Майои всю жизнь искренне, всем сердцем верил, что физически не способен быть рядом с человеком, которого полюбит. Это расстраивало, иногда ему казалось, что он балансирует между отчаянием и смирением, глядя на обычных людей, который могут касаться своих партнёров и не думать о том, как тем должно быть тяжело и больно ощущать их прикосновения. Завидовал ли он им? Возможно, определено да. Но едва ли он мог с этим что-то сделать. Сколько бы он не пытался, исход всегда был одним. Таким как он людей лучше вообще не трогать.
Тацуми часто говорил, что всё в порядке. Нет поводов для беспокойства, пока он тот, кого Майои любит. Ведь с ним никогда ничего не случится, он со всем справится и поможем младшему. И он честно, изо всех сил хотел верить в это. Он бы даже богу помолился, лишь бы чужие слова стали правдой.
Но вот, где они оказались в итоге.
"Старший умер, он абсолютно точно и без всяких сомнений мертв. Лежит на белых подушках в крепком, совсем новом гробу. Люди вокруг то плачут, то причитают, объективы фотоаппаратов за широкими витражами щелкают без перерывов, заменяя собой щебетание редких птиц. Что случилось до конца никто не знает. То ли плохо стало и с управлением не справился, то ли на дорогу кто выбежал, и он неудачно свернул. Но чтобы не произошло, Майои уверен, это его вина. Ведь как иначе мог человек вроде Тацуми погибнуть, если не из-за влияния его темной, грязной ауры, заражающей всё, что его окружает? Он удивлён, что подобное не случилось раньше.
Младший нечитаемым взглядом оглядывает помещение. Небольшая католическая церковь с высокими потолками и радужными витражами, узкие скамьи и низкие ступени, лёгкий запах ладана, кружащий болящую голову. Он никогда не думал, что сможет стоять в подобном месте. Всегда считал, что задымится, зашипит как какой-то демон или тёмная сущность, стоит ноге переступить порог священного места. Но вот он тут, пальцами держится за край лакированного дерева, слезами заливая усталое лицо.
В какой-то момент ему даже кажется, что кто-то или что-то касается его скул, мягко стирает влагу с дрожащих ресниц и впалых щёк. Майои инстинктивно дёргается, испуганно смотрит туда, где предположительно стоит дотронувшийся до него человек.
Тацуми перед ним будто и вовсе никогда не умирал. Также нежно улыбается, вопросительно склоняет голову к острому плечу и греет одним своим присутствием. Одно странно, просвечивает слегка: младший может поклясться, что видит очертания цветочных венков, проглядывающих через чужое полупрозрачное тело. Возможно, если бы у него были на это силы, Майои бы закричал. Испуганно попятился прочь, стараясь сбежать от увиденного приведения.
Вот только он подобного едва ли боялся, сам та ещё нечисть, да и энергии едва хватало на то, чтобы просто стоять на ногах, не то что мчаться куда-то, сшибая гостей. Он лишь разглядывает силуэт перед собой, мысленно помечает, что даже в таком виде Тацуми не вызывает ничего, кроме всепоглощающего доверия и привязанности. Ему интересно, видит ли его кто-то ещё?
– Нет, Майои-сан, только ты, – отвечает знакомый голос. Младший вздрагивает, жмурится со всей силы, пытаясь прогнать жуткое наваждение. Не бывает такого, не встают души из могил, чтобы поболтать с живыми. Холод бежит по напряженному лицу, голубые глаза медленно открываются, нечитаемым взглядом впиваются в касающиеся его щёк полупрозрачные руки. Бледные ладони держат бережно, пальцы почти не ощущаются, но водят по скулам в каком-то подобии успокаивающего жеста. Маойи закусывает губу почти до крови, "Ты же умер" вылетает наружу потерянным шёпотом.
– Но это не значит, что я могу тебя оставить, – у Тацуми всё, как всегда, просто, как дважды два, элементарно до нельзя. Младший может лишь вздохнуть, отвернув лицо прочь. Ему не нравится, как обеспокоенно старший разглядывает его. Из них двоих не за него стоило переживать. Хотя, наверное в ситуации Казехаи волнение уже было ни к чему."
