— Мистер Кроули! Мистер Кроули, пожалуйста, послушайте меня! — быстро щебетал в телефонной трубке бодрый голосок Мюриэль, и вышеуказанный мистер Кроули мечтал кинуть мобильник о стену, и единственное, что этому мешало — ее мольба, которой он по какой-то странной причине противиться не мог.
Как почти никогда не мог противиться и его мольбам.
— Ты понимаешь, что за последние три дня позвонила мне двадцать седьмой раз? — ответил Кроули, выпивая очередной бокал с вином в каком-то затрапезном баре. — Это в среднем семь раз в сутки. И каждый раз с какой-то ерундой: то какие-то отчеты, о которых я понятия не имею, то пытаешься добиться у меня правильного ответа в заваривании какао — и нет, я повторю, нет, заваривать какао — это не должностная обязанность владельца магазина и ты можешь спокойно его не пить, если не хочешь, то по какой-то причине интересуешься, как спариваются коты.
Ответом ему стал возмущенный тон Мюриэль:
— Я не знала, что они занимаются зачатием нового существа! Я испугалась, что кот обижает Матильду!
Черт подери, эта чудила еще этой плешивой кошке, приблудившейся к магазину Азирафаэля, имя дала!
— Почему Матильда?
Нет-нет-нет-нет… Зачем ты спросил?
— О, это удивительно занятная история! — голос Мюриэль стал восторженным, и в мыслях Кроули словно загорелась красными огоньками огромная надпись: «Стоп!».
За эти три чертовых дня, что прошли с назначения Мюриэль заведующей букинистическим магазином и ухода Азирафаэля от Кроули (а, нет, простите, в Рай — хотя плевать, куда он там намылился), вышеназванная ангел достала демона настолько, что тот был готов взвыть от ее неуемной болтовни.
И нет, он никогда не признается, что ее чрезмерная говорливость помогает ему отвлечься от того, что так рвет что-то внутри (люди бы назвали это душой, но откуда она у демона?).
— Мюриэль, зачем ты мне позвонила? — отсек ее Кроули, пока Мюриэль не завелась и не отвлеклась на рассказ о чертовой Матильде.
А он этой блохастой бестии (Матильде, конечно, наличие блох у Мюриэль он не проверял, да и вообще, что за странная мысль, что здесь подмешивают в вино?) вчера еще корм привозил по личной просьбе неуемной Мюриэль, которая не понимала, почему кошка так крутится вокруг нее и где вообще найти «специальное питание для этого вида созданий»!
— О, да, точно! — воскликнула она. — Дело в том, что я проводила инвентаризацию и в старых документах мистера Азирафаэля нашла рисунки.
— Потрясающе, замечательно, изумительно и просто чудесно, — ответил Кроули тоном, который ясно давал понять: ничего из вышеуказанного он не чувствует.
— Да-да, я тоже в восторге! — радостно вскричала Мюриэль так, что демон чуть было не подавился очередной порцией вина. — Вы тут такой замечательно красивый, прямо настоящая картина!
Чего?
— Что ты сказала? — осиплым от того, что вино пошло не в то горло, голосом спросил Кроули.
Есть ли у демонов сердце? Или что так дико колотится в груди после этого упоминания?
— Я сказала, что нашла рисунки мистера Азирафаэля и на них всех изображены Вы! В общем количестве девятьсот тридцать семь рисунков и один, как мне кажется, не завершенный, легкий набросок! — отчиталась радостная Мюриэль. — И датируются они разными веками! Я звоню уточнить: что мне стоит делать с рисунками? Оставить там, где и были? Или развесить? Я видела, что люди вешают портреты на стены и им это нравится! Вам понравится, если я повешу Вас… Ой, нет, рисунки с Вами, конечно, я не хочу Вас самого вешать! Хоть Вы и демон, мне Вы ничего плохого не сделали, да и Вы в принципе плохого не сделали, а вообще, если Вас повесить, Вы наверняка развоплотитесь, а я без Вашей помощи здесь не справлюсь, и мне в принципе не хочется делать Вам больно и терять Вас как друга и…
Всю эту болтовню говорливого ангела Кроули уже практически не слышал: он вылетел из бара и, усевшись в свою Бентли, мигом помчался к магазину.
