— Голос.
Лёгкая, давящая боль пронзила его позвоночник и внутренности, когда Дракон прижал таз и головка его члена почти коснулась стенки толстой кишки. Толстый, растягивающий зад нещадно орган достиг самого конца, дальше некуда, дальше только внутренности, и Алтан эту абсолютную заполненность даже осознать не мог, не то что среагировать на нее. Руками, длинными, сильными, с тонкими черными волосами на них, вжимался в спинку переднего сидения сзади, и едва на коленях держался. Вадим двинулся ещё. Словно доказал, что место ещё есть. И Алтана растянуло ещё, словно резинового. Головка члена проникла глубже, вынуждая его выпустить жалкий писк, пока слюна стекала по подбородку вниз с перманентно раскрытых обкусанных губ.
Широкие, широкие ладони, с выпуклыми от напряжения венками, сжимали его юношеский зад, оставляя красные отметины, полные яйца прижимались к его шовчику, и Алтан чувствовал, что Вадик в нем полностью, без остатка, без единого сантиметра. Его тяжелое дыхание заглушалось взрывающим слух громом за дверьми тачки Дракона, его потные пальцы заставляли кожу на спинке сидения трещать. Дракона было много. Пусть его тело и не закрывало тело Алтана.
— Расслабься. - его голос - рычание, низкий рокот великодушно спокойного зверя, его глаза в зеркале заднего вида - метают холодные молнии, его челюсть сжата, и Алтан почти воет от того, как несправедливо он красив без своей тупой ухмылки. И как несправедливо жестоким он был, вынуждая Дагбаева прогибаться, как послушную собаку, выводя его на чистую ярость. Но ослушаться подобно смерти. Алтан знает, каким этот зверь может быть мягким, Алтан его поцелуи не так недавно изучал, пользуясь тем единственным шансом, выпавшим ему, Алтан его обманчиво сладкий вкус знал на задней стенке своего языка. И Алтан же чувствовал, что, если ослушается, его оставят так.
Шпилька застревает на его в дикую высунутом языке, когда удар падает на ягодицу и вынуждает чуть ли не вывернуться, дрогнуть в руках.
— Пошел… - шипит он, изгибаясь в обратную сторону не в силах сдержать дрожь тела, Дракон покидает его и шлепает тазом о бедра, раздвигая вновь, растягивая на себе. Яйца бьют почти больно, Алтан выплёвывает "нахуй" с желчью в голосе, но вынуждает себя расслабиться. И Дракон входит снова, низко застонав.
Он никогда не стесняется своих стонов, он показывает себя полностью, позволяет любоваться собой, шутит, и иногда гладит свой член прямо перед лицом Алтана, дразнясь, не позволяя ему заглотить, смотря в лицо со взглядом, словно ему почти противно позволять себе проникать в этот грязный рот. "У вас очень злой язык, золотейшество", он говорит, усмехаясь, его толстые пальцы, все в шрамах, натирают мокрую головку, блестящую от смазки, собирают подушечками предэякулят на самом кончике так, что капля остаётся целой, и прямо перед голодными глазами Алтана пихают ее ему в рот. Двумя пальцами глубоко в глотку, пока губы искусанные обхватывают его фаланги, и он чувствует, как внутренние стороны щек касаются его, когда Алтан всасывает их глубже, насаживаясь на его указательный и средний, пока они не окажутся в горле.
Он всегда берет голодно, прикрыв глаза, хотя сексом полноценным они занимались только парочку раз. Этот - третий. Вадим дразнится, каждый раз дразнится. Но не даёт Алтану часто чувствовать себя - в Алтана не помещается, и это первый раз, когда он позволяет Дагбаеву ощутить себя всего, без остатка. Иронично. Он такой повелительный, когда ведёт экстремально коротко стриженными ногтями по голой спине пацана и указательным пальцем проскальзывает ему в теплую расселину между ягодиц. Между Алтаном и основанием члена Вадика нет даже места для подушечки его пальца. Дагбаеву достаточно одного этого, лёгкой пульсации внутри себя, заполненности словно до самого живота, словно что-то глубоко засело в его нутре, что-то тяжёлое, что-то металлическое, чтобы кончить. Вадик даже не двигается.
