— Эх, Олежа, и что бы мы без тебя делали? — мечтательно вздыхает Разумовский, опуская голову на ключицу Волкова.
— Без короночки твоей, — уточняет Гром, приземляясь с другой стороны и потираясь колючей щекой о неподвижную скулу телохранителя.
— Оладьи с яблоком? — ведёт бровью Олег.
— Они самые, — кивает Серёжа, который уже перелёг выше и теперь испытующе заглядывает в глаза, — Ты ведь всё можешь…Вообще всё.
Рыжий лукаво переглядывается с майором.
— Вы меня раздевать собираетесь вообще сегодня? — недовольно тянет Волков, — работаешь, стараешься, а награда одна — ласковый взгляд.
— Не лютуй, — тормозит его Игорь.
— Сейчас всё будет, — заверяет рыжий.
— Ну-ну, — снисходительно выдыхает Олег, но воздух тут же становится рваным, потому что Серёжа начинает тянуть вниз резинку его домашних брюк.
— Просьба одна будет, — Гром берёт в ладонь подбородок Волкова, поглаживая подушечками.
— Гм? — он заинтересовано округляет глаза.
— Не прикасайся к себе, — медленно проговаривает майор, шумно дыша на ухо. Фраза выходит густой, тягучей, как патока.
— Ребят, я… — Олег всеми силами пытается скрыть смущение. Однако, пунцовеющие кончики ушей выдают его с потрохами.
— Кто-то обещал быть послушным, — напоминает Игорь, поглаживая его по груди и нащупывая сосок.
— Так, хватит хозяйничать, и вообще, твой день — четверг! — цыкает айтишник.
— Да пусть… — устало выдыхает телохранитель, которому уже бы хоть что-нибудь как-нибудь, а не вот это вот всё.
Серёжа целует размеренно, пробуя на вкус уже неоднократно изведанные губы, копошась в волосах Олега, пока майор тщетно пытается его отпихнуть.
— В очередь, — полустонет Волков, реагируя на действия Разумовского и даже сохраняя ресурс на шутки.
Когда губы обоих начинают побаливать от соприкосновений, Серёжа отстраняется, и Игорь берётся за дело, помогая расправиться с футболкой.
Майор погружает в рот Волкова фаланги указательного и среднего, которые скоро окажутся ниже, а Разумовский устраивается между разведённых ног телохранителя, избавляя от последнего предмета одежды. Недолго думая, Серёжа принимается вылизывать преодолевающую собственную тяжесть плоть. Сознание Олега заполняет кипучая благодарность за внимательные и крышесносные прикосновения. Он начинает мягко поглаживать медную макушку, мимоходом прикусывая губу.
Взгляд Грома заинтересованно скользит по телу Волкова – все мышцы отчётливо прочерчиваются при каждом горячем вздохе. Майор целует его – так томно, на диком контрасте с жадными и нетерпеливыми ласками буквально минуту назад.
Разумовский вскидывает голову, заворожённо глядя, как грудь телохранителя вздымается от частого дыхания, а каждая чёрточка лица подрагивает в каком-то своём собственном ритме.
Слыша недовольный стон, который тут же тонет в поцелуе предусмотрительного Игоря, Серёжа возвращается к своему волшебному занятию, то обхватывая член губами, то отпуская, облизывая губы и смахивая остатки предэякулята. Олег утопает в удовольствии, которое накатывает на него новыми и новыми волнами. Игорь целует в шею, но совсем невесомо, не претендуя на засосы. Разумовский берёт глубже, заставляя нервно дёрнуть тазом.
— Горь, смазку принеси, — шипит рыжий, уже закончив с прелюдией и пропустив ниточку слюны.
— Что, всё я должен? — строит сердитую кошачью физиономию, и тут же осекается, — вишнёвую?
— Виноградную, — спокойно отвечает тот.
Майор губы дует, но идёт, а Серёжа вовсю милуется с Олегом, гладя внутреннюю сторону бёдер и потираясь кончиком носа. Хорошо. Тепло.
Разумовский меняет место дислокации, теперь обнимая телохранителя со спины, когда Гром возвращается с «трофеем».
Пока Игорь входит на одну фалангу, Олег машинально тянется к жаждущему прикосновений члену, но оказывается мягко остановлен Серёжей, который берёт его руки в свои, переплетая пальцы.
— Всё получится, — успокаивающе шепчет рыжий, склоняясь к нему на плечо, кое-как целуя ключицу.
