Шэнь Ксиу снова не спалось.

Около двух недель все её мысли занимала падчерица, которая за последнее время привлекала к себе больше внимания, чем за последние лет пять в целом.

Само пребывание женщины в поместье в качестве его хозяйки насчитывало без малого девять лет. После первой жены Ливея, Ксиу на плечи легли все проблемы домоуправления: бардак в домашней финансовой книге, проведение полной инвентаризации всего, что находилось в её владении, сокращение лишнего персонала, который ел свой хлеб не за работу, а по личным связям и хорошему отношению от первой хозяйки. Такой дезорганизации Ксиу никогда не видела, ведь что в доме её отца, где она провела юность до замужества, что в доме первого мужа ценились порядок и строгие правила, чтобы облегчить жизнь всем.

Ей пришлось наращивать своё влияние с самого начала. Вся прислуга только делала вид, что рада за своего господина, когда он привёл в дом новую жену. По сути они создавали вид подчинения, саботируя каждое решение новой госпожи, перескакивая через её голову, обращаясь за приказами к старшей служанке или напрямую к Шэнь Ливею. Когда подросла Яньлинь, чернь продолжила гнуть свою линию всем своим видом показывая, что мнение принцессы Клана намного весомее, чем авторитет самой Ксиу или её детей.

Она убрала из управления бывшую старшую служанку, дав место проверенному человеку, кто находился с ней многие годы, — её личную служанку Мо Жу. Строгая по своему нраву, та скоро навела порядок среди прислуги, не жалея сил, чтобы заменить большую часть работников на проверенных или новых людей, с которыми можно было иметь дело.

Шэнь Ксиу помнила завет своего отца: людей нельзя сломать так, как это делают с животными, но на каждого можно найти управу. Увеличение жалования, улучшение условий существования, выстраивание теневой иерархии среди слуг, где люди на одной и той же должности имели абсолютно разное влияние и содержание в зависимости от лояльности к нынешней госпоже.

Только девчонка Яньлинь не шла на контакт. Что только не перепробовала женщина, пытаясь узнать падчерицу получше.

Всё начиналось с первого знакомства, когда Ксиу сразу поставила себя в позицию мачехи — справедливой и готовой выстраивать семейные узы, если молодая госпожа Шэнь согласна идти на уступки, но не станет стелиться перед девчонкой, показывая, что у той не будет больше привилегий, чем у кровных детей женщины. Равноправие и мир в семье, согласно статусу каждого.

В день, когда Ливей познакомил всех членов семьи между собой, она уже тогда поняла, что с Яньлинь будет сложно. Женщина знала — ребёнок потерявший мать, нуждается в поддержке, а не замене почившего родителя, поэтому даже не планировала ставить себя рядом со столь значимой фигурой для ребёнка. Но все её ожидания превзошли любые негативные прогнозы. Девочка вошла в обеденный зал, как маленький призрак — в тёмных одеждах, с безобразно подстриженными неровными светлыми прядями и с тихой ненавистью во взгляде, что так походил на глаза Сяомин, чей портрет она однажды увидела в ящике стола мужа.

И первое время всё шло нормально. Они представились друг другу, дети даже переговаривались между собой, осторожно прощупывая почву для дальнейшего знакомства. Яньлинь охотно шла на разговор, придерживалась этикета, учтиво отвечала на вопросы мачехи и отца, делясь успехами в учёбе и почтительно слушая наставления старших, даже если Ксиу видела, что это не имеет никакого значения для самой девочки: в глазах той плескалась бездна безразличия, словно она не находилась сейчас за столом среди людей, а лишь разыгрывала то, что хотел видеть отец.

Сломом даже не начавшихся отношений стала маленькая деталь. Ливей в качестве дани уважения традициям подарил новой жене отличительный знак, который показывал, что Шэнь Ксиу теперь полноправная госпожа — изысканный гребень из полуночного нефрита с драгоценными камнями от самых искусных ювелиров Ли Юэ. Где-то в потаенных уголках души, женщине было неуютно знать, что прошлая владелица украшения значила слишком много для овдовевшего мужчины. Она не собиралась становиться копией Шэнь Сяомин, а лишь желала показать Ливею, что любовь может существовать и за пределами жгучих страстей, где имеет место быть уважение супругов друг к другу, как равных, взрослая любовь между людьми, которые прекрасно осознают свой статус и почему случился этот союз.

Тогда ещё маленькой Яньлинь было не додуматься до этого, потому ребёнок сделал то, что мог — поверил в предательство отца по отношению к матери стоило только ей рассмотреть мачеху и увидеть треклятый гребень.

