— Три месяца, — говорит Трафальгар, возвращаясь на диван, на ходу стягивая свои перчатки. — Вероятно, даже меньше. Я мог бы попытаться выиграть несколько дней, но…

— Не парься, — Зоро отмахивается.

Придя сюда, он был готов к этому вердикту. Возможно, он был готов к нему и месяц назад, когда впервые увидел кровь в унитазе, и две недели назад, когда приступ судорог скрутил его тело, оставив на несколько часов лежать в луже собственной кровавой рвоты.

Зоро ловит тяжелый взгляд Трафальгара и пожимает плечами: не то чтобы они могли что-то с этим сделать. Проведя жизнь на грани, он точно знает, что у всего есть свой срок годности. Даже у человеческого тела.

Особенно у него.

— Наверное, надо навестить ребят, — думает он вслух.

Луффи, до того спокойно лежащий на диване, приподнимается на локте и ловит его взгляд; в его глазах безмятежность и понимание. Они смотрят друг на друга несколько секунд, и — Зоро видит, что Луффи знает и про нежелание, и про скрытую боль, разрушенные надежды и планы. Робкие мечты, которым так никогда и не найти успокоения или реализации. Луффи знает, потому что он — такой же. Хотя его срок все же пока не обозначен.

Зоро не станет жаловаться. Всю свою жизнь он шел к цели — и он достиг ее в тот день, когда их команда высадилась на Лаф Тэйле. Он подтвердил свое достижение позже, сразив Михоука в честном поединке. Эта история закончилась в день, когда он вернул Куине ее меч.

В конце концов, Зоро всегда желал стать лучшим мечником, но едва ли задумывался о том, чтобы быть им.

— Надо, — спокойно подтверждает Луффи, кивая, и снова укладывается на бедро Трафальгара. Закрывает глаза. — Передавай им привет от нас.

Зоро с улыбкой кивает.

— Тогда я уйду первым.

— Увидимся.

Он не оборачивается, уходя, а провожают его задорный смех Луффи и недовольное ворчание Ло по поводу дурных обещаний и флагов. Зоро улыбается шире: с такой нянькой, своего капитана он увидит не скоро.

Робин встречает его широкой улыбкой и горячими приветствиями, и, хотя он отвечает ей тем же, уже минуту спустя хмурится и отводит взгляд. Зоро хлопает ее по плечу, вытаскивает из походной сумки большую бутылку орухо, привезенную из Дресс Роуз, и они в молчании устраиваются за столом.

Зоро наблюдает за Робин, пока та достает подходящие бокалы и организовывает легкую закуску.

— Я знаю этот взгляд, — грустно отвечает она на невысказанный вопрос, и Зоро обещает себе поработать над этим.

В тот вечер они больше заняты воспоминаниями о прошлом, чем разговорами о будущем. Робин хватает десяти минут, чтобы взять себя в руки, — и Зоро благодарен ей за это.

Когда, три дня спустя, он собирается в путь, она крепко обнимает его на прощание.

— Увидимся, — уверенно обещает она, и Зоро остается лишь покивать в ответ.

Нами находит его сама — несколько дней спустя спускается на корабль, который везет его к центру мира, с небесного острова. Она хватается за него, будто боится, что он исчезнет в ту же секунду, и молча рыдает, спрятав лицо у него на груди. Зоро беспомощно улыбается, прижимая ее к себе, покачивает ее в объятиях, и ждет, когда эмоции утихнут. Стоит отдать должное — уже несколько минут спустя Нами отстраняется и, утерев слезы, дарит ему одну из своих самых ярких улыбок. Зоро приглашает ее в свою каюту.

Она сопровождает его неделю, вино течет рекой, и рекой же льются ее рассказы: о том, что она сделала за время их разлуки, о том, что она планирует делать дальше. Нами как будто пытается дать ему прожить ее жизнь вместе с ней, — и Зоро ценит это, хоть и старается не думать о своем будущем, которого уже не будет.