Майор углубляет проникновение, заставляя Волкова жалобно свести брови к переносице. Разумовский настойчиво не выпускает ладони.
Грома много всегда во всех смыслах. Он овладевает пространством, заполняя его собой. Два пальца внутри заставляют Волкова чувствовать себя под строжайшим контролем. Олег остро, испуганно стонет, чувствуя, как сочится естественная смазка, а Игорь подливает масла в огонь, комментируя происходящее, выпуская из себя раскалённый шёпот:
— Такой узкий, — Волков нервно дёргает бёдрами, — растягивал бы и растягивал тебя, — Волков жалобно скулит, ведясь на хриплый шёпот, — нравится, когда так? — он делает ударение на последнем слоге, заставляя кончики ушей пылать.
— Горь…Серёж… — он мечется как в бреду, пытаясь развернуться то к одному, то к другому, почти вырываясь из хватки рыжего.
— Тщщщщщ, — щебечет Разумовский в раскрасневшуюся мочку, — ты всё сможешь…
Игорь добавляет третий палец. Внутри полыхает. Хочется не просто прикоснуться к себе, хочется окольцевать себя и наяривать. Бесстыдно.
Одновременное движение шести фаланг заставляет Олега взвыть. Гром проводит языком по удивлённо распахнутым губам и, сверля взглядом, задаёт прямой непрозрачный вопрос:
— Ты же не хочешь, чтобы Игорь злился?
Телохранитель шумно сглатывает. Серёжа, наконец, выпускает его руки, всё же надеясь на сознательность и принимаясь поглаживать по голове.
— Тише, волчонок, тише, — шепчет Разумовский ласково, пока майор завершает последние приготовления.
Он чуть надавливает, а потом совершает первое проникновение. Увеличившаяся головка истекает смазкой, пока Волков просто утрачивает рассудок из-за распирающего нутра. Толчки становятся резче, а Серёжины поглаживающие, успокаивающие движения – мягче.
— Ты посмотри, как он тащится с этого, — рычит Гром, — ну что, — пятерня ложится на шею, оглаживая её, — любишь Игоря?
— Люб…лю, — сдавленно, безысходно шепчет Олег и механически тянется к низу живота.
— Не надо, — тихо просит Серёжа и берёт за запястье.
Перенапряжённая плоть подрагивает, перед глазами плывут радужные круги, но долгожданная развязка ещё не скоро.
Волков беспорядочно мечется, пока Разумовский с Громом начинают внезапно переплетаться языками. Крышу сносит окончательно, дом тоже как будто не стоит.
Серёжа возвращается с хитрой улыбкой, а затем лицо принимает сосредоточенное выражение. Олег весь сжимается, пока майор наращивает темп, хаотично водя руками по его ключицам и предплечьям.
Замирая на полсекунды, Игорь смотрит исподлобья в мечущие искры глаза Волкова и кратко приказывает:
— Кончи.
— Не. Могу.
— Давай, Олеж, — Серёжа коротко целует скулу, висок и щёку.
Гром толкается, притягивая его за бёдра ближе и кусает в линию роста бороды.
— Миленький, родненький, терпи, — реагирует рыжий на протяжные стоны.
Игорь сам уже едва сдерживается, но ни один мускул на лице не выдаёт его.
Олег пытается представить что-то, что бы приблизило разрядку, но это, во-первых, не честно, а, во-вторых, про ревность.
Потому что, Волков, твою мать, у тебя в постели два таких красавца, чего тебе ещё надо?
— Быстрей, — сдавленно шепчет телохранитель.
— Что? Не слышу, — дразнится майор.
— Быстрей! — почти рявкает тот. Игорь держит лицо Олега в своих руках и неожиданно слушается.
Внезапно тело пронзает спазм, и после нескольких настойчивых движений Грома наступает облечение.
Волков растерянно глядит на свой живот, забрызганный полупрозрачными каплями.
Гром кончает следом, успев выскользнуть из тесной глубины, измученной амплитудными движениями, рукой доводя себя до пика, нисходя на отчаянный рёв.
— Вот и всё, — говорит Серёжа, улыбаясь и поглаживая по покрывшемуся испариной лбу.
Игорь подкладывает подушку под бёдра и, смазав пальцы заживляющим кремом, осторожно проходится по трепещущей расширенной лунке.
— Красивый, — искренне шепчет Гром, любуясь застывшим лицом с опущенными угольными ресницами. Волков пока смотрит сквозь радугу слёз, но уже легчает.