В тело девочки будто вселился демон. Она неистово кричала, швыряла в перепуганных детей и ошарашенных взрослых всё, что попадалось ей под руки, будь то тарелки с едой или украшения со стола.

— Ты обещал! Ты же обещал!!

Одного ребёнка не могли удержать три служанки, взывая к мужчинам-слугам о помощи, чтобы совладать с маленьким порождением бездны, бьющимся в истерике.

Хаос вокруг закончился так же, как начался. В один миг. Шэнь Ливей взмахом руки приказал прислуге отойти и дал взъярённой дочери всего одну пощёчину, чтобы мир вокруг погрузился в тишину. Не ожидав этого, девочка оступилась, когда по инерции отклонилась от удара, падая на пол. Яньлинь неверяще взирала на отца снизу-вверх, прикрывая ладошкой саднящую щёку, когда фамильный перстень оцарапал нежную кожу, которая тут же налилась кровью. Служанки оцепенели, прикрыв руками рты или хватаясь за сердце. Один взгляд Главы и женщины упали на колени, разбивая лбы о жёсткое дерево, не поднимая головы.

— Прекрати это безобразие сейчас же. Принцессе Клана не пристало вести себя таким образом. Ты сейчас же отправишься в свою комнату и не выйдешь оттуда, пока не поймёшь свою ошибку и не принесёшь подобающие извинения. На этом разговор окончен. Ступай. А вам – проследить за исполнением наказания.

Глава отдал приказ прислуге и вышел из обеденного зала. Каждый его шаг набатом бил по ушам всех присутствующих до тех пор, пока звук не затерялся где-то в глубинах дома.

На улице сверчки продолжали восхвалять набирающее силу лето.

Ситуацию нужно было брать в свои руки, а кто это ещё мог сделать, кроме Госпожи.

— Вы слышали, что сказал Господин. Так поторопитесь исполнять, чтобы ему не пришлось повторять дважды. — Женщина беспристрастно оглядела бардак спокойным взором тёмных глаз. — И приберите тут.

На этом она предпочла удалиться, чтобы уделить время другим делам, требующих её внимания. Ничего страшного, по её мнению, не произошло: отец преподал разбалованной дочери урок, напоминая той об обязанностях и допустимых рамках поведения. Отец самой Ксиу иногда поступал схожим образом, когда её свободолюбивая сестра забывала своё место. Что бы не думали простолюдины, в благородных семьях воспитание намного строже. Величие не взращивается на бесплодной земле.

С того дня Шэнь Яньлинь не покидала своей комнаты. Девять лет девочка, затем молодая девушка, провела в своих покоях продолжая обучение, по словам прислуги, занимаясь искусством и почти всё свободное время проводя за чтением книг, позволяя себе лишь поздний вечерний отдых перед распахнутыми дверьми в сад.

Кровь — не водица. Ливею, как и всем жителям поместья, пришлось убедиться в этом на собственном опыте.

Какое-то время весь город шептался о пропаже принцессы клана Шэнь. Слухи порождали невероятные истории о похищении, смерти ребёнка от неизлечимой болезни и Архонты знают о чём ещё судачил люд. Девочку видели всего один раз, когда Шэнь Сяомин была жива, на приёме у семьи Син. Маленькая белокурая фея покорила даже самые чёрствые сердца. Все, кто умеет строить планы на будущее, сделали себе пометку о том, какая прелестная дева вырастет из очаровательного ребёнка. Именно поэтому новость о предстоящей помолвке между двумя наследниками великих кланов взбудоражил всю гавань, отчего каждый мечтал хотя бы одним глазком взглянуть на потерянную принцессу.

Все эти судачества раздражали Шэнь Ксиу, будто свет клином сошёлся на бестолковой девице. Хотя она не видела её много лет, одна только тень слова о Яньлинь выводила женщину из себя, что проявлялось в поджатых губах и прикрытых веках. А после провальной помолвки, что была единственным шансом сбагрить молодую госпожу с глаз долой, отравляло сердце Ксиу презрением, вызывая у неё приступы сильнейшей мигрени, которые всегда усиливались к полуночи.

Женщина хотела сама пройтись до хижины целителя, чтобы получить снадобье и уже подошла к окну, оценивая прохладу наступившей ночи, как поймала движение силуэтов во тьме.

— Всё-таки выжила.

***

Соня металась в мареве тяжёлого бреда.

Смутные образы выплывали из молочной пелены, то зовя её знакомыми голосами, то обрывая слова по тонкой кайме понимания того, что от неё хотели. Она пыталась подойти к человеческим фигурам или тому, что смутно напоминало знакомые очертания, но они растекались оплавившимся воском, уродуя лица, путая местами глаза, носы и рты в безобразной картине.

