— Чем бы ты хотел заняться?
Сяо не знает. Всё свободное время он тратит на защиту Лиюэ. У него в иной раз и сейчас звон в ушах и кровь кипит от эфемерного запаха скверны. А Венти не оборачивается. Понимает, что ответа не дождётся.
Венти — колокольчики на ветру.
Они сидят на земле рядом со статуей у дерева Веннессы, сидят и слушают ветер. А Венти собой довольный.
— А я боялся, что ты прирос к своему копью, что тебя совсем-совсем никуда не вытащишь. Но ты ведь не себя ради, а для хозяина камня стараешься. А надо для себя. Если б Чжунли не настоял, ты бы и не пошёл со мной. Тебе надо привыкнуть к людям.
Сяо на удивление невысокий и тощий, под одеждой жилы и мускулы, морщины под глазами и впалые щёки. Весь в чёрных шелках он больше напоминает тень. Измученную и отстранённую.
— Знаешь, — говорит Венти, — ты, как уголёк, того и гляди сгоришь от своей доброты.
Сяо смотрит на него, приподняв брови. Венти любит убалтывать. В этом они похожи с Мораксом, только тот говорит много и структурировано, у Венти же мысли подобны ветру, на первый взгляд беспорядочны.
На западе на землю ложится тёмно-фиолетовая густая тьма, размазывая холмы и деревья.
— Спокойная ночь, — отвечает Сяо.
Они с Венти идут в город по мёртво-лунной тропе. Сяо впервые за долгое время не вспоминает о прошлом. Если долго ни с кем не говорить, не слушать песен и сказок — жестокие мысли хозяйничают в голове, болезненно кусая и выплёскивая яд, подобно гадюке. Сяо почти всегда один.
В этот миг у него пусто в голове. В этот миг есть только ночь и Венти.
Венти сам призрачный. Его тонкая фигура, облачённая в пышную лёгкую рубашку и в стягивающий корсет, двигается плавно, точно плывёт. В Сяо же всегда чувствуется тяжесть.
Они добираются до каменного моста, и Венти останавливается, стоя у края и глядя на воду.
Сяо всё ждёт, когда тот заговорит, но Венти упорно молчит, будто не замечает пытливого взгляда. Разговоры Венти ни о чём, но Сяо почему-то хотелось их послушать. Просто так. Потому что голос у Венти красивый. Потому что его не смущает, что Сяо молчит и почти не отвечает, точно знакомы они давно-предавно.
Ему вдруг стало интересно, о чём же думает Венти? Где он хранит всю свою божественность, где прячет силу?
Он столько раз видит проявление силы Моракса, что даже в его человеческой форме чувствуется мощь, что пахнет горной пылью и расплавленным золотом. И руки у Моракса огрубевшие, с чёрными, будто в угле, разводами, что тянутся до самых плеч. Потому он и носит перчатки. У Моракса под ногами земля гремит. У Моракса голос — горные вершины, а кулаки гранит.
Моракс — синоним мощи. А Венти?..
У Венти мотылёк сидит на носу, и Венти этому радуется по-ребячески.
Сяо не понимает, почему сдерживается Моракс, почему он променял божественность на жизнь людскую. Венти Сяо тем более не понять. В Монштадте того любят и лелеют, так зачем скрываться и пускать всё на самотёк? Люди ведь хрупкие, подобно дорогому фарфору, только людей, в отличии от него, не склеить золотом, если разобьются на осколки. Истина, что Сяо усваивает слишком рано.
А Венти так ничего и не говорит.
***
— За твоё здоровье!
Пиво с кислинкой, терпкое. Венти хмурится, глотки шумные.
— Целую пинту тебе не одолеть, — Сяо облокачивается на край стола, наблюдая за ним внимательно. Венти мучается, назло выпивает всё до последней капли.
— Ах, хорошо! — Венти разваливается на стуле, глядя на Сяо чуть мутными глазами. — Послушай, что я тебе скажу. Во всём Тейвате не найти тебе пива лучше, чем здесь. Величия больше только у яблочного сидра. А вино здесь какое… Нет, конечно, каждый архонт расхваливает свою страну, но я много где был. Мне есть с чем сравнивать. Кстати, ты знал, что вино полезно для желудка? Ты вообще пробовал что-нибудь? Пиво, вино?
