– Третья строка снизу, – говорит Хайтам.
– Что? – хлопает глазами Кавех. Пальцы его, беспорядочно оглаживающие кругами обнажённые плечи, замирают.
– В ней ошибка. Неверно указан размер квоты, – переносицу прорезает тонкая морщинка, и Хайтам разглаживает её пальцами. – Только сейчас понял. Если бы я не…
Кавех сердито шлёпает его ниже спины сквозь ткань – небольно, но размашисто.
– Ничего, что тебя прямо сейчас безуспешно соблазняет светоч, на секундочку, Кшахревара? Красивый на вид, приятный на ощупь, да и человек, говорят, неплохой? Ты вообще с ним сейчас, нет?
– С ним, с ним, – Хайтам примирительно обнимает Кавеха за талию, прежде чем он начнёт всерьёз кипятиться. – Извини.
– Может быть, – ворчит Кавех и со вздохом притирается носом к виску. – Скоро плесенью покроешься со своими архивами и книгами. Вот что, – голос его становится мягким и вкрадчивым; дыхание щекочет ухо, пока ладони с нажимом проходятся по пояснице и укладываются на ягодицы. – Отдай мне его.
– Кого? – шумный выдох, когда ладони сжимают хватку и подталкивают бёдра ближе, вжимая в чужие.
– Контроль, – Кавех прикусывает мочку уха и трогает её языком, тут же отстраняясь. – Раздевайся, донага. И не задавай вопросов.
– Я, конечно, всё понимаю, – непробиваемый, непроницаемый, невозмутимый Хайтам звучит как-то… неуверенно? У Кавеха от этого голова кругом, – но не мог бы ты пояснить?
– Никаких вопросов, дорогой мой, – Кавех склоняется над ним, лежащим у края кровати и обнажённым, и завязывает на глазах один из любимых своих шарфов – изумрудный сатин струится, как змеиная чешуя. Жаль, Хайтам не видит.
– Что мне теперь делать? – тут же нарушает запрет Хайтам. Кавех тянется к плечу и без предупреждения его кусает, заставляя дёрнуться от неожиданности.
– Ждать, – язык проходится по укусу широко и влажно. – Ждать и помалкивать, пока я сам к тебе не обращусь, – в певучем голосе Кавеха неожиданно для него самого прорезаются властные нотки. – Кивни, если понял.
Хайтам кивает, и Кавех, мягко похлопав по бедру в награду за послушание, отстраняется. Не отказывает себе в удовольствии рассмотреть растянувшееся внизу тело, пожирая его глазами, – широкую грудь с аккуратными ареолами сосков, крепкий живот с тянущейся вниз от пупка полоской светлого пушка, литые алебастровые бёдра. Если подумать, такой возможности ему обычно не выпадало: когда оба оказывались без одежды, времени на любования уже не оставалось.
Затевая эту маленькую шалость, Кавех, откровенно говоря, понятия не имел, что будет делать. Как хорошо, что импровизация – его конёк и что послушный, терпеливо ожидающий его внимания Хайтам вдохновляет как ничто другое.
Кавех щёлкает пальцами – и бёдра Хайтама прямо возле паха туго обхватывают лозы, прихватывают щиколотки, подгибают ноги в коленях и чуть разводят в стороны. Растущие из ниоткуда в никуда, сотканные из чистой элементальной силы, – Кавех в восторге от своей идеи. Гибкие побеги обвивают запястья и так же плотно прижимают к кровати. Исчезнут, стоит только Кавеху щёлкнуть пальцами снова.
Кавех внимательно всматривается в ту часть лица Хайтама, что не скрыта шарфом, пытаясь угадать реакцию на свою выходку, и приходит в восторг ещё больший, когда Хайтам приподнимает над простынёй ладонь – тянет руку, словно школьник, просящий разрешения заговорить.
– Да? – милосердно отзывается Кавех.
– Ты уверен, что использовать глаз Бога таким образом не… – Хайтам запинается. Кавех утешительно гладит его по колену. Подумать только, язык иногда подводит и лингвистов.
– Не богохульно? Не противозаконно? Дорогой мой, – голос Кавеха понижается до мурчания, – я знаю лишь то, что зелень тебе к лицу. А теперь, будь добр, прекрати анализировать происходящее и просто доверься мне.
Кавех выуживает из собственной шевелюры перо и дурашливо трогает им острый кончик носа. Хайтам морщится в ответ, улыбнувшись уголком рта, и уже не кажется сплошным напряжённым нервом, несмотря на явно непривычную позу – слишком открытую, слишком… вызывающую. Кавеху приходится собрать со дна все остатки своей выдержки, чтобы не наброситься на это ждущее прикосновений тело тотчас же – выласкать губами и языком, пересчитать все чувствительные местечки и упруго толкнуться внутрь, отбирая Хайтама у дурацких бумаг и квот. Вместо этого Кавех ведёт пёрышком по шее вниз – легко и плавно, почти невесомо, заставляя каждой клеточкой тела ловить эту призрачную ласку и ждать, где она появится в следующий раз. Долго кружит по плечам и ключицам, прежде чем задеть, а после и обвести сосок, и – ну надо же – заметить, что светлая кожа покрывается мурашками, а соски твердеют.
