Кир собирается проводить праздники с семьёй, и Шура вовсе не обижается, нет, просто… Ему одиноко. Обычное дело, когда у тебя больше нет никого в этом мире, кроме парня, который не будет делать каминг-аут перед родителями ещё лет пять так точно. Во всяком случае, именно так Кир думает, когда получает дежурноё «всё в порядке» в ответ на слова о том, что Шура будет один в праздники.
Кир знает, что под «всё в порядке» скрывается пугающее «я привык быть один», потому что единственный близкий человек его Шуры умер, когда тот ещё служил по контракту в Сирии, и с тех пор в его жизни, кроме Макарова, никто не появился. А с Лерой они так, приятели, не больше, которые общаются постольку-поскольку.
У Шуры до Нового года куча работы (а ради того, чтобы встретить праздник с ним, наверняка отложил бы — думается ему совсем некстати), да и тридцать первого почти весь день в разъездах — он охраняет какую-то очень богатую дамочку из Китая, у которой почти алые глаза и взгляд пантеры перед прыжком.
Кир её как-то видел и даже говорил, правда, Юмжит Максаровна почему-то хотела узнать про Леру и время суток, когда именно та родилась, но Шура тогда его успокоил тем, что у неё хобби рассчитывать всем натальные карты. И ладно, говорят, все богачи странные.
Родители Шуры при жизни миллионерами не были, а о его собственных родителях говорить нечего (с их-то долгом!), поэтому никакого исключения из завещания не будет, вот только сделать каминг-аут Кир всё равно боится. И ему невыносимо до тошноты, потому что он не готов сказать маме (и ни за что — отцу!), что встречается с парнем, который заслуживает, чтобы его не стыдились. Заслуживает кого-то такого же… Открытого. Яркого. Честного.
Для него моральные терзания в новинку. Подраться бы с кем, только предки напряжённее обычного и твердят, что лучше по подворотням не ходить. Боятся, что шантажисты и себе напомнят под Новый год, и даже не догадываются, что Лерка на себя ярмо долга взвалила, связавшись с ещё более опасными людьми. И это не он сам догадался — Шура сказал, когда он попросил его разузнать о странном нападении на сестру.
Сообщений от Шуры не меньше обычного — будто в насмешку. Шутки из Vmeste (он же не старый, но почему не из Твиттера?). Совсем невинные фотки, от которых всё равно почему-то горит лицо. Рассказы о том, что произошло на работе (сколько в них правды?)… Всё как обычно, но Кир себе места всё равно не находит, слоняется по дому привидением в серой толстовке с телефоном в обнимку.
И Лера как всегда некстати всё замечает, что с ним что-то не так. Она готова на многое закрыть глаза, но не на него. Вот так: есть казалось бы идеальная семья, в которой каждый сам за себя. Но на самом деле они с Леркой команда, что бы там ни происходило между ними, иначе не вывезти. Положиться они могут только друг на друга.
— Поссорились с Сашей?
В её голосе понимания хоть ложкой ешь, и ему хочется огрызнуться. Но Лерка этого тоже не заслуживает, она просто прилежно играет роль идеальной старшей сестры, которую ей навязали давным-давно родители. И не виновата она в том, что он влюбился в парня, который следил за Лерой до самого дома после очередной странной истории на её «подработке» — сестре он, конечно, выдал другую версию знакомства, но это как раз и не важно. Не на неё же он на самом деле злится.
— Нет. С чего ты взяла?
— Тогда почему такой кислый, а? — поддевает она его без особой искры. — Новый год скоро, а с тебя как будто картину «Опять двойка» рисовали.
Кир закатывает глаза, но немного оттаивает, переставая скрываться от Леры за смартфоном. У неё горящий взгляд и очередная россыпь синяков по всему телу, о которых она показательно молчит, но выглядит по-настоящему обеспокоенной. И опять из-за него.
Чёрт, лучше бы Лера свою «работу» уже сменила! Но слушать она его вряд ли станет, пусть и пытается как может угодить всем и сразу. У Лерки эмоциональный диапазон как у чайной ложки — так мама в детстве шутила, но он знает, что в этом есть доля правды. Её взяли из детдома совсем маленькой, но не самое беззаботное детство свой отпечаток наложило конкретный.
Она упрямая, к тому же считает, что должна решать проблемы за всех и вся, а свои взваливать разом и тащить с улыбкой клоуна из «Оно» — жизнерадостно и пугающе. Не может признать, что родители и Кир — взрослые люди, а значит должны выкручиваться сами.
