Чайльд не должен быть в этой спальне. То, что у него на уме, ни капли не безопасно, не умно и, возможно, грозит ему смертью. Впрочем, его тело двигается на автомате, приняв решение воспользоваться шансом вместо него самого.

Он медленно забирается коленями на огромную кровать и на четвереньках приближается к ее другой стороне, туда, где в куче подушек и одеял лежит нерушимое тело. Грудная клетка размеренно поднимается и опускается — человек в кровати спокойно спит. Волны длинных черных волос с янтарными концами прячут от незваного гостя лицо своего владельца.

Если глаза его на деле приоткрыты, если он уже не спит и только притворяется, ожидая, пока Тарталья подберется поближе… То от Чайльда останется только горячий водяной пар. Или угольки. Он точно уверен, что произойдет быстрее — его убьет собственный стыд, страх, или спящий сейчас мужчина одним своим пламенным взглядом превратит его в камень.

Но пока что этого не случается, и Чайльд, склонившись, загипнотизировано смотрит на то, как на его грудь ложится солнечный луч. Ее открывает белая льняная рубашка, застегнутая всего на половину, и вид подтянутого тела заставляет что-то внутри приятно сжаться. На фоне одежды и простыней кожа Чжун Ли еще белее обычного — он как мастерски исполненная фарфоровая статуэтка. Удивительно, как он привораживает к себе даже сейчас, не прикладывая для этого совсем никаких усилий. Этот мужчина невероятно обворожительный даже во сне — удивляется очарованный Чайльд. А потом одергивает себя — он ведь тут не ради восхищения, а чтобы кое-что проверить. И все же, его любопытство превалирует над всеми адекватными мыслями и подталкивает сделать то, к чему он тянется подсознательно вот уже столько времени.

Успокойся, глупое сердце — какая разница, что ты до безумия сильно запал на него, если он может оказаться первым, кто желает тебе смерти?

Никакой. Никакой разницы, если Чайльд быстренько… Он терпел так долго, что заслужил на исполнение хотя бы одного, хотя бы самого приличного и маленького из своих желаний, прежде чем узнать правду.

Он осторожно упирается рукой возле подушки и нависает над спящим. Исследует расслабленное лицо, и удостоверившись, что Чжун Ли спит, слегка успокаивается, улавливает запах чайного дерева и подсознательно вдыхает еще глубже.

Длинные ресницы дрожат под его дыханием, однако Чайльд уже не в силах отступить. Ему наконец-то можно беспрепятственно разглядывать тело под ним и наслаждаться чертами лица, не отводя взгляд. Он осторожно склоняется над белой шеей, и не касаясь носом выступающего кадыка, жадно, будто зависимый, вдыхает его запах.

Чайльд не имеет представления о том, насколько крепкий у того сон, но страх быть пойманным на горячем отпускает, как только он прикрывает глаза, и ласково, почти невесомо касается губами шеи. Его окутывает волной мурашек от возможности касаться этой безупречной кожи, он тонет в неконтролируемой волне нежности. Именно той, которую Чайльд всегда так старательно скрывает в повседневности под своей привычной беззаботной улыбкой. Но сейчас он может отпустить себя хоть немного.

Не встретив никакой реакции от спящего, он деликатно ведет носом по линии челюсти, пока не касается носом мягких волос.

О, сколь глупа эта ситуация, в которую он сам… заполз. Он на четырех нависает над другим мужчиной, низко склонившись над его лицом. Оба колена упираются слева от чужого бедра, рука рядом с подушкой не дает ему упасть на спящего. А то, как он склонился, наверное даже похоже на поцелуй, но Чайльд не собирался заходить так далеко…

Черт. После этой мысли крышу сносит еще больше. Он может украсть у него поцелуй. Но можно ли? Хватит ли ему совести поцеловать спящего?

Чайльд трясущимися руками берет одно из тонких одеял, разбросанных вокруг Чжун Ли. Взвесив все «за» и «против», накрывает расслабленные губы тканью, склоняется ниже и прижимается поверх нее своими. Целоваться через одеяло не так приятно, но он четко ощущает через нее форму чужих губ. Чайльд с осторожностью сжимает его уста своими, представляет, как бы спящий целовал в ответ, и расслабленно прикрывает глаза. Одеяло — его компромисс, гарант безопасности, стоп-слово и барьер, сдерживающий его желание со всей жаждой наброситься на беззащитного. Он так близко, такой теплый и приятный. Чайльд сминает его губы, которые сильнее приоткрываются под нажимом, кладет руку на стройную талию, стремясь ощутить больше тепла. Это ведь не считается — успокаивает он себя, пока основная часть мыслей сконцентрирована на другом. Он ведь через ткань простыни, через рубашку — можно считать и не целовал… не касался.