— Нет.
— Ну даёшь.
Венти высоко поднимает стакан и восторженно кричит:
— За новые ощущения! Ты свою порцию пить будешь?
— Нет.
— А я, пожалуй, выпью.
И Венти выпивает.
Они бездельничают с того самого дня, как пришли в город. Сяо облачился в местные светлые одежды, лёгкие, точно ветер, но взгляд у него всё такой же смурной, тяжёлый. Чтобы тёмные волосы его не нависали тенью, Венти делает ему высокий пучок, чтобы открыть лицо всё в рубцах и царапинах.
Сяо людей уже не сторонится, пусть не знает, как с ними говорить. А народ здесь говорливый. Особенно в таверне. Шестипалый Хосе поёт под ухом и просит рассказать истории из далёких стран, чтобы облагородить ими свои песни. Сайрус подхватывает, интересно ведь узнать, как там в другой стране живут люди. Сяо молчит. Говорит Венти.
Алкоголь ещё пуще развязывает ему язык, Венти прививает для пущего эффекта и смеётся.
Сяо хочется сказать, что Венти глупый, но Сяо молчит. В этом вашем Венти ни капли божественного не чувствуется, наверное, слишком много провёл он средь людей, живя, как они, мысля, как они, но не умирая. Венти вообще умирать не хочется. Сяо раньше хотел, но смотря на Венти…
Чарльз выгоняет их к утру.
Венти притворяется пьяным, ему, как любому архонту, трудно опьянеть.
— Барбара, ханжеское целомудрие тебе ни к лицу! — кричит он, влачась у собственной церкви, театрально икая, когда Барбара с Розарией подметают двор. Вернее, Работает Розария, а Барбара сторожит. — Будь веселее, ну. Я прекрасно знаю, какой разбойницей ты можешь быть.
Розария громко хмыкает. Барбара хмурится, ругает Венти, называя того дурачком и тунеядцем, и вообще напиваться в столь раннее утро отвратительно. Венти улыбается. Нашёлся здесь, светлый Лавр, сносящий безропотно людскую хулу.
Барбара не злится искренне. Она качает головой по матерински. В ней вообще много этого самого материнского, начиная от взгляда, заканчивая мягкими тёплыми руками. Венти любит Барбару. А она его, в виде глупого пьянчуги, что не являлось правдой, и в виде Барбадоса, которым он как бы являлся, и как бы нет.
— Вы с Мораксом чем-то похожи. Любите проводить время среди людей, — бросает Сяо.
Сяо смотрит на Венти тёмными глазами, и Венти кажется, что в них совсем не отражается свет. Все архонты друг на друга чем-то похожи. Может быть, одиночеством. Может быть, Венти иногда хочется плакать, и он плачет. Сяо не плачет, даже когда из глотки кровь течёт ручьём. Кровь всегда липкая и неприятная, и отмывать её от одежды сложно.
Венти лезет играть в догонялки с детьми. Сяо стоит особняком, и дети к нему не тянутся. А потом приходят родители и гонят Венти мокрыми тряпками, мол, не дело, чтобы пьяные барды плохо влияли на их детей. А Венти не пьян, он — архонт ветров. Но алкоголем от него несёт больше, чем свежестью.
— Может, люди Мондштадта покажутся тебе слишком наглыми или даже грубыми, — говорит Венти, когда они скрываются в подворотне. — Признаю, народ здесь не следит за языком, но тому есть веская причина. В стране ветров больше нет страха. Несмотря на преданность милых монахинь и моей огромной (великолепной) статуи, люди здесь вольны поступать так, как хотят. Я им не указ.
— Ты бежишь от долга.
— Вовсе нет. Старина Чжунли тоже уже не властвует, а наблюдает из тени. Должен признать, жизнь простого смертного гораздо приятнее. Разве тебе так не кажется? Тебе ведь тоже есть с чем сравнивать.
— Я чужой средь людей.
— Неспокойная душа всегда такова. Ты уж потерпи немного, скоро я тебя от своей компании избавлю, и вернёшься ты в свой родной Лиюэ, грустный и неприкаянный. В смысле, ты, а не Лиюэ. И вернётся всё на круги своя на радость созданиям постоянства. Кто-то очень хочет, чтобы в мире всё было неизменным, но ведь это против природы.
