Кан Ё Хан снова устроил подозреваемому настоящую пытку. Он умело давит на любые точки, что посчитает слабостью.
Га Он вздыхает.
Либо ты на его стороне, либо он тебя растопчет.
Га Он его любит, жутко и запредельно. Он никогда не мог иначе: не любить Кан Ё Хана нельзя. Только ненавидеть если. И этот чёрт умело маневрирует то выводя в одно состояние, то в другое.
Но сегодня у них два года. Два года они вместе. После возвращения в Корею Ё Хана.
Га Он хочет плакать. Он подготовил подарок, но тот вообще ни разу на своего почти мужа не взглянул, Ё Хан занят своим маниакальным желанием совершить возмездие. Нет его личных врагов — находит других.
Незаметно верховный судья Ким выходит из кабинета. Ему надо проветриться. Когда он оказывается на улице, то видит Джин Чжу.
— Джин Чжу!!!
Бывшая судья О улыбается и бежит обнимать Га Она.
— Га Он!!! Хахах, мой друг, как я тебя рада видеть!
— А я тебя как!
Они смеются, улыбаются.
— Я тут принесла кое-что, но... Так, а...
— Ё Хан допрашивает подозреваемого.
— А. Ясно, глава отдела полиции Кореи работает неустанно, да?
— Да, именно, Чжу...
Она внимательно на него смотрит.
— Так, Га Он. Что за выражение глаз такое?
— Я... Я не знаю.
— Понятно, пойдём-ка в кафешку, возьмём мятного латте? Ты его любишь же, да?
— Да. Почему ты это помнишь?
— Ну, ты же как-то мне сказал?
— М. А знаешь, кто ни разу это не запомнил?
— Кто?
— Ё Хан.
Га Он чувствует, как внутри начинает копиться раздражение. Сорваться на подругу он не желает.
— Ох, прости, Чжу, я не о том. Пойдём, возьмём ещё и тирамису. Редко больно видимся.
— Да, ибо чувствую, что беседа будет нелёгкой. Верно?
Га Он вздыхает. Вывалить всё на неё будет неправильно, но с кем же он ещё поделится? С Эллиа он не может, а Су Хён... В сердце даже спустя почти три года щемит от тоски.
Так они и доходят до кафе, молча. О молчаливо велит сесть и ждать. Вскоре приносит два тирамису и мятный латте Га Ону. Сама она пьёт карамельный фрапучино, что парень тоже легко запомнил. Даже забавно: что-то всё-таки не меняется.
— Ну, — наконец, удовлетворив свою первичную жажду сладкого, отпив немного кофе, говорит О.
Требовательный тон и взгляд заставляют подчиниться. Это же О — она любого приворожит, а друзья бессильны перед ней в сохранении секретов.
— Он не меняется. Он всё ещё не перестал быть жесток, он всё ещё не может остановиться вовремя. Он всё ещё собой рискует.
— Это говорит в тебе Га Он, который о Ё Хане беспокоится? Пока я вижу, что ты желаешь ему спокойствия, ибо Ё Хан итак настрадался, а новые потрясения совсем не принесут радости. И о душе его тоже беспокоишься. Хм?
— Беспокоюсь. Важнее то, что за два года ему всё ещё плевать. Ладно, я готов смириться, что даже я ему не указ, ибо там Эллиа даже бессильна втолковать, что дядя, гляди, как за тебя волнуются. Я не могу понять, зачем он так себя не щадит. Но... Даже не это главное...
— А что?
— Я чувствую себя в этом доме лишним. До сих пор. Я не стал его семьёй.
— Но, Га Он, сейчас ты, — она отпила немного, — говоришь о своём восприятии. А Ё Хан знает? Ты говорил об этом? Что это тебя гложет? Выяснить его мнение?
— Он скажет, что это глупость. В доме я живу, потому что я уже прирос к ним двоим, и... В общем, я как его часть. Проблема не только в том, что он скажет про неважность и ничтожность такой мысли, а скорее... Скорее, что не поменяется ничего. Я всё ещё буду как мебель, знаешь, существует и ладно.
— Га Он, неужели ты думаешь, что ему настолько плевать?
— Пожалуй...
— Вот. Это и есть проблема. Ты считаешь себя ненужным ему, но не спрашиваешь, так? Почему?
— Может... потому что боюсь. Ведь это правда... Я не знаю...
— Га Он, сколько бы я ни смотрела на вас с Ё Ханом, я всегда видела его заботу о тебе... И всё время ты важен для него, он тебя правда любит?
— Но он не выражает этого...