В конце концов, с погодного острова прилетает голубь с письмом о новом заказе, и Нами приходится уйти.

— Фрэнки просил дождаться его, — говорит она на прощание, — и что-то о возврате долга.

Зоро смеется:

— Действительно, он задолжал мне кружку пива.

Нами смеется вместе с ним.

— Я передам ему, — говорит она, улыбаясь. — Ты же плывешь туда?

Зоро кивает.

— Кому вы еще успели растрепать? — легкомысленно спросил он в один из дней, когда вина было еще достаточно, а разговоры уже подошли к концу.

— Только я, Робин и Фрэнки, — Нами тогда подняла на него взгляд и грустно улыбнулась, — Я хотела позвонить Санжи, но Робин… отговорила меня.

Зоро, помнится, лишь благодарно кивнул.

В центре мира есть большой удивительный остров четырех сезонов. Долгие годы он был скрыт течениями и монстрами: четыре океана, омывающие остров каждый со своей стороны, сталкиваясь друг с другом, создавали невозможные для выживания людей и кораблей условия, а морские короли чувствовали себя здесь удивительно комфортно, сплываясь на уникальный магнитный резонанс, и оставаясь навсегда — ради вкусной и разнообразной добычи. На самом острове жили люди, не знавшие ни о Мировом Правительстве, ни о Короле Пиратов — огороженные естественной защитой от мира вокруг, они, как лягушки в колодце, думали, что их остров — это и есть целый мир.

Для них все изменилось в день, когда корабль Короля Пиратов причалил к берегу, и команда Соломенной Шляпы оказались первыми чужаками, ступившими на эту землю со времен Пустого столетия.

Теперь же — разумеется — добраться до острова стало гораздо проще. Тщательно выстроенный командой гениальных пиратов, маршрут стал достоянием общественности в день, когда покровитель острова — Черная Нога Санжи — открыл на нем свой ресторан. Люди с удовольствием приплывали в это царство изобилия, заказывали вкуснейшие в мире блюда и гуляли по красивейшим природным пейзажам. А если же кто-то попытается поднять здесь шум… что же, по слухам — кок Короля Пиратов далеко не единственная сила, охраняющая этот остров.

Все это Зоро слушает краем уха: капитан корабля расстарался перед высокородными гостями своего судна, на протяжении всего безопасного маршрута рассказывая историю открытия этого острова, изобилующую деталями, половина из которых были искажены сплетнями, а вторая — и вовсе чистый вымысел. Романтичные девушки — и некоторые мужчины — только вздыхают томно на очередной выверт фантазии рассказчика, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу от желания как можно скорее окунуться в этот новый мир.

Зоро не чувствует нетерпения: он пробыл здесь вместе с командой достаточно, чтобы изучить остров вдоль и поперек. Все они застряли на нем, совместными усилиями воплощая в реальность мечту кока. Пока Фрэнки, Джимбей и Нами прокладывали безопасный маршрут; пока Луффи с Усоппом гонялись за местной дичью, каждый день принося что-то новое; пока Зоро, Робин, Брук и Чоппер своими руками строили здание ресторана по чертежам кока, а сам кок создавал десятками новые блюда, — да, они провели здесь долгие месяцы.

И, оглядываясь назад, Зоро знает, что каждая капля потраченных сил стоила того.

Корабль причаливает к пирсу, и люди спешно покидают его, позабыв о манерной степенности. Зоро сходит последним — и наталкивается на стену из спин, застывших, переговаривающихся о чем-то громким шепотом. Ему даже не нужно напрягаться, чтобы слышать:

— Он всегда?..

— Нет, я впервые вижу, чтобы он покинул кухню.

Зоро расталкивает недовольно бормочущих людей и выходит вперед. На пирсе, прислонившись бедром к резному столбу фонаря, стоит кок. Под мягким светом, как гребаный герой романтической сцены, он в задумчивости смотрит на горизонт и жует фильтр незажженной сигареты. В его руке — зажигалка, играет бликами от падающих сверху лучей; он перебирает ее пальцами, откидывает и сразу же закрывает крышку. Тонкие тени путаются в золотых волосах и покрывают часть лица, скрывая глаза и размывая четкость черт. Люди осторожно обходят его по широкой дуге, затаивая дыхание и едва слышно ступая по камню.

