Глава 1

Простой американский городок Амхерст жил относительно спокойной жизнью. Все текло в нем своим чередом, однако нестабильная ситуация в штатах, Гражданская война вносила свою сумятицу в казавшуюся стабильной жизнь населения. Сколько молодых юношей отправились на войну. Сотни, нет — тысячи полегли на полях сражений.


Одной из самых первых и самых громких смертей воинов из Амхерста стала гибель сына губернатора — Фрейзера Стернса. Отличник учебы, смелый, гордый и отважный, волевой и умный молодой человек был в какой-то мере лицом города вместе со своим отцом. Многие еще во времена его детства считали, что этот не по годам смышленый мальчуган станет достойным продолжением своего отца во всех делах, какую бы сферу он ни выбрал.


После окончания колледжа Фрейзер стал военным человеком. Ему славили великое будущее бравого воина, честного офицера, преданного своей Родине.


Только вот раскалывавшаяся на части страна отправила его сражаться непонятно за чьи интересы.


— Ты Никто… Никто! Ты умрешь… умрешь!


Предсказание чудачки Эмили Дикинсон никто не воспринимал всерьез. О нем предпочли забыть и тогда, когда пафосный гроб с телом Фрейзера Стернса привезли в Амхерст, чтобы на родной земле он нашел необходимый покой.


Массовые похороны, на которые пришли чуть ли не все жители городка — в том числе даже те, кто лично Фрейзера никогда в жизни не видел — превратились в некий фарс. Благородные слова Эдварда Дикинсона были прерваны посыльным, принесшим прямо на похороны жуткую весть.


Произошла ошибка.


Фрейзер Стернс действительно был тяжело ранен вместе со своим сослуживцем, которому, увы, не удалось выжить. Однако чудовищная чья-то бюрократическая ошибка — и вот уже не те родные хоронят не своего сына, в то время как настоящий Фрейзер с трудом, но восстанавливается после боевого ранения. А семья того воина ищет, куда же запропастился их ребенок с поля боя.


Крики Эмили Дикинсон на похоронах о том, что Никто не умер, никто так и не воспринял всерьез и даже не понял, а потом и вовсе предпочли забыть.


Спустя полгода Фрейзер наконец вернулся домой после комиссования. Громкое «не годен» полностью ликвидировало возможность какой бы то ни было военной карьеры, но самому юноше на тот момент было уже совершенно плевать на это. Еще до ухода на войну он знал, что она станет его личным безумием, тем, что вырвет из него все хорошее, что он когда-либо ведал и чувствовал.


Ему казалось, что именно ранение из пистолета в грудь и стало для него ключевым, что вытащило из него веру во что-либо в принципе.


В груди так и остался осколок от боевого осколочного ранения, последовавшего почти сразу за выстрелом. Раздробленная нога зажила с трудом, но так и не восстановилась полностью. Небольшой тремор рук стал последствием поврежденных нервов. А то, что творилось с психикой после увиденных боев, даже представить было невозможным. Не один доктор говорил Фрейзеру, что он выжил буквально чудом. Фрейзер же знал, что на деле это не так.


Он спустился в ад, прямо как Данте.


Только так и не понял, каким образом ему удалось из него выбраться.


Фрейзера Стернса встречали как дважды героя: не только как храброго воина, сражавшегося за родину (теперь это утверждение вызывало у него не просто недовольство, но и дикое отторжение), но и как чудом вернувшегося с того света. День его возвращения стал радостью для каждого жителя Амхерста. Многие прибыли на вокзал, дабы встретить прибывшего на поезде сына президента колледжа, каждый желал поздороваться с ним, поздравить (с чем же?) и пожать руку, в то время как сам Фрейзер хотел удрать оттуда как можно скорее и спрятаться куда подальше от заскучавших жителей, нуждавшихся в столь эмоциональном событии.


Он знал, кто еще будет ожидать его прибытия на перроне. Кто будет стоять вдали от остальных жителей, кто, скорее всего, даже не явит себя миру и ему самому, кто не посмеет и не станет кидаться к нему с рукопожатием и объятиями и твердить, какой он герой.


По иронии судьбы, именно этого человека Фрейзер жаждал увидеть больше всего.


На автомате уже давно привычным движением он огладил карман сюртука, в котором чудом сохранилось послание с ровными и красивыми строчками.


«Я написала его для Никого».


Хотел бы он стать сейчас Никем. Не знать своего собственного имени, что наверняка будет на страницах газет уже на следующий день.


— Слава не для меня. Более того она может быть для меня опасной.

— Чем именно?

— Как бы сказать. Если бы слава стала моей, я бы от нее не сбежала.


Как же Фрейзер сейчас понимал Эмили. Для него слава действительно стала опасной, и это он понял еще до ухода на войну, стоило только повестке прийти на адрес его семьи. Хоть его отец и убеждал и его, и себя в том, что идти сражаться за родину — это героически и почетно, они оба знали истину.


Да и на кой черт эта слава ему сдалась, когда он прошел через горнило войны, когда видел столько крови, человеческих израненных тел, разрытой снарядами земли, дым, полностью заграждавший даже кристально чистое светлое голубое небо…


Зачем ему слава, тем более от имени чертового ада.


Эмилия действительно стояла далеко в стороне от остальных жителей. Она здорово контрастировала с ними: в то время как они, в цветных светлых нарядах кричали ему слова поздравлений, Эмили стояла в самом углу в темно-синем наряде. Девушка и не пыталась пробраться ближе. Стоило ей заметить его взгляд, Эмили улыбнулась и, кивнув в немом приветствии, осталась стоять на месте. Она не собиралась его беспокоить сейчас, и Фрейзер без меры был ей за это благодарен, хотя сам с удовольствием ушел бы от этой толпы, чтобы рассказать ей правду о войне, что она во всем права.


И ее предсказания оказались до щемящей боли верны.


Празднество возвращения Фрейзера Стернса затянулось до самого утра, и парень с трудом выдержал хотя бы его половину, после чего тайком ушел с пиршества. Он, конечно, мог бы напомнить о своих боевых ранениях, о режиме, что ему прописал военный врач при госпитале, но не видел в этом никакого смысла, да и не желал обращать внимания к своим недугам. В родной комнате отчего дома Фрейзера сморил сон, в котором ему привиделась Эмили, почему-то танцующая с большой пчелой, а сам он распивал вино вместе с темнокожим наряженным мужчиной, что именовал себя Смертью.


Встретиться с Эмили ему удалось только через несколько дней. Раздача не нужных ему интервью (но отцу отказать Фрейзер не посмел — в конце концов, он чуть не похоронил своего сына), оформление документов, а также постоянные походы к врачу, требовавшие не только много физических сил, но и морального духа, занимали очень много времени, поэтому добраться в другой конец Амхерста, чтобы побеседовать с Эмили, у него просто не оставалось ни времени, ни энергии. Зато когда наконец им удалось встретиться, от Эмили он получил такой прилив сил, что его хватило надолго. Они обсуждали многое: его «смерть», войну, спуск в «ад и обратно», как назвала его «воскрешение» девушка. Фрейзер в кое-то время смог расслабиться и, не боясь, поделиться своими размышлениями и впечатлениями, уверенный в том, что его действительно поймут именно так, как он хочет передать, и что его мысли не извратят не в ту сторону. Эмили, столь точная и понимающая Эмили стала его личной отдушиной в мире напыщенного героизма.


С тех пор Фрейзер, постепенно приходивший в себя после войны и госпиталя, старался приходить к Эмили как можно чаще, и девушка всегда была рада его принять. Они обсуждали все — книги, искусство, музыку, войну и, конечно, стихотворения. Эмили не только поделилась с ним своим новым творчеством, которое пронзило его полностью — какие же меткие строчки! — но и рассказала о своей переписке с военачальником. Фрейзер искренне удивился, но оценил ее порыв стать полезной миру. Людям, которым довелось побывать в войне, нужно что-то, за что они бы цеплялись, и стихотворения Эмили Дикинсон вполне могут стать чем-то таким.


Фрейзер знал, что его частые походы в дом Дикинсонов вызывали пересуды в обществе, но он старался не обращать на них внимания. Многие обсуждали, к кому именно — Эмили или Лавинии — он ходит в гости и чью свадьбу («Лавинии, конечно, не чудачки Эмили же!») им стоило ждать в будущем. Остин, к которому Фрейзер тоже иногда заглядывал по пути домой, относился к нему с большим подозрением и все реже стал принимать его у себя. Однако Сью всегда была рада угостить его чашечкой чая, обсудить с ним последние новости. А иногда он вместе с Эмили приходили к Сью и устраивали свой небольшой книжный клуб, в котором особое внимание уделяли творчеству во всех его сферах. Иногда маленьким гостем таких встреч был и малыш Дикинсонов, который, к слову, очень тянулся к Эмили, и это вызывало у Фрейзера некоторый диссонанс и нервный смешок (впрочем, как и у самой Эмили, которая брала дитя на руки, хоть и явно этого опасалась).


Разговоры в народе о возможном браке сына губернатора в конце концов наскучили обществу, но тут «в бой» вступил отец Фрейзера. Конечно, парень понимал, что рано или поздно вопрос о женитьбе действительно встанет. И Фрейзер был вовсе не против, однако создавать брак исключительно из-за выгоды он совершенно не хотел: в идеале он желал бы семью по любви, но понимал, что шансов для этого, учитывая статус его семьи и требования отца, у него немного, а значит, девушка должна как минимум быть ему сотоварищем и другом. Такую кандидатуру Фрейзер еще не нашел для себя, потому и не торопился с браком, уделяя внимание исключительно своему самочувствию, а также организации своей будущей работы — все же подорванное здоровье не убирало с него ответственности о финансовой обеспеченности семьи, по словам отца.


Но родитель смог сильно и неприятно удивить Фрейзера во время очередного разговора о женитьбе.


— Тебе стоит найти себе будущую супругу уже в ближайший год, и это самый максимальный срок, который я могу тебе предоставить! Это не обсуждается! — Твердо заявил мистер Стернс во время утренней трапезы. — Тому есть действительно существенные причины, и я не понимаю, почему ты так противишься институту брака!


— Я совершенно не противлюсь ему, отец, но не вижу смысла торопиться, — ответил Фрейзер спокойным тоном.


В последнее время подобные разговоры его стали особенно раздражать. То ли какая-то странная настойчивость со стороны отца, то ли разбереженные войной нервы, то ли контузия и травмы повлияли на это — Фрейзер не знал, но каждый такой разговор обычно заканчивался для него головной болью.


— Фрейзер, это сейчас за тебя пойдет любая девушка Амхерста, кого бы ты ни позвал, — заявил отец, откладывая вилку в сторону. — Потому что ты — герой! Воскрес, сражался за страну! Пострадал за нее, воевал, не жалея своего здоровья и даже жизни! — Фрейзера чуть было не затошнило от этой высокопарности. — Но это все временно. Слава временна, Фрейзи. Она пройдет. И потом калека, пусть и герой, и пострадавший за страну, будет никому не нужен. Ты останешься ни с чем. Ты подставляешь своей упертостью не только себя, но и свою семью. И так продолжение нашего рода под большой угрозой из-за твоих травм, а ты попусту теряешь драгоценное время, которое можно было потратить на зачатие наследника! Да и вовсе ты не учитываешь, что в будущем твоя гордость никому не будет нужна! Кому будет нужен молодой, хромой парень с осколком в груди?


В эту секунду Фрейзер подумал, что по-настоящему осколок в сердце попал ему именно после слов отца.


Парень отложил вилку и, взяв свою трость, оперся на нее и встал. Твердым взглядом светлых глаз он окинул его и процедил:


— Отец, ты хочешь сказать, что я виноват в том, что стал калекой? Ты хочешь сказать, что я не заслуживаю счастья потому, что пострадал? Ты считаешь, что я должен всенепременно по твоей указке сделать наследника для тебя? Ты считаешь, что я никому не нужен?!


Мистер Стернс явно не ожидал такой прыти от сына, потому пару мгновений он молчал, недоумевая, однако успел быстро взять себя в руки.


— Я такого не заявлял, но я не знаю доподлинно, как и из-за чего ты получил ранения, раз ты сам так плохо это помнишь. Но думаю, что тебе явно стоило быть осторожнее.


Фрейзер заскрежетал зубами.


— Ты вообще не понимаешь, что там было. Там был ад.


— Настоящий мужчина должен быть ко всему готов, Фрейзер, — ответил мужчина. — И все же подумай логически: ты действительно вряд ли сможешь получить дитя позже, твое состояние здоровья не располагает к легкому зачатию, поэтому стоит спешить. Да и потом, после войны будет много здоровых и крепких парней, а ты останешься не у дел. Поэтому надо пользоваться возможностью, а не…


— Спасибо, отец. Ты мне все ясно и предельно объяснил, — твердым голосом сказал Фрейзер и, с трудом опираясь на трость, пошел на выход из комнаты.


Прочь.


Прочь из этой комнаты.


Прочь из этого дома.


Прочь.


— Фрейзер! Немедленно иди назад! Не смей игнорировать меня! И мы с тобой еще не договорили!


Фрейзер не стал реагировать ни на одно из восклицаний родителя. Он прошел мимо домохозяйки Роуз, что смотрела на него с толикой понимания и сострадания (вот в последнем он вовсе не нуждался), мимо двух рабочих, что чинили лестницу, и пошел к дороге ждать очередную карету.


— Фрейзер! — Мужчина выскочил на улицу, но не стал выходить дальше забора. — Это что за бунты? Немедленно возвращайся домой!


Но парень даже не стал оборачиваться и махнул рукой, как только завидел проходящую мимо карету. Его отец, заметив горожанина, рыкнул что-то, но не стал более ничего говорить и отправился назад в дом, громко хлопнув дверью.


Карета остановилась, и знакомый мальчик-афроамериканец встал на повозке.


— Мистер Стернс, добрый день! Вас куда-то подвезти?


— Здравствуй, Кенни, — кивнул он ему. — Желательно бы, если тебе по пути. Заодно подкину тебе немного на подработку.


— Буду вам благодарен! — С улыбкой ответил мальчуган и помог Фрейзеру залезть в карету, на счастье, пустую. — Куда вас отвезти? Даже если не по пути, довезу, я успею.


— Большое спасибо, — улыбнулся Фрейзер и подал несколько купюр Кенни. — Пожалуйста, отвези меня к дому старших Дикинсонов.


— Будет сделано! — Обрадованный Кенни пересчитал деньги и запрыгнул на свое место, после чего погнал лошадь к дому, где жила Эмили.


Но и дом Дикинсонов в это время сотрясал настоящий скандал.

***

В благопорядочном и почтительном доме семейства Дикинсонов с самого утра творился самый настоящий хаос.


Эмили Дикинсон еще в четырнадцатилетнем возрасте заявила родителям, что никогда не выйдет замуж, и пробовать искать ей женихов — бессмысленная затрата ценных энергоресурсов. Девушка помнила, как мама тогда лишь усмехнулась и, погладив ее по голове, назвала «семейной бунтаркой, прямо как Эдвард, вся в отца». Насупившуюся дочь она не брала в расчет совсем, искренне пребывая в своих мечтах о воспитании правильных детей, которые прославят имя Дикинсонов. Глава семейства тогда и вовсе не обратил внимания на возмущения Эмили, предпочтя спокойно читать очередной выпуск газеты. Лавиния же заявила, что у Эмили в голове одни глупости, а Остин посчитал поведение сестры обычным подростковым бунтом.


Единственным человеком, которая действительно поняла чувства и желания Эмили и согласилась с ними, была Сью. Милая, чистая сердцем Сью — она всегда следовала за убеждениями Эмили, восхищалась ее видением мира, и как только Эмили сказала, что желала бы никогда не выходить замуж и стать вместе с ней знаменитыми писательницами, Сью вовсю поддержала ее стремления. Эмили жила этими мечтами и дальше, пока ее представление мира не разбилось о жестокую реальность тех лет.


Бедная Сью, в молодом возрасте оставшаяся без семьи и без средств к существованию, вынужденно предала их идеалы и вышла замуж за ее брата. Эмили понимала, что Сью на деле никогда не полюбит Остина так, как любит саму Эмили, но подсознательно считала это предательством, отойти от которого ей удалось далеко не сразу. Лишь со временем, видя, какими глазами Сью смотрела на нее — даже в минуты их ссоры — она признала, что брак с Остином в их реалиях был единственным вариантом для Сью не пойти по миру. К тому же Остин на деле являл собой не самый плохой вариант для замужества: несмотря на его горячность и сумасбродство (что, кстати, в определенной мере свойственно всем Дикинсонам, в том числе и самой Эмили), парень был добрым, внимательным и заботливым человеком. Не без недостатков — Сью вдоволь натерпелась от него во времена его алкоголизма — но с Остином всегда можно было договориться. Во многом Остину, как и Эмили, не хватало в какой-то мере любви и признательности. И если Эмили впоследствии после трогательного и болезненного признания Сью их все-таки получила, то Остина это ждало лишь впереди.


Эмили сотни раз жалела о незавидном положении женщин в их время. Если бы она могла спокойно взять в жены Сью, то ее любимой не пришлось выходить замуж за человека, которого она искренне уважает, но не любит. Они бы смогли спокойно уехать куда глаза глядят и увидеть мир во всех его красках. Эмили бы продолжала писать стихи, воспевая в них удивительные черты мироздания, природы и ее самой главной музы — Сью. А сама Сью была бы верным спутником, соратником и огромной поддержкой во всех начинаниях. Эмили хотела бы дать ей все, что Сью хочет и чего заслуживает…


Но этот чертов мир почти не считал женщину за человека.


Однажды Эмили ради веселья постаралась посчитать, сколько раз ее уже пытались выдать замуж и сколько мужчин приводили к ней свататься. Когда число перевалило за двадцать, девушка ужаснулась. Неужели так и будет продолжаться всю ее жизнь? В какой-то мере она надеялась, что после двадцати лет пыл ее семьи поутихнет, как и уменьшится число желающих взять ее в жены. Однако ситуация совершенно не улучшалась. Особенно в шоке она оказалась, когда Итхамар Конки попросил ее руки. Еще и попугайчиком назвал! А еще после его слов «ты постарела» Эмили с трудом сдержалась, чтобы не запустить в него один из цветков в горшке. А когда Джордж решил, что он — лучшая кандидатура для брака, и что его любви хватит для них двоих?! Эмили тогда ощутила себя вдвойне преданной: она лишилась и искренней дружбы, и веры в человека. К тому же Эмили — не Сью, она была не готова терпеть мужчину в своем браке только лишь из-за его хорошего поведения, средства к существованию девушку и вовсе не интересовали.


В какой-то момент Эмили поверила, что ее более действительно не будут выдавать замуж: смятение отца и страх отдавать любимую дочь в чужой дом, тем более, против ее воли сыграли свою роль, и тогда Эмили впервые за долгое время начала оттаивать к своему отцу. Позже, когда Остин серьезно рассорился с родителем, Эмили всецело встала на его сторону и искренне верила в него, пока не настал момент назначения ее душеприказчиком отца. Эмили поняла, что совершенно зря надеялась на благоразумие своего отца: хоть он и согласился не отправлять ее на выданье, тем не менее, девушка оставалась собственностью Остина. Она — живой человек, но по закону передавалась так, словно чей-то чертов фарфоровый сервиз! Но никакие слова, угрозы и слезы не разжалобили консервативного в своих устоях отца. И пусть Остин, на которого Эмили злилась, но в которого все равно еще верила, дал понять своим сестрам, что ни в коем случае не будет с ними обращаться ужасным образом, девушка все равно была в ярости.