Майои помнит этот день так, словно он произошёл совсем время. Разумеется, пара месяцев едва ли большой срок для столь шокирующего события, но тем не менее. Тацуми всё ещё здесь. Сказать, что он "кружит" где-то рядом у младшего не повернулся бы язык, но его присутствие всегда ощущалось невероятно ясно, словно он не бестелесный призрак, но живой человек из плоти и крови.
Он подаёт потерянные вещи, гладит по волосам и плечам, когда Майои чувствует себя хуже обычного, постоянно рассказывает какие-то истории, с восторгом делится тем, как же замечательно больше не ощущать боль в ноге, словно даже после смерти его жизнь продолжается, кипит не переставая, полная событий и интересных моментов. Младший действительно поражается ему. Как даже умерев он продолжает оставаться его главной опорой, поддержкой и крепким, пускай и прозрачным плечом, на которое можно опереться?
Он стоит на крыше агентства, бездумно разглядывает мелькающие вдали огни светофоров и потухающих окон. Тацуми ходит по краю, широко раскинув руки, будто ему всё ещё нужно держать равновесие, словно он до сих пор боится упасть. Майои это кажется слегка забавным. Он наблюдает за призрачным силуэтом, ни на секунду не покидающим его некогда человеком, который даже встретив смерть смог вернуться к нему и думает. Думает о том, что никогда бы физически не смог находиться со старшим так, как находится сейчас. О том, какая жизнь всё-таки странная, неподвластная логике, извращенная игра.
Тацуми кружится на одном месте, бесшумно смеётся, с улыбкой отходя подальше от края крыши. Он безуспешно пытается поправить чужие взлохмаченные ветром волосы, хмурится от усердия, изо всех сил стараясь коснуться фиолетовых прядей, а не пройти рукой насквозь. Майои интересно, получится ли у него когда-нибудь? Ощутит ли он снова чужое прикосновение или до конца собственной жизни будет чувствовать только лёгкий холодок, исходящий от призрачных ладоней.
Впервые в жизни младший думает о том, что хочет кого-то обнять. Конкретного духа, уже несколько месяцев так упорно надеющегося освоиться в новой форме и дотронуться до человека, которого любит. Прямо как привидения из романтических драм и фильмов ужасов, которые подают знаки, двигая стаканы или кидая вещи в тонкие стены.
– Наверное, нужно возвращаться, – Тацуми звучит слегка грустно, протягивает руку, будто Маойи может за неё взяться. Они оба знают, что, при всём своём желании, у него ничего не получится. Но младший кивает, подаёт ладонь в ответ, с замиранием сердца пробует переплести пальцы.
Когда его бледные, тонкие костяшки сжимаются рядом с чужими полупрозрачными, впервые за многие месяц не проходя на сквозь, но оставаясь на месте, словно в руке кого-то живого, юноша шокировано вздрагивает, неверящим взглядом впиваясь в призрачное лицо. Не менее удивлённый старший лишь улыбается, абсолютно счастливый, тянет чужую ладонь на себя, с восторгом понимая, что наконец-то может сделать хоть что-то.
Тацуми рвётся поправить чужие волосы ещё раз, возможно даже обнять, но застревает в нерешительности, боясь, что его поспешность разрушит магию и он снова лишится шанса касаться младшего. Он одергивает свободную руку, улыбается слегка грустно и тянет за собой обратно в здание. Майои стоит на месте и он волнуется, что момент пропал и его прикосновение больше не ощущается, что он снова бессильное привидение, каким был с самого момента смерти. Все его тревоги и сомнения рассеиваются, крошатся в мелкую пыль, когда младший тянет его на себя, испуганно жмурится, лицом утыкаясь с полупрозрачную грудь.
Они стоят в абсолютной тишине, пока бледные руки крепко сжимают призрачную спину, а живое сердце заходится в бешеном ритме напротив навсегда остановившегося в чужой груди. Майои наконец-то может его обнять. Обнять так, как всегда боялся при жизни и не мог после смерти.