Озябшие пальцы были непослушны, отказывались сжиматься в кулак. Немного тянуло суставы в сочленении фаланг, напоминая ей о холодной зиме. Она могла бы описать своё состояние как «сильно замёрзшая» — пробивающая изнутри мелкая дрожь, непослушное тело, покалывающая местами кожа и поскрипывающее слух дыхание.

Холод.

— Мёртвые не мёрзнут.

Девушка отправилась вперёд, не совсем понимая где в этом белёсом тумане правильное направление. Чтобы не замёрзнуть окончательно, продолжать двигаться — единственный верный выход.

Сколько бы она ни шла, под босыми ступнями приминался серый песок. Это единственное, что сейчас можно было рассмотреть, хотя бы чтобы понять, что происходило вокруг. Присев на корточки, она запустила пальцы в серую массу.

— Пепел?

Песок оказался ничем иным, как тяжёлым пеплом. Ладонь измазалась серыми разводами, как и пальцы ног. В крайнем удивлении, девушка принюхалась, но в воздухе не витал запах гари. Здесь вообще ничем не пахло. У Сони даже не возникло сомнений, что она оказалась в большом пепелище, как от сгоревшего леса, но если это так, то где останки изувеченных деревьев или огрызки пней. Подходить ближе к бродившим теням она больше не решилась, не зная на кого может наткнуться в этот раз, поэтому продолжила бессмысленно бродить, обняв руками озябшие плечи.

— Мы должны что-то…

— Нельзя резко…

Отовсюду шептали голоса. Они так чётко воспринимались слухом в мёртвой тишине, что от неожиданности девушка дёрнулась, озираясь по сторонам, ищя направление.

— Пожалуйста…

Гул менял пространство. Пепел пришёл в движение, затягивая ноги Сони, словно зыбучий песок, цепко ухватившись за неё. Никакие попытки двигаться не имели смысла, ведь она только сильнее тонула в пепельном море.

Её снова выкинуло из подобия понимания, но на этот раз в густоту шума и груза ощущений. Всё навалилось разом – нестерпимый жар, царапающий слух скрип чужих голосов, боль в воспалённом горле и жжение в глазах.

— Мама… — полностью не придя в себя, Соня просипела единственное слово, всплывшее в потерянном рассудке.

— Госпожа… Моя милая госпожа…

Ли Джия с глухим стуком упала на колени, закрыв лицо ладонями. Ей было не понять, что больная звала далеко не почившую всеми любимую хозяйку. Для неё очнувшаяся девушка впервые за много лет произнесла наболевшее незатянувшийся раной слово, за которым стояло намного большее для всех присутствующих в комнате.

— Джия, прекрати истерику. На это ещё будет время. Возьми влажный платок и оботри лицо девы Шэнь. Нельзя допустить, чтобы жар набрал силу.

Целитель Фэй сидел возле кровати Шэнь Яньлинь, озадаченно хмуря брови. Его пальцы чутко сжимали исхудавшее запястье, по привычке отсчитывая бьющийся в венах пульс. Он мог бы поклясться всем нажитым за свою жизнь, что минутой ранее в этом теле еле теплилась жизнь, слабо отзываясь от медленных ударов сердца. Мужчина боялся, что этой ночью не свершилось чуда: принцесса Яньлинь не очнулась и уставшая служанка приняла желаемое за действительное, ведь та сидела возле больной все эти бесконечные дни, почти не прерываясь на сон или еду, только под суровым наказом самого Жонга и его заверений, что он присмотрит за госпожой, отлучалась по самым необходимым нуждам. Той могло почудиться всякое, ведь сам целитель наведывался в покои впавшей в долгий сон девушку ежедневно.

Мгновение назад целитель готов был сообщить безутешному отцу об ушедшей к предкам дочери, так и не пришедшей в сознание. Было сложно сделать другой вывод, когда слабое сердце остановило свою песню, а дыхание совсем смолкло, оглушая покои тишиной. Тело девушки медленно охладевало, и мужчина было подумал, что жар отступает. Это казалось странным и даже пугающим для много повидавшего Жонга, особенно, когда сердце принцессы остановило ход и в сумасшедшем ритме снова набрало обороты, разгоняя волну жара, обжигая его пальцы через бледную кожу. Он бы вознёс молитву Повелителю камня, если бы не был уверен, что гореть изнутри невозможно.

Из сосредоточенных мыслей его вывела сама Яньлинь, тяжело закашлявшись в сухом удушье.