Кир совсем не такой. И Шура тоже. У него душа нараспашку, пусть и секретов полно. И никакой фальшивой радости, когда её нет на деле, и улыбки только настоящие, пусть и не для всех. Он открыто говорит о шрамах, шутит о татуировках и никогда не врёт. В нём говорит не то максимализм, не то беззаботность, но факт остаётся фактом — с ним чувствуется, что вся та дичь в голове, с которой Кир просыпается и ложится, куда-то пропадает, а голос разума, подозрительно похожий на Лерин, наконец замолкает. Как будто он такой же, как и Шура — независимый. Или свободный?
— Не совсем поссорились, — зачем-то говорит правду он, пристроив подбородок на колени.
— Колись, что у вас там с Сашкой произошло! Я, может, уши ему надрать и не смогу, но мозги на место вправлю.
Он слабо улыбается, прекрасно зная, что у Леры скилл в кендо в последнее время резко ни с того ни с сего улучшился. Да и общих тем неожиданно стало больше — как будто часть всей фигни, которую ей скармливал отец под видом нормальных требований к дочери, слетела с неё как шелуха. Возможно, победить Шуру в драке ей и не удастся, но удивить его она точно сможет.
И врать ей не хочется. Не такой уж и секрет по сравнению с теми, что Лера на себе в одиночку тащит. И не скажешь, что есть у него подозрения, чем именно занимается его сестра на «подработке». Расстроится ещё больше.
— Он один сейчас, понимаешь? — тихо говорит Кир, не глядя на сестру. — На праздники. У него больше никого нет, а я…
Его кровать прогибается под весом Леры, которая обнимает его за плечи, но не как мама — давяще, навязчиво, а осторожно, готовая в любой момент отстраниться. И сколько бы они ни ссорились, он из её объятий выпутываться не будет. Не сейчас так точно.
Она не тактильная вообще, а он в детстве был той ещё рыбой-прилипалой, которую Лерка привычно терпела, как он сейчас попытки заботы от мамы. Вот только поздно. Кир уже взрослый, а Лера к нежностям не приучена, неважно, сколько лет прошло с тех пор, как её удочерили. Поэтому, наверное, и к отцу тянулась раньше, потому что от него даже ласкового слова попробуй добейся.
— Есть что-нибудь, что твой Саша любит?
— Валять дурака, — фыркает Кир, вспомнив фотку Шуры с охапкой картошки фри в зубах на заставке контакта — в хэллоуинском костюме с розовыми волосами, которые ему не идут от слова совсем. Его любимая фотка после той, где они вдвоём с грустными лицами стояли на Кремлёвской площади, узнав, что «Ленин сегодня не принимает». Они тогда рванули на пару дней в Москву, когда у Шуры были дела в столице, а Лерка его прикрывала, пусть и ворчала, что не нанималась быть его страховкой.
— Может, есть какое-то воспоминание, связанное с праздниками? Вы уже почти год встречаетесь, явно должно быть что-то.
— Он как-то сказал, что когда бабушка была жива, то… — серьёзно задумывается Кир, а потом пожимает плечами. — Эх, кроме пряников ничего не вспоминается!
— Пряников? — переспрашивает сестра удивлённо. — Я только про тульские слышала, но они вроде бы и у нас продаются.
— Нет, не такие! — хмыкает Кир, найдя в гугле похожие фотки. — Его бабушка на каждое Рождество делала медовые пряники в виде ёлок. Он мне даже альбом показывал.
Лера кусает губы, пряча улыбку, как и всегда, слыша про Шуру — Сашу, как он представился ей, когда Кир устроил подготовительный выход из шкафа перед сестрой, а она потребовала встречи с его парнем. Ей важно, чтобы он был счастлив. А маме?..
— Ну так и приготовим пряники. Что нам стоит?
— Нам? — переспрашивает Кир, и голос его почему-то звучит хрипло. Она пожимает плечами как ни в чём не бывало и кивает.
Ни он, ни Лера толком готовить не умеют, но Интернет полностью в их распоряжении, а родители решили устроить себе романтический вечер в ресторане, так что с горем пополам они справляются с тестом со второго раза — первое было слишком жидким, а потом насмерть застыло в морозилке.