Вдруг он чувствует, как Чжун Ли под ним шевелится, и испуганно отшатывается. Точнее лишь пытается. Потому что длинные пальцы, сначала толкнувшие его в грудь, бессознательно цепляются за ворот рубашки спереди. Одеяло падает, а вслед за ним и сам Чайльд. Он почти валится на Чжун Ли, но в последний миг понимает, что тот до сих пор спит, и тормозит рукой, выставленной по другую сторону от подушки.

— Черт… — сдавленно бормочет Чайльд, пока спящий несильно тянет за шиворот, почти прижимая его головой к груди. Его дыхание учащается, намекая на беспокойный сон.

— Пошли-пошли… — бормочет Чжун Ли во сне.

Чайльд молча молится чтобы он не решил пойти куда-то и вживую. Ведь он пришел не просто пощекотать нервы. И теперь ему невероятно страшно, что его домыслы оправдаются. После таких головокружительных касаний, которые разрешил ему спящий, Чайльд не хочет знать правду еще больше. Но незнание может стоить ему жизни, и он все же решается проверить.

Его дрожащие руки осторожно забираются под рубашку Чжун Ли. Он медленно спускает ткань с плеча, оголяя его. Сердце готово остановиться в любую секунду. Рукав рубашки скользит вниз, насколько этого позволяет одежда. Бледное плечо абсолютно чистое — ни следа от оборонительного укуса, который Чайльд вчера оставил нападавшему на него в темноте незнакомцу.

Его сердцебиение замедляется. Это не он. Не он напал на него посреди ночи, не он так же бесцеремонно влез в спальню Тартальи в полночь. Не он получил укус, несколько ударов локтем в живот и скрылся в окне, через которое забрался. Это не Чжун Ли.

А потом его взгляд падает на второе плечо. Ох, он ведь проверил не ту сторону…

Чжун Ли, который все еще расслаблено смотрит сны, все так же держит его за воротник. И Чайльд, не имея другого выхода, натягивает рубашку на его оголенное плечо, чтобы стащить ее с другого.

Он снова окунается в запах чайного дерева, и как бы страшно ему ни было, все же не может отказать себе в удовольствии глубоко его вдыхать. От этого даже слегка кружится голова. Его пальцы скользят мраморной кожей, миллиметр за миллиметром оголяя плечо — в этот раз нужное.

Сердце делает кульбит.

На белоснежном плече красуется багровый кровоподтек с четкими границами в виде ровного отпечатка двух рядов зубов — его собственных.

О дьявол, убей меня нежно.

Чайльд застывает над спящим с болезненно заломленными бровями. Хочется захныкать. Лечь всем весом ему на грудь и плакать.

Почему так вышло, что единственный человек, чьего утешения он желает, сам и является причиной его отчаяния?

Но грустить и обдумывать чужие мотивы можно потом — сейчас главное выбраться живым.

Чайльд вдыхает, стряхивает с себя остатки бури эмоций, которая грозит вылиться в истерику, и медленно перехватывает белоснежную руку собственной, пытаясь осторожно расцепить длинные пальцы, крепко схватившиеся за шею собственной рубашки. Спящий только бормочет, когда ткань сантиметр за сантиметром выскальзывает из его руки. Чайльд, несмотря на всю тревогу, не может отвести взгляд с лица, заинтересованно наблюдая за хмурящимися во сне бровями. Сжимать пальцы без перчаток еще приятнее, но он не прикасался к ним и в рукавчиках, поэтому сейчас просто наслаждается его нежной кожей. И от этого хочется зарыдать.

Он наконец-то освобождается, поднимает корпус, и становится на одни только колени, собираясь слезть с проклятой кровати. Немного поправляет одеяла, когда вдруг чувствует, как ему между ног проскальзывает рука. Она несильно сжимает его чуть выше колена, и Чайльд не успевает заглушить вскрик. Несмотря на то, что лицо Чжун Ли совершенно спокойно, тот словно сосредоточено ищет что-то во сне, неосознанно ощупывая чужое бедро. Чайльд прикрывает себе рот, пока прикосновения длинных пальцев возвращают его в состояние, в котором он украл чужой поцелуй. Его пробирает лихорадка, подталкивающая поближе, топит в желании и приказывает подчиниться.

Нет, его накрывает еще хуже, потому что рука сжимается на бедре еще сильнее, словно он наконец нашел искомое, а Чайльд чувствует, как сильно возбужден. Он затуманено видит, как Чжун Ли шевелится, и в панике сосредотачивает последние остатки сознания, не дающие наброситься на него голодным волком, одним движением высвобождает ногу из его хватки и наконец выбирается из постели.

Миг, и он бесшумно покидает комнату.

Захлопнув дверь, Чайльд наконец-то выдыхает, осознав, как замедлилось его дыхание с тех пор, как он ощутил на себе чужую руку. Зарывшись рукой в ​​волосы, он прижимается к двери спиной.

Сердце колотит, будто собирается расшибиться о грудную клетку. Ну почему? Почему все так?

Он съезжает спиной вниз и зарывается руками в волосы. И внезапно понимает, что не чувствует спиной дверь.

— Чайльд?