спускаясь по груди поцелуями. Засосы оставались практически сами собой: Аиноске был красив этой своей сволочной красотой, его тело просило меток ― шрамов, синяков, следов укусов. Неверными пальцами он ослабил чужой галстук и стянул через голову, затем обхватил его лицо ладонями и притянул к себе. Поцелуй вышел недолгим, и Адам принялся целовать его лицо. Почувствовав рваный выдох, Тадаши открыл глаза и заметил, что он плачет. Он вытер слёзы. Задавать вопросы было бессмысленно, и он просто прижался щекой к его виску, гладя по голове. «Хороший мальчик,» ― промелькнуло в его голове, и он улыбнулся.