Теперь же Эдвард решился на очередной предательский шаг: казалось, он словно забыл о данном слове и в очередной раз заговорил о замужестве. Мать, только ей стоило услышать об этом, тут же организовала новые смотрины, с укором заметив, что теперь претендентов будет намного меньше. Эмили лишь фыркнула, за что чуть не получила по губам от недовольной матери. Миссис Дикинсон никогда бы ее не ударила, но сам замах ее руки заставил Эмили выскочить из дома и отправиться на прогулку куда подальше. Вернулась девушка уже ближе к ночи, и на счастье, не получила от матери трепку — добрая Мэгги догадалась, что Эмили просто гуляет, и придумала для миссис Дикинсон отговорку, что девушка уже в постели. Казалось, во всем доме только она понимала, насколько сильно выматывают Эмили все эти споры и разговоры о браке.


Эмили надеялась, что ее громкое «нет, ни в коем случае!» и уход из дома все же убедит родителей вновь отказаться от идеи замужества старшей дочери, однако ситуация на деле оказалась совсем иной. Буквально на следующий день к ним в дом приехал очередной «жених», и ворчащую Эмили отправили к нему знакомиться.


Мистер Зейгер, седовласый выходец из Германии, который в данный момент трудился журналистом в соседнем городке, поначалу казался неплохим человеком: они даже смогли обсудить с Эмили последние новинки научных трудов и некоторых романов, которые девушка уже успела найти и прочитать. Правда, это вовсе не означало, что Эмили согласится за него замуж — вот еще! Хотя поговорить с ним оказалось для нее интересным опытом. Но когда речь зашла о самой Эмили, она напряглась, и как показали дальнейшие события — не зря.


— Мисс Дикинсон, вы определенно одна из самых мудрых женщин, что я видел и слышал, — проговорил он, распивая чай. — Однако я наслышан о не самых приятных ваших чертах.


Эмили с трудом, достойным награды, смогла удержать на лице приветливое выражение и не запустить в мистера Зейгера чашкой.


 — Что Вы имеете в виду? — Строгим тоном спросил Эдвард, замечая, как Эмили вцепилась в чашку.


 — Однажды мне довелось узреть на страницах небезызвестной газеты стихотворение вашего авторства, — во взгляде Зейгера появилась толика ехидства. — Эмили Дикинсон… Удивительно. Я понимаю, что в последнее время женщины все больше интересуются светской жизнью и политикой, и я это даже принимаю, среди них есть поистине удивительные умы… Но стоит ли их интеллект того? Женщины, чья главная цель — быть послушной женой своему мужу и достойно воспитать своих детей, порой являются хорошими собеседниками, талантливыми и поистине гениальными. Но важно при этом не забывать о своих основополагающих вашу женскую жизнь задачах. А что мы видим сейчас? Некоторые женщины мнят себя прекрасными собеседниками и особенными и уникальными поэтессами, — на этих словах он пристально посмотрел на Эмили, — а их прямые обязанности выполняют матери или домохозяйки, специально нанятые для них! Это ужасные нравы. Тем более, при всем уважении к Вашему интеллекту, Эмили, ваши глупые стихи — не более чем трата ценных ресурсов. Бумага стоит довольно дорого, и проявите свой ум, голубушка, и посчитайте: сколько общей площади одной газеты заняла ваша графомания? А сколько всего было газет? Сколько деревьев пострадали из-за Ваших глупых и никчемных амбиций! И был бы в них прок! Но это лишь бумагомарательство, не имеющее никакой стихотворной ценности и смысловой нагрузки. Ваши стихотворения, как Вы смеете их называть, абсолютно глупы и смешны.


Следом за этими словами последовал вскрик: чай из травяного сбора полетел прямо в лицо Зейгеру. Благо, напиток оказался теплым, хотя Эмили очень желала, чтобы тот все же был горячим. В конце концов, по ее мнению, он это заслужил.


 — Эмили! Как ты можешь! — Возмутился отец и вскочил, дабы помочь мистеру Зейгеру.


Эмили подошла к мужчине и процедила:


 — Вы бы лучше посчитали, сколько прекрасных деревьев ушло на перепечатку вашей никому не известной маленькой газетенке, которая специализируется на информации о том, кто и с кем предавался прелюбодеянию, и на людских сплетнях.


 — Эмили, немедленно прекрати! — Крикнул Эдвард, но Эмили фыркнула.


 — И не подумаю!


Эмили вылетела из комнаты, закрыв дверь с громким хлопком, и бегом направилась в свою комнату. Ярость клокотала в ней бурным огнем, и казалось, прикоснись к ней — и все взорвется, весь мир поглотится ее ярым пламенем.


 — Эмили, что случилось? А ну немедленно вернись! Это что еще за фокусы?! — Услышала она голос властной матери, но не стала реагировать. Она забежала в свою комнату, закрыла дверь и подперла ручку стулом, чтобы мать не смогла ворваться к ней.


Эмили облокотилась об стену, спрятала лицо в руках и с недовольным стоном опустилась на пол. Чертовы правила, чертовы условности и чертова невозможности быть с той, кого она любит, каждый раз вонзались в ее сердце словно ножом. Казалось, что каждое слово, произнесенное никчемным Зейгером, стало посыпанной солью на и без того открытые душевные раны. Умом Эмили понимала, что Зейгер во всем не прав и что он — всего лишь моральный урод, который желает себе прислужницу, а не жену, однако ситуацию это не меняло: указание Эмили на якобы «ее место» испортило ей все настроение и оттолкнуло от желания писать: девушка чувствовала, что не может выдавить из себя ни строчки.


Как же все было бы просто, будь она мужчиной!


Сейчас Эмили как никогда хотела увидеть Смерть, быть может, спросить у него совета, но вряд ли он придет прямо к ней в комнату, да и не чувствовала она в данный момент его близость. А значит, справляться придется как-то самой.


Эмили подошла к окну и с грустью посмотрела на дом Остина. Где-то там прямо сейчас нянчит своего ребенка такая любимая нежная Сью… А она застряла в доме с идиотом, считавших женщин ниже плинтуса. Хотя объективно говоря, чем они отличаются? Только лишь некоторыми физиологическими чертами, и только. Отвратительное отношение, которое женщины ничем не заслужили.


Прошло около получаса, прежде чем Эмили смогла оторваться от разглядывания соседнего дома. Мистер Зейгер к тому времени уехал, разражаясь злобными словами (на что Эмили, впрочем, было совершенно плевать), родители несколько раз приходили в комнату, стучали и пытались открыть, требовали впустить их, но девушка не реагировала. Ей было жизненно важно побыть одной.


***




Как только Фрейзер приехал к дому Дикинсонов и расплатился с юным перевозчиком, то почти сразу услышал недовольный тон главы семьи прямиком из его кабинета. Он поначалу и не обратил внимания на это, однако стоило ему услышать имя Эмили, как стало ясно — в благопорядочном семействе творилось что-то неладное, и в очередной раз причиной тому была Эмили. Еще во времена учебы с Остином Фрейзер неоднократно слышал его недовольство сестрой и ее своенравным характером, но позже он осознал, что семья Дикинсонов всего лишь не понимает Эмили, в то время как она сама понимала этот мир гораздо точнее и глубже, чем кто бы то ни было. После событий на войне Фрейзер увидел это особенно ярко.


На его стук дверь открыла Мэгги и с радушием впустила его в дом.


 — Прошу извинить, Эмили сейчас немного не в духе, но я сообщу ей о Вашем визите. Думаю, она согласится вас принять, — произнесла Мэгги. — Пройдемте пока что в гостиную, я принесу Вам чай.


 — Я только с завтрака, поэтому чай, пожалуй, будет позднее. Спасибо за гостеприимство, — кивнул Фрейзер и пошел за женщиной в гостиную, однако в одиночестве он пробыл совсем недолго: проводив его в комнату, Мэгги успела сбегать наверх и буквально через пару минут сообщила, что Эмили сейчас спустится.


В скором времени Эмили действительно показалась в гостиной, причем заглядывала туда с некоторой осторожностью, что ей было не слишком свойственно, и Фрейзера это несколько позабавило. Стоило девушке его заметить, как на ее грустном лице расцвела улыбка и плечи заметно расслабились.


 — Здравствуй, Фрейзер. Прости, что раньше не спустилась. Я думала, это мама пытается меня выманить из комнаты, но потом заметила отъезжающий из дома экипаж, — Эмили села на кресло рядом. — Будешь чай? И пирог, я знаю, Мэгги приготовила потрясающий пирог с малиновым вареньем, ты обязательно должен его попробовать!


Фрейзер чуть усмехнулся.


 — Спасибо, но я действительно только после завтрака, благодарю и тебя, и Мэгги за гостеприимство. У тебя все в порядке? — Он обеспокоенно посмотрел на девушку. — Выглядишь несколько… усталой.


Эмили фыркнула и с недовольством махнула рукой.


 — Все как обычно — я чертова чудила!


 — Это не так, — воспротивился Фрейзер. — Ты знаешь, что ты — гений, а если кто-то считает, что быть иным и гениальным — это чудачество, то это не твои проблемы, а проблемы того, кто так думает.


Девушка кивнула с усмешкой.


 — Да, спасибо… Только дело не в этом… — протянула Эмили, словно размышляя, стоит ли говорить Фрейзеру. — Просто не выходить замуж, тем более, против своей воли, моя семья считает чудачеством. И я уже начинаю опасаться, что совсем скоро меня просто выпихнут из дома за мою прямоту.


 — Точно не выпихнут, но могут очень сильно давить, хотя какой в этом смысл. Они думают, что сломают тебя этим? Да в тебе такой стержень твердый, что ничем его не сломать.


 — Спасибо, — девушка улыбнулась. — Приятно это слышать. — Эмили вдруг взволнованно посмотрела на него. — Ой, прости, что я сразу на тебя накинулась со своими проблемами, просто…


 — Я никогда не против выслушать, тем более, я сам спросил. Расскажи, пожалуйста, что случилось? — Поинтересовался Фрейзер.


Эмили тяжело выдохнула и завела рассказ о событиях недавних дней и особенно уделила внимание сегодняшней встрече с очередным женихом. И чем дальше она рассказывала, тем больше Фрейзер замечал схожесть ее истории со своей. Их родители словно сорвались с цепи, желая устроить личную жизнь своим «неразумным», как они считали, чадам. Их стремление обустроить семью детям похвально, но не когда это идет против воли.


Когда Эмили с присущей ей эмоциональностью с негодованием рассказала об отзыве этого Зейгера об ее творчестве, Фрейзер нахмурился. Уж кто, а Эмили просто не умела писать плохо. Ее творчество очень ярко отображало жизненную суть во всех ее проявлениях, и назвать ее стихотворения глупыми мог только идиот.


 — Эмили, ни в коем случае не придавай ценности словам этого Зейгера. Его слова о твоих стихотворениях — полнейшая ложь и белиберда. Если он настолько ограничен разумом, что не способен оценить искусство в его ярчайшем проявлении, то это его проблемы и, пожалуй, стоит пожалеть бедолагу — в конце концов, его эмоциональный интеллект ниже нуля, а умение созерцать красоту, жизнь и боль, облаченные в строки, отсутствует напрочь, — сказал Фрейзер после ее повествования. — Я читал твои стихотворения и искренне говорю, что я знаю очень мало настолько поистине точных и верных слов. Я еще до войны говорил, что твои стихотворения помогают признать, что дела плохи, когда все вокруг пропитаны бравадой, но при этом они же дают надежду, настоящую, которая так нужна каждому из нас.


Губы Эмили тронула легкая улыбка.


 — Это одна из самых прекрасных вещей, что ты мне говорил. Спасибо, Фрейзер.


Парень кивнул в знак благодарности.


 — Возможно, я выражусь несколько грубо, но этот Зейгер, с моей точки зрения — это вовсе не мужчина, а существо, им называемое. И хорошо, что он сразу себя показал. Благодаря этому тебе не придется выносить мусор из своей жизни позже, он прекрасно вынес себя сам.


Эмили в голос расхохоталась.


 — Как в точку! Фрейзер, я обожаю твои иносказательные выражения!


Фрейзер усмехнулся в ответ.


 — Определенно рад это слышать.


Вдруг Эмили пристально посмотрела на него, и Фрейзера это несколько смутило: ему казалось, что девушка прожигает его взглядом насквозь. В этот момент в его мыслях появилась ассоциация Эмили с обликом какой-нибудь лесной ведьмы огня, что знает о прошлом и будущем. Впрочем, учитывая, что предсказания Эмили во многом сбывались — чего стоит его ранение в грудь — в этом был определенный смысл.


 — Ты грустный, — заметила Эмили после его пристального разглядывания. — Причем с самого начала, но я, прости, не обратила сначала на это особого внимания, была на эмоциях. А сейчас мы немного посмеялись, но глаза у тебя все равно грустные, взгляд… будто у птицы-матери, что увидела разворошенное гнездо, — Эмили посмотрела куда-то вбок и словно бы ушла в свои мысли. Фрейзер, привыкший к таким «странностям», подумал, что девушка зацепилась за какую-нибудь ассоциацию для своего будущего стихотворения. Он определенно уже хотел его прочесть.


 — Скажем так, ты в какой-то мере права, — кивнул Фрейзер, поджав губы. — Но не волнуйся, все в порядке, просто я… в некоторой мере расстроен.


Во взгляде Эмили появилось сочувствие — но не то, которым его одаривали жители города, считавшие, что его жизнь теперь окончательно сломана. Ее сочувствие было смешано с уважением и соучастием, что определенно подкупало.


 — Проблемы со здоровьем серьезно сказываются? Врачи не говорят ничего конкретного?


Фрейзер замотал головой и опустил взгляд вниз.


 — Нет, к счастью, нет, со здоровьем все не слишком хорошо, но я привык и это не слишком меня беспокоит, — Фрейзер немного лукавил, но знать подробности бессонных ночей и кровавого кашля из-за осколка в груди ей ни к чему. — Просто у меня появилась проблема… и как оказалось, она у нас общая, — с этими словами он посмотрел на девушку.


 — Общая? — С непониманием переспросила Эмили.


 — Дело в том, что сегодня меня ждал весьма пренеприятный разговор с моим отцом, и на удивление, в нем была та же настойчивость, что и у твоей матери, — ответил Фрейзер. — И речь шла именно о браке.


 — Расскажешь подробнее?


В течение нескольких минут Фрейзер передал ей суть разговора за завтраком и он заметил, как пружина, которая словно была натянута все это время, во время рассказа постепенно расслабилась. Парень и понятия не имел, что его это на самом деле настолько сильно затронула, что он был так сильно напряжен все это время. Эмили участливо выслушала его, но после его слов прямо-таки взвилась.


 — Что за вздор?! Ты не калека! — Девушка даже вскочила с кресла и нервно ходила по гостиной. — Это совершеннейший бред! Да, ты ранен, тяжело ранен, но с чего это делает тебя калекой? Это оскорбление, я считаю, и пусть хоть кто хоть что заявляет, я от своих слов не отступлюсь. Да, твои возможности в какой-то мере ограничены, но чем это делает тебя хуже? Что за чушь несет твой отец?! Я была гораздо лучшего мнения о нем! — Эмили всплеснула руками, расхаживая по комнате. — И с чего бы потом никто из девушек не вышел бы за тебя замуж?! Любовь разве этим определяется? Любовь — это великая сила, и ей неподвластны никакие физические или иные травмы, слова твоего отца — сплошной вздор и бравада! По любви жениться — так тебя полюбят любым, вне зависимости от твоих травм, любят-то не физическую оболочку, а душу, а она — неизменная величина. А создавать брак из-за статуса героя — так разве это искренняя связь? Это даже не семейные договоренности, это намного хуже! Это подхалимство и ложь самим себе. Какой в таком браке смысл? Разве тебе это нужно?


Фрейзер кивнул девушке. Парень в очередной раз приметил, насколько точно Эмили понимает то, что он чувствует и как он видит мир. Именно так Фрейзер и считал, мнимая любовь из-за геройства ему была вовсе не нужна — даже учитывая, что изначально он хотел быть военным человеком именно для этих целей, но близость войны и нахождение там все расставило на места в его мировоззрении.


 — Благодарю тебя, Эмили. Ты как всегда права во всем, — произнес он с толикой грусти. — Так и есть. Правда, я вообще не стремлюсь к браку. Да, я бы хотел семью, детей… Но это все несколько эфемерно для меня сейчас. Я явно не похож в этом плане на Остина: тот даже во время колледжа этим грезил и еще мне выговаривал на тему того, как это я такой неправильный, что сразу всего не хочу.


Эмили усмехнулась и села обратно в кресло.


 — Что ж, Остин получил себе ребенка и нянчится с ним, мне кажется, порой больше самой Сью. Знаешь, я думаю, Сью с самого его рождения стоило оставлять Остина с сыном почаще, но так не принято. Но зато таким образом Сью и Остин избавились бы от многих своих проблем, с которыми им пришлось столкнуться.


 — Общепринятые нормы давно устарели. Мы видим это по всему миру, но мир обезумел, как я и говорил еще ранее. Сейчас, мне кажется, все стало только хуже, — подтвердил Фрейзер.


 — Но пройдет сотня лет, и многое начнет меняться, пусть и постепенно. Как и меняется вся история мира, — отметила Эмили.


 — И надеюсь, тогда не будет браков против воли, — сказал Фрейзер. — Пусть уж хотя бы по взаимной договоренности самих детей, а не родителей.


В этот момент Эмили резко застыла. Она будто замерла, глядя невидящим, немигающим взглядом куда-то в стену, и лишь по чуть шевелящимся губам стало понятно, что она обдумывает и обговаривает с собой какую-то мысль.


 — Эмили? — Фрейзер несколько забеспокоился.


 — …взаимной договоренности детей, а не родителей, — прошептала Эмили и перевела взгляд на Фрейзера. В ее глазах он снова заметил огонь. — Фрейзер, это же гениально! — Эмили снова вскочила с кресла. — Гениально! Фрейзер, ты гений, ты толкнул меня на прекрасную мысль!


 — Ты это о чем? — Парень с изумлением посмотрел на нее. Порой за полетом мыслей Эмили он не успевал.


 — Договоренность детей, а не родителей! Детей! — Радостно вскрикнула Эмили и добавила: — Смотри, за нас за всех пытаются договориться родители о том, чтобы вступили в брак. Твой отец наверняка подбирает будущих невест, так?


 — Вполне вероятно. Во всяком случае, я точно знаю, что каждый мой вариант он подвергнет тщательной проверке и остракизму, и я женюсь только на той, кого он одобрит, — согласился Фрейзер. — И наверняка это должна быть девушка из благопорядочной семьи, желательно еще и денежной и статусной. Зная моего отца, так и будет.