Зоро недовольно хмыкает: растрезвонили-таки, сороки.

— Так и будем стоять, — громко произносит он, выходя вперед под задушенные охи окружающих. — Или в этой богадельне больше не кормят?

Кок выныривает из своих мыслей и смотрит на него в упор своими невозможными глазами; сердце Зоро, маленький предатель, знакомо сбивается с ритма.

Кок прищелкивает языком:

— Персонально тебя я бы с удовольствием оставил голодным, ублюдок, — вопреки грубым словам, кок идет к нему: его поза куда более расслаблена чем раньше, а глаза сияют.

— Тогда друзьям я это место точно не порекомендую, — Зоро ухмыляется, и даже из горла кока вырывается смешок.

Несколько секунд они молча разглядывают друг друга, пока кок резко не разворачивается на каблуках, и, оглянувшись, не бросает:

— Не потеряйся по дороге, тупица.

Зоро следует за ним, гадая: знает или нет?

Ну, сам он точно рассказывать не планирует.

Как-то удивительно обыденно сложилось так, что Зоро задержался. Не сказать, что им с коком было о чем поговорить, или что Зоро нашлось бы занятие в полностью, разумеется, отлаженном механизме работы ресторана. Нет, — Зоро слоняется большую часть дня по острову, собирая разные фрукты, а потом относит их коку, чтобы тот поставил их бродить. Вечером, когда случается самый наплыв клиентов, Зоро вытаскивает кока пару-тройку раз за вечер на воздух, вопреки его сопротивлению, чтобы тот мог отдохнуть от беготни, — а когда ресторан закрывается, немного помогает с тем, чтобы выгрузить пустые ящики со складов и заменить их полными.

Потом они сидят вдвоем в пустом зале, пьют, — могут переброситься парой-тройкой ничего не значащих фраз, — и ближе к полуночи Зоро оттаскивает невменяемое от усталости тело кока в комнату наверху. Сам он спит снаружи — благо погода более чем позволяет ему это делать.

Зоро знает, почему не хочет уходить, но предпочитает делать вид, что дело во Фрэнки, который все же позвонил, на третий день пребывания Зоро здесь, в ресторан, и потребовал дождаться его прибытия.

На пятый день звонит уже Зоро — в тайне от кока и его подручных. Он связывается с Робин и просит рассказать обо всем Усоппу и Чопперу — где-то через месяц, когда Зоро уже не придется иметь дело с их эмоциональностью. Он отговаривается тем, что не успеет, — но, кажется, Робин понимает его истинные мотивы; впрочем, для Зоро это не имеет большого значения.

В том же разговоре он узнает, что кок все-таки не в курсе его дел, и напряжение на сердце немного ослабевает. Все же мысль о том, что его терпят здесь только из-за того, что он умирает, была не самой приятной.

Фрэнки заявляется в ресторан через неделю после Зоро. Тот оттаскивает его вглубь острова, отказываясь отпускать, пока кран бесконечных слез, наконец, не перекроется, а сам Фрэнки не возьмет себя в руки. На это уходит без малого полчаса. Потом они заваливаются в какой-то случайный киоск, что как грибы после дождя выросли на пирсе за последние месяцы, и Фрэнки торжественно возвращает ему когда-то задолженную кружку. Они говорят ни о чем и обо всем до самого вечера, а после — Фрэнки в последний раз крепко пожимает его руку и уходит к пирсу, уважая его желание не светиться перед коком.

— Почему он не зашел? — недоуменно и немного обиженно спрашивает кок, когда ночью Зоро рассказывает о посетителе.

— Много дел, — ложь легко срывается с языка. — Мы заходили днем, но ты был слишком занят, чтобы оторваться.