Девятьсот. Тридцать. Семь. Рисунков.
С его лицом.
С лицом демона.
С лицом демона, которого Азирафаэль бросил, отправившись на Небеса, заявив о каком-то там прощении, которое Кроули к черту не нужно было.
Кроули нужен только лишь Азирафаэль.
Черт, да он эту Землю спасал от Армагеддона лишь для того, чтобы у него всегда имелась возможность быть рядом со своим ангелом! Знал же, знал, что ангел и демон — враги и что Азирафаэль со своей склонностью к «правильности» не ступит на слишком опасную черту! И хоть есть (и всегда было) в Азирафаэле своеволие и стремление поступать по-своему, а не по-ангельскому, он всегда слишком боялся потерять доверие Небес. И даже когда потерял — впервые выбрав Землю и Кроули — так и не смог до конца с этим справиться. Только лишь после ухода Азирафаэля в Рай Кроули осознал, что раньше так до конца и не понимал, что Азирафаэль чувствовал все это время. Ведь Кроули его никогда не спрашивал.
Но и Азирафаэль хорош. С чего он вообще взял, что Кроули вообще нужны эти Небеса? Даже под угрозой быть стертым из Книги Жизни демон не признается, что иногда скучает, но возвращаться на Небеса не собирался никогда. И возвращаться к жизни ангела тоже. Он просто хочет быть собой: ни ангелом, ни демоном. Просто Энтони Джей Кроули.
А Азирафаэль все годы считал, что Кроули хороший (вовсе нет!), что его Падение — лишь недоразумение и все обязательно разрешится, и когда возможность вернуть Кроули статус ангела появилась, тут же пожелал поделиться радостной вестью. А ведь для Азирафаэля она и была радостной. Он считал, что осчастливит Кроули этим.
Но реальность оказалась иной.
Они были знакомы шесть тысяч лет, но при этом все равно слишком мало говорили. Слишком мало говорили о том, что они чувствуют.
Мог ли Кроули предположить, что Азирафаэль — его ангел, который видит красоту во всем на Земле, вдруг увидит ее в нем — демоне — и изобразит?
Нет, никогда. Кроули чувствовал себя для этого слишком недостойным.
Но и об этом он никогда никому не расскажет — особенно Мюриэль, которая неустанно продолжала что-то говорить по телефону.
Когда Кроули чудом распахнул дверь и буквально влетел в магазин, Мюриэль стояла с большой папкой в одной руке и телефоном — в другой. На столе пафосно лежала Матильда, явно довольная атмосферой. Еще бы, в тепле сидела.
— Здр… О, мистер Кроули! — с широкой улыбкой воскликнула Мюриэль и бросила трубку. — А я с Вами разговариваю, а Вы мне не отвечаете! — Кроули же молча подошел к ней и забрал папку из ее рук.
Сразу же его взору предстал его портрет: с тех давних пор, когда он напился опиума и творил дивные дела на старом кладбище. Один из самых неприятных моментов его сосуществования с человечеством, да и с адом тогда взаимодействие было паршивым (хотя, когда оно было иным?). Однако даже здесь Азирафаэль нашел что-то прекрасное: в его темном пышном костюме, в очках, что лишь частично скрывают глаза — отчего они кажутся такими удивительными на его рисунке? — в профиле его лица… буквально во всем! От рисунка веяло какой-то готической красотой вкупе с… какой-то щемящей сердце мягкостью, откуда только взялась? Словно какими-то робкими, мягкими набросками Азирафаэль пытался отобразить, что Кроули… хороший?
Ничего подобного. Кроули не такой. И плевать, что рисунок Кроули понравился.