 — Вот, и моя мать с маниакальным желанием подбирает мне потенциальных мужей, и я не удивлюсь, что папиного знакомого, этого Зейгера, тоже нашла именно она, — вещала Эмили. — Родители считают, что сами могут вершить наши судьбы и договариваться о браках. Я даже не про кандидатуры говорю, а про сам факт брака не по любви. Как хочет женить тебя твой отец, например: только потому, что он там себе какие-то нормы женитьбы героя войны придумал.


Фрейзер кивнул.


— Все верно.


— А что, если устроить ложную, фиктивную свадьбу, но по договоренности детей, а не родителей? Моя мать окончательно настроила отца на свою сторону, а это значит, пока они не выпихнут меня замуж, они не успокоятся и окончательно лишат меня всех нервов. Твой отец не угомонится, пока не женит тебя на какой-то статусной девице против твоей воли.


И тут до Фрейзера начало доходить, что именно задумала Эмили…


— И ты предлагаешь…


— Пожениться нам с тобой! — Девушка всплеснула руками. — В конце концов, у нас есть множество преимуществ! Мы с тобой — отличная команда, мы хорошо общаемся и у нас немало общих взглядов, а значит, в одном доме не поубиваем друг друга. Я подхожу по статусу для твоего отца, так как фамилия Дикинсон в Амхерсте что-то, да значит. Да, мы не шибко богаты, но вполне на плаву, так что это тоже плюс в мою кандидатуру для твоего отца. А моя семья так вообще тебя расцелует! Мало того, что проблемную доченьку замуж выдадут, так еще за кого! Сына президента колледжа, звезду города Амхерста великого Фрейзера Стернса! — С величественным кличем закончила она фразу. — Как тебе идея?


Эмили смотрела на него с выжидающим взглядом. Что-то подобное он уже видел, когда девушка в очередной раз давала ему прочитать свои новые стихотворения (в том числе и написанные для Никого) и ожидала искреннего и верного мнения. Когда читала свое творчество Сью, и эти стихотворения были наполнены особенно щемящих и тревожащих сердце чувств.


Фрейзер совсем не ожидал, что разговор зайдет в эту стезю, и с минуту он молчал, собираясь с мыслями. Эмили в очередной раз сильно его удивила: она быстро логически просчитала все варианты развития событий… И умудрилась выбрать наиболее подходящий для них с Эмили на данный момент. К тому же, этот вариант устроил бы буквально всех.


Он поднял взгляд на девушку и кивнул.


— Знаешь, я немного в шоке… но в твоих словах и этой идее есть рациональное зерно. Мой отец уважает мистера Дикинсона, а мистер Дикинсон, в свою очередь, уважает меня… И мы с тобой можем договориться о так называемой семейной жизни сами. Точнее… Дать нашим семьям возможность думать, что это они все помогли устроить, организовать… Но тем временем истинными зачинщиками всей этой истории будем мы сами. После заключения брака они не смогут нас контролировать, так как мы сами по себе будем своей ячейкой общества перед законом и ними тоже…


— А мы тем временем сможем сами обустроить свою жизнь! — Эмили заулыбалась.


— Именно, — отметил Фрейзер, но призадумался. — Но я сразу должен сказать тебе кое о чем?


— Слушаю, — она кивнула.


— Я действительно очень люблю тебя, но… не как девушку. Ты близка мне по духу и уму, ты для меня являешься очень близким другом и товарищем. Прости, но… считаю нужным тебя об этом предупредить, чтобы потом это не стало сюрпризом, — Фрейзер говорил с явной осторожностью, но с облегчением заметил, что Эмили и не дрогнула и лишь усмехнулась.


— Фрейзер, это взаимно. Ты замечательный человек и очень дорог мне, но именно как друг. Меня не интересовала и не интересует романтическая связь с тобой, извини. И не думаю, что когда-либо будет интересовать, просто потому… — она задумалась. — Скажем так, ты не мой типаж в романтическом отношении.


Фрейзер с шумом выдохнул.


— В таком случае у нас точно не возникнет непредвиденных трудностей, — он немного улыбнулся. — А дружеские договоренности нередко самые крепкие.


— Приятно слышать, — сказала Эмили. — И на самом деле я очень рада, что ты мне сообщил об этом… О том, что я тебя не интересую как девушка. Просто… знаешь, несколько лет назад ко мне сватали Джорджа, и это было ужасно! Он меня убеждал, что не будет мне препятствовать в браке и вообще, он не заставляет меня его любить, он сам будет делать это за двоих… Но все равно вступление в такой брак — это своего рода неравные обязательства. Я бы сделала Джорджа несчастным. Тем более… — Эмили собиралась продолжить, но резко остановилась. — Скажем так, это была бы договоренность с уклоном в одну сторону. А так как мы с тобой оба интересуем друг друга только как друзья, думаю, с остальными вопросами мы разберемся спокойно и без каких-либо эксцессов. И на равных условиях.


— На других и быть не может, — согласился Фрейзер. — Это действительно тот вариант, который поможет нам обоим разрешить ситуацию. И что им с браком неймется…


— Да уж, — фыркнула Эмили. — И к тому же, у нас есть еще одно весомое преимущество!


— Какое? — Поинтересовался Фрейзер.


 — Мы всегда можем развестись, ты юрист и сможешь нас аргументированно развести, когда нам это будет нужно, а если вдруг к тому времени придумают закон, по которому сам муж не может делать подобного, то мы всегда можем обратиться к Остину! Я ни в коем случае не буду препятствовать разводу и твое имущество мне совершенно не нужно. В конце концов, мы можем даже оформить специальное соглашение об этом… Такое можно сделать? — Фрейзер кивнул. — Вот и отлично!


— В любом случае, без жилья и денег после развода я тебя не оставлю, — отметил парень. — Обеспечу всем, чем нужно, чтобы ты не нуждалась, это уже моя личная… обеспокоенность, скажем так. После развода не всех девушек принимают назад в отчий дом, а зная твоего отца, неизвестно, как он может среагировать…


— О, нет, несмотря на все его странности, домой он меня точно пустит, — сказала Эмили. — Но я рада, что ты подумал об этом и что ты внимателен к этому жизненному упущению. И вообще, почему женщины обязательно должны кому-то принадлежать и почему их сравнивают с имуществом?


— Избытки и предрассудки прошлых лет, плюс стереотипность играет роль, — заметил Фрейзер. — Мир развивается, но некоторым жизненным устоям об этом словно забыли сказать.


— В точку, — усмехнулась Эмили. — Что будем решать насчет брака?


— Я сегодня же поговорю с отцом, — произнес Фрейзер. — И, думаю, уже завтра приду к твоему отцу просить твоей руки. Думаю, это дело фактически решенное. И… думаю, что вообще никому из родных лучше не знать об истинной сути нашего будущего брака. Не только моему отцу и твоим родителям… вообще всем.


Эмили выпрямила спину в кресле.


— Согласна, но есть одно «но». Я хочу рассказать обо всем Сью.


Фрейзер задумался. Сьюзен иногда казалась болтушкой, но никак не сплетницей. К тому же, с Эмили она особенно близка, так что вряд ли бы выдала подругу.


— Да, конечно. Думаю, что Сью вполне сохранит нашу тайну.


— Знал бы ты, сколько тайн она хранит! — Как-то заговорщицки произнесла Эмили. — Тайн… — задумалась Эмили. — Тайн…


Фрейзер замолк. Он уже успел выучить, что, когда Эмили так неожиданно замирает и разговаривает шепотом словно с самой собой, к ней в сознание приходят новые метафоры, которые совсем скоро выльются в пронзительные, меткие и щемящие душу строки. Уже несколько раз он имел честь (именно так он называл это для себя) видеть, как в Эмили рождаются великие строки. В такие моменты девушка словно уходит в какой-то потусторонний мир, дозваться ее нереально, да и не нужно. Она полностью погружается в него, как в буйное море, и достает оттуда свои пронзительные строки — драгоценный жемчуг вместе с раковиной. И как раковина бережно охраняет жемчуг, так и Эмили бережно охраняет свое творчество от рук, которым она не доверяет.


Эмили пришла в себя спустя пару минут, и только тогда поняла, что все это время Фрейзер находился с ней в одной комнате.


 — Оу… я, наверное, отключилась немного, да? — С легкой усмешкой спросила она. — Прости, я та еще чудила… ну, ты знаешь.


 — Не чудила, не говори так о себе никогда, не повторяй, пожалуйста, глупую и безудержную болтовню не понимающих суть людей, — отметил Фрейзер. — Новое стихотворение скоро явит себя?


Эмили заулыбалась.


 — Ты уже метко научился угадывать, когда стихи ко мне приходят, да?


 — Немного, — кивнул Фрейзер и рассказал ей о сравнении, пришедшем ему в голову.


 — Стихотворения — это драгоценная жемчужина? Знаешь, а ты прав, — ответила она, — они особенно ценны, но многие люди поступают с ними варварски, вырывая, демонстрируя всему миру с особым усердием, тем более, когда некоторые из них написаны для определенных людей, и понять их по-настоящему, увидеть в них настоящую красоту и именно то, что имел поэт в виду, может только кто-то один… Это очень интересная мысль!


Фрейзер и Эмили еще долго беседовали и пару раз все же прерывались на чай, который им приносила заботливая Маргарет.


Из дома Дикинсонов Фрейзер уехал уже ближе к вечеру, и перед ужином зашел в кабинет отца.


— Я подумал над твоими словами и решил, что действительно женюсь в скором времени. А чтобы тебе не пришлось долго думать, я самостоятельно выбрал кандидатуру, подходящую как мне, так и твоим взглядам, отец, — сказал Фрейзер.


— И кто же это? — Отец смерил его осторожным взглядом.


Фрейзер с трудом скрыл хитрую улыбку и с гордым взглядом ответил родителю:


— Эмили Дикинсон.

***

Мистеру Стернсу понадобилось около пяти минут, чтобы прийти в себя после того, что сказал ему сын, и осознать, какую именно кандидатуру Фрейзер выбрал в качестве своей супруги. Он всегда считал, что его чадо выберет для себя самый лучший вариант — в конце концов, сам он всегда давал ребенку самое лучшее, дабы тот стал достойным продолжением рода Стернсов и прославил его если не на века, то хотя бы на ближайшее столетие. Лучшие гувернантки, преподаватели, лицей, а в дальнейшем — конечно, обустройство в свой же колледж, куда ж еще? Впрочем, даже если бы мистер Стернс не был президентом колледжа, его сын без проблем смог бы сюда поступить: его познания в науках были на высоком уровне и с учебой у парня всегда ладилось. Даже опасный подростковый возраст прошел без особого бунтарства: да, Фрейзер зачастую удирал из дома, но никогда не заставлял своего отца краснеть или стыдиться. Ни в чем предосудительном мальчик не был замечен, и даже в колледже, когда его ровесники предпочитали учебе кутеж, Фрейзер уделял немалое время учебе и в дальнейшем планировал стать военным человеком, а потому серьезность пришла к нему уже тогда, в юные годы. Однако каким-то образом при этом Фрейзер продолжал оставаться душой компании своих однокурсников, и мистер Стернс гордился этим.


Когда Фрейзера призвали на войну, мистер Стернс говорил всем о том, что его сын станет героем и будет бороться за правое дело, отмечал, что по-прежнему гордится сыном, и теперь его гордость возросла в разы. Однако в глубине души он опасался отправлять его в пекло: мистер Стернс хорошо знал о том, что война — это настоящая мясорубка, филиал ада на земле. Перед уходом на фронт сын даже обмолвился, что, возможно, «война будет по Данте», и не мог не согласиться с этим утверждением. Впрочем, вслух мистер Стернс ничего не сказал: его сын был обязан пойти воевать и прославить честь своей семьи.


Но чертова похоронка заставила его вспомнить об этих словах и своих смятениях.


Президент колледжа города Амхерст неистово закричал, как раненая перепелка на последнем издыхании, пораженная свинцовой пулей охотника, когда пришел страшный конверт с неутешительным письмом.


«Фрейзер Стернс героически погиб в битве при Нью-Берне, Северная Каролина».


Он не помнил практически ничего после получения страшной вести о гибели своего единственного и горячо любимого ребенка. Словно заволоченные туманной дымкой, у него остались мутные воспоминания о том, как двое преподавателей колледжа усадили его, упавшего навзничь, на президентское кресло, как Эмили Дикинсон (кажется, в тот день она пришла вместе с отцом на экскурсию по колледжу) отпаивала его водой и махала какими-то бумагами у его лица, как сам Эдвард Дикинсон быстро распорядился позвать врача и в дальнейшем оказывал посильную помощь при организации похорон… Смутно помнил он и саму процессию, и лишь только крики чудной Дикинсон «Никто не умер» пронзительным звоном остались в его сознании. Кто ж знал, что эта девчонка окажется права?


Стоило мистеру Стернсу узнать о том, что сын жив, как в него, казалось, снова вдохнули жизнь. Газеты Амхерста пестрели новостями о чудесном воскрешении любимого сына президента колледжа, о его героическом сражении и спасении, как он буквально сбежал с того света и выкарабкался. Мистер Стернс был счастлив вдвойне, когда увидел своего раненого, измученного, но живого сына. И вместе с тем — настоящего героя Гражданской войны, которого чествовал весь город. Имя Фрейзера Стернса было у всех на слуху, и он стал именно тем, кем хотел его видеть отец — идеальным героем своей страны. Однако уже тогда он заметил, как что-то в его сыне окончательно сломалось и не подлежало восстановлению, как в его глазах плескалась болезненная горечь. Мистер Стернс при взгляде на сына словно чувствовал пепел горящего поля боя у себя на языке. С испугом в сердце вспомнил тогда слова про Данте, но отогнал тревожные мысли прочь.


Его сын был рядом. Был жив. Был героем. Это — самое главное.


Спустя множество пройденных через их дом врачей, журналистов и специалистов во всех отраслях мистер Стернс призадумался о будущем своего сына. Да, он действительно герой, отважный боец… Но ранения, которые он получил в ходе сражения, не оставляли ему надежд на спокойную, счастливую и безболезненную жизнь. Мистер Стернс являл собой образец рационализма и считал, что Фрейзеру после таких страшных травм надо торопиться жить и жениться как можно быстрее. Вертихвостки, толпами проходившие через дом Стернсов, горели желанием стать женами героя войны, и мужчина понимал, что надо «ковать железо, пока горячо». Ведь потом «калека» вряд ли будет им нужен, тем более, когда закончится война и сотни таких же измученных ребят вернутся домой. Фрейзер уже не будет таким героем и рискует остаться один. Неутешительный вердикт вынес и врач о будущем продолжении Фрейзера: возможность зачатия у сына была под большим вопросом, поэтому он посоветовал как можно скорее озаботиться этим. Род Стернсов был под угрозой, и мужчина стремился взять все поскорее в свои руки и не давать сыну хандрить. Ему отрадно было видеть, как сын все же не замкнулся так сильно в себе, как могло показаться изначально, что он продолжает общение в высших кругах Амхерста.


Однако постоянное нахождение в доме у Дикинсонов вызывало у него некоторое раздражение. Нет, к самому семейству мистер Стернс относился с большим уважением, особенно к главе семьи, с которым его связывала тесная дружба. Жена Эдварда являла собой достойный образец супруги, и подобную жену он и желал своему сыну. Однако при этом «яблоки» у Дикинсонов упали довольно-таки далеко. Остин всегда казался мистеру Стернсу испорченным и завистливым, однако при этом не стал запрещать сыну общение с ним, и, надо сказать, правильно сделал: он замечал, что скорее Фрейзер положительно влияет на Остина, чем Остин — отрицательно на Фрейзера. Но вот дочери Дикинсонов вызывали у мистера Фрейзера… недоумение. Младшая Лавиния вполне могла бы стать достойной женой, но когда он прознал слухи о ее вольготном поведении, этот вариант сразу отпал. А чудачка Эмили, с самого детства не выносившая традиционные уклады и всегда являвшаяся корнем многих семейных проблем Дикинсонов, как считал Стернс-старший, вообще не рассматривалась в качестве будущей невесты для его сына. Еще и мнившая себя поэтессой, она не вызывала ни капли уважения. Да, у нее было прекрасное для женщины образование, была интеллектуально подкована, однако при ее взбалмошном характере и попытках завоевать права женщин она выглядела… неправильно и глуповато, с точки зрения мистера Стернса. Пусть в отличие от своей сестры Эмили не была замечена в крамольных связях, однако ее стремление встать в один ряд со статными мужчинами казалось даже смешным. Мистер Стернс понимал, что могло заинтересовать Фрейзера в Эмили: она действительно очень умна для женщины, однако, ее кандидатура была самой последней, которую мужчина мог рассмотреть для своего сына. До него доходили слухи о том, что Фрейзера негласно сватают с Лавинией, смеясь, что явно Эмили не будет его женой, так что… признаться, кандидатура будущей супруги пусть и не стала сюрпризом, но все равно была не слишком-то приятной.


— Почему именно Эмили Дикинсон? — Вопрошал он после небольшого диалога с сыном. — Это не тот вариант, которого ты достоин. Тем более, не сейчас, когда ты — главный герой и…


— Не ты ли мне говорил, что калека я не буду никому нужен? — Спокойным тоном спросил Фрейзер, однако мистер Стернс чувствовал, что это спокойствие — лишь мнимое и напускное.


— Не каверкай мои слова, — твердо сказал мужчина. — Я не согласен с твоим выбором. Дикинсоны — семья приятная и благородная, не спорю, но Эмили…


— Что? — Фрейзер нахмурился. — Что с ней не так? Она умна, талантлива…


— И может натворить дел! Ты знаешь о случае, как она вместе с женой Остина притворилась мужчиной и пробралась в наш колледж на лекцию! Возмутительное поведение, Эдвард был в ярости!


Уж чего мистер Стернс не ожидал, так это одобрительной ухмылки сына.


— Ты согласен с этим поступком?


— Он в духе Эмили, — только и ответил Фрейзер с улыбкой. — Я все равно останусь при своем мнении. Я женюсь исключительно на Эмили.


Мистер Стернс хмыкнул в задумчивости.


— Насколько мне известно, Эмили Дикинсон отвергала все предложения о замужестве, которые ей поступали. Кажется, эта чудачка планировала остаться старой девой.


— Она не чудачка, — Фрейзер нахмурился. — И я не знаю, что она планировала, но она в курсе того, что я желаю на ней жениться, и она не против.


На этих словах отец чуть было не подавился кофе.


— Ты уже обсуждал с ней это?


— Да, я долго размышлял об этом, а наш сегодняшний разговор утром окончательно убедил меня в том, что мне следует сделать этот выбор, — Фрейзер соврал почти без зазрения совести. — Я сказал ей сегодня об этом, она согласилась. Теперь я сообщаю тебе и оповещаю, что завтра планирую поговорить об этом с мистером Дикинсоном. Думаю, на этом тема утреннего конфликта исчерпана? — Парень посмотрел на него внимательным взглядом светло-зеленых глаз.


Мистер Стернс отставил чашку с кофе на столик и сложил руки.


