— Зверь из глуши? Правда? — заинтересованно переспросил Гильгамеш. Он уже несколько часов мучался, пытаясь вымыть своего нового «друга», потому что никто из слуг так и не рискнул подойти к монстру. Даже когда он сидел смирно и непонимающе крутил мордой, разбрызгивая драгоценную воду, люди нервно вздрагивали и сжимались от ужаса, поэтому маленький царевич выгнал их всех и занялся помывкой самостоятельно.

Нинсун сидела рядом и не спускала с них глаз, готовая в любой момент применить магию, чтобы защитить сына. Но монстр только доверчиво тыкался безносой мордой в маленькие ладошки, покорно поставляя грязные бока под тряпку.

— Да, тот самый, что ходит с животными по пустоши и мешает охотникам, — подтвердила царица. Она вздохнула, глядя на мокрого и перемазанного сына, который испачкался об глиняное создание больше, чем вымыл его. — Как правило, он не нападает на людей, поэтому мужчины стараются обходить его стороной и охотиться в другом месте.

— Но почему он пришел сюда? — непонимающе нахмурился Гильгамеш, разглядывая странные разводы на боку монстра, которые отказывались отмываться. Может быть это камни внутри глины?

— Я не знаю. Из образов, что он успел передать мне, я поняла, что его привлек сюда какой-то зов, но что было источником, мне неведомо, — ответила Нинсун, уверенная в том, что никто и никогда не узнает правды.

Некому упрекнуть ее во лжи, ибо только сами боги ведают, для чего создали Зверя. Монстр, что должен был дождаться совершеннолетия Гильгамеша и усмирить его гордыню, заставив склонить голову перед богами, внезапно явился прямиком в Урук задолго до нужного времени. Не было ни одной причины, чтобы зов стал столь сильным, чтобы подчинить себе волю глиняного существа. Не было же..?

— Он так странно разговаривает, — поделился с матерью своим наблюдением царевич, продолжая елозить тряпкой по лапе монстра.

— Мыслеобразы не являются полноценной речью, сын мой, — поправила Нинсун. — Он напрямую из разума в разум передает образы и ощущения, минуя стадию осмысленного проговаривания слов.

— То есть, это не речь, а его мысли? — Гильгамеш отвлекся, чтобы посмотреть на мать.

— Да. Поток образов, которые он хочет донести до собеседника. Люди не способны так общаться, поэтому ты с трудом его понимаешь. Это тяжело воспринимается с непривычки.

— Я быстро научусь, — уверенно заявил мальчик, прежде чем поймать морду монстра ладошками и прижаться к ней лбом. — Эй, скажи что-нибудь!

— Непонимание. Вопрос.

— Не понимаешь? — нахмурился Гильгамеш.

— Когда разговариваешь с ним, то старайся делать мысли как можно проще, — посоветовала Нинсун. Она уже смирилась с тем, что Зверь подчинился зову так быстро, хотя и решила чуть позже задать этот вопрос Ану. Должна же быть причина этому странному поведению? — Если ты хочешь, чтобы он тебе ответил. А еще учитывай, что некоторых слов он не знает вообще, потому что они придуманы людьми.

— Каких слов?

— Ну, например, украшения, — царица поправила волосы и прикоснулась к золотым серьгам. — Для него это не больше, чем блестящая штучка, хотя и слова «штучка» он не знает. Да и «блеск», скорее всего, тоже. А рубины, сапфиры и изумруды для него обычные камешки. У Зверя нет понятия «ценности» вещей, только собственные ощущения.

— Ты так много знаешь, мама, — искренне восхитился Гильгамеш, поглаживая мокрую морду.