– Я ведь даже тебя не трогал, – шепчет Кавех, выдыхая на грудь с каждой гласной, и Хайтам, усвоивший наконец правила, молчит в ответ, пока Кавех нежно и легко щекочет ему пером внутреннюю сторону бедра.
– Вот так хорошо? – спрашивает Кавех, ласково поглаживая лодыжки и бёдра уже ладонями. Тело, несмотря на своё зафиксированное положение, кажется горячим и мягким, будто само льнёт под руку.
– Хорошо, – выдыхает Хайтам.
– Открой рот, – просит Кавех, и, как только Хайтам это делает, толкается двумя пальцами глубоко внутрь, чтобы затем влажными от слюны пальцами легко сжать сосок. – Хороший мальчик.
– Заткнись, – вспыхивает Хайтам, и Кавех удивлённо выгибает бровь.
– Ещё раз ляпнешь подобное – и я прекращу, – пальцы сжимают сосок сильнее, выбивая первый, тихий ещё, полузадушенный стон. – Кивни, если понял.
Хайтам кивает, закусив губу, и пальцы Кавеха спускаются по рёбрам вниз, трогают тазовые косточки, долго водят по лобку прежде чем подушечками погладить основание полутвёрдого члена.
– Здесь хорошо? – Кавех укладывает ладонь на мошонку и осторожно сжимает. Хайтам слабо дёргается, пытаясь поёрзать по простыне.
– Здесь хорошо, – он звучит почти жалобно, и Кавех больше его не мучает – обхватывает налитый ствол ладонью, несколько раз проводит рукой, чутко отслеживая отклик на свои действия – сбившееся тяжёлое дыхание вперемешку со стонами, нетерпеливые движения бёдер, норовящих толкнуться ближе к его руке, покрытая испариной кожа.
– Где ещё тебя погладить, дорогой мой, – пальцы трут головку, лаская её и размазывая смазку.
– Кавех, – Хайтам мелко дёргается снова.
– Ответь мне, – подушечка большого пальца проходится по уздечке.
– Может, ты уже войдёшь в меня наконец? – Хайтам звучит сердито, но щёки его горят так очаровательно, что Кавех с чистым сердцем прощает эту дерзость.
– Достаточно просто попросить, – рука предупреждающе замирает. Вторая едва ощутимо касается входа между разведённых ягодиц – и ничего больше.
Хайтам делает глубокий вдох и умолкает на несколько мгновений. Потом выдаёт почти ровно:
– Кавех, войди в меня.
И ещё секунду спустя:
– Пожалуйста.
– Так хорошо? – податливые горячие мышцы охотно принимают умелые пальцы Кавеха, и к первому быстро добавляется второй. Он подгибает их внутри, вжимая в чувствительную точку.
Ответом ему служит протяжный стон.
– Будем считать, что да, – Кавех склоняется ниже, поцелуями осыпает бёдра, вдыхая терпкий мускусный запах кожи, пока пальцы мерно работают внутри, сгибаются, расходятся в стороны, растягивая мышцы так, как нужно, чтобы обоим было хорошо.
– Кавех, – вымученно просит Хайтам, и Кавех теряет остатки своей и без того не слишком внушительной выдержки, не зная толком, кого он в итоге извёл сильнее – Хайтама или себя. Входит внутрь до упора одним слитным движением, придерживая за бёдра и не может уже разобрать, чей стон заполняет комнату – чужой или собственный. Больше не нужно сдерживаться – и Кавех себя не держит, кусает ключицы, вылизывает шею, порывисто толкается в измученного ожиданием Хайтама – глубоко, горячо и так жадно, так нужно – до потрескивания дендро элемента на кончиках пальцев, до зелёных искр в глазах. Не трогает истекающий смазкой член – Хайтам и не просит, ему не нужно; он кончает без рук, запрокинув голову, выгибаясь в спине до хруста, и Кавеху достаточно ещё пару раз толкнуться в тесное, судорожно сжатое тело, чтобы долгожданная разрядка накрыла с головой и его.
– Просто признай, – лениво бормочет растянувшийся сверху Кавех, – что иногда полезно передавать контроль в мои руки.
Лужица спермы, растёкшаяся между их потными животами, совсем его не волнует. Кавех подхватывает запястье Хайтама и прижимается губами к оставшимся после лозы следам на коже.
– Может быть, – дыхание Хайтама, всё ещё тяжёлое и хриплое, понемногу выравнивается. – Если только дело не касается финансов.
Кавех мстительно тычет пальцем под рёбра.
– Тебе следовало остановиться на “может быть”.
– В следующий раз так и поступлю, – Хайтам смешливо морщит нос, и Кавех не может удержаться от того, чтобы его поцеловать, довольно и разнеженно щурясь:
– Хороший мальчик.