— Ты действительно уверен в своем выборе, сын? — Фрейзер согласно кивнул.


Что ж. Во всяком случае, не гулена, как Лавиния. И кто знает, может, в браке Эмили наконец угомонится, раз все же согласилась выйти замуж, несмотря на свои убеждения.


В конце концов, печь хлеб умеет. Уже неплохое начало в качестве жены.


— Хорошо. В таком случае мы постараемся с мистером Дикинсоном организовать все в лучшем виде и в скором времени, — только и произнес мистер Стернс. — И все же, почему она согласилась?..


Фрейзер чуть улыбнулся, буквально уголком губ, и хмыкнул:


— Они не знали, что ей нужно. А я знаю.


— Что же? — Мужчина с недоумением посмотрел на сына.


— Понимание, — твердым тоном сказал Фрейзер и встал, облокотившись на трость. — Я лягу, если ты не против. Доброй ночи.


— Доброй ночи, сынок, — ответил мистер Стернс.


Фрейзер ушел, оставляя отца в полном недоумении.


***



На следующий день Фрейзер исполнил свое обещание. Вместе с отцом съездив к ювелиру и договорившись о заказе кольца, Фрейзер приехал в дом к Дикинсонам. Мэгги сразу же оповестила его о том, что Эмили с самого утра ушла в дом к брату, но Фрейзер ее обескуражил:


— В кои-то веки я к мистеру Дикинсону, а не к Эмили. Он в кабинете?


— Ого, — домработница удивилась, но быстро пришла в себя. — Да, он в кабинете, я Вас провожу.


Эдвард радушно принял «героя Амхерста», как он заметил в самом начале разговора. После недолгой беседы о последних новостях и слухах города Эдвард все же перешел к делу:


— Ну что же, чем обязан достопочтенному герою? Вы же явно не просто так прибыли ко мне, мистер Стернс.


— Пожалуйста, просто Фрейзер, — отметил парень. — Тема разговора достаточно серьезна и касается Вашей старшей дочери, Эмили.


— Вот как? — Эдвард в удивлении вскинул брови. — Что-то случилось?


— Нет, все в порядке, — сразу сказал Фрейзер. — Дело в том, что я… планирую жениться, — Эдвард внимательно его слушал, — жениться на Вашей дочери Эмили.


Взгляд Эдварда в секунду превратился в шокированный. Дикинсон в изумлении закусил губу, но тут же спросил с улыбкой:


— Мне, конечно, приятно, что Вы, столь почтенный и важный в нашем городе человек, решили выбрать в жены именно мою дочь. Только… Думаю, Вы наслышаны о том, что Эмили весьма… своеобразно относится к теме брака. Не подумайте, я бы желал видеть Вас, Фрейзер, в качестве своего зятя. Но я не уверен, что Эмили с ее характером согласится на замужество. Даже несмотря на то, что Вы являетесь ее близким другом.


— Я говорил с Эмили на эту тему. Она согласна, — Фрейзер сразу обескуражил главу семейства. — Да, у нее действительно свой взгляд на брак и семейную жизнь, но, как оказалось, у нас с ней во многом мнения совпадают, и тот семейный комфорт, который я готов ей предоставить, ее более чем устраивает.


Эдвард не сразу нашелся, что ответить, что для Фрейзера даже было удивительно: обычно мужчина ловко парировал слова собеседника. Дикинсон сложил руки на столе и с недоумением смотрел куда-то в сторону, словно пытаясь собраться с мыслями. Фрейзер в мыслях ехидно хмыкнул: Эмили умела обескуражить и удивить, и этот план работал пока что полностью идеально. Он не торопил мужчину и дал ему время свыкнуться с ситуацией.


Молчание прервала Мэгги, зашедшая с подносом в кабинет.


— Мистер Дикинсон, я приготовила чай, — домработница поставила кружки обоим мужчинам. — И пышки, их сегодня с утра приготовила Эмили. Попробуйте, пожалуйста, очень вкусные, — послав добрую улыбку Фрейзеру, женщина тихо вышла.


Эдвард так же молча, взял чашку в руку.


— Признаюсь, я очень удивлен тому, что Эмили согласилась на брак. Вы действительно хороший друг для нее, и я знаю, что Эмили очень Вас уважает. Но я совершенно не мог предположить, что она решится избавиться от своих взглядов и все же стать супругой. Хотя это было бы приемлемым вариантом. В конце концов, мы с женой беспокоимся за нее и хотели бы, чтобы она имела семью и хорошего человека в качестве супруга. И признаюсь Вам, Фрейзер, еще в одной вещи: лучшего супруга, чем Вы, я бы для Эмили и не желал. Вы действительно тот человек, с которым ей будет комфортно идти по жизни, судя по тому, что я знаю о Вас, — губы Эдварда тронула легкая улыбка, и Фрейзер улыбнулся в ответ.


— Приятно это слышать, мистер Дикинсон.


Он прекрасно понимал, что они оба сейчас словно находятся на шахматной доске и каждый отыгрывает партию, стремясь не только победить, но и продемонстрировать четкую и слаженную игру.


Эмили снова была права: Фрейзер действительно являлся отличным кандидатом на роль ее мужа, и Эдвард, будь он более эмоционален и не так следовал правилам, сейчас бы являл собой полный восторг. Фрейзер успел заметить его оценивающий взгляд. Герой войны действительно был отличным вариантом, и Дикинсоны, породнившиеся с ним, стали бы еще более уважаемыми обществом. Эмили предугадала эту реакцию с щемящей больное сердце четкостью.


Однако во взгляде Эдварда Фрейзер, на удивление, заметил и некоторую печаль. Она словно засела где-то глубоко в душе. Несмотря на свои слова, Эдвард явно еще находился в некотором смятении и недоумении.


— Фрейзер, все же я хочу задать Вам еще один вопрос, — произнес мужчина после долгого молчания.


— Постараюсь на него ответить, — осторожно сказал Фрейзер.


— Я думаю и все пока что не нахожу ответа, — начал Эдвард. — У Вас огромное множество вариантов для выбора супруги. Да, Вы много общаетесь с Эмили, но у вас есть и другой круг общения… Почему же в жены Вы решили взять именно Эмили?


Фрейзер вдруг заметил, что печаль в его взгляде, на удивление, словно вышла на первый план.


Такого он несколько не ожидал, хотя, кажется, в этом есть резон.


— Разрешите ответить вопросом на вопрос, — парировал Фрейзер. — Скажите, пожалуйста, а почему Вы женились на миссис Дикинсон?


Данный вопрос застал главу семейства врасплох, и на мгновение печаль из глаз ушла, уступая место чему-то иному.


— Потому что… она особенная, — ответил мужчина.


— Вот именно, — улыбнулся Фрейзер.


— Что Вы имеете в виду? — Эдвард все еще не понимал, к чему был тот вопрос.


— Это и есть ответ на Ваш вопрос, — сказал Фрейзер, беря чашку. — Потому я и решил жениться на Вашей дочери. Потому что она особенная.


Эдвард засмеялся и кивнул Фрейзеру.


— Что ж, такое признание стоит того, чтобы его отметить. Вам можно…?


— К сожалению, от алкоголя вынужден отказаться, — извиняющимся тоном ответил Фрейзер. — Думаю, и пышки вполне сойдут.


— В приготовлении Эмили — тем более, — хохотнул Эдвард и взял одну из них.


Мужчины переговаривались еще какое-то время, и Фрейзер заметил, что печаль во взгляде Эдварда все еще оставалась, но после беседы о маленькой Эмили, довоенных воспоминаниях их жизни и разговоре о студенческой жизни Фрейзера и Остина Фрейзер начал подозревать, в чем может быть дело.


Эдвард, пусть и был весьма своеобразным в общении человеком и не таким уж и добрым отцом, все равно по-своему любил дочь и не желал отдавать Эмили кому бы то ни было. Конечно, он желал ей любимого человека, желал выдать ее замуж, чтобы брак был и по статусу приемлемым, и по любви настоящим. Тем более, в последнее время миссис Дикинсон стала особенно ратовать за замужество старшей дочери, наседая на слова о том, что ей нужна еще и своя семья. Эдвард явно считал, что при всей гордости и силе дочери она не справится одна, но слишком опасался отпускать любимую дочь куда-то далеко от себя, в другую семью. Сам Фрейзер так не считал, но все же догадывался, что именно это беспокоит Эдварда. Мужчина желал для нее брака, но не желал отпускать от себя.


— Хочу еще отметить, что мы с отцом обговаривали дальнейшую семейную жизнь с Эмили… Думаю, мы оба хотели бы остаться жить в Амхерсте. В конце концов, для нас обоих это родной город, да и наши семьи тут… Так что Вам не стоит беспокоиться, что Эмили вдруг куда-то уедет. Нет. Я знаю, как для Эмили важны Вы и вся семья, так что… мы останемся тут. И зная Эмили… даже когда она возьмет мою фамилию, она всегда будет Дикинсон по-настоящему, в душе.


Эдвард улыбнулся, и Фрейзер понял, что эту шахматную партию они с Эмили выиграли.


***

Фрейзер вышел из кабинета Эдварда Дикинсона в ощущении эйфории. План осуществлялся с удивительной точностью и скоростью, несмотря ни на какие огрехи. Прозорливость Эмили вкупе с его актерской игрой делали невероятный план вполне себе реализуемым. Однако им с Эмили действительно стоит продумать его подробнее и обсудить дальнейший ход дел: в конце концов, им придется отыгрывать счастливую влюбленную пару определенное время, и для их легенды потребуются дополнительные уточнения. Миссис Дикинсон и влюбленная в интересные истории Лавиния наверняка захотят подробностей, как и клуб сплетников Амхерста.


Стоило Фрейзеру выйти в просторный коридор, как его мигом встретила Мэгги с восторженным взглядом, а позади нее стояла обрадованная миссис Дикинсон.


«Хочешь сохранить тайну — уволь экономку», — вспомнил Фрейзер придуманную пословицу своего отца, и как ни странно, к данной ситуации она подходила как никогда.


— Мистер Стернс, очень счастлива видеть Вас в своем доме! — Взгляд матери семейства так и лучился довольством. — Жаль, что Эмили сейчас ушла, но Вы не беспокойтесь, я сейчас отошлю за ней Мэгги!


Фрейзер с трудом сдержал на своем лице приветливую улыбку, которая грозила перейти в легкую незлобную усмешку. Кажется, женщина была готова из кожи выползти, но выдать «неправильную» дочку замуж, и теперь, когда ей донесли весть о том, что Эмили вступает в брак, да еще и за «героя войны», она явно находилась на седьмом небе от счастья. Как будто она лично уделала всех старших сплетниц города. Эмили наверняка будет в восторге от того, как быстро ее мать поверила в их брак.


— Не стоит, миссис Дикинсон. Я и сам собирался заглянуть к Остину, и буду счастлив встретить там Эмили, — он подарил ей очаровательную улыбку, и женщина посмотрела на него с восторгом. — Большое спасибо за прием, но мне действительно нужно идти.


Находиться в обществе странно восторженных женщин парень не горел желанием. Зная энтузиазм миссис Дикинсон, это наверняка бы закончилось тем, что он бы согласился на какую-нибудь свадебную ерунду, лишь бы она от него отстала.


— Да, конечно-конечно, я все понимаю! — Быстро проговорила миссис Дикинсон. — Ох, любовь, она так быстро приходит, прилетает к нам и схватывает нас в свои объятия и никак не хочет отпускать! Я все понимаю! Идите, Фрейзер, идите!


Фрейзер подумал, что аллегории Эмили о любви ему нравились намного лучше — те были точны, пронзительны и не являли собой слишком сладкий сироп, от которого тошнило. А он явно чувствовал некоторую тошноту.


Фрейзер лишь надеялся, что не проблемы с осколком являлись тому причиной.


До дома Остина он добирался не менее двадцати минут, хотя здания располагались рядом. Однако разболевшаяся нога не хотела давать никакого покоя. Все-таки такие расстояния для его травм были солидными. Из-за нарушенного здоровья Фрейзер чувствовал себя отвратительно в моральном плане: кому понравится в молодые годы чувствовать себя калекой?


Кто знает, может, отчасти отец прав, называя его этим словом?


Остина в доме не оказалось: как сообщила их экономка, уехал по рабочим делам и не оповестил, когда будет на месте, но спокойно проводила Фрейзера на второй этаж и умчалась вниз, к раскричавшемуся сыну Дикинсонов. Из спальни супругов доносились недовольные знакомые женские крики. Парень медленно продвигался к комнате, специально громко стуча тростью и давая понять, что они на этаже не одни, однако на это никто не отреагировал. Уже у двери он постучал и услышал дружное «открыто!» от Сью и Эмили. Фрейзер приоткрыл дверь и увидел разъяренную и явно недовольную Сью и негодующую и чем-то явно удивленную Эмили.


— О… Фрейзер… Привет! — Эмили сразу ему улыбнулась. Парень чуть было не послал ей ответную улыбку, но боковым зрением приметил вспыльчивый взгляд Сью в его сторону. Если бы взглядом можно было метать молнии — Фрейзера бы поразило.


— Доброго утра вам, — кивнул он обеим девушкам. — Я, возможно, немного не вовремя…


— Очень сильно не вовремя! — Вскрикнула Сью, и впервые за все время знакомства он услышал в ее голове стальные нотки.


Что происходит?


— Сью! — Возмутилась Эмили и сложила руки в бока. — Ты не можешь таким образом с ним говорить! И он вполне вовремя!


— Это я-то не могу?! В своем доме?! — Сью чуть ли не взревела.


Видеть обычно улыбающуюся и приветливую хозяйку дома в такой ипостаси для Фрейзера было в новинку. Он с изумлением перевел взгляд с Эмили на Сью.


— Может… я все же пойду? — Осторожно спросил парень.


— Нет, Фрейзер, нам надо все обсудить! — Безапелляционно заявила Эмили. — Подожди, пожалуйста, пару минут, я договорю со Сью…


— Ничего подобного! Он тут не останется!


Из-за чего Сью так сильно взъелась на Эмили? Обычно именно Дикинсон всегда эмоционально на все реагировала, однако сейчас девушка была практически спокойной — во всяком случае, по сравнению с тем, какой могла бы явить себя. А вот Сью… Не из-за рассказа о свадьбе ли она так разъярена? Но почему?


— Сью, с тобой все в порядке? Что случилось? — Обеспокоенно спросил он.


— Со мной?! Да это с вами обоими все не в порядке! — Возмутилась девушка, всплеснув руками. — Ведете себя как идиоты, и ни с кем даже не посоветовались! Ладно уж, это вполне в духе Эмили, но ты, Фрейзер!..


Ситуация становилась яснее.


— Я ей все рассказала, — выпалила Эмили и поджала губы. — Но ей это не понравилось.


— Еще бы мне это понравилось! — Сью села на кровать и смотрела на них волком. — Брак по расчету!


— Ну и что? Ты же вышла замуж за Остина, не сильно его любя! — Выпалила Эмили, и теперь молниеносный злой взгляд был направлен в ее сторону.


Фрейзер сделал вид, что ничего не услышал. Впрочем, почему-то он даже не удивлен этому браку.


— Молодец, Эмили, разбалтывай дальше! — Раскричалась Сью. — У меня была другая ситуация, если ты вдруг забыла: я осталась без семьи, с кучей долгов и без гроша в кармане, и никакая работа гувернанткой их бы не покрыла! У меня не было выхода!


— А у нас он сейчас, думаешь, есть?! — В голосе Эмили Фрейзер услышал чуть ли не… плач? Нет, но Эмили явно срывалась. — Мать третирует меня каждый день, я замучилась слушать о том, что я — неудавшийся ребенок! Отец постоянно твердит, что я — никто, потому что я родилась женщиной! Будто в этом моя чертова вина!


Эмили рухнула в стоявшее рядом кресло и перевела дух.


— А Фрейзеру, думаешь, легко? Ему тоже постоянно капают идеями о браке, причем как можно скорее, давят! А ни мне, ни ему не нужен брак просто ради идеи, да и у Фрейзера нет девушки, которую он бы любил и которой мог бы предложить выйти замуж. Мы оба окажемся в выигрыше! Я не буду занудной женой, типаж которой ему постоянно сватал отец, он не будет мужем, который будет запрещать мне писать стихи и делать то, что я хочу!


— А с чего ты решила, что он не будет тебе запрещать писать? — Вдруг сказала Сью.


Эмили, явно не найдя, что сказать, в шоке раскрыла рот, словно вообще не ожидала такого вопроса. Впрочем, для Фрейзера он тоже стал новостью.


— Не знаю, может, потому, что мне нравятся ее стихотворения? — Задал вопрос Фрейзер. — Может, потому, что мне не нужна карикатурная правильная жена? Может, потому, что мне интереснее общаться с равным себе человеком? Может, потому, что ее брат — адвокат и специалист по разводам и ловко нас разведет? — Эмили неожиданно усмехнулась, но Фрейзер пока пристально смотрел на Сью, которая, кажется, после его слов постепенно успокаивалась. — Какой мне смысл запрещать Эмили что-то? Я — не Остин, Сью. Мы разные. И не надо думать, что мы будем хоть в чем-то одинаковыми.


Сью прикрыла глаза и глубоко вздохнула и, кажется, мысленно отсчитывала числа. Неплохой способ успокоиться. Чуть позже она открыла глаза.


— Но это все… этот брак… вообще неправильный! Ты же его вообще не любишь, Эмили!


— Ты не совсем права, — пробубнила Эмили.


— Что? — Одновременно спросили Фрейзер и Сью.


Эмили умела удивлять.


— Вообще, конечно, я его люблю, люблю как друга, как близкого человека, и раз уж семья так хочет выдать меня замуж, так пусть это будет Фрейзер! — Эмили всплеснула руками. — Тем более, все останутся в выигрыше! И я, и он!


— Угу, — пробурчала Сью, сложив руки на груди. — Я напомню тебе, Эмили, что при замужестве ты должна следовать за мужем. Ты не останешься жить в своем доме, будто ничего не случилось. Ты уедешь черт знает куда, и я останусь тут одна. Даже если в этом же городе останетесь, ты будешь далеко.


Ого. Да Сью, оказывается, ревнует.


— Вообще-то нет, — подал голос Фрейзер.


— В смысле? — Эмили с недоумением посмотрела на него.


— Я уже думал о будущем доме, поскольку не хочу жить, будучи в браке, в отцовском доме. Хотелось бы свое жилье, где он не будет указом. У меня есть средства, накопленные за годы учебы, плюс еще часть наследства, а также некоторые выплаты за травмы, полученные на войне. Этого с лихвой хватит. Я хотел бы приобрести землю в Амхерсте и уже присматривал участки неподалеку. Эмили, тебе нужна конюшня?


— Что? — Девушка посмотрела на него недоуменным взглядом. — А… нет, зачем?


— Тогда, раз мы можем обойтись без конюшни, то тогда нам вполне хватит участка неподалеку от вашего, Сью, с Остином дома, с северной стороны. Как раз через окна вполне будете видеть друг друга. Этот участок, как я слышал, недавно выставили на торги, и я хочу принять в них участие. Эмили, тебя устраивает такой вариант? — Фрейзер посмотрел на девушку.