— Подай пиалу. — Жонг помог больной приподняться, чтобы напоить её тёплой талой водой. — Тише… Тише… Не спеши. Вот так. По чуть-чуть.

Соня жадно пыталась глотать воду, ещё сильнее закашливаясь от сжимающих горло царапающих спазмов. Большая часть жидкости протекала мимо рта, обжигая холодом лицо и шею. Она не понимала зачем ей дают жидкий лёд, что так больно обжигал её.

— Не… надо. Хватит.

Если бы не полная концентрация на состоянии Яньлинь, Фэй Жонг мог пропустить неразличимое движение губ в перерывах между кашлем. Передав чашу Джии, которая всё это время сцепив руки в молитве наблюдала за происходящим, он аккуратно уложил ослабленное тело обратно в постель, заботливое подоткнув края простыни.

— Холодно… Так холодно…

— Будет Вам, госпожа. У Вас тяжёлый жар. Ему нельзя дать снова завладеть телом, поэтому я не дам другое одеяло.

Когда горло немного смочила вода, Соне стало легче. Свет резал по глазам, но она пыталась рассмотреть место, в котором находилась, борясь с головокружением. Над ней нависло мужское лицо. Сложно было сказать, сколько лет лечащему врачу. Спокойствие в его глазах вселяло уверенность в саму девушку, что всё будет хорошо и ей просто не посчастливилось подхватить пневмонию, отсюда все эти бредовые сны, странные запахи, незнакомые лица.

— Я буду жить? — она попыталась пошутить, чтобы снять напряжение и убрать хмурь разлёта бровей доктора.

— Даю клятву именем. У меня были сомнения, но сейчас всё будет хорошо, госпожа. Ваш недуг лишь последствия… событий, о которых мы поговорим, когда Вы окрепнете.

Мужчина оставался серьёзным, а вопрос Сони сделал его ещё более мрачным, словно он вспомнил что-то крайне неприятное. Ей оставалось только гадать что же произошло и почему доктор уводит тему. Она понимала, что профессиональная этика не позволяет ему быть прямолинейным. Всё, о чём он мог думать, — сохранение покоя пациентки и её скорейшее выздоровление.

Ли Джия с трепетом слушала слабый прерывающийся голос своей госпожи, не ощущая горячих слёз на щеках. В её сердце наконец-то расцвёл покой. Она верила, что дядюшка Фэй поставит Яньлинь на ноги, а с остальным они справятся вместе. Ни Шэнь Ксиу, ни злая молва жителей Ли Юэ, никакие трудности больше не лягут на уставшие плечи девы Шэнь, как бы тяжело не было дальше. Джи-Джи поклялась, что не оставит её одну и разделит все предстоящие горести. Только бы жила. Только бы продолжала зачитываться умными книгами, прищуривая глаза, когда ветер из сада грозился потушить огонёк в фонаре. Только бы делала наброски пришедшие на ум, разбрасывая карандаши, кисточки, клочки смятых листов вокруг себя, самозабвенно создавая «каракули», которые Джия прятала в неприметную коробочку, собирая листы бумаги, а иногда склеивая клочки вместе.

— Госпожа… — не управляя своим телом Джи-Джи потянулась вперёд.

Соня заметила девушку из сна. На ней всё так же было надето неуместное платье в восточном стиле. Зарёванное лицо, волосы, подобранные в пучки, один из которых съехал вниз, и полные отчаянной надежды глаза.

— Кто Вы?

Не успев начать петь, душа Джии рухнула вниз. В глазах Яньлинь не было и тени узнавания, только прохладная вежливость.

— Я же… Я… Дядюшка? — служанка с мольбой обернулась к целителю.

Фэй Жонг никогда лично сам не встречался с подобными случаями, но слышал о потери памяти. Порой мозг как бы стирал ненужные воспоминания или всё то, что считал лишним и опасным для человека. Этот сложный вопрос был не в его компетенции, и он бы сам обратился за помощью к целителю знающему эту область, чем полез бы сам в дебри, о которых мало что знал, чтобы не навредить несчастной принцессе ещё больше.

— Джи-Джи, не стоит так переживать. Госпожа Яньлинь только проснулась. Она была в беспамятстве долгое время, поэтому, ожидаемо, ей нужно время, чтобы прийти в себя.

Пока мужчина что-то втолковывал помятой «Джи-Джи», Соня внимательнее присмотрелась к окружению. Сам упомянутый «дядюшка Фэй» был одет в даже более сложный костюм, чем незнакомка: метры переплетений белой и зелёной ткани, не просматривающиеся ноги мужчины за каскадом шёлковой драпировки и длинные волосы, частично подобранные заколкой.

— Кто такая Янь…линь?