— Я же богиня, — улыбнулась Нинсун, прежде чем взглянуть на глиняного монстра. Он смирно сидел в центре залы, позволяя царевичу делать с собой все, что угодно. Будет ли он так же спокоен рядом с другими людьми? Безопасно ли оставлять его в Уруке? Она видела полный подозрения взгляд Лугальбанда, который был недоволен новой игрушкой сына. Лишь отрицательное покачивание головы царицы остановило его от попытки убить чудовище. Впрочем, пойти против решения богов было для него так же невозможно, как и отказаться от жизни, поэтому не было сомнений, что как только он узнает о божественном происхождении Зверя, то быстро найдет выгоду в этом.

— Если хочешь, чтобы он остался тут, то тебе придется следить за ним, — решила предупредить сына Нинсун. — Пока что он никому не навредил, но охотники рассказывали, что некоторые мужчины умирали и от легких его ударов. Сила Зверя намного превосходит человеческую, это может быть опасно и для тебя тоже.

Гильгамеш нахмурился, разглядывая огромного монстра рядом с собой, прежде чем с неохотой признать:

— Конечно, я буду осторожен и присмотрю за ним. Ты же не враг нам? — напрямую спросил он, прижав ладонь к морде.

— Согласие-мир-друг-защита. Радость-быть-рядом.

— Я тоже очень рад с тобой познакомиться, — счастливо улыбнулся мальчик. — Меня зовут Гильгамеш, я будущий царь.

— Согласие. Светлая-шкура-кровавые-глаза вырастет-будет сильным вожаком двуногих животных-людей.

— Э? — удивленно распахнул глаза царевич, поворачиваясь к матери. — Он меня понял! Он сказал, что когда я вырасту, то стану сильным вожаком! Мама, ты же сказала, что он не знает таких слов!

— Да? — заинтересовалась Нинсун. — Значит это понятие ему знакомо… или он способен очень быстро обучаться. Если так, то это нам на руку. Чем больше ты будешь общаться с ним мыслеобразами, тем быстрее он научится человеческой речи. Может быть у него даже нормальное лицо появится.

— А это возможно?

— Конечно, это же создание богов. Вероятно, Зверь должен быть способен принимать любой облик, и то, что у него нет ни глаз, ни носа, ни рта, очень странно.

— Но если у него нет глаз, то как он узнал, что у меня светлые волосы и красные глаза? — удивился Гильгамеш. — И почему именно меня он так называет, а не тебя? Мы же очень похожи.

— Кто знает, — улыбнулась царица. Не могла же она признаться сыну, что боги видели будущее и создали Зверя специально для него, закрепив связь зовом, что должен быть указать монстру его цель.

Сейчас, когда она смотрела на светловолосую макушку рядом с глиняным созданием, Нинсун начала сомневаться: так ли это было необходимо. Ее ребенок был счастливым и жизнерадостным, а жители Урука любили его так крепко, что тяжело было поверить в то видение, где люди умирали сотнями, проклиная царя-тирана. И если то будущее правда, то сможет ли Зверь однажды напасть на того, кто заботился о нем? А если сможет, то что будет потом?

— Надо дать ему имя, — решительно кивнул сам себе Гильгамеш, разглядывая нового «друга». — Как думаешь, мама, если назвать его как-нибудь созвучно с глиной — он же из глины, да? — то это будет символично?

— Да, вполне, — непроизвольно улыбнулась царица.

— Но с другой стороны, — задумался ребенок, — ты говорила, что его создали боги, да?

— Верно.

— Тогда я назову его… Энкиду!

— Энки-ду? В честь господина подземных вод? — удивилась Нинсун.

— Да! Помнишь, ты мне рассказывала о том, что именно Энки создал людей из глины, даровав им свое покровительство и защиту? Поэтому я решил, что это будет честно: Энкиду же тоже из глины, — пояснил Гильгамеш, довольный собственной задумкой. Он ткнул пальцем в лапу Зверя, прежде чем заглянуть ему в морду, — ты теперь зовешься Энкиду, понял? Не монстр, не чудовище, не зверь, ты — Энкиду! Мой новый друг!

Создание из глины замерло, не понимая, почему из-за этих странных звуков-слов внутри стало так приятно-радостно.