Во взгляде Эмили друг друга сменяли множество эмоций: недоумение, удивление, восторг… Через несколько секунд она с громким радостным визгом бросилась к нему, но буквально в нескольких сантиметрах остановилась, видимо, вспомнив об осколке в груди, и осторожно обняла.


Фрейзер на мгновение впал в ступор, не понимая, что ему делать, и к тому же он заметил пылающий в очередной раз взгляд Сью в его сторону, так что поднять руку для ответного объятия он все же не решился. Впрочем, Эмили это ничуть не смутило: кажется, та и вовсе не обратила внимания и, отпустив его, развернулась к Сью.


— Сью, ты слышала? Я буду рядом! — На этих словах Эмили снова развернулась к Фрейзеру. — Конечно, я согласна!


— Вот и отлично, — кивнул парень и снова посмотрел в сторону хозяйки дома. Сью смотрела на него с меньшим подозрением, чем ранее, но взгляд все еще готов был разъяренным.


— Ладно, это… действительно подходящий вариант, — согласилась она, и Эмили, прямо как маленький ребенок, которому подарили конфету, была готова захлопать в ладоши от радости. — Но вы не учитываете один фактор.


Эмили и Фрейзер с недоумением переглянулись.


— Какой? — Спросил Стернс.


Дети, — сказала Сью. — Дети. От вас будут требовать продолжения рода. От обоих. Не знаю, как ты, Фрейзер, но Эмили никогда не стремилась к подобному. И даже если вы будете в фиктивном браке и не будет между вами… ничего романтического, то рано или поздно вопрос о детях все равно встанет. Что тогда? Вы оба решите перетерпеть и зачать ребенка? А, или отберете его у какой-нибудь бедной матери?! — Последнюю фразу она чуть ли не прорычала.


Фрейзер лишь с изумлением изогнул бровь, но заметив, что Эмили задумалась, поспешил ответить.


— Не думал я, что ты считаешь меня вором детей, Сью.


— А я и не утверждала, что ты вор, — фыркнула она. — Заплатить за ребенка вполне в состоянии.


— Фрейзер никогда так бы не поступил! — Сразу вспылила Эмили, сложив руки на груди. — Он не такой!


— Спасибо, Эмили, — парень кивнул, — и насчет детей… В них не будет необходимости.


Обе девушки смотрели на него с недоумением.


— Мой отец стремится поскорее женить меня в том числе по той причине, что… он в курсе моих травм. Ранения, полученные на войне, ставят под большой вопрос мою возможность продолжения рода. Поэтому он не удивится, если даже в ближайшее время после заключения брака детей не будет.


Взгляд Сью после его слов выражал некоторую жалость, которую сам Фрейзер терпеть не мог, поэтому повернулся к Эмили, которая лишь просто пожала плечами и явно успокоилась.


— Поняла тебя, но… — Сью задумалась. — Вдруг мистер Дикинсон узнает об этом? Или догадается?


Фрейзер усмехнулся уголком губ.


— Извини, Сью, но он не будет препятствием. Если он узнает, когда Эмили будет в браке, то не сможет лезть в другую семью — то есть, в нашу — со своим уставом. Только если попытаться повлиять на Эмили… Но он этого делать не будет. Ни до, ни после регистрации. По той простой причине, что он очень зависит от мнения горожан, а они сейчас на моей стороне. Хоть этот факт мне порой мешает, но на самом деле он не пойдет против общественного мнения.


— И папа никогда не решится отказать сыну героя, — согласилась Эмили.


— Да, а то ж иначе все подумают, что он специально отказал калеке, — фыркнул Фрейзер. — Общество не будет на его стороне, он это понимает, так что не пойдет на такой вариант.


Ты не калека! — Сразу твердо оборвала его Эмили и нахмурилась.


— Действительно. Прекращай так о себе говорить. Да, ты травмирован, но «калека» — это грубо, твой отец этим словом специально тебя оскорбляет. Незачем принимать это на свой счет, — сказала Сью и уткнулась лицом в ладони. Глубоко выдохнув, она пробормотала. — Ладно, черт с вами. Дикинсоны не отвалят от Эмили, а мистер Стернс — от тебя, Фрейзер. Женитесь… Но учти! — С этими словами Сью подскочила к Фрейзеру, и в ее взгляде снова появился огонь. — Узнаю, что обидел Эмили — не посмотрю, что ты герой и воскрес. Ясно?


Со стороны Эмили послышался смешок. Фрейзер не удержался от улыбки.


— Прекрасно ясно, миссис Дикинсон. Я и не собирался обижать своего лучшего друга.


Эмили просияла.


***




В конечном итоге по договоренностям семей помолвка Эмили и Фрейзера состоялась, и в честь этого события в доме Дикинсонов состоялся званый ужин с приглашением семей. Миссис Дикинсон вся светилась от счастья, постоянно приговаривая мистеру Стернсу о том, какая Эмили заботливая девушка, ради своих близких готова весь свой характер направить на помощь для них, «а еще прекрасно печет хлеб и даже становилась победительницей конкурса!». Фрейзер и Сью, услышав это, успешно скрыли свои смешки за бокалами вина, а Эмили не выдержала и расхохоталась, за что получила пинок под столом — правда, Фрейзер так и не понял, от Сью или от матери. Лавиния с какой-то аномальной любовью смотрела на сестру и Фрейзера и постоянно твердила, что именно он — «лучший кавалер, которого только можно выбрать». Фрейзер, прекрасно наслышанный о том, что Лавиния после гибели своих двух любимых людей на войне выбрала для себя призвание любить каждого воевавшего и «каждому быть женой», участливо улыбнулся и сделал вид, что слушает болтовню миссис Дикинсон и своего отца, лишь бы не слушать очередные восхищения в свой адрес. От них даже начинало подташнивать.


На удивление, за столом не было Остина. Сью, явно пребывая в замешательстве, сообщила, что он сильно занят работой и подойдет позже, что вызвало явное недовольство Эдварда. Фрейзер догадывался, что его отсутствие — не просто так. Когда основная часть ужина подошла к отцу, Эмили тихонько отозвала Фрейзера и кивком подала знак Сью, чтобы та следовала за ними.


— Какого черта Остина нет? Фрейзер — его друг и однокурсник! — Возмутилась Эмили, когда они втроем оказались в другой комнате. — Или он опять напился?!


— Не напился, — с явным недовольством, явно в сторону Остина, сказала Сью. — Он, когда узнал, что вы собираетесь пожениться, взбесился. Кучу ваз побил, тарелок… И даже ребенок ему преградой не стал, ему на крик плевать было! Сам горланил еще громче. Кричал, что такого не может быть, что вы… в общем, извините, но те слова в приличном обществе не говорят, — она сложила руки на груди. — Я вообще не поняла, почему он так взбесился. Потом вроде успокоился… А когда я уже потом подошла и спросила, когда он переоденется для ужина, он заявил, что не придет. Мои уговоры не подействовали.


— Он был трезв? — Спросила Эмили, и Сью кивнула.


— Точно трезвый, даже не выпивший, я это четко вижу. Объяснять, почему он не хочет приходить, не захотел.


Фрейзер задумался. В Остине было немало как от отца, так и от матери. И с Эмили они были удивительным образом похожи — что внешне, что по характеру многое взяли от отца. Эдвард был довольно своенравным человеком, и особенно ярко эта черта передалась Эмили, но и у Остина она присутствовала. Кажется, старший брат остался по какой-то причине недоволен неожиданным замужеством сестры и таким образом выражал протест. Но почему? Фрейзер был в неплохих отношениях с Остином, в годы юности так вовсе постоянно общались.


— Я должен с ним поговорить, — сказал Фрейзер. — Сам. Он явно протестует.


— Но зачем? — Сью явно была удивлена.


— Понятия не имею, — признался парень.


Вдруг троица услышала скрип входной двери. Они обернулись и увидели Остина, стоявшего в дверях. Эмоции явного недовольства и ярости — что-то похожее на чувства Сью — присутствовали в его взгляде.


— Остин! — Воскликнула Эмили и подскочила к нему. — Твоя сестра выходит замуж за твоего друга, и ты даже не пришел нас поздравить? Это как называется?


Остин злобно посмотрел на нее.


— Серьезно? За Фрейзера?


— А с каких пор Фрейзер стал плохим вариантом? — Задала ответный вопрос Эмили.


— Остин, я думаю, нам надо поговорить, — Фрейзер, опираясь на трость — чертова нога, опять наверняка пойдут дожди — подошел к нему. — Я не понимаю, за что ты злишься на меня и на свою сестру и хочу это обсудить.


— Я не желаю это обсуждать! — Отсек Остин. — Во всяком случае, с тобой, — во взгляде некогда друга появилась какая-то несвойственная ему сталь.


— Отчего же? Я будущий супруг Эмили и твой друг, и я думаю, это наша общая сфера интересов. Нам надо поговорить.


— Сначала я желаю обсудить все с этой чокнутой! — Остин явно с болью схватил Эмили за руку, потому что та сразу ойкнула.


Фрейзер неожиданно вспылил.


— Не смей называть Эмили чокнутой, понял меня? — Он подошел вплотную к Остину, и тот явно не ожидал такого ответа от обычно спокойного Фрейзера. — Насколько низко ты упал, что считаешь правильным называть свою гениальную сестру чокнутой? А ты сам дюже умный? А? Остин?


Остин с изумлением чуть разинул рот, не сразу придумав, что ответить, и тут в разговор вмешалась Сью.


— Так, вы оба немедленно успокоились. Остин, отпусти руку Эмили, ей больно!


— Да, вообще-то, — Эмили сама вырвала руку из его хватки.


— За это, кстати, тоже ответишь, — процедил Фрейзер.


— Нет, стоп! — Сью встала между ними. — Остин, будь благоразумен хотя бы сегодня и не порти никому праздничный ужин.


— Да, точно, отличный же повод! Моя сестра выходит замуж за моего друга, аплодисменты! — С наигранным радушием он похлопал в ладоши и повернулся к сестре. — Эмили, ты совсем сбрендила?!


— Чего?! — Эмили уткнула руки в боки.


— Ты собралась выходить замуж за человека, которого видела всего несколько раз! Ладно, в последнее время вы чуть чаще начали общаться, но крайне мало! Значит, до этого ты отвергла кучу ухажеров, а среди них был Джордж, с которым ты знакома с детства и была от него в восторге, а теперь вдруг решила выскочить за Фрейзера! — Остин кричал довольно громко, но к счастью, шум в гостиной все заглушал, и главы семей ничего не слышали.


— А что, если он мне нравится? А что, если я его люблю? — Эмили приблизилась к нему вплотную.


— Да кому ты врешь?! — Теперь метать молнии мог взгляд разъяренного Остина. — Эмили, ты не умеешь любить, ты никого не любишь и не любила! А Фрейзеру и без тебя и твоих выкидонов досталось, ему нужен любящий человек, а не ты, сухая и холодная сука!


В комнате на мгновение воцарилась тишина от неожиданных слов. Эмили в изумлении раскрыла рот и, почти не мигая, смотрела на брата, Сью разом как-то побледнела, но взгляд ее, казалось, снова полнится огнем. Фрейзер, лишь на секунду обомлев, сжал трость и вышел вперед к Остину, преграждая ему путь куда бы то ни было.


— Так, все, это уже слишком! — Резким движением руки трость оказалась у горла Остина. — Ты извинишься перед Эмили. Прямо сейчас. За свою ложь и за свой поганый язык, — Фрейзеру казалось, что он и сам перенял огонь Сью. — Не такого я ожидал от своего друга и будущего родственника. Очнись, Остин. Ты позоришь самого себя.


Воинственность Остина словно куда-то подевалась разом: кажется, он понял, что сказал, и теперь смотрел куда угодно, только не на них. Вдруг вперед Фрейзера вышла Сью и, чуть оттолкнув его, встала между ним и Остином.


— Это ты, Остин Дикинсон, бесчувственный сухарь! — Закричала она, и Фрейзер мысленно порадовался все еще продолжавшемуся шуму в гостиной — так никто не слышал ее громкого голоса. — К слову, весь в своего папашу, которого ты ненавидишь и считаешь, что делаешь все возможное, чтобы им не стать! Так вот, ты — его копия! Причем серая и невзрачная! Это ты холоден и ты — сука! Остин, да ты хоть одно стихотворение Эмили читал?! Если бы читал, то понял, насколько она жива, ярка и чувственна, как она в крохотной детали природы видит огромнейший замысел и облекает его в такие пронзительные строки и вызывает столько эмоций, сколько тебе и не снилось!


Фрейзер взглянул на Эмили, пока Сью кричала на Остина, и удивился ее взгляду, направленному на подругу. Он был похож на взгляд, которым Фрейзер в свои юные годы одаривал соседскую девушку — светловолосая, с небесно-голубыми большими глазами и мягкими чертами лица сразу привлекла его внимание… и сердце. Фрейзер даже сообщил отцу, что непременно женится на ней, но тот лишь усмехнулся и сказал «может быть». Правда, Анна — так звали ту прелестницу — в скором времени уехала со своим отцом в Англию, оставив сердце Фрейзера с тоской и горечью об утраченном счастье.


Взгляд Эмили был влюбленным.


Фрейзер понял, что последние несколько секунд спора и вовсе не слышал — настолько его шокировал взгляд Эмили на Сью. Он махнул головой, избавляясь от неуместных мыслей. Сью продолжала кричать на оторопевшего Остина, и Фрейзер понимал, что полностью согласен со Сью… и искренне удивлялся ее возможностью настолько тонко понимать творчество Эмили. Нет, он знал, что Сью и Эмили имеют особую связь, и многие произведения Эмили так или иначе были связаны с подругой и что именно она часто становилась первой читательницей стихотворений, но… Эмили не ошиблась, Сью, несмотря на свой характер, действительно может быть их союзницей. Ведь настолько чувствовать стихотворения Эмили может далеко не каждый. И кажется, у Сью это идеально получалось — она видела самую суть ее творчества, самую суть самой Эмили.


— …Ты бы в жизни такого не сказал, если бы чувствовал и читал ее стихотворения! Эмили самостоятельна, ясно тебе?! И не тебе решать, что Эмили делать и за кого выходить замуж! — На этих словах Сью хлопнула его по щеке и отошла.


Громкий звук пощечины отрезвил всех присутствующих. Эмили, до этого бывшая в явном шоке от слов брата, нахмурилась и приготовилась к наступлению, но тишину комнаты прервал мерный голос Фрейзера.


— Сью и Эмили… Пожалуйста, я могу вас попросить оставить нас с Остином наедине? — Фрейзер бросил на него холодный взгляд.


Остин посмотрел на него с недоумением, но ничего не сказал. Сью и Эмили достаточно было переглянуться, и уже через пару секунд они снова оказались в шумной гостиной. «О, девочки, мы вас уже потеряли!» — да, веселый тон старшей Дикинсон ни с кем не перепутать. Особенно веселый от осознания того, как выгодно она выдает замуж своенравную дочь. Фрейзер дождался, пока дверь за девушками закроется, и твердым безапелляционным голосом спросил:


— Остин, что ты творишь?! Ты что ляпнул Эмили?!


Парень лишь посмотрел исподлобья.


— Ладно, я… погорячился. Но не скажу, что слишком уж не прав.


— Я согласен со словами Сью: вот уж какой, а холодной и сухой Эмили никак назвать нельзя. И сукой тоже, — сквозь зубы добавил Фрейзер.


Остин закусил губу, но потом, выдохнув, все же сказал:


— Ладно, я… просто… Фрейзер, я не понимаю! — Остин выпрямился. — Какого черта ты женишься на Эмили, когда вокруг полно других классных девушек?


— А какого черта ты женился на Сью? — Он задал ответный вопрос.


— Потому что люблю ее! А ты? Ты же не любишь Эмили! — Остин, прямо как сестра, поставил руки в боки — вот действительно общая черта.


Фрейзер лишь усмехнулся.


— Да? А с какой стати ты знаешь про мои чувства лучше меня?


— Я… — Остин нахмурился. — Я не об этом. Просто… ты ведь на самом деле знаешь Эмили не так долго. Несколько раз видел ее мельком во время нашей учебы, потом, когда я женился, у вас было несколько встреч… И после того, как ты вернулся с войны. И все.


— И с чего ты взял, что за это время нельзя полюбить? — Фрейзер напирал на Остина, и в этот момент ощущал: он не просто отыгрывал свою роль в этом спектакле, а действительно спрашивал у друга.


Пусть Фрейзер и не любил Эмили в романтическом смысле, она все же была ему дорога.


— Потому что… это же… Эмили!


— Потрясающее объяснение, — Фрейзер не выдержал и фыркнул. — Аналогично, кстати, я могу сказать и в ответ на то, почему я ее полюбил. Потому что это Эмили! — он усмехнулся.


Остин смотрел на него исподлобья и тяжело дышал, явно размышляя, что еще сказать. А Фрейзер все больше понимал, насколько они разные с Остином, и если Фрейзер за время, прошедшее с начала учебы, сумел всю юношескую спесь выветрить из себя, то у Остина она осталась на месте и превратилась в злую гордость и обиду на весь остальной мир, когда что-то идет не по плану. Остин остался ребенком, несмотря на то, что давно должен был повзрослеть. Возможно, отчасти в этом была виновата семья, в чем-то — и сам Остин, но Фрейзер предпочел не углубляться в это. Для себя он отметил самое главное: вот уж кому, а Остину так точно нельзя доверять. И не только в их плане. Слишком эмоционален, такими темпами даже случайно может выдать тайну. К тому же, его постоянные пьянки не доводят до добра.


Бедная Сью. Неудивительно, что она так сильно тянется к Эмили.


— Ты заслуживаешь лучшего, чем Эмили, — все-таки сказал Остин хриплым голосом.


— Не тебе решать, что лучше для моей жизни. Это во-первых, — твердо осадил его Фрейзер. — Во-вторых: какого черта ты такого низкого мнения о своей сестре? В-третьих… поверь, для меня Эмили — и есть лучшее. Жаль, что ты этого не видишь.


Говоря финальные слова, Фрейзер понял, что ни капли не лукавил: в сложившейся ситуации Эмили действительно являлась лучшим вариантом брака именно для него — не для героя войны, не для сына президента колледжа, а именно для Фрейзера Стернса. Мысленно он поблагодарил Эмили за ее идею — кто знает, сколько времени ему бы еще пришлось бороться с обществом и семьей, и рано или поздно или Фрейзер удрал куда-то далеко (а, учитывая его состояние здоровья, недолго бы протянул в одиночку неизвестно где), или согласился бы жениться на той, кого выберет отец, и играть роль счастливого главы семейства перед всеми. А с Эмили не надо играть. С Эмили не надо лгать ни людям, ни самому себе: по-своему он любил ее, с ней всегда было интересно и по-настоящему искренне. Эмили никогда не льстила, не лгала и била в самую суть — и к этому Фрейзер стремился, и именно этим Эмили взяла его за душу. Она всегда понимала его так, как никто другой, ощущала то же, что и он сам, по отношению к миру. Найти столь понимающего тебя человека — это высший дар, как считал парень, и он был рад, что нашел его. Пусть они и не любят друг друга так, как пишут любовные романы — а нужно ли это им? Зачем? Наверное, пресловутая романтическая любовь только бы все испортила.