В салоне жарко.
Вадик наглый до чёртиков, но выводит все так, что наглым здесь остаётся только Алтан.
Алтан виноват, Алтан сука.
Алтан жадный и глупый ребенок, Алтан молит его двинуться хотя бы разок, под звуком дыхания. Алтан задыхается, когда Вадим опускает ноги и садится на заднее сидение, потянув его за собой, крепко схватив за бедра. Останутся синяки, но Алтан сжимается, вынуждая Дракона громко взругнуться, потому что больно, блять, и Дракон, разозленный, в отместку вместо аккуратной помощи, дёргает Алтана жёстче, заставляет сесть на себя под его собственный же крик, и наказывает.
— Что я тебе говорил? - он цедит с сжатыми челюстями, и ладонь опускается на зад ещё раз, теперь больнее.
Алтана ведёт.
Ведёт конкретно, ведёт куда-то не туда, ведёт на небеса и обратно - в ад, Алтану больно, Алтану плохо, Алтану так хорошо, что его член испускает несколько капель спермы, а его брови ломаются, и с губ срываются жалобы. Дракон дышит тяжело, но спокойнее, чем Дагбаевская гордость может позволить - почему он один задыхается? Почему он один теряет равновесие и садится во весь свой немалый вес на его член, руки не зная куда день, одну ладонь вжимая в потное от температуры окно, а вторую опуская вниз лишь чтобы быть перехваченным тяжёлой рукой Вадима, и сжатой в безжалостной хватке, делающей больно хватке.
Алтан это и говорит.
— Больно, - шипит, все ещё привыкает к размеру в себе, и кажется Дракон занят тем же, потому что Алтан тесный.
— Так и должно быть, - рычит тот в ответ, не зло, но попутно царапая лопатки Дагбаева своими акульими клыками. И слова задевают его сердце и то хрупкое, что осталось в душе, а Вадим на эти внезапно зажмуренные глаза усмехается: - Так бывает, когда пытаешься взять больше, чем можешь. Самоуверенность никогда ни до чего хорошего не доводила, вы же знаете, правда? - Его вторая рука ложится на живот Алтана, царапает нижнюю часть, запутывается в лобковых волосах, отросших, кудрявых, жёстких, тянет их без единой капли жалости, и его голос режет ножом, тупым, ржавым, пока слова долетают до ушей, обжигая горячим дыханием.
Вадик близко, Вадик редко бывает близко, Вадик предпочитает брать Алтана чаще всего пальцами - издалека, не налегая на него, оставляя между ними пространство, чтобы иметь возможность смотреть на него бесстрастно, обозревать каждую морщинку на юном лице, контролировать его движения, руки, ноги, его дыхание, держать его целиком в цепях своего взгляда. Взгляд Дракона - горячие кирпичи на мерзлой коже, Дракон почти никогда не приближается к Алтану вплотную, не переплетает с ним пальцы, не целует его глубоко, не берет его лицом к лицу.
Дракон дерет его сзади, потягивая за отросшие черные волосы, чаще всего пальцами, потому что собственный хуй жалко, потому что Алтан узкий, словно девственница, в Алтане не находится обычно места для него, Алтана нужно растягивать и растягивать, а Вадим ленивый, когда дело касается секса. Вадим любит доставлять удовольствие, и получать его самому, и даже великодушный достаточно, чтобы позволять Алтану учиться сосать на нем, но недостаточно терпеливый, чтобы тратить свое возбуждение на попытки растянуть того. Вадим берет его двумя или тремя пальцами, проталкивает их глубоко, раздвигает на манер ножниц, и Алтана тащит по постели, потому что даже этого много. Вадим смеётся, ведь его член гораздо, гораздо больше каких-то двух пальчиков, его член толстый, с пухлыми венами, с горячей головкой, его член в Алтане разорвёт ему зад.
Так что Вадим трахает его пальцами и сзади, на плачущее лицо ему нет желания смотреть, плачущие лица он видел и раньше, они ни капли не возбуждающие. Плачущее лицо Алтана такое же, как и все остальные плачущие лица, даже если плачет он от удовольствия.