— Хм... Ну, мой совет довольно простой. Догадаешься?
— Поговорить об этом?
— Да.
— Знаешь, если я окажусь прав, мне нужна будет твоя помощь, ибо рыдать я буду долго.
О усмехнулась.
— Конечно, малыш Га Он. Не знаю, Ё Хан конечно человек тяжёлый, но в его привязанностях никогда не сомневаешься.
— Именно. Привязанность, не любовь. Еда, секс под боком, последить за Эллиа... Это ж так удобно? Зачем менять...
— Да уж, ты слишком пессимистичен. Тебе правда стоило бы поговорить с ним. Ё Хан понимает тебя иногда лучше даже самого тебя.
Тот только качнул головой.
Мысли о расставании, что роились уже месяц, постепенно подутихшие на время, сегодня готовы были вылиться в действие. Но... О права — как всё решить без разговоров? Га Он потёр глаза.
Да, тот даже не помнит любимый кофе. Не то что бы это проблема, но... Казалось, так во всём.
Ещё немного поболтав, теперь уже о жизни О, ребята тепло попрощались и ушли.
Когда Га Он зашёл в кабинет, то вздрогнул. Нахмурившийся Ё Хан сидел, сложив руки на груди. Это казалось определённым пиком для этого дня.
— Так, и что это за перфоманс, а, Хан? — сказал, наконец, спустя секунд тридцать молчания, Га Он.
— Да так, хочу знать, куда делся мой любимый человек без предупреждения и аж на час. Вообще никому не сказав.
— Я, кажется, могу сходить на обед? Или просто, пока нет дел, отлучиться?
— Ну да. Но вроде бы мы условились, что ты предупреждаешь. Если бы не охранник, узнавший О... Я бы уже всех поднял на твои поиски, Га Он.
Младший качает головой.
— Ё Хан, что за паранойя? Я достаточно защищён, поверь.
— А если нет?
Га Он вдруг понимает, что хочет улыбнуться. Ё Хан и правда не меняется. Он всегда бережёт, даже если необходимости нет.
— Что ж, я больше не забуду предупредить тебя, что ушёл с нашей старой и проверенной знакомой и подругой.
— Ладно.
Ё Хан, кажется, многое хотел сказать, но вдруг замолчал, вздохнул и продолжил.
— Да, ты прав, стало безопаснее, просто я волнуюсь. Не хочу из-за того, что не предусмотрел что-то, потерять тебя.
Га Он вздыхает: ну что за человек. Но все сомнения, что были у него весь месяц, начинают улетучиваться.
— Ё Хан... — парень подходит к своему любимому, берёт его лицо в свои ладони и внимательно смотрит в его глаза, прежде чем произносит, — не потеряешь. Я сам могу постоять за себя, если что.
Тот осторожно берёт и кладёт руки поверх, он помнит, что Га Он любит, когда ладони касаются.
— Знаю, просто слишком боюсь. Что ж, это было твоё обещание. Ну, раз не потеряю...
Ё Хан всё ещё держит руки Га Она у себя на щеках.
— ... то я должен уйти на некоторое время. Хотел побыть тут с тобой, понадоедать, но дела.
Га Он кивает. Не то что бы он грустит, но раз Ё Хан хотел провести с ним время... А именно этого категорически им не хватало... Ну пусть даже тут, просто обнять, просто даже заварить чёрный чай. И тут судья Ким понимает: Ё Хан помнит, сколько ложек сахара он кладёт. И что чёрный, а не зелёный. Кофе же Га Он не так часто пьёт. Это заставляет ещё больше задуматься о том, что им надо поговорить. Может, не о расставании, а скорее о том, что стоит проводить побольше времени вдвоём.
Ё Хан со вздохом убирает свои руки, Га Он тоже, встаёт, Ё Хан коротко обнимает Га Она и выходит. Верховному судье тут сидеть ещё до семи вечера, и неважно, что завтра выходной.
Время течёт медленно, даже слишком. Га Он уже разобрал все отчёты, направил запросы по экспертизам, подготовился ещё и к следующему слушанию, а время только шесть вечера... Что ж, в принципе, можно было и поехать домой, а Ё Хан, вероятно, приедет попозже туда. Надо написать сообщение.
《Хан, дорогой, я сделал всё, что было нужно, поэтому я сейчас поеду домой》.
《Подожди минуты четыре, я как раз подъезжаю》.
Хм, так значит, он уже закончил и не отзвонился, не сообщил? Странно. То есть, ему соблюдать эти условия необязательно?