Рядом с Эмили Фрейзер чувствовал себя живым, и это значило очень многое.


— В чем же Эмили для тебя лучшее? В том, чтобы побеседовать о книжках? — Остин поднял взгляд.


— А почему бы и нет? — Фрейзер усмехнулся уголком губ. — Но на самом деле все гораздо выше и сильнее. Поверь, мне слов не хватит, чтобы описать мою признательность Эмили. Это именно она умеет в нескольких строфах описать самую пронзительную суть… Я таким качеством не обладаю. Но мне нравится все в ней. Она не лжет миру и самой себе. Считай, что именно это меня подкупило. Это не объясняет и десятой доли моих эмоций по отношению к ней, но… пусть эти слова хоть что-то тебе дадут. Эмили по-настоящему интересный для меня человек и у нас схожие взгляды на жизнь. У меня с ней был долгий разговор на эту тему. Эмили комфортно со мной, а мне — с ней. Так что брак — это вполне логичное продолжение наших отношений.


Фрейзеру послышался шорох. Военная деформация дала о себе знать: парень мигом понял, что их явно кто-то подслушивал.


— Удивительно даже… — Фрейзер заметил, что из взгляда Остина пропала злость, уступив место некоторому замешательству. — Эмили обычно плохо находит общий язык с людьми.


— Ты слишком мало знаешь о своей сестре, — отметил Фрейзер.


— Возможно, — протянул он и вдруг вспомнил: — А тебя не пугает тот факт, что она… ну… Предсказывала тебе смерть? Было довольно… жутко, особенно учитывая… обстоятельства потом.


Фрейзеру казалось, что его сердце заколотилось так сильно, что еще мгновение — и вырвется из грудной клетки, напорется на осколок, который и без того совсем рядом, и разорвется от этого. Воспоминания о смерти Фрейзер предпочитал прятать глубоко от себя, и даже с Эмили ему было непросто об этом говорить — хотя именно она понимала его в этом как никто другой.


Иногда Фрейзеру казалось, что и сама Эмили знакома со смертью.


Фрейзер грустно усмехнулся, глядя прямо в глаза Остину.


— Надо сказать… Она же ведь не ошиблась. Она была права. Я не просто умирал, я умер. Я спустился в ад и обратно. Прямо как Данте.


После этих слов Остин отшатнулся от Фрейзера, словно от призрака. С некоторым изумлением Стернс заметил мурашки, пробежавшие по его шее. Чего бы ему пугаться? И без того знал, что Фрейзер пострадал…


Но, видимо, никогда не задумывался над тем, какой ад на самом деле пришлось увидеть Фрейзеру и прочувствовать на себе.


Во взгляде Остина теперь мелькал лишь испуг.


— Надеюсь, на этом наши споры закончены, Остин, — Фрейзер оперся на трость поудобнее. — Напоминаю, что твоя сестра уже взрослая. И она вполне способна решать, с кем она действительно хочет быть. Даже в этом неравноправном мире. Это ее выбор и ты должен с ним считаться, — на этих словах Фрейзер развернулся и пошел в сторону гостиной. — Думаю, правильным будет все же заглянуть на званый ужин. Хотя бы ради Эмили, — парень подошел к гостиной и вдруг увидел в темноте дальней кладовой мерцающий золотисто-желтый отсвет почти у самого пола.


Сью молча, с яростным взглядом, направленным в его сторону, вышла из своего тайного места и направилась к Остину.


Вечер в дальнейшем закончился спокойно, несмотря на запоздавшего Остина — который, к слову, не выпил ни грамма алкоголя за весь вечер. Эмили и Сью снова куда-то подевались, и Фрейзер встретился со своей будущей женой уже при отправлении домой. Повозка уже была у порога, и Эмили выскочила и обняла его на прощание, поблагодарив за приезд. Сью стояла сзади Эмили и бросала на него воинственный взгляд, но все же одарила кивком.


На следующий день Эмили уже направили к портнихе для подготовки свадебного наряда.

***

На протяжении следующих месяцев шла подготовка к свадьбе. Амхерст судачил на все лады, с особым смаком обсуждая помолвку и грядущую свадьбу героя войны и странной «старой девы», как уже успели прозвать Эмили. Какими только подробностями свадьба не обрастала! И то, что глава семейства Дикинсон имеет какой-то компромат на президента колледжа, настолько серьезный, что заставил того приказать сыну жениться на его неуемной дочери… И то, что Эмили беременна от Фрейзера (а об их дружбе давно ходили разные слухи, хоть мало кто верил, что из них может получиться пара — в основном из-за кандидатуры девушки)… Кто-то даже попытался рассказать, что Фрейзер изнасиловал Эмили, но этот слух не возымел популярности. Однако факт был фактом: все обсуждали их свадьбу, и никому даже в голову не пришло, что Фрейзер и Эмили сами и устроили этот фарс и их брак будет фиктивным.


Молодая пара то и дело подогревала слухи: по совету Сью они частенько прогуливались по центру Амхерста, дабы убедить всех в том, что они действительно готовятся к браку и любят друг друга. Им даже не нужно было особенно сильно притворяться: достаточно было пройтись по улочке и с изыском и волнением обсудить что-то из новинок новой литературы или вспомнить что-то у Шекспира, как народная молва мигом распространяла сплетни.


Организация свадьбы тем временем шла полным ходом. Родители обоих будущих супругов решили сами все организовать и не давали им впихнуть что-то свое, после чего Фрейзер и Эмили махнули на них: в конце концов, чем бы дитя ни тешилось. Правда, девушка все-таки смогла отвоевать право на выбор определенного фасона и пошива платья — эту важную миссию она доверила Бекки. Фрейзеру же шили новую военную форму.


За пару месяцев до свадьбы Фрейзер все же вышел на работу: оформил себе кабинет в городе и открыл свое юридическое бюро, специализирующееся на правах человека. Эмили его всецело поддержала, а когда узнала, что одно из первых дел Фрейзера — доказать правомерность обучения девушки, которая переодевалась в парня и была вольным слушателем в одном из колледжей, так и вовсе пришла в восторг. На удивление, тогда же к нему оттаяла и Сью. После объявления о помолвке она еще долго нехорошо косилась в его сторону, но постепенно успокоилась и даже приглашала несколько раз к себе в дом, однако Фрейзер попал туда вместе с Эмили всего пару раз из-за множества дел и состояния здоровья. Остин его предпочитал по большей части игнорировать. Фрейзер считал это проявлением братской ревности и считал, что позже пройдет, поэтому не заморачивался.


Благодаря своим средствам, а также частичным финансовым вливаниям отца Фрейзер все же выкупил землю рядом с домом Остина и Сью. Новый дом строили быстрыми темпами, и парень участливо всем руководил. Процесс не остановился, даже когда он надолго попал в больницу из-за ухудшившегося состояния здоровья. Эмили однажды ухитрилась тайно навестить его там, переодевшись мужчиной: пропускать женщину-«не члена семьи» в больнице отказывались. И со строительством дома девушка взяла ситуацию под контроль. Когда рабочие не пожелали «слушать женщину», она устроила им такой знатный скандал, который еще долго обсуждали в городке. Эмили волком смотрела на работников, но теперь на нее никто не наезжал: рядом с ней все чаще прохаживался Остин, который наконец начал остывать и пошел сестре навстречу.

Через семь месяцев все к свадьбе было готово. В день праздника был приглашен практически весь город, а также ряд комиссованных сослуживцев Фрейзера и друзья и коллеги отцов будущих супругов. Фрейзер и Эмили явно не хотели такое пышное празднество, но что ж поделать: сами отдали вожжи старшим представителям семей, дабы те оставили их в покое.


С утра Фрейзер все же чувствовал некоторое волнение. Еще несколько часов — и он станет женатым человеком. Раньше особо никогда не задумывался над тем, каково это — быть в браке, а теперь сам, по своей воле, обручается с девушкой. Да, они всегда могут развестись, у них есть некоторые договоренности… Но Фрейзер все равно ощущал какой-то страх.


«Страх перед неизвестностью», — объяснил себе парень и глубоко вздохнул.

Его Фрейзер ощущал, когда отправлялся на войну. Сидя на повозке и перечитывая стихотворение Эмили, которое девушка написала для Никого, он задумывался: действительно ли ему это нужно? Для чего он отправляется в неизвестность?

Реальность войны показала, что неизвестностью оказался Ад, а он — сам Данте.

Семейная жизнь вполне могла оказаться адом. Однако, в отличие от войны, в их с Эмили руках была возможность этот ад прекратить и не проходить описанные Данте круги. Фрейзер в какой-то момент задумался: на каком кругу он мог бы находиться после смерти, если бы его действительно не стало в войне, и если бы слова Эмили полностью сбылись?


«Я бы мог быть в пятом круге среди прочих гордецов,

Иль спуститься на девятый как предатель своих слов».


Эти слова Эмили в одну из прогулок, когда они обсуждали, Фрейзер по какой-то причине особенно запомнил. Наверное, потому, что эти слова сильно откликались и ему самому. Он был горд, отправляясь на войну, и предавал свои же убеждения о войне. Что ж… Все меняется, когда лицом к лицу приходится сталкиваться со Смертью.


Эмили рассказывала, что она с ней дружила. Точнее, с ним. «Я была в него влюблена», — призналась однажды Эмили под покровом темноты и рассказала другу об удивительной Смерти, уставшей от войны.


Фрейзер прекрасно понимал, что чувствует Смерть.


В скором времени Фрейзер доехал до дома Эмили, вокруг которого уже сновали гости и всюду была суета. Однако стоило ему выйти из кареты и опереться на трость, как все мигом тут же собрались и со словами поздравлений проводили его к дому. Будто он не знает, где дом и комната Эмили, да уж.


— Я так счастлива! — он услышал рядом с собой визгливый восторженный голос миссис Дикинсон.


Конечно, счастлива: она так стремилась выдать наконец замуж свою старшую дочь, что теперь аж вся светится от радости, что насчет нее не будут негативно судачить. К тому же, появился повод показать, насколько она прекрасная хозяйка и какие у нее прекрасные наряды и украшения. Какой же фарс. Должно быть, Эмили с самого утра кипит от негодования.


— И я очень счастлив сегодня, — Фрейзер нацепил дежурную улыбочку. — Эмили уже готова ехать?


— О, думаю, да, — кивнула она. — Мэгги, немедленно позови Эмили! Сью уже сколько времени ей фату поправляет, ужас!


Домохозяйка мигом бросила какие-то атласные ленты (они-то тут зачем?!) и побежала наверх за девушкой. Миссис Дикинсон куда-то умчалась, и Фрейзер выдохнул: без нее явно спокойнее. Спустившаяся в скором времени Мэгги попросила Фрейзера подождать пару минут. Парень согласился и выдохнул: кажется, Эмили действительно не в духе из-за поведения матери и сейчас наверняка высказывает все своей подруге. Спустя минут пять Фрейзер решил, что все же пора спасать Сью и поднялся наверх. Дверь в комнату девушки была приоткрыта. Фрейзер собирался было постучать по лестнице, дабы оповестить о своем прибытии, но…


Вдруг услышал стон.


Стон Эмили.


Он повернулся в сторону двери и увидел в проеме комнаты Эмили в белом пышном платье… Эмили… целующуюся со Сью. Жена Остина с таким азартом и отчаянием целовала подругу, что, казалось, и вовсе не готова от нее оторваться. Эмили прижималась к девушке всем телом и с явным удовольствием целовала в ответ. Одной рукой она придерживала Сью за талию, а второй с нежностью гладила шею. Сью же крепко обнимала Эмили и прижимала к себе.


Фрейзер смотрел на них и не мог оторвать взгляда. Это было настолько шокирующе… и настолько красиво. В отсвете солнца, проникающего через окно в комнате Эмили, девушки и вовсе казались волшебными и сказочными, а их поцелуй казался чем-то… удивительным и потрясающим. Искренность, отчаяние и… любовь, которую они таким образом дарили друг другу, даже на расстоянии казалась чем-то внеземным. Уникальным. Нереальным.


— Нам надо спускаться… Фрейзер наверняка ждет, — прошептала Эмили.


— Я не желаю тебя отпускать, — сбивчиво произнесла Сью. — Ни к нему, ни к кому другому. Как ты вообще смогла меня отпустить, когда я выходила замуж за Остина? Это невыносимо!


— Я справилась, — в голосе Эмили Фрейзер услышал теплоту. — И ты справишься. И вообще, тебе проще: мы с Фрейзером в фиктивном браке, — усмехнулась она.


— Только для всех это будет не так, — отчаяние звучало из уст Сью.


— Ну и черт с ними, — заявила Эмили. — Самое главное — что ты со мной. Всегда. И помнишь, что я говорила? Да, ты жена Остина, но я — твоя жена. И это не изменится из-за брака с Фрейзером. Я — твоя жена. Запомни это.


Девушки снова поцеловались, и Фрейзер, ставший невольным слушателем трогательного признания, тихо ушел, пока его никто не заметил.


Спустя пару минут Эмили все же спустилась, и Фрейзер, несмотря на свое до сих пор шокированное состояние, не смог сдержать улыбки: девушка таки дала волю своему характеру в свадебном наряде. Никакого корсета, никаких украшений, лишь белое простое, но пышное и удобное платье. Темные, чуть распущенные по бокам волосы Эмили отлично оттеняли его. Фата ровным слоем ложилась поверх прически. А прямо за ухом ее волосы украшали веточки лаванды.


Удобный и при этом дерзкий в своей простоте образ — в этом вся Эмили Дикинсон.


— Ты сделала всех, — ответил ей Фрейзер, стараясь не обращать внимания на стоявшую позади нее Сью. — Очень красивый наряд.


— Спасибо, — девушка улыбнулась. — А ты…


— Эмили, сколько тебя можно ждать! Все давно уже собрались! — откуда ни возьмись появилась миссис Дикинсон, и Фрейзер с Эмили одновременно закатили глаза. Сью это повеселило и она хихикнула, но мигом получила трепку от свекрови и приказ идти на улицу.


В скором времени Фрейзер и Эмили отправились на регистрацию, встречаемые толпой, которая получила событие года: женитьбу своего героя и дочери знатного человека. После проведения всех необходимых свадебных традиций они объездили весь город (и Фрейзера в какой-то момент даже затошнило от никому не нужных путешествий по знакомым местам) и отправились на праздник.


Глядя на то, как Эмили веселится на собственной свадьбе вместе со Сью, Фрейзер задумался: сколько времени девушки скрывают свои отношения? Уже очень долго, учитывая, что как минимум в день, когда Сью стала Дикинсон, они уже были влюблены друг в друга, судя по словам девушек. Эмили и Сью смотрели друг на друга и счастливо смеялись. В какой-то момент Сью с тревогой посмотрела в его сторону, но Фрейзер лишь участливо улыбнулся, и девушка, приняв это за согласие быть с его женой, снова пошла отплясывать с ней. Миссис Дикинсон это, кажется, не нравилось, но она не могла ничего сделать: в конце концов, это свадьба ее дочери, и все лучше, если своенравная Эмили будет довольна, а не сидеть с кислым лицом, ведь тогда в городе посмеют сказать, что она плохо устроила свадьбу «своей старшенькой».


Фрейзер до сих пор находился в состоянии шока, но глядя на то, как счастливы Эмили и Сью вдвоем, удивлялся, как он ранее не понял, что на самом деле связывает девушек. Хотя он даже представить не мог такого положения вещей. Насколько же тяжело им было справляться с давлением… Женщины и без того имели ничтожно мало прав, что Фрейзеру не нравилось и он этого не понимал, а однополая любовь и вовсе не имела никакого одобрения. А значит, им пришлось бы совсем нелегко, если бы правду об их чувствах кто-то узнал и раскрыл.


Да, такие отношения явно порицались обществом, хотя сам Фрейзер не видел ничего особенного в том, чтобы люди, которые любят друг друга, могли быть вместе. Какая разница, кто кого любит? Мужчина, женщина… В чем разница? К тому же, в древнем Риме это и вовсе было в порядке вещей. Но раньше Фрейзер особо не задумывался об этом. Все подобное казалось таким далеким и эфемерным, что особо и не размышлял, а теперь оказалось, что такие люди есть рядом с ним, и тем более — именно его будущая жена любит другую женщину. Наконец Фрейзер понял, почему на самом деле Эмили столько времени противилась браку и почему Сью была так недовольна их решением пожениться: она просто ревновала. Фрейзер в какой-то момент задумался: знал ли Остин правду о сестре? Судя по его реакции на их свадьбу, вполне мог, хотя… Кто знает. Фрейзер не стал на этом зацикливаться. Тем более, что брат Эмили сидел с хорошенькой девушкой и кадрил ее прямо на глазах гостей. Но Сью было на это абсолютно плевать: она вовсю танцевала с подругой… с девушкой и, кажется, воспринимала свадьбу Эмили как свою собственную. Что ж, Фрейзер и не собирается мешать.


К нему то и дело подходили гости и заводили разговоры. Во взгляде некоторых из них он видел жалость к нему («как к калеке» — не преминул отметить отец), и это раздражало. Его нисколько не беспокоил тот факт, что он не может должным образом станцевать на собственной свадьбе. Да, его здоровье не позволяло ему больших нагрузок, тем более, он не до конца восстановился после больницы, ну и черт с ним. Он не нуждается в жалости. А гости, кажется, решили составить ему «приятную компанию», и то и дело подходили поблагодарить «за героические действия» (за что вы вообще благодарите, за убийства и кровь?) и поздравить, а также отметить прекрасную военную форму («спасибо», да-да) и то, какая красивая у него жена.


Конечно, красивая. Только вот какого черта столько времени считали ее никчемной и безалаберной чудачкой — непонятно. Как быстро меняется общественное мнение, надо же. Мерзко.


Фрейзер невольно любовался счастливыми Эмили и Сью. Как, однако, все же красивы истинно влюбленные. И какая разница, однополая это любовь или нет. И разнополая, и однополая любовь одинаково правильны. И самое главное, чтобы все было добровольно и искренне.


Эмили и Сью смотрели друг на друга влюбленными глазами, и Фрейзер видел в обоих девушках искреннюю любовь.


И это было по-настоящему прекрасно.

***

Амхерст старался жить обычной жизнью, несмотря на все более разгорающееся пекло Гражданской войны. Порой приходили грустные вести, тревожащие город и ранившие целые семьи, бывали и всполохи надежды, что наконец чертова война завершится и настанет мирное существование… Но пока всем приходилось существовать с тем, что имели, и нервничать, боясь прихода тревожных новостей.


Эмили и Фрейзер через какое-то время после свадьбы перебрались жить в свой дом. Как и планировал парень, небольшой построенный домик пришелся им обоим по вкусу, и отсутствие большой приусадебной территории скорее успокаивало, нежели удручало. Эмили нашла для себя приятный сердцу природный уголок с логом прямо у кромки леса и частенько уходила туда, чтобы отдохнуть и «набраться смертельного вдохновения». Фрейзер только дивился тому факту, что Эмили нашла особенную прелесть даже в кладбище с другой стороны этого леса.