Первая партия пряников выходит слегка подгоревшей по краям, но Лера говорит, что глазурь всё скроет, а вторая получается совсем идеальной. Ёлки, вырезанные из теста ножом из-за отсутствия формочек выглядят немного косыми, и Киру это даже нравится. Сестра замешивает краситель в готовой глазури, которая становится комковатой и ярко-зелёной, а он украшает пряники сам, чувствуя себя по-дурацки.
Они делят самую страшную ёлку на двоих, и она до обидного быстро заканчивается, оставив после себя липкие позеленевшие пальцы и медовый привкус во рту. На пряники не похоже ничуть, скорее на имбирное печенье из новогодней рекламы, и Лера жалеет, что себе они оставили всего один пряник.
— Может, зря мы это затеяли? — говорит Кир, почесав нос, который тут же окрасился в зелёный вслед за руками. — Он же не девушка, чтобы я ему сладости дарил. Странно, нет?
— Ну уж нет! Я не для того искала инструкцию к духовке, чтоб ты сейчас выпендривался. Либо ты их подаришь, либо я их сама съем.
— Ты не ешь сладкое, к тому же у тебя соревнования, — осторожно отвечает Кир, как бы нехотя заслоняя противень с готовыми пряниками спиной. Она считывает его манёвр на раз-два и закатывает глаза, ничуть не впечатлённая его аргументацией.
— Чемпионат ещё не скоро, а ради твоей неудавшейся личной жизни, так уж и быть, придётся съесть всё.
— Уж лучше, чем твоя вымышленная переписка с парнем, который так же фанатеет от кендо, как и ты, — парирует Кир, скрестив руки на груди. Лера победно улыбается.
— Как бы не так! А ты и дальше игнорируй смски своего парня.
Кир проверяет телефон и уверяется, что Лера не ошибается. Три смс и один пропущенный — не критично, но неприятно. Он не тратит время на сообщения и сразу звонит, отсчитывая гудки на том конце провода. Трубку берут на седьмом.
— Кир, ты? — слышит он в трубку запыхавшийся голос и неосознанно улыбается.
Кир скучает, пусть они и не виделись всего неделю. В марте они съедутся («Буду снимать квартиру с другом поближе к универу, мам!»), а до той поры придётся подождать и встречаться урывками, между его парами и отъездами Шуры то в Москву, то в Китай.
— Что-то срочное, нет? Я видел, ты звонил.
— Какие у тебя планы на Рождество?
— Никаких, — быстро говорит Кир, отводя взгляд от ставшего очень загадочным лица Леры. — Я только на НГ дома, но и то до курантов. А вот после…
— Я приеду поздравить, — обещает Шура серьёзно. Наверняка сейчас чуть хмурится и трёт переносицу, как и всегда, когда меняет планы на ходу — Шурик любит импровизировать, но спонтанность ему не свойственна.
— Просто приезжай. Хоть сейчас, правда!
Он слышит чужое дыхание на той стороне, но другие слова никак не идут на ум. Лера незаметно уходит с кухни, оставив его наедине с остатками зелёной глазури и молчанием Шуры.
— Я приеду после курантов.
Кир не говорит, что будет ждать — это и не нужно. Шура и так знает, что он его любит, а прощаться Кир не умеет. И отпускать.
Он слышит снова гудки в трубку и думает, что подождать осталось всего ничего. До марта рукой подать, а там и Лерка наконец признается, что встречается с каким-то мажором, и тоже свалит из родительского гнезда. Может, тогда родители наконец поймут, что склеивать больше нечего, и со спокойной душой разведутся? Мечты.
Оставшийся до тридцать первого день он проводит как на иголках, и даже Лера не в силах убедить маму, что с ним всё в порядке. И пусть.
Тридцать первого они целый день носятся по кухне, войдя в привычный приготовительный раж для почти любой семьи в СНГ, разве что отцу удалось сбежать из дома под предлогом того, что нет горошка на оливье, и вернуться без банки, зато под самый вечер.
Новогоднего настроения нет и не было, но что он, что Лера механически улыбаются на шутки в голубом огоньке по телеку, чтобы ничего не говорить самим. Поздравление президента они все пропускают мимо ушей, больше занятые салатами и прочими вкусностями, которые к вечеру вызывают уже чисто исследовательский интерес.
Кир под бой курантов не загадывает желание, а смотрит, как родители и Лера сжигают свои бумажки. На вопросы мамы он отшучивается, что не знает, что загадать, но на самом деле понимает, что всё, чего он бы хотел, уже есть, или вот оно, только руку протяни.