Следующий рисунок изображал Кроули начала сороковых: в его строгом костюме с галстуком (он даже змейку на нем нарисовал!), приглаженными, даже прилизанными волосами, неизменными очками — и снова чуть приспущенными с глаз — и каким-то удивленным взглядом. Кажется, именно так Кроули смотрел на Азирафаэля, когда тот рассказывал ему о возможности продемонстрировать фокусы. Даже здесь его ангел смог в нескольких штрихах изобразить всю палитру эмоций. У Азирафаэля удивительный талант художника, как только скрывал-то.
В нескольких папках, продемонстрированных любознательной Мюриэль, Кроули узрел себя в самых разных ипостасях: то задумчивый, то удивленный, то обиженный, то возмущенный, то довольный и смеющийся, то грустный и задумчивый… В рисунках Азирафаэля словно отображалась вся суть Кроули…
Как же при этом больно осознавать, что истинную суть друг друга они все равно так и не поняли.
— А вот и оставшийся незавершенный рисунок! — Мюриэль радостно всучила ему небольшой листок. — Я так понимаю, вы вдвоем, но я не понимаю, что вы делаете, так что решила уточнить: я видела, как на улицах подобное делают, и это вроде как называется…
— Поцелуй, — прошептал Кроули, ошарашенно глядя на рисунок.
— Да, точно! — воскликнула Мюриэль. — Люди говорят, что…
Азирафаэль отобразил на рисунке их первый поцелуй: мстительный, отчаянный — последняя попытка Кроули достучаться до своего ангела, прыжок с огромной высоты — смелый и беспощадный. Кроули раскрыл в нем всего себя — показал всю палитру эмоций, что чувствовал и чувствует, несмотря ни на что, к Азирафаэлю. И что Азирафаэль чувствовал и сам — иначе не погладил бы его по спине. Ни за что.
Кроули любит Азирафаэля.
И Азирафаэль это понял. Он это изобразил.
Робкие наброски любви в рисунке — и этого хватило, чтобы Кроули понял, что Азирафаэль тоже его любит.
И девятьсот с лишним рисунков доказали это — не меньше, чем один этот набросок, где они вдвоем.
Вместе.
Азирафаэль нарисовал его уже после того, как Кроули его покинул. Зачем? Чтобы утешить свою боль? Чтобы выплеснуть эмоции на бумагу? Чтобы показать, что он тоже любит?
Как же мало они говорили!
Как же мало им было шести тысяч лет!
Но Кроули их наверстает. Обязательно.
— Я заберу эти рисунки, — проговорил Кроули, забирая самый дорогой из них — где они вдвоем. — Они мои. На них я. Ясно?
Мюриэль активно закивала.
— Да, конечно, мистер Кроули, конечно!
Понадобилось несколько минут, чтобы аккуратно уложить папки с рисунками в Бентли (а мимолетом и наложить на них чудо — чтобы не смели сгорать, промокать и каким-то образом исчезать, как их автор) и уже в магазине убедить Мюриэль, что нет, он на нее не обижен и он знает, что она не собирается его вешать.
— Ой, как замечательно, что Вы все поняли, а то я уже испугалась, что… Матильда, ты что делаешь? — воскликнула Мюриэль, глядя на кошку, которая грызла пачку с какао, которая неразумно осталась на столе.
— Она нашла себе игрушку. И видишь, даже твоя Матильда дает тебе понять, что тебе не обязательно пить какао, — фыркнул Кроули.
— Это очень замечательно! — Мюриэль хлопнула в ладоши. — А то какао меня несколько пугает. Оно такое странное по текстуре! Кстати, я тут вычитала еще кое-что… Поможете?
Кроули, который собрался было отправиться восвояси, тяжело вздохнул, но повернулся:
— В чем?
Мюриэль счастливо заулыбалась:
— Вы, случайно, не подскажете мне, а что такое блинчики?
Кроули взвыл.
Если бы у ангелов могли быть дети, эта неугомонная Мюриэль явно была бы дочерью Азирафаэля.
— Ладно. Поехали, — демон направился к своему автомобилю.
Может, Мюриэль станет для него неплохим товарищем, который поможет Кроули в главной задаче, которую он теперь поставил для себя.
Достать Азирафаэля с Небес, предотвратить вероятное Второе Пришествие и наконец-то поговорить.