Вот ещё причина почему Дракон его трахать не хочет.
И Алтану приходится самостоятельно себя растягивать, чтобы уговорить его проникнуть. Приходится смотреть в глаза с нескрываемой ненавистью и, пока на противном лице Дракона расплывается ухмылка, и комната дрожит от его "волшебное слово?" сказанного полушепотом, цедить, наступая на свою гордость, "пожалуйста".
"Пожалуйста что?" Дракон обязательно переспросит, Алтан покраснеет до самых кончиков ушей, Алтан замахнется ударить его, Дракон его ладонь перехватит, и своей второй шлепнет в скулу, ведь больше, чем плачущих людей, Дракон не любит людей наглых. Наглость никогда не была привлекательна. И, пусть люди говорят, что им вздумается, но Вадим какой угодно, но не наглый. Нельзя быть наглым с теми, кто позволяет тебе быть наглым. Вадим знает свои границы и не переступает их, для Вадима контракт это святое, а любой нарушивший - мусор.
Для Вадима отношения с боссом - контракт. А отношения с внучком босса - "все, что не запрещено, то разрешено". Но Вадим сам - мусор. По другим причинам. И не отрицает этого, скалясь в лицо так открыто, что Алтан пылает желанием выбить ему зубы, но прогибается на его коленях и приподнимается самостоятельно, когда чувствует, как Дракон откидывается назад и, раздвинув ноги широко, бросает руки на спинки задних сидений, давая ему карт-бланш на действия. Алтана ноги не держат. Но Алтан сам этого хотел.
Вадим бросает ему "двигайся", звуча почти безразлично, это "почти" Алтан добавляет от себя и про себя, ведь видеть себя с лёгкостью заменимым на кого-то - мерзко. Алтан думает как много людей прыгали на Вадике, и сжимается сильнее, на этот раз специально.
— Так? - рычит, кусая себя за внутреннюю сторону щеки, когда слышит драконий тяжёлый выдох, достигающий голых лопаток, вынуждающий вновь упасть бедрами до самого конца на него.
— Если ты хочешь так, - доходит до него голос того, и Дагбаев чувствует на своем позвоночнике кончики пальцев Вадима, двигающихся медленно вверх. Сантиметр за сантиметром, вызывая мурашки размером со слона каждая, заставляя волосы на коже встать дыбом, глаза широко раскрыться. У него галлюцинации, ему кажется касания Дракона вызывают молнии и оставляют после себя черные точки, отметины обжига шоком. Но, конечно, только кажется, ведь настоящая боль наступает, когда Вадим ведет костяшками вверх по позвонкам, от талии до лопаток и до шеи, вплетает пальцы ему в волосы на затылке и мягко гладит. Мягко - значит опасно. Мягко - значит, скоро будет плохо. Мягко - значит через секунду, подсластив его, успокоив его ласковым движением, Дракон дернет его за волосы, вынуждая упасть на его грудь спиной и вскрикнуть, дернувшись обеими руками, чтобы убрать хватку со своих коротких локонов, прилипающих к мокрой от пота коже. Но Дракон локоны не отпустит, вместо этого сжимая кулак в его волосах. Это действует парализирующе, и вместе с этим вынуждает Алтана привстать, лишь на пару сантиметров выпустить из себя этого монстра, а затем упасть обратно и прочувствовать полностью, как стенки обхватывают головку его члена глубоко-глубоко внутри.
И он двигается.
Криво и косо, и вяло, почти не поднимается, хотя разок с чего-то решает, что может больше - на дрожащих желейных ногах, одна из которых лежала на обивке заднего сидения, чтобы было легче брать его, он поднимается наполовину длины. Так кажется - наполовину. Алтан дышит тяжело, слышит дыхание Вадима, мягкое и уравновешенное, и это злит его, это ох как злит его, это выводит его из себя, и он поднимается чуть выше, а затем опускается вновь, чувствуя как ещё больше спермы покидает канал. Ему нужно контролировать свой голос, хотя на парковке никого нет, и хлещет дождь, но не так далеко проходит церемония погребения, и, если их кто-то увидит, проблем не оберешься. Вадик "великодушный", Алтан вспоминает это, а затем Вадик разбивает все, когда бросает:
— И?