Лера под двенадцатый удар давится недогоревшей бумагой, а он выпивает своё шампанское залпом без всяких сожалений. Кому нужны эти гадания и натальные карты, когда под домом его ждёт человек, которого он любит?
— Буду поздно, ма! — кричит Кир из прихожей, натягивая куртку на ходу.
— Ты точно хочешь провести Новый год с друзьями? — хмурится мама, и он привычно целует её в щёку. Так нужно, чтобы соблюсти приличия. В конце концов, она же не виновата, что он всё про них с отцом знает.
Друзья. Кир думает о синих волосах и мальчишеской усмешке. Нет, друзья из них при другом раскладе тоже вышли, но не теперь, когда он знает, каково это — любить Шуру со всеми вытекающими.
— Точно хочу.
— Но…
— Мам, пусть идёт, — поддерживает его Лера. — Когда ещё гулять, если не на Новый год? А мы в час ночи уже спать…
Он кивает ей, и Лера ободряюще улыбается, пихая ему в руки шуршащий пакет — теперь не отвертишься, придётся дарить. Она знает, конечно, кто сидит под домом в заглушённой машине, дожидаясь, пока Кир отсидит официальную часть праздника с семьёй. Странные выверты судьбы! Только сестре он и может сказать, что на самом деле происходит между ним и «другом». А ведь раньше Кир её всю такую идеальную почти ненавидел…
На улице мороз крепчает, и с неба сыплется колкая крупа с тихим шорохом по асфальту и капюшону пуховика.
Кир видит через лобовое стекло, как Шура залипает в смартфоне с шкодной улыбкой, и скорее не слышит, а чувствует, что его телефон вибрирует в кармане. Не нужно даже заглядывать, чтобы понять, что ему прислали очередной мем с котами. Или собаками.
Кир знает о работе Шуры совсем немного, да и те крохи получил от Леры, которая как всегда слишком за него беспокоится, но в этот раз почему-то нет. Наверняка знает куда больше про Сашеньку-Шуру… Нет, Мальвину — так, кажется, назвал его странный рыжий знакомый Леры на фиолетовом мерсе? В любом случае, он его любит.
Наёмник, солдат, киллер — что из этого правда? Кир не думает об этом, когда садится в машину и перегибается через коробку передач, чтобы поцеловать своего парня. Да, его парень — лучше и не придумаешь.
— Долго ждёшь?
— Двадцать восемь лет тебя ждал, какой-то час меня не сломает, — фыркает Шура вместо приветствия, устраиваясь поудобнее на водительском. В его почти тридцать спина уже чувствуется, а Кир не против побыть сверху. — Куда едем?
Кир задумчиво смотрит на огни родительской квартиры. В окне стоит Лера с гирляндой на шее и ждёт, пока они наконец уедут. Он машет ей рукой, зная, что она обязательно увидит, и через секунду её силуэт пропадает в глубине квартиры.
— С тобой — куда угодно.
— Тогда давай на ёлку, пока не поздно? — предлагает Шура, заводя машину.
— Кстати, пока не забыл! Это тебе. С Новым годом, — неловко говорит Кир, отдавая пакет Шуре. Он озадаченно вертит его, не сразу обнаружив наклейку сбоку, а потом заглядывает с каким-то детским любопытством. Его лицо неуловимо меняется, и Кир не может понять, нравится ли ему или нет.
— Это…
— Пряники, — заканчивает за него Кир. — Правда, они больше похожи на печенье, не знаю почему. Ты говорил, что твоя бабушка готовила их на Рождество. Правда, до Рождества семь дней, но я могу приготовить ещё. Если ты хочешь, конечно.
Шура медленно достаёт из пакета надломившийся пряник, а Кир закусывает губу. Ну и зачем он вообще их пёк? Лучше бы кулёк мандаринов купил — их Шурка ест килограммами, в отличие от всяких сладостей.
— Они… В виде ёлок? И с мёдом? — зачем-то переспрашивает Шура, и глаза его горят огнями самых праздничных гирлянд.
— Сам видишь. Попробуй, скажи, как на вкус?
Пряник летит обратно в пакет, внезапно оказавшийся зажатым между ними, и Шура утыкается лицом ему в шею, так, что тихий шёпот не разобрать, да и не нужно вовсе.
Ему впервые за весь день легко дышится. Хорошо.
— Я тоже, Шур. Я тоже.