Сью еще долгое время косилась на Фрейзера, причем делала это буквально каждый раз, когда приходила в гости к Эмили. Самому Фрейзеру казалось, что они уже решили свои вопросы и Сью все же успокоилась на его счет, однако куда там: казалось, что после брака она начала ревновать Эмили еще больше. Не желая быть объектом раздора, Фрейзер либо запирался в своем кабинете, либо брал трость и выходил на улицу и таким образом давал девушкам возможность побыть наедине.


После свадьбы Фрейзер долго размышлял о союзе Эмили и Сью. Он до сих пор пребывал в состоянии перманентного шока от открывшейся ему тайны об их отношениях. Ненависти, презрения, неприязни не было, да и не могло быть — кто он такой, чтобы мешать, к тому же, как вообще могла быть неприязнь такой светлой, чистой и искренней любви? А она именно таковой и была, достаточно было взглянуть на них. Если бы окружение хоть на мгновение допустило мысль о том, что две девушки действительно могут быть вместе, всем бы в то же мгновение стал очевиден факт, что они искренне любят друг друга, и эта любовь — истинно светлая, добрая и настоящая. Но общество Амхерста было невежественно и недальновидно — в том плане, что никак не могли согласиться с нарушениями каких-либо установленных издавна правил — а потому Эмили и Сью находились одновременно и в безопасности, и в слишком серьезной опасности.


Фрейзер не стал ничего говорить ни Эмили, ни Сью, ни, уж тем более, Остину о том, что знает правду об истинных отношениях девушек. Свою жену и ее подругу он решил не смущать: кто знает, как отреагирует на эту новость взбалмошная Сью. В адекватной реакции Эмили он был уверен: в конце концов, они довольно сильно доверяли друг другу, раз решили фиктивно жениться, а вот Сью могла натворить дел.


Фрейзеру в принципе было не до возможных дрязг: парень пытался успевать в работе, обустраивать дом и лечиться. Он все же смог добиться для своей первой клиентки разрешения получать образование, хотя это удалось ему с огромным трудом и ворохом сплетен о том, что девушке пришлось стать чуть ли не его рабыней. На удивление, общество Амхерста впервые тогда встало на сторону Эмили и пыталось ей сочувствовать, на что девушка огрызалась и защищала Фрейзера, и вскоре от нее отстали. Отец Фрейзера был в бешенстве и порывался закрыть его юридический кабинет, на что парень вообще прекратил с ним разговаривать, пока тот не успокоился. В конце концов, ситуация разрешилась оптимально для всех сторон: девушка продолжила обучение, горожане насытились сплетнями, а когда к Фрейзеру потоком полились клиенты, убедившиеся в его непреклонности и упорстве, смилостивился и отец. Эмили же на протяжении всего периода этой нервотрепки была верным другом и поддерживала парня, как могла, и он остался ей очень благодарен.


Здоровье время от времени подводило Фрейзера: осколок все чаще давал о себе знать, хриплый кашель по ночам особенно сильно мучил и не давал покоя, головные боли усилились, еще и нога постоянно ныла на погоду. Пару раз он даже попадал в госпиталь, и тогда Эмили выступала кем-то вроде его секретаря, оказывая помощь в рабочих делах. Порой скучающей девушке это было только в радость, она прямо-таки чувствовала себя живой, когда трудилась на «мужской» работе.


— Перед смертью передам тебе все дела, будешь первой дамой, которая разрешает юридические дела, поставишь Амхерст на колени, — пошутил однажды Фрейзер, за что получил негодующий взгляд от Эмили и усмешку.


— Я Эмили Дикинсон, я знакома со Смертью и тебя ей не отдам, хотя ты почему-то очень сильно хочешь с ней познакомиться. Но знаешь что? Иди ты к черту, оставь в покое Смерть, а то я подумаю, что ты хочешь увести моего извечного любовника!


Фрейзер хихикнул и не стал ей возражать: ему хватило увидеть Смерть издалека во время войны, и знакомство это оказалось не слишком-то приятным.


Через несколько месяцев после их свадьбы в гости к Стернсам приехал Томас Хиггинсон. Эмили на протяжении долгого времени продолжала активно переписываться с ним, присылала свои вдохновляющие стихотворения, и Фрейзер однажды заявил, что если бы Эмили в будущем решила печатать свои произведения, то она бы вошла в историю Америки как военная поэтесса. Эмили с грустью улыбнулась, в ее темных глазах будто бы поселилась тоска.


Никто сказал мне, что мне стоит быть самой гениальной Никем для этого мира.


Фрейзер не нашелся, что на это сказать, да и по взгляду Эмили понял: говорить ему и не нужно.


Томас оказался довольно-таки интересным и веселым, несмотря на свой солидный статус, мужчиной лет сорока. Узнав про «чудесно спасенного» Фрейзера, супруга Эмили, он пришел в восторг и сразу же перешел к обсуждению военной стратегии и политических новостей. Фрейзер ради приличия потерпел пять минут, после чего попытался сослаться на больную ногу и уйти, однако Эмили взяла все в свои руки: девушке достаточно было передать Хиггинсону новые стихотворения, как обсуждение тут же перешло на творчество Эмили. В таком ключе Фрейзер был только рад беседовать с ними двумя, однако, заметив, что Эмили стало интереснее говорить именно с Томасом, все же ушел, чувствуя небольшой укол дружеской ревности.


Томас остался на побывке в Амхерсте на несколько дней, в ходе которых пообщался и остальной четой Дикинсонов, много времени провел с Эмили, немало бесед прошло и с Фрейзером — что удивительно, не только о войне и политике, но и о литературе и религии, что парня изрядно удивило. Эмили осталась от мужчины в полном восторге, и они договорились общаться и далее. По окончанию войны Стернсы даже согласились отправиться в его имение.


Через год с лишним после их свадьбы начались разговоры, о которых их в свое время предупреждала Сью: родители Эмили и Фрейзера начали ненавязчиво спрашивать о детях. Эмили несколько раз пыталась объяснить матери, что «всему свое время», но когда та начала захаживать к ним в дом с ростками пшеницы, дабы «проверить, не беременна ли дочка», Эмили раскричалась и выгнала мать восвояси и даже не общалась с ней несколько недель. Отец Фрейзера тоже старался вывести сына на откровенный разговор, однако сам парень умело уводил разговор в другое русло. Нередко на эту тему беседовал и Остин, за что получал нагоняй от сестры.


— Почему всем так интересно, когда я рожу? Может, мы с Фрейзером сами разберемся, когда нам решать заводить детей? — ворчала Эмили каждый раз, когда слышала это от брата.


— Зная тебя, ты вообще никогда не соберешься, — фыркал Остин. — А Фрейзеру дети нужны.


— А может, старый дядюшка Фрейзер сам решит со своей женой, нужны им дети или нет? — усмехнулся парень, за что получил дружеский тычок от Эмили с возмущением: «Ничего ты и не старый».


Эмили и Фрейзер жили довольно спокойно до одного весеннего дня. Фрейзер с утра занимался делами и чуть ли не в буквальном смысле зарылся в документы, пытаясь понять, как помочь своему клиенту, так что даже не сразу услышал стук в дверь. Экономка на сегодняшний день отпросилась в соседний город, навестить дочку, а Эмили давно ушла к Сью, так что открыть дверь было некому. Грохот от стука стоял огромный, и кто-то явно желал его видеть, так что Фрейзер плюнул и, взяв трость, направился открывать.


В дом завалился Остин. Фрейзер ошарашенно смотрел на друга, пока тот вставал, и почувствовал от него запах алкоголя. Кажется, Остин и не собирался бросать пить, сколько бы ему об этом ни говорили. Однако Фрейзер заметил еще кое-что тревожное: парень буквально пылал яростью.


— Суки… — процедил Остин. — Убью!..


— Кого? — спокойным тоном спросил Фрейзер.


Какого черта вообще происходит?


— Сью… Нет, Эмили… тебя! А, нет… Где эта сука Эмили?! Хотя, к черту… — Остин говорил как-то несвязно, к тому же шатался.


Фрейзер выругался в мыслях: ему со своим шатким здоровьем с трудом получится Остина до кровати дотащить, а тому явно следовало выспаться. Сейчас с ним разговаривать, кажется, совсем бесполезно.


— Давай пойдем в гостиную, и…


— Сью сука! — заорал Остин. — И Эмили тоже! Эмили вообще главная!.. Убить их мало, ироды… Суки!


Так с кучей крика и ругательств от Остина Фрейзер, пусть и с трудом, довел его до гостиной, благо, она располагалась недалеко от выхода. Однако Остин не желал спокойно располагаться на диване: в какой-то момент он заметался и начал шаткой походкой чуть ли не бегать из одной части комнаты в другую, и каждый его шаг сопровождался новой порцией ругательств, некоторые из которых Фрейзер, на удивление, даже и не знал.


Что же случилось, что…


Фрейзер похолодел.


Нет, нет, нет, нет, неужели Остин узнал…?


Спустя пару минут дверь в их дом раскрылась, и в гостиную залетела разъяренная Эмили. Ее прическа совсем растрепалась, пряди выбились, платье испачкалось в весенней грязи, но воинственная Эмили этого и не замечала. Фрейзер с недоумением смотрел на жену… и заметил в ее глазах… испуг.


Такое чужеродное для Эмили чувство!


— Остин, ты… ты окончательно допился, — девушка всплеснула руками. — Еще и Фрейзера достать решил!.. Если тебе нужно поговорить о том, что ты видел — говори со мной!


— Иди к черту! — Остин махнул на нее рукой и смотрел яростным взглядом.


— Я только оттуда! — заорала Эмили в ответ. — Ты, чертов алкогол…


— А ты шлюха! Шлюха! Да таких, как ты, надо уб… уб… сж… — Остин словно сам боялся сказать, что стоит сделать.


— Что, убить? Сжигать? Да, давай, предай огню меня, давай! Давай! — Эмили шла напором на Остина, но Фрейзер понимал, что ею движет страх.


Опираясь на трость, он двинулся к ним, чувствуя, как в душе у него все заледенело словно бы с новой силой. Он понял, что, скорее всего, не ошибался в своих предположениях.


Остин. Мог. Узнать.


Или увидеть, как произошло с ним самим.


В эту секунду в комнату забежала еще и Сью — такая же растрепанная и испачканная, как и Эмили, но к тому же и заплаканная: даже Фрейзер с ухудшившимся зрением видел ее раскрасневшиеся глаза и слезы на щеках.


— Как ты могла?! — Остин схватил Эмили за плечи, но Фрейзер смог все же немного оттащить его чуть подальше, однако долго удерживать сильного парня не получилось.


Остин схватил стоявшую неподалеку вазу и с громким злым рыком кинул в сторону Эмили, но, к счастью, не попал: Сью успела оттолкнуть подругу в сторону, и керамические осколки разлетелись от стены. Выдерживать такое он не подписывался, в конце концов!


— Остин, ты совсем допился?! — теперь не выдержал уже и сам Фрейзер.


— Ты ничего не понимаешь! — чуть ли не выплюнул эти слова Остин и снова кинулся к сестре. — Сука!


Эмили не стала ждать и кинулась ему наперерез, вцепившись в лацканы пиджака брата, и пыталась подсечкой под ногу опустить того вниз. Однако Остин понял этот маневр и вовремя успел переставить ногу. Они теперь пытались повалить друг друга, но из-за бросившихся к ним Сью и Фрейзера им это не удавалось. Фрейзеру пришлось отбросить мешающую трость и тащить Остина в свою сторону, и получалось это с трудом: нога без опоры начала сильно ныть, из-за чего его немного пошатывало.


— Да отпусти меня!.. Отпусти! — Остин и не пытался успокоиться. — Ты ничего не видишь!.. Под твоим носом эти двое такое вытворяли!.. Нас обоих обманули!


Фрейзер мысленно проматерился: девушек раскусили, а пьяного и злого Остина успокоить практически невозможно. Единственным выходом было лишь каким-то образом оставить его в доме. Пусть хоть тут проорется, прежде чем разбалтывать информацию семье. «Может, получится его убедить помалкивать», — судорожно размышлял Фрейзер, пока оттаскивал Остина в сторону.


— Фрейзер, ты… какого черта ты молчишь! Они… суки!


Он вообще утихомирится когда-нибудь или нет?


— Почему ты их ими считаешь и обзываешься? Это недостойное поведение! — высказал Фрейзер и проругался на себя в мыслях: нашел время учить Остина благородству!


— Это у меня-то?.. У меня недостойное поведение?! Они прелюбо… прелю… до… Прелюбодействуют! Друг с другом! Ведьмы! Они целовались! Как… как не должны! Суки!


Черт.


Все ровно так, как и подумал Фрейзер.


Краем взгляда он заметил, как резко побледнела Сью после слов Остина и как какой-то непонятный страх снова появился во взгляде Эмили.


«Вы не одни».


— Они не прелюбодействуют… — начал было Фрейзер, но Остин его перебил:


— Много ты знаешь!..


— Они не прелюбодействуют, они любят друг друга. Я вообще-то знаю об этом, Остин.


В мгновение, когда Фрейзер это произнес, Остин перестал вырываться и замер. Фрейзер выдохнул, поняв, что уже нет смысла его держать, и наконец выпустил и поднял с пола трость, в которой так нуждался сейчас.


В зале наступила пронзительная тишина, прерываемая лишь тяжелым дыханием ошарашенного Остина. Тот раскрыл рот и в ужасе смотрел на него, словно не верил в сказанное. Сью и Эмили тоже глядели в его сторону, отчего Фрейзер себя чувствовал несколько неуютно: в прежние годы он любил внимание к своей персоне, но война и лишения сделали свое дело. Сью смотрела на него с взглядом, полным шока, а во взгляде Эмили, кроме этого, он заметил еще и благодарность.


Спустя пару мгновений Эмили переспросила дрогнувшим и отчего-то чуть осипшим голосом:


— Знаешь?


Фрейзер кивнул, не зная, что еще сказать.


— Как давно?


— Я видел вас в день свадьбы в комнате Эмили. Вас долго ждали, я поднялся на этаж и… увидел вас… целующимися, — парень пожал плечами.


Девушки в шоке переглянулись.


— И ты… ничего не сказал?.. — с явным удивлением спросила Сью.


— Никому.


— И ты у нас ничего не спросил? — Эмили была в шоке. — Почему?..


Эмили явно была удивлена такому поведению Фрейзера, а он думал: а почему он должен был вообще что-то спрашивать?


— Я стал случайным свидетелем тайны, это во-первых, — объяснил парень. — Во-вторых, если вы любите друг друга — это ваше дело, вам и без замужества, полагаю, приходилось постоянно прятаться, боясь преследования. Кто я такой, чтобы мешать, и зачем мне это делать?


— Тебе не противно? — вдруг спросила Сью, и Фрейзер закатил глаза:


— С чего мне должно быть противно?


— Хотя бы с того, что моя жена была с твоей! — Остин за долгое время снова подал голос и попытался вырваться из его хватки.


Ослабевшему Фрейзеру пришлось его отпустить.


— Не запудривай мне мозг своим наигранным благородием! — теперь парень шипел в сторону Фрейзера. Все годы обучения так и кичился этим, выпендриваясь, и все так и говорили, какой ты идеальный, тьфу! Актер и позер!


Фрейзер с изумлением выгнул бровь. Вот уж кем никогда себя не считал, так это актером. А позерствовать по молодости он действительно любил. Он больше ничего не сказал, а Сью вдруг заявила:


— Ты ему завидовал. И сейчас завидуешь.


— Заткнись, сука! — заорал Остин и двинулся к ней, но Фрейзер, не желая слушать его стенания, осек того:


— Прекращай оскорблять свою жену. И не смей трогать мою, — в его голосе даже послышались стальные нотки. — То, как я отношусь к их отношениям — мое дело. Только идиот, глядя на их взгляды друг на друга, посчитает это неправильным. Да в них вся истинная любовь сосредоточена, светлая и настоящая, та, которой нас учат с детства. И которой ты будто лишен. Думаешь, никто не знает о твоих похождениях? Сью знает, Эмили знает, Амхерст весь знает, но лишь чуть шушукает. И мне тебя жаль, что ты эту любовь не можешь принять. Твоя жена и твоя сестра не делали ничего плохого. Чем они виноваты, что этот чертов мир не может принять их любовь? В этом не их вина. Они выкручиваются, как могут.


Во взгляде Сью Фрейзер заметил что-то вроде благодарности.


— И ты прекрасно знал, Остин, почему я согласилась выйти за тебя замуж, — процедила она. — Знал, но предпочел обманываться. Ты мне был симпатичен как человек, но с годами все светлое, что в тебе было, ты начал пропивать. Сейчас это светлое ты хотя бы даешь ребенку, но… В кого ты себя превратил — неясно.


Остин злобно зыркнул в ее сторону, но ничего ей не сказал, и повернулся к Фрейзеру.


— И тебя ни капли не смущает, что твоя жена в день вашей свадьбы… — и тут его взгляд озарился пониманием и стал победоносным. Парень выпрямился, и на его лице появилась недобрая усмешка.


Фрейзер прекрасно понял, что она значит.


Эмили и Фрейзер в ужасе переглянулись друг с другом.


Они осознали, что влипли.


Остин догадался.


— Ложь… — Остин горько расхохотался. — Как же я раньше не додумался, как чувствовал! Как знал, что между вами не может быть никакой любви! У нас со Сью хоть какая-то симпатия была, а вы… Вы… Вы все придумали. Вы вместе все это придумали, — Остин со злостью смотрел в сторону Эмили и Фрейзера. — Вы и не собирались жить счастливой семейной жизнью, вы разыграли чертов спектакль, заставив всех плясать под свою дудку. Вы всех обманули… Вот же…


Дальше Фрейзер не захотел это терпеть и, опираясь на трость и чувствуя, как не вовремя заныла больная нога, подошел к Остину и процедил:


— Это кто еще пытался тут спектакль разыграть! Нас с Эмили и так постоянно пытались запихнуть в роли, которые нам были не нужны. Мне не требовалась срочная женитьба, ей не нужен был брак. Но чертовы условности и вредность старших членов семьи, которые считают, что могут распоряжаться детьми, как имуществом, не слишком-то много выбора оставили. Так что да, мы сыграли в постановке, но в своей личной и на своих условиях.


— И ты об этом знала? — Остин повернулся к Сью. Та ничего не сказала, поджав губы и злобно смотря в его сторону. — Все ты, сука, знала.


— Да прекрати ты ее оскорблять, сам-то хорош! — Эмили чуть было не кинулась на Остина, но тут говорить продолжил Фрейзер:


— Да, Остин, мы устроили спектакль. Но в нем было не так уж и много лжи. Браки по договоренности встречаются часто, так что мы с Эмили просто немного обнаглели и устроили договоренность свою, личную. Это не есть плохо. И я искренне люблю Эмили как своего верного друга и товарища, полагаю, и она любит меня аналогичным образом. Да, не та романтическая любовь, о которой пишут в книгах, ну и что? У Эмили романтическая любовь есть, я свою еще не нашел. Если нам надо будет развестись — мы разведемся, сделаем это на наших условиях.