У Дагбаева с трудом хватает голоса в пересохшем горле, чтобы выплюнуть:
— Что и?...
Его алые глаза встречают яркие голубые в зеркале заднего вида, этот чёртов шрам привлекает внимание и Алтан однажды мечтает или поставить парный ему на втором глазу, или провести языком, или погладить пальцами, но ничего из этого Дракон не допустит.
— Это все? - у Вадика жестокость в голосе отсутствует, но для Алтана жёстче этого почти что некуда, Алтану смотреть на такого Вадика, невпечатленного, спокойного, пока у него самого кишки горят, больно почти физически. Он думал он взял хотя бы половину, но, если судить по взгляду, он не осилил даже самую малость. От этого обида поднимается с самого низа, и, хотя его член ещё стоит, на глазах проявляются непрошенные слезы и Алтан пытается смахнуть их незаметно.
Незаметно рядом с Вадиком никогда не бывает, у Вадика глаза на затылке, Вадик оглядывает его, словно мясо на рынке, а затем что-то в голосе меняется.
— Бедный мальчик… - произносит он полушепотом, снимая руки со спинок кресел и хватая Алтана за юношенски тонкую талию.
— Отвали, я сам, - Алтан брыкается хотя, слабо, но все равно оказывается упавшим спиной на заднем сиденье, и кажется бьёт позвонки о что-то грубое. Это чувство перекрывает чувство языков пламени там, где секунду назад были губы Дракона, сейчас хватающего его бессовестно за кисти рук и пришпиливающего их рядом с его собственной головой. Дракон нависает над ним, огромный, мускулы играют под кожей, татуировка гипнотизирует взгляд, но не больше чем голубые глаза. Глаза смотрят туда, куда не надо, и кажутся пустующими, словно мифическое подпространство.
— Не елозь, - он бормочет, второй рукой держа колено Алтана, чтобы тот не закрылся, а затем медленно проскальзывает внутрь и толкается сразу же, вырывая из горла Дагбаева вскрик. - Видишь, ты такой узкий, что я ничего не могу с тобой нормально делать. - его тон пропитан неизвестным науке ядом, а его зрачки, маленькие, пронзают Алтана насквозь, как боль пронзает таз еще раз.
Это приятная боль и чем больше Вадим набирает темп, раскачиваясь и позволяя наконец чувствовать себя в полной мере, тем сильнее Дагбаева топит, тем сильнее падают его веки и стоны накрывают салон. В нем кроме шума дождя звучит скулеж Алтана, бормотания, срывающиеся с его искрезанных зубами губ, скользкие, влажные звуки ударов кожи о кожу заполняют пространство, бедра Вадима бьются от его, и рычания его доходят до горящих красным ушей, доводя до агонии. Алтан не может сдерживаться, хватает Дракона двумя руками за шею, прижимает к себе, колени высвобождает из хватки и, сжав ногами талию его, он стонет прямо на ухо, раскрыв широко рот от удовольствия. Это больше, чем хорошо, это больше, чем приятно - это убивающе, это жар тела, это ощущение сжимающихся мускулов под пальцами. Дагбаев короткими ногтями царапает спину Вадима, пока собственное нытье не переходит в крики, и чувствует, как задница Вада, крепкая и круглая, сжимается, когда он наконец переходит в привычный для себя дикий темп. Быстрыми толчками, держась руками за спинку и сиденье, Дракон натурально рычит, втрахивая хозяйского внучка в обивку. Это и близко не входит в контракт, но его эго гладит факт, что даже такому рано повзрослевшему засранцу хорошо от его члена. Вадим не хочет думать о другой "глубине" Алтана, кроме глубины его задницы, но в голову приходят сказанные около года назад слова, выплюнутые с яростью, и Дракона размазывает от этих воспоминаний, что-то внутри него урчит и воет на них, и он не хочет задумываться, хочет отключить голову и выебать дурь из этого неблагодарного сосунка.