Кок скептически хмыкает, с подозрением рассматривая его спокойное лицо, но все же отпускает тему.

Через две недели Зоро проводит почти десять часов, собирая себя по кускам в какой-то случайной пещере. Новый приступ снова оставляет его в крови и рвоте, неспособным пошевелить даже пальцем, — задыхающимся, с заполошно бьющимся сердцем. Зоро лежит и молится, чтобы никто его не нашел. Его трясет в лихорадке, во рту скапливается горечь, а боль внутри почти невыносима. У него осталось так мало времени до полного отказа органов.

И, как будто этого было недостаточно, когда он все же собирает себя в целое и, приведя в порядок, заваливается на очередной не-ужин с коком, тот огорошивает его новостью:

— Я собираюсь сделать Пудинг-чан предложение.

Кок не смотрит на него, а Зоро очень хочет не смотреть на кока. Но — смотрит. Молчит несколько секунд, подавляя боль в сердце — совсем не похожую на ту, что терзает его вот уже несколько месяцев, — и заставляет себя широко ухмыльнуться:

— Что, поварешка, наконец решился добраться до сладкого? — он пошло играет бровями и этого достаточно, чтобы его дурнота осталась незамеченной.

— Не смей так говорить о дамах, ублюдок, — кок вскидывается, но судорожно дергающийся кадык и краска на лице и шее выдают его с головой.

— Извращенец, — невозмутимо постановляет Зоро, пряча лицо за стаканом чачи, у которой отчего-то совсем не ощущается вкус. — Мне уже ее жаль, чем бедняжка заслужила такого…

Кок яростно рычит и, отшвырнув стол, — Зоро едва успевает перехватить бутылку, — нападает. И хотя тело все еще не отошло от шока приступа, слабо, едва ли способно на победы, Зоро… Зоро заставляет себя держаться по крайней мере наравне.

Удивительно, но у него даже получается.

Минут через двадцать, когда запал сходит на нет, а столы и стулья возвращаются на свои места, Зоро позволяет себе роскошь крепко обнять кока — с поздравлениями, разумеется, — и, пользуясь тем, что тот не видит его лица, глубоко и с наслаждением дышит терпкой горечью табака, сладостью вина и чем-то едва неуловимым, что оседает цитрусовой кислинкой на корне языка.

Он отпускает руки ровно через столько ударов сердца, чтобы это не смотрелось подозрительно.

— Уверен, что не хочешь задержаться?

Глаза кока — синие, как море, но того уникального оттенка, который Зоро видел лишь здесь, в Олл Блю, в местах, где два океана сходятся воедино. Его волосы почти сияют золотом, и тени, прячущиеся в прядях, делают цвет только насыщеннее.

Он светится от счастья, получив согласие своей дамы.

— Свадьба всего через месяц, ты мог бы…

Зоро не испытывает вины за облегчение от мысли, что эту вечеринку он пропустит.

— У меня есть дела, — хмыкает он и отмахивается, когда замечает, что кок хочет возразить. — К тому же, твоя принцесса скоро приедет, и вам будет не до того.

Кок молчит, жует свою сигарету, разглядывая исподлобья. Он подозревает что-то, — чувствует своими острыми инстинктами, но, Зоро уверен в этом, даже близко не догадывается о настоящей причине своих подозрений.

И от этого как-то легче.

Зоро не хочет знать его реакцию, как и не хочет вскрывать тот нарыв в их отношениях, что зреет уже много лет. А он вскроется, стоит только одному из них дать слабину.

Зоро знает — ведь он сам едва держится.

— Тогда… увидимся?

Зоро ухмыляется и легко машет рукой; разворачивается, идя на корабль в Ист Блю. Если он успеет — то все же навестит Усоппа.

Он чувствует взгляд кока до самого последнего момента, пока не заходит внутрь корабля, но — не оборачивается.

Пять дней спустя огромное облако погодного острова накрывает тенью корабль, и Нами забирает его тело.