Га Он много чего хотел спросить и сказать, когда, наконец, машина приехала, а Ё Хан открыл двери. Но когда он сел, то был уверен в одном: машина подозрительно пахла не типичной чистотой или максимум кофе, как пах Ё Хан, а токпоками и рамёном. Кстати, его любимой едой. Кстати, её придётся готовить, ибо Эллиа и Ё Хан ну не умеют готовить... Хм.
Решив, что это очень странно, но, возможно, в машине был свидетель, а значит, пропахло едой из-за него, то Га Он не спросил.
Они, наконец, приехали. Ё Хан вышел как-то поспешно, после чего приоткрыл двери Га Ону. Тот привык к тому, что обычно Ё Хан более груб, да и зачем придерживать двери, судья и сам справляется. Тем ни менее, факт оставался фактом.
Они пошли внутри, но прежде Ё Хан взял Га Она за руку. Ким Га Он улыбнулся: ему нравились такие жесты.
— Месяц такой тяжёлый из-за множества разбирательств, ну и преступлений, мы редко так вот находимся в обществе друг друга, — говорит Ё Хан.
Так значит, он тоскует? И ему тоже не очень легко? Конечно, Ё Хан как обычно молчит о своих потребностях, неудивительно, но Га Он уже много раз говорил об этом. И что ему-то даже нужно сказать о таких вещах.
— Кажется, я упоминал, да, что мы с тобой говорим через рот, я мог бы тебе помочь, например, расслабиться? И просто быть рядом, пока есть возможность?
— Но ты тоже очень занят...
— И что? Мы оба могли бы найти время. Ведь так?
— Да...
— Прости, если звучит как будто я ругаюсь, нет, но... Просто не думай, что я тоже не замечал этого.
— Конечно же, у тебя появились не самые весёлые мысли, да? — спрашивает Ё Хан.
— Всё верно. Например, что я могу просто заменять мебель?
— О, слишком лестно, вот любимую кружку да, — хохотнул Ё Хан, но после серьёзно добавил, — Га Он-а, даже не смей так думать. Ты не мебель, а один из самых важных и любимых мной людей. А ты знаешь, что я могу сделать за них.
— Ну да, порвёшь весь мир. Но а время... всё равно не уделишь.
— Ох, Га Он... Я и правда так мало был рядом?
— Не совсем, но... Иногда ощущалось очень сильно твоё отсутствие.
— Я понял тебя, я постараюсь сделать всё возможное, чтобы ты даже не думал в сторону мебели, хорошо?
— Ладно. Я тебе верю. Не волнуйся. Мы оба слишком заняты.
Они зашли в дом, Га Он стянул ботинки и отметил, что Эллиа почему-то не вышла встретить.
— А...
— Ну вы посмотрите, — сказал Ё Хан с притворным возмущением, — наш верховный судья Га Он что, забыл?
Га Он нахмурился. Так. И о чём же?
И вдруг понял.
Эллиа прекрасно помнит про эту дату. И конечно, она найдёт любой предлог, чтобы их оставить вдвоём. А это значило одно: Ё Хан тоже не забыл. Даже вернее он точно не забыл.
И Га Он улыбается.
— Ха, а я думал, что это забыл ты.
— Я? Ну и отвратительное у тебя мнение обо мне сложилось...
— Извини, я просто не подумал, что ты же любишь именно тихую и семейную обстановку, особенно для важных дат. Точнее, просто не подумал о том, что стоит дождаться вечера.
— Именно.
Ё Хан улыбнулся, снова взял за руку Га Она и повёл, не включая свет, в столовую. Тот просто решил повиноваться. Ё Хан посадил Га Она за стул, зажёг свечи вместо света.
На столе, красиво сервированном, очевидно, что самим Ё Ханом, стояли блюда с токпоками и рамёном, очевидно, сделанными пусть и не им самим, но зато теми, что Га Он любит.
— Ну что ж, слишком мелко для второй годовщины, особенно для того, кто меня терпит, но...
— Любит, — поправил Га Он, — а это большая разница. Кстати...
К счастью, подарок лежал в поясной сумке. Это была цепочка на руку, на которой был полумесяц.
— Это тебе, Ё Хан. С годовщиной тебя.
Он надел ему на руку браслет, после достал второй, с солнцем, протянув Ё Хану.
— А вот он должен быть на мне.
Улыбка Ё Хана была дороже всего на свете. Да, он не любил парные подарки, но застегнул на запястье Га Она этот браслет и сказал:
— Если это ты так меня приковал наручниками к себе, пусть так и будет. Никаких других не желаю.
Га Он засмеялся.
Нет, всё же его опасения были напрасны.