— Ты расфилософствовался.
— И то верно. Вот я глупый, да?
***
— Помнишь ту ночь?
Конечно, помнит. Сяо всегда всё помнит, даже то, что упорно хочет забыть.
Венти гладит его по голове, прижимается к груди, где плескается бедное захлёбывающееся сердце, точно мельничное колесо овитое водорослями.
Божественность Венти в его доброте.
Они идут вдоль реки. Венти цепляет пушистый камыш пальцами, и пух разлетается. От воды веет свежим холодом и гремучестью.
У Сяо каждую ночь кошмары. Воспоминания о старых битвах. Ему сейчас как никогда нужен здоровый сон, а он не может, то не заснёт, то просыпается быстро. На языке вязкий привкус крови, пьянящий и ужасающий притягательностью. Смерть его ремесло. Смерть, пот и кровь.
Когда Сяо задыхается от страха и фантомной боли, Венти гладит его по голове и напевает колыбельную.
— У тебя всегда есть моё плечо, — шепчет он. — Бескрылое и тощее, но… тёплое, надеюсь?
Сяо не плачет, даже если ком в горле грозится разорвать на куски, расплёскивая внутренности в насыщенно-алом. Лишь сжимает ладони на чужой рубашке.
— Мы все сделаны из одной материи. — Голос Венти доносится будто извне. — Все похожи… нет, не столь похожи, сколь одинаковы. Ты, я, море, солнце… забавно, не правда ли?
Венти прекрасно помнит, что в темноте просыпаются чудовища. Они спят в голове при свете дня, но стоит опуститься мраку, как отыгрываются за всё, сжимая глотку потоком воспоминаний, страхов и вины. У них длинные когтистые пальцы, что режут по животу и рёбрам.
Сяо открывает глаза и смотрит на Венти. Отпустило. Наконец-то отпустило.
— Я не смогу вылечить твою душу. Не смогу избавить от кошмаров или ужасных воспоминаний, и от чувства вины избавить не смогу. Я просто буду рядом, хорошо?
— Мне большего не нужно, — шепчет Сяо и утыкается в собственную руку, пряча взгляд и собственную слабость.
Под холодной сдержанностью пузырится признательность и что-то ещё совсем маленькое и драгоценное. Сяо вновь мнётся, сжимает губы.
— Спасибо, — бормочет он, а Венти всё слышит и улыбается.
***
Сяо неуверенно делает глоток. Горькая жидкость растекается по горлу, оставляя след сладкого послевкусия. Сяо прикрывает глаза, смакуя.
— Я же говорил, что портер прекрасен для последней встречи, — Венти довольно косится на него, запечатлевая в памяти сонную полуулыбку.
— Не говорил.
— Ну, мог бы догадаться. Портер это сладость проведённого времени вместе и… горечь расставания.
Они какое-то время молчат. Рассуждая логически — они вновь бездельничают. Если послать логику куда подальше — Сяо весело. Весёлость его сдержанная, не отдающая смехом в горле, но проявляющаяся в улыбке уголками губ.
Венти гениальный шут, душа компании или простой выпивоха, что может найти подход даже к дракону. Сяо пока не решил. Да имело ли это значение?
— И что такое свобода, Барбатос? — У Сяо голос чуть дрожит.
— Это возможность выбирать куда пойти.
— Тогда я хочу вернуться и защищать народ Лиюэ. — Ответ без промедления.
Венти смеётся колокольчиками на ветру, притворно-расстроено качает головой.
— Чего ещё ожидать от яксы. Но теперь — то твой выбор, а не кармический долг. Чувствуешь разницу?
— Да. На душе легче.
У Сяо глаза всё равно усталые, привычный сизый туман.
— В тяжёлые дни, — шепчет Венти, — просто доверься ветру, прошепчи обо всём, что тебя тревожит. Ветер донесёт мне твои слова. И помни — ты не один. Не закрывайся в себе, Сяо. Хорошо?
Вкрадчивый кивок и едва уловимый смешок. Однажды его работа его убьёт. Однажды перевёрнутый мир встанет на место, и звёзды посыпятся с неба. Однажды Сяо сделает роковую ошибку и рядом не будет никого, чтобы его спасти.
Но сейчас — на душе по-глупому легко.