Восходя на борт корабля, мужчина в последний раз осматривал свое величайшее творение. Столь мирная гавань, процветающая страна – все, чего он когда-либо хотел. Смертные, которые больше не нуждались в боге, простые люди, которым предстоит идти своей дорогой только вперед, оставив позади чьи-то великие руки. И сейчас их архонт мог наконец жить для себя.

Голову, полную историй и невероятных знаний, однажды посетила идея отправиться в путешествие. Без особой цели или идеи, но с чувством, что так будет правильно. Поэтому Чжун Ли, постепенно завершая свои дела, наконец подписал последний документ и столь спокойно встал из-за рабочего стола. Еще никто не знал, что завтра его не будет здесь. Как и после, как и через год. И его никто не придет провожать, потому что он не хотел прощаться, ведь обязательно еще вернется – обещание, у которого не было ни основы, ни четких рамок. Только слова мужчины, чье существование рано или поздно подойдет к своему завершению, как и подобает хорошему спектаклю.

А торговый корабль, уже рассекавший бескрайнее море, привлекал внимание говорливых чаек, которые казались чересчур бесстрашными, пока кружили у парусов.  Кожа Чжун Ли плескалась в морском ветре, что казался тяжелым, осязаемым. Всматриваясь в морскую пену, обнимавшую судно, янтарные глаза считывали ее истории, будто у каждого пузырька была своя жизнь, свой голос и внешность. Они появлялись так быстро и столь же спешно пропадали, не поспевая за кораблем. А мужчина им улыбался, будто старым друзьям. Бравые матросы уже давно не обращали внимания на эти мелочи, но Моракс, запоминая запах соленой воды, желал лишь наслаждаться всем, что давал ему этот мир.

За молчаливым диалогом с морскими красотами длинною в несколько дней мужчина и не заметил, как на горизонте уже стали светиться розовые облака Инадзумы – бесконечные и прекрасные деревья, цвет листвы которых было невозможно повторить где-либо еще. Наверное, Чжун Ли, сидя в простом заведении и ожидая незабываемых блюд на ужин, будет долго любоваться ими, запоминая всю красоту нежных цветов. А пока еще раннее утро, и даже крикливые чайки спали в самых неожиданных местах.

Спешная прогулка до портового кафе останется где-то за гранью памяти архонта, а когда ему наконец принесут еду, то от созерцания облачных деревьев все же придется оторваться, чтобы встретить что-то действительно новое. Или кого-то, ведь мужчина, подобный Мораксу, обязательно привлек бы внимание каждого смертного, а человек, которым был Чжун Ли, едва ли уступал архонту. Словно был он благословлён, просветлён настолько, что давно не горящие янтарные глаза бога до сих пор завораживали, манили самых смелых. Поэтому его совсем не удивит высокий мужчина, решившийся составить ему компанию. И он точно не против не быть одним этим вечером.

Его собеседник простой мужчина, который далек от истории, от великих свершений богов, однако только Моракс умел рассказывать так, чтобы его понимал каждый. Сверкая янтарем в глазах, Чжун Ли вдруг вспомнил своего старого друга, на которого неожиданно был похож человек перед ним. И так спокойно архонт начал рассказывать, как тот часто подшучивал над ним, как любил упрекать, но никогда не покидал его. Этот друг словно был един с природой, одаривая ее вниманием