Из-за долгого монолога Фрейзер закашлялся, но не дал и слова сказать Остину и продолжил после того, как дышать стало легче:


— Ты можешь хоть всему Амхерсту рассказать о нашем фиктивном браке. Поведай людям, как мы их надули, вперед! Только ты таким образом свою же семью оставишь в дураках, не думаю, что мистер Дикинсон тебе это простит. Себя самого ты тоже оставишь в дураках. А особенно, если сообщишь, что твоя жена и твоя сестра любят друг друга. Да, им достанутся гонения, но все же мне кажется, что ты не настолько плох, что тебе не будет жаль мать твоего ребенка и твою сестру. Плюс, к тому же… — Фрейзер специально сделал паузу. — Хорош ты будешь при слухах, что не справился со своими мужскими обязанностями, что Сью нашла «утешение» в Эмили? А зная Амхерст, именно такие слухи и пойдут. С меня как с гуся вода: все обязательно спишут на мои ранения в войне и даже пожалеют. А над тобой будут потешаться. Ты готов к этому?


Остин молчал, но было отчетливо слышно его тяжелое дыхание. Он метался взглядом между Эмили, Фрейзером и Сью, и словно пытался понять, что ему делать. Еще со времени обучения в колледже Фрейзер знал, что значит его такой взгляд: парень пытается понять, как ему поступить, он размышляет.


Фрейзер почувствовал толику надежды. И, видимо, в его взгляде это заметила и Эмили, так как ее взгляд из испуганного и загнанного — такого не подходящего ей — превратился в победоносный, более энергичный. Девушка даже выпрямила спину и подняла выше подбородок, и во всем ее облике так и чувствовалась аура победительницы.


Они еще не выиграли, но Фрейзер чувствовал: уже сделан «шах» в мыслях Остина.

Внезапно за дверью послышалась какая-то беготня и шорох. Сью в испуге дернулась, и все четверо повернули голову к выходу из дома. В скором времени раздался стук.


— Кто это может быть? — Фрейзер тихо поинтересовался у Эмили, но та лишь пожала плечами в недоумении. В ее взгляде снова проявился испуг — Эмили, как же он тебе не подходит.


— Фрейзер, Эмили! Немедленно откройте! — за дверью послышался голос Лавинии. — Пожалуйста! Не поубивал же вас Остин! Откройте!


Сью все же пошла к выходу и открыла дверь.


— Я же тебе сказала посидеть с ребенком! Я же просила! — с отчаянием произнесла Сью, запирая дверь.


Лавиния отряхнула платье и вошла в дом.


— Мама заявила, что я не умею нянчиться и отобрала его у меня, — девушка фыркнула. — А я к вам прибежала. Фрейзер один с Остином не справится… Хотя, я вижу, он притих, — она посмотрела в сторону брата, который лишь зыркнул со злобой на нее. — Не убили друг друга?


— Лавиния, тебе лучше уйти, — процедил Остин. — Это разговор, в котором ты не замешана.


— Вот еще, — Лавиния всплеснула руками. — Даже если я не замешана, я не позволю своим сестре и брату устроить вакханалию!


— Это они ее устроили! — заорал Остин и показал в сторону Эмили, Сью и Фрейзера, но потом, видимо, осознав, что может разболтать тайну, примолк. — Лавиния… Уйди, пожалуйста.


Но девушка даже не сдвинулась с места, и Фрейзер понял, что ему снова пора брать дело в свои руки.


— Лавиния, пожалуйста… Это семейные разборки, но между мной и Остином, по большей части. И забери с собой Сью и Эмили, им и без того нервов хватило. Мне надо…


— Чего?! — вскрикнула Эмили. — Никуда мы не пойдем! Если уж посудить, то это из-за нас со Сью все произошло, так что я тебя на съедение Остину не оставлю!


Лавиния с недоумением смотрела в их сторону, подозрительно изогнув бровь. Нельзя, чтобы она догадалась хоть о чем-то. Ее в семье почему-то считают глуповатой, но Фрейзер прекрасно знал: девушка такой явно не была, просто умело притворялась, пытаясь «вписаться» в общество. Сью же металась взглядом между Эмили и Лавинией, словно не знала, что ей стоит предпринять.


— Сью сейчас близка к истерике, — мерным голосом проговорил Фрейзер. — Ей нужно успокоиться, кроме тебя, ей никто не поможет.


Не пытайся отнять у меня право защищать себя, — чуть ли не прошипела Эмили, и в ее взгляде снова появилась воинственность.


Черт. Эмили подумала, что он пытается решить ситуацию за нее.


Фрейзер отвел Эмили в сторону и прошептал:


— Ни в коем случае, это твое право, и я его у тебя отнимать не собираюсь. Я прекрасно помню наши договоренности, но нам нужно как-то утащить отсюда Лавинию, пока она не догадалась, что тут происходит. Она уже что-то подозревает. Давай… Давай попробуем уговорить Лавинию забрать Сью, а сами потом будем убеждать Остина молчать.


Эмили притихла, видимо, внутренне соглашаясь с доводами Фрейзера. Во всяком случае, воинственности в свою сторону он уже не наблюдал.


— Хорошо, только…


— Да хватит там переговариваться, — подал голос Остин. — Я буду молчать! Потому что ты, Фрейзер…. Сука… Ты прав. Я остался в дураках, — он с горечью усмехнулся. — А вообще, мы все — чертова семейка лгунов.


— Что ты несешь… — прошептала Сью и подошла к нему: — Давай пойдем домой…


— Погоди! — он отмахнулся от девушки. — Все Дикинсоны только и делают, что лгут. Я лгал Сью, что люблю ее, когда она носила моего ребенка, Сью лгала мне, что любит меня, а Эмили лгала вообще всем. Потрясающе, Эмили, и это из-за тебя мы имеем все это… Разрушенные жизни. Ты со своей любовью разрушила наши жизни. Вместе со Сью.


Фрейзер вскипел от негодования. Их светлую любовь он назвал разрушением?!


— Да что ты вообще знаешь о любви?! — неожиданно даже для самого себя процедил он.


— Предостаточно, чтобы понять, что то, что творит Эмили — аморально. И она еще Сью в это дело втянула…


— Заткнись! — Сью подскочила к мужу и ударила по щеке, отрезвляя. — Ты вообще не понимаешь, что ты несешь! Эмили меня не втягивала, она до последнего это скрывала, выливая всю свою душу, все свое сердце, свою любовь в стихотворения, которые она посвящала мне! Мне! Все до единого! Даже если она писала для Никого, даже если она писала для Смерти, все это было про меня! А ты не заслужил ни строчки из ее стихотворений, из ее души! Может, ты когда-то в детстве и был для нее хорошим братом, но сейчас ты разрушил все, что мог! Эмили ничего не разрушала! Никогда!


В ушах Фрейзера послышался пронзительный звон. Его лицо обдало краской, а в сердце закрался ужас от осознания того, что рассказывает Сью… перед Лавинией.


Сью открывает свое сердце, свою душу…


Рассказывает истинную суть своей любви…


…не боясь.


— Даже в день нашей с тобой свадьбы Эмили пыталась отстать от меня, пыталась отдать меня тебе, — продолжала Сью, и Фрейзер чувствовал, словно та сейчас горит праведным огнем: — Но у нее не получилось, потому что я ей не позволила. Вы ругались на меня из-за грязного платья, а я чувствовала себя самой счастливой, потому что испачкала его, гуляя с моей Эмили. Когда я носила твоего ребенка, она напоминала мне, что это твой ребенок, что ты — моя семья, а я… А я мечтала сбежать вместе с Эмили прочь и растить малыша вместе. Я требовала у нее целовать меня, когда она напоминала мне, почему мы не можем быть вместе. Когда я корчилась на кровати, рожая ребенка, Эмили была рядом со мной, пока ты напивался черт пойми где!.. Черт подери, да Эмили все время пыталась меня вразумить, но у нее ничего не вышло и выйти не могло. Потому что наша любовь всего крепче и не такое стерпит. Она сильнее всех чертовых преград, которые этот мир пытается нам поставить.


Фрейзер одновременно восторгался этим и ужасался: он никогда не смог бы столь открыто заявлять о своих чувствах. А уж тем более, если бы они были столь запретными… А Сью раскрыла свою израненную, измученную постоянным скрыванием душу всему миру, словно желала подарить эту любовь, этот свет в себе всем и каждому.

Только вот не каждый готов этот свет принимать. Как, например, Остин.


В ужасе Фрейзер перевел взгляд на Лавинию, и у него перехватило дыхание. В ее глазах парень увидел понимание — понимание всего, что говорила Сью, что чувствовала… И при этом не было ни капли ненависти, которой плескал Остин.


— Так что заткнись и не смей ни слова говорить в сторону Эмили, козел. Потому что кто все разрушает, так это ты, — рыкнула Сью, сжимая руки в кулаки. — Ты своими пьянками разрушал в себе все светлое, что мне в тебе нравилось. И сейчас все, что я чувствую к тебе — это горечь. Мне горько, что я испытывала симпатию к человеку, который ее оказался недостоин. Я люблю Эмили, и тебе придется жить с этим.


Сам Остин, казалось, был изумлен до глубины души этим монологом своей жены. Он шокированно смотрел на нее и тяжело дышал, словно пытался справиться с эмоциями. С его лица постепенно слетели все краски, и парень стоял в явном непонимании. Эмили же стояла рядом со Сью каменным изваянием. Фрейзер знал ее достаточно, чтобы понять — она в состоянии полнейшего ужаса. Словно прямо в эту секунду спускается в ад, прямо как писал Данте.


Эмили никогда не боялась Смерти. Эмили не боялась остаться Никем.


Но Эмили боялась потерять Любовь.


И она опасалась, что прямо в это мгновение с ней это и происходило: в присутствии любимой девушки и сестры, которая стала свидетелем этого шокирующего признания. И в отличие от Остина, влиять на Лавинию им попросту нечем. А зная девушку, та могла устроить ту еще взбучку их всем.


Лавиния в недоумении переводила взгляд с Остина на Сью.


Настоящая любовь… Любовь прямо здесь. В кошмарном месте, которое мы зовем своей реальностью, — вдруг произнесла Лавиния. — И в этой реальности тебе, Остин, придется смириться с мыслью о том, что Эмили и Сью любят друг друга сильнее, чем ты можешь представить и сам полюбить.


Фрейзеру показалось, что у него на мгновение сперло дыхание.


Лавиния… не была против?


— …что? — необычайно тихо для себя переспросила Эмили.


Губы Лавинии тронула легкая улыбка.


— Между вами только так искры летали, — произнесла она. — И если бы люди не были ограничены рамками мировоззрения, мигом бы поняли, что вы чувствуете друг к другу. Я давно знаю про вас, это для меня не секрет.


Сью аж испуганно дернулась.


— Получается, еще и ты давно знала?! — воскликнула она.


— А кто еще?


— Фрейзер узнал… как оказалось… — недоуменно произнесла Эмили, а потом изумилась: — И ты молчала?


— А зачем вас смущать? — Лавиния пожала плечами. — Любовь прекрасна, когда она искренняя и взаимная. Тем более, в нынешнем мире, погрязшем в хаосе и войне, нам чертовски не хватает любви. Так что в ней плохого?


Фрейзер и Эмили переглянулись друг с другом и улыбнулись. У Эмили и Сью было больше поддержки, чем они сами рассчитывали.


И если в этом мире хоть кто-то принимает без обиняков чистую и светлую любовь, может, он не превратится в очередной круг ада по Данте.


— И дабы не оставлять каких-либо вопросов, сразу скажу: еще я в курсе, что брак Эмили и Фрейзера — фиктивный, — резко заявила Лавиния, на что и Эмили, и Фрейзер раскрыли рты. — Вы могли забить голову кому угодно, только не мне. Фрейзер слишком благороден, чтобы заставить Эмили пойти под венец, а Эмили никогда бы не вышла замуж, если бы не была уверена в том, что ее оставят наконец в покое. Логично предположить, что это именно договоренность. А убедилась я в этом прямо сейчас, когда узнала, что Фрейзер спокойно отреагировал на отношения Эмили и Сью. Если бы в нем были романтические или собственнические чувства, как у Остина, он бы не был так спокоен и не переживал бы за Эмили и Сью так сильно. Так что… Остин!


— А? — парень встрепенулся.


— Признай уже факт того, что Эмили и Сью любят друг друга и пиши своей даме сердца в Таиланд. Хотя, я не уверена, что и ее ты по-настоящему любил, — Лавиния вздохнула. — Тебе надо избавиться от нездоровой толики эгоизма. В тебе много светлого, но как и сказала Сью, ты многое в себе разрушил. Отчасти… из-за нашего отца, потому что ты пытался не стать таким, как он. Но в чем-то ты стал даже хуже… В общем, давай так: я сейчас отведу тебя домой, ты проспишься, а с утра и будем думать, как разрешить ситуацию. Разводиться вам со Сью невыгодно, как и Фрейзеру с Эмили сейчас. А значит, придется существовать с тем, что есть. И решать проблемы по мере их поступления. Найдешь и на свою голову любовь, — она усмехнулась. — Ну что, идем?


Остин тяжело вздохнул и все же кивнул, идя к сестре.


— Мне надо еще выпить. Я хочу отключиться на сегодня.


— Хорошо, я скажу маме, что малыш побудет у нас. Идем, — Лавиния вывела Остина на выход и, обернувшись возле двери, вдруг игриво подмигнула им. Эмили, Сью и Фрейзер смотрели на нее в состоянии полнейшего шока.


Фрейзер подумал, что и ему тоже, несмотря на лекарства, не помешало бы выпить.

Его жене, кажется, в голову пришла точно такая же идея, потому что в скором времени на столике оказался коньяк и три стакана.


Им всем требовалось временно отключиться.


***



На следующий день Остин ничего не сказал. И на последующий. И через неделю. И через месяц.


Лишь спустя время, когда на улице уже вовсю пылал яркий, пышущий светом и теплом июнь, Остин заявился к Фрейзеру с бутылкой дорогущего вина и желанием помириться. Фрейзер, чувствуя себя не очень хорошо, отказался от выпивки, но согласился побеседовать, и в конечном итоге разговор за чашкой чая получился довольно неплохим и обо всем.


Острую тему Остин поначалу старался избегать, однако спустя какое-то время сообщил, что все обсудил со Сью:


— Я действительно очень много выпивал. В том числе и для того, чтобы отключиться от нервирующей меня реальности. Из-за этого многого не понимал и не ощущал, какую боль я приношу Сью. Она, конечно, тоже хороша… Но ладно, ее обман — на ее совести. Я не могу признать их отношений, даже не проси. Для меня это… странно.


— Их отношения могут шокировать, — согласился Фрейзер. — Но их чувства — не есть плохо. Если бы они могли быть вместе в открытую, они так бы и поступили. Девушкам тяжело приходится в этом мире, особенно, если они любят друг друга.


Остин кивнул.


— Ты прав. И в тему… Отец как раз взбеленился в очередной раз. Напомнил Лавинии, что она после его смерти станет моим имуществом. Та взяла и натравила на него одного из своих котов… Смит, кажется. Самый вредный. Короче, от брюк остались ошметки, — Остин усмехнулся. — Надеюсь, она найдет свое счастье, каким бы оно ни было. Эмили свое нашла и теперь от отца не зависит. А тебе самому не горько из-за того, что ты, будучи женатым, не можешь найти себе любовь?


— Почему не могу? — Фрейзер изумился. — Когда придет — тогда придет. Я не тороплюсь и не гонюсь за ней. С Эмили у нас есть договоренности на все случаи жизни и даже смерти.


— Да, я видел в документах семьи твое завещание, — заметил Остин. — Надеюсь, ты не собираешься покидать в ближайшее время своего товарища с алкоголизмом?


— Ты это про себя, что ли? — Фрейзер усмехнулся, когда Остин кивнул. — Нет, не собираюсь, но здоровье у меня действительно шаткое. Не хочу, чтобы Эмили осталась без ничего. Она прекрасный друг и я волнуюсь за нее.


Остин отпил еще немного чая.


— И в тебе действительно нет ни капли романтической любви к ней?


— Нет, — Фрейзер пожал плечами. — Если бы была, я бы не пошел на такой брак. Это стало бы обманом Эмили, а я не хочу так поступать по отношению к ней.


— Благородный Фрейзер Стернс, с возрастом не меняешься, — Остин усмехнулся, и Фрейзер улыбнулся ему в ответ.


Со стороны далекого лога показались три фигуры: две в женских объемных платьях, и одна — совсем маленькая, рядом с ними. Эмили и Сью шли вместе, держа маленького сына Дикинсонов за руки, и над чем-то смеялись. Малыш что-то им рассказывал, и Сью даже поддакивала немного, пока Эмили просто хохотала. На удивление, девушка распустила волосы, и ей это очень шло. Сью в другой руке несла букет полевых цветов, а Эмили тащила небольшую плетеную из лозы корзинку. Заметив Остина у дома Стернса, Сью испуганно взглянула на мужа, но тот лишь улыбнулся и помахал рукой.


— Па! — мальчишка высвободил руки и чуть косолапой походкой помчал к Остину.


— Ой, кто это у нас так бегает быстро? — парень засмеялся и, подбежав к мальчику, подхватил его на руки. — В лес ходили, да?


— Не совсем, больше в логу были, — ответила Сью, махнув букетом Фрейзеру. — Фрейзер, твоя жена очень не хотела, чтобы я дарила тебе букет, но я посчитала, что это поднимет тебе настроение, — и с этими словами девушка всучила ему цветы. — Нарушаю все правила и субординацию и дарю цветы мужчине! И даже не своему мужу! Какой нонсенс!


— Если нарушать мировые устои, то по полной, — засмеялась Эмили и помотала головой, убирая так с лица прилипшие к лицу из-за легкого летнего ветра волосы.


— Тебе идет, — вдруг сказал Остин. — Я про… цветы.


Только сейчас, когда Эмили подошла поближе, Фрейзер заметил в ее волосах небольшой, но плотный венок с лавандой. Бледно-фиолетовые нежные цветы красиво оттеняли ее темные волосы, и ей, как говорил Остин, это удивительно красиво шло.


— Я соглашусь, — кивнул Фрейзер. — Лаванда в твоих волосах смотрится очень органично и красиво. Ты выглядишь прямо сошедшей с неземных картин!


Эмили подарила ему счастливую улыбку и собиралась было поблагодарить, как вдруг раздался возмущенный голос Сью:


— Фрейзер, не смей делать комплименты моей женщине!


— Все это, конечно, очень замечательно… — протянула Эмили. — Но смею заметить, я его жена! — она захохотала, и Остин и Фрейзер переглянулись и тоже засмеялись.


— Ты его жена, — заявила Сью. — Но я — твоя.


И глядя на счастливых Эмили и Сью, Фрейзер не мог с этим не согласиться.


И по улыбке Остина Фрейзер понял — Остин чувствует то же самое, несмотря на то, что говорил минутами ранее.


И это внушало огромную надежду.


А надежда на светлое будущее нужна всегда.