Для Вадима Алтан - ребенок, которого необходимо поставить на место, на месте Алтана Вадим бы выжал все возможное из этой ситуации, но нет, сосунку необходимо действовать так, как надо, сосунку необходимо быть самодостаточным и наглым, показывать всем, как он раздражён, как он бесится, как ему не нравится, что перед ним открыты все дороги. Вадим сосунка, честно, тупым считает, недоразвитым может, но что-то внутри него, то же урчащее и воющее, ноет громче, говоря, что вообще-то, Вадим сосунка прекрасно, блять, понимает, и Дракону не остаётся ничего, кроме как заглушить его голос собственным - рычанием, хриплыми стонами, громкими шлепками, чтобы Алтан кричал и забивал своими воплями все мысли в голове Вадима.
— Черт, черт, черт, черт, - Дракон близко, в Алтане слишком хорошо, и его ногти на собственных напряжённых мускулах оставляют красные отметины, а пятки бьют в копчик, - блять!-...
И хихиканье, поганое, противное, высокомерное хихиканье, подделанное лишь чтобы выбесить его, звучит сверху, ведь Дракон прижат лицом к шее Алтана. И у того есть вся возможность пальцами второй руки вплестись в светлые волосы перед собой, чтобы оттянуть их и вынудить Вадика заглянуть своими голубыми глазами, холодными настолько, что оставляют ожоги на коже, в его алые глаза, пока искусанные пухлые губы изгибаются в слабой, но издевательской ухмылке:
— Что, не нравится, что ты первым кончишь?... - его шепот подобен шлепку, и лучше бы Алтан прямо его ударил. Вадим толстокожий, ему эти удары погоды бы не сделали. Только за окном хлещет дождь, и в его руках тот, кто вызывает в нем богомерзкие эмоции, Дракон от этих эмоций отрекся годы назад, и возвращаться к ним теперь не имел никакого желания.
— Хотите, чтобы я был первым?.. - шипит он в ответ, скаля клыки. Глаза сверкают, а Алтан даже сквозь собственный протяжный вой, когда Вад задевает простату внутри, не перестает выглядеть прекрасным.
Алтан прекрасен, и Дракона это злит. Злит настолько, что, не дожидаясь ответа, он одну руку проводит под торс Дагбаева и второй хватает его за упругую задницу, отодвинув половинку ещё немного, и ускоряется, наконец вбиваясь несдержанно, без страха сломать хрупкого цветочка. Черт с цветами, Дракон никогда не был пай-мальчиком, раскладывающим собранные бутончики на столе, Дракон в детстве дрался, ломал ноги и руки, возился с кем не надо, расстраивал маму и был тем ещё подонком, и меняться не собирался, так что золотко может подавиться своими словами. Дракон бросает ему фырк, сохраняя маску невозмутимости, его член входит в Алтана словно в масло, и это все, что ему нужно, чтобы хозяйский внучок оглох от своих же криков.
Алтан глохнет, позволяя сучьему потроху крутить себя, словно тряпичную куклу, развернуть на месте, лицом вжать в стекло окна, схватив за волосы и половинку красного от ударов зада. Он ноет, но оргазм настигает быстрее, чем у него получается что-то ещё сказать, и глаза закатываются назад, встречаясь с пустотой в голове. Там темно и сыро, там мозгов нет, там черепная коробка пыльная и чистый кайф от долбящегося сзади члена, который даже не сбивается с темпа, несмотря на то, что Алтан сжимается на Вадиме, пока кончает. Сжимается так, что двигаться в нем уже не приятно, но больно, и кто угодно давно бы взрыкнул от тугости, повезло, что Дракон - не кто угодно. Он рычит только от удовольствия, впившись острыми клыками в голое плечо Дагбаева, капля пота с виска падает на кожу того, это бодрит.
Их тяжелое дыхание слышится в тишине, громкое, Алтану кажется, что и его сердцебиение слышится, и в десятках метров от них уже все гости, приехавшие на похороны, знают, чем он тут занимался с наемником из числа ранее прямо подчиняющихся покойнику. Алтану кажется, что Вадим кончил с литр спермы, потому что она наполняет ему даже там, где он думал места уже не будет, но Дракон выскальзывает из его тела, оставляя его плечо в покое вместе с ярко-алой отметиной своих клыков, и внезапно Алтан уже скучает по наполненности, когда сползает слабым телом вниз по стеклу полностью на заднее сиденье, все ещё слабо способный двигаться. Дракон ещё немного кончает, когда стоит перед ним, с одной ногой согнутой в колене на обивке. Его голый торс покрыт редкими каплями пота, его рот перманентно приоткрыт, пока он пытается выровнить дыхание, и татуировка блестит на редком свету.
Несправедливо красив.
Алтан думает, что Вадик сука и ублюдок, что Вадик не должен быть таким притягательным, потому что он мудак и Алтан его терпеть не может, но в его заднице доказательство обратного, и он не может ничего, кроме как послушно висеть на руках Дракона, стоит тому только приподнять его, чтобы усадить в сторону и стащить откуда-то спереди его выброшенные им же туда трусы.
— Потом поменяете, - Дракон принципиально держит "вы" с ним, Алтан знает это, и натягивает на себя собственное белье, так же зная, что сперма впитается в ткань. Но лучше туда, чем ждать пока она вытечет и потом вытереть. Они и так сильно опоздали. Вадим наконец успокаивает дыхание, вытаскивает салфетки из бардачка и быстро вытирает следы семени с обивки, куда Алтан кончил. - Одевайтесь быстрее, а то всю церемонию пропустите. - говорит он отвлечённо, дотягиваясь до своей красной майки.
Алтан фырчет, но тянется за разбросанной одеждой и натягивает на себя верх.
— Смотрите, кто заговорил, - бросает он с трудом, сглатывая, - не помню, чтобы ты жаловался на это, когда залез ко мне в трусы.
— Не помню, чтобы я просил вас седлать меня и опускать ваши трусы, чтобы я туда залез, - моментально отбивает Вад. В его голосе нет ворчания или издевательства, в его голосе вообще ничего нет, никаких эмоций, это его чертова сверхспособность и в этом Алтан ему чертовски завидует.
Его собственные эмоции всегда были на виду, даже если свято казалось, что это не так.
Дагбаев вдыхает прохладный воздух, капли дождя попадают в салон, когда Вадим открывает дверь машины и, высунувшись с зонтом, протягивает его так, чтобы Алтан смог выйти следом не промокнув. Алтан так и поступает, оглядываясь на пустую парковку. Дождь приятен на слух, где-то в небе в никуда бьёт молния, Алтан видит, как Дракон втягивает глубоко в себя сырой запах и его кожа покрывается мурашками от воспоминания, как этот же ровный нос втягивал его собственный запах с шеи в те по пальцам одной руки посчитанные моменты, когда он был близко достаточно.
Да, он всегда предпочитал дистанцию. Никогда не любил находиться слишком близко. Близость всегда была палкой о двух концах, и, если он позволял себе чаще вжиматься с Алтана, то тем самым позволял бы и Алтану чаще вжиматься в него в ответ. А он ничто в жизни не ненавидел так сильно, как нарушение его личного пространства. В этом он был даже чуже всех Дагбаевых, которых Алтан знал.
Дракон идеально вписывался с этот проклятый клан.
Алтан завидовал ему и в этом.
— Пора, - звучит голос Вадима где-то внутри, Алтан вздрагивает, Вад реагирует молниеносно: - Холодно?
Дагбаев сглатывает, рукой по лицу ведя, пальцами потирая опухшие глаза.
— Нет, - отвечает, плотнее натягивая жакет. - Идём.
Их шаги не слышны в грохоте молний, стук дождевых капель заглушает шорох их одежды, Дракон смотрит прямо перед собой, с лицом, пустым, словно чистый лист, нечитаемым, не безразличным, но нейтральным до раздражения. Алтан хочет залезть ему под кожу и убедиться, что он не человек, ведь ни один человек на свете не может не иметь эмоций. Алтан своими эмоциями дорожит, они делают его живым, они спасают его от становления Баатаром, кем почти стала Юма, чью улыбку он не видел уже давно. Он не лучший брат и, наверное, никогда им не был, но последнее, что он бы хотел - видеть вместо сестры след своего деда, строгого, словно чертеж сделанный лучшим архитектором, и такого же безжизненного, теперь уж точно.
Его шаги останавливаются, его тело само замирает, его руки дёргаются, а пальцы внезапно сжимаются в кулаки.
Его взгляд останавливается следом, переходя с покрытого толстым слоем дождевой воды асфальта на лицо Вадима.
— Что такое? - тот встает перед ним, моргает лениво, почти медленно, дыхание размеренное, глаза глядят в глаза без капли смущения, словно ничего никогда не было. - Вашество, если вы пропустите всю церемонию, на вас не то что косо посмотрят, про вас слухи идти будут те ещё. И уважение вы так точно не заслужите. Особенно от вашей сестры. Сильно сомневаюсь, что она оставит без внимания такой грубый поступок.
— Поцелуй меня.
— Пардон?
Их отделяет всего три шага и Алтан закрывает эту дистанцию с яростью, сжав кулаки, подходит вплотную, хватая Дракона за края его кожанки. В его алых глазах играет злость, блестит требовательность, его губы искривлены упрямо, его густые брови нахмурены, но Дракон продолжает ждать объяснений и Алтан чувствует, как лишается воздуха на секунду, перед тем как выпалить:
— Ты никогда… - в горле сушит, он давится, трещит искусственная кожа под пальцами, когда он сжимает ткань сильнее. - …не целуешь меня. Никогда. Поцелуй меня.
Дракон не отвечает порядочно долго, только смотрит прямо, с этим его непрошибаемым лицом, что в моменте Алтану хочется замахнуться и дать ему лбом в нос, пустить кровь ублюдку, как в старые добрые, чтобы вместе с кровью вытекла из вен вся его ублюдочность. Лишь через несколько минут молчания, когда Алтан собирается пожалеть о своем рождении, и покрывается алым в щеках, он бесстрастно спрашивает:
— Если поцелую, мы можем наконец пойти?
Что-то пробивает его до самого основания, Дагбаева кусает себя за щеку изнутри, но выдыхает тихое "да", опустив глаза.
И в этот момент Дракон хватает его за подбородок, и прижимается сухими губами к его влажным от языка губам. Грубо, резко, крепко стискивая пальцами нижнюю челюсть, сминает губы требовательно, оставляя Алтану только беспомощно открыть рот, чтобы пустить его язык внутрь, встречая своим языком, сплетаясь с ним, пробуя его вкус вновь и вновь. Он даже не старается перенять руль в этом соревновании, отдается на волю Дракона, лишь для вида брыкаясь, но сдается быстро, как только слышит тот же привычный слуху рокот, который раздается в глубоком горле Вадима каждый раз, когда он раздражён до предела. Пальцы Алтана поднимаются вверх быстро, хватают его за ворот куртки, и тянут вниз, чтобы целовать было удобнее, и Вад склоняет голову, свободной рукой прижимая того к себе. Рот терзает рот, оставляя укусы, жаля в губы и исследуя полость языком, вырывает тихие неровные стоны с Дагбаева, втягивают в себя буквально, и он отстраняется через время, дыша горячо, потянув ниточку слюны между ними. Она лопается от напряжения, между ними несколько сантиметров, но достаточно, чтобы Алтан своими полуприкрытыми заглянул в глаза Вадика, и на долю секунды увидел, как в них что-то трещит.
Словно линза по швам, и через них выглядывают настоящие глаза Дракона.
Полные этих эмоций.
Но как быстро Алтан замечает эти блики, так быстро они и исчезают, оставляя его наедине с дождем и отстранившимся на шаг Вадимом.
— Вперёд. - безапелляционно говорит тот, успев повернуться спиной к Дагбаеву.
И Алтан идёт следом.
***
Церемония проходит ни хуже, ни лучше, чем любая другая.
Дракон на таких был один бог знает сколько раз, и каждый раз кто-то помирает "скоропостижно" и "безвозвратно". Это очень странные слова для подобных мероприятий, но он не жалуется.
Дракон смотрит на могилу Баатара Дагбаева, и не думает ни о чем, хотя даже не прикидывается. В его голове пусто с момента, как гости разъехались и остались только они одни, и Алтан давно уже ждёт его в машине, но Вад почему-то продолжает стоять. Любопытно выходит. Год назад хозяин дал ему вполне четкое задание: привести внучка за ручку обратно в клан, желательно не по частям, и Вад точно знает, что задание он это выполнил с блеском. Но что-то внутри все продолжало и продолжало выть, словно где-то он ошибся. Будто заноза, мелкая и раздражающая, которую он никак не мог отыскать и потому не мог и вытащить - единственное задание, с которым он не справился.
Но в чем не справился и как - не понимал.
А единственный же человек, способный ответить ему на этот вопрос, лежал перед ним в двух метрах вниз в земле.
Хотя Дракон сомневается, что вообще подошёл бы к боссу с таким вопросом, у босса всегда было много дел, и мало терпения, когда дело касалось его родных. Особенно их безопасности.
Дракон моргает, и чувствует, как сердце испытывает это проклятое чувство, которое он терпеть не может, и которое отказывается называть вслух, потому что оно не делает ничего, кроме как портит жизнь. Чувствовать вообще…проблематично. Чувства вызывают смятение, а смятение это последнее, что ему нужно в его заледенелой душе, красивой, словно Байкал зимой, но застылой, будто со временем остановившимся в одном моменте. Дракон любит жизнь, но предпочитает жить отдельно от других людей, не касаясь их и не подходя к ним слишком близко.
Дракон любит яркий свет, веселье и мириады звёзд на небе, но как и к звёздам, так и к людям он предпочитает быть сторонним наблюдателем, и быть вовлечённым в что-то, кипящее этими эмоциями, не то, что ему нужно. Не то, что ему хочется.
Только то доказательство его выполненного задания, сидящее сейчас в его машине, было так же и одним большим сгустком эмоций.
Дракон бы хотел наблюдать за ним со стороны, не трогая его, просто смотреть, что выйдет из этого крохотного ростка, и пустит ли он корни в этой лишённой живой воды почве, куда был помещен волей судьбы. Дракон бы хотел, словно в театре, смотреть за артистами в бинокль, и время от времени хлопать на лучших моментах. Но рядом с Ним создаётся ощущение, будто Дракона лично вывели на сцену и теперь заставляют играть роль, которую он совершенно не знает. Дракон ненавидит чего-то не знать. Дракона раздражает необходимость подвергаться воздействию радиоактивного цветочка, как раздражает сам радиоактивный цветочек. Цветочек делает с ним что-то, чему он название знает точно, но от чего предпочел бы держаться подальше настолько, насколько это физически возможно, потому что это Парадоксальное Что-то однажды уже убило его знакомого, которого он по, видимо, глупости почему-то считал равным себе.
То же Парадоксальное Что-то сейчас убило и его босса.
— Царствие небесное, - Вадим хмыкает, зажигая вытащенную сигарету.
Пальцы толкают зажигалку обратно в карман, как только дымок поднимается с кончика сигареты, он хватает ее за фильтр и опускает на край могилы, накрывая зонтиком от дождя, чтобы сигарета раньше времени не потушилась. Дракон знал, что босс любил подымить время от времени, оставаясь наедине с собой в кабинете.
Его одежда моментально пропитывается дождевой водой, а тело покрывается гусиной кожей, и волосы опускаются под тяжестью капель. И он, возвращаясь к машине, думает не только о том, как объяснить почему вернулся без зонтика, но и том, что делать дальше.
Так что, когда он всё-таки оказывается у тачки, и изнутри погрузившись в мысли качает головой в такт музыке внучок господина Дагбаева, Вадим глубоко вдыхает.
А Алтан, когда тот садится на место водителя, внезапно вместо каменного лица видит ухмы
лку.
На половине пути в особняк звенит его телефон. Дракон опускает глаза на дисплей, на экране высвечивается фотография молодой госпожи.
Что ж.
«Король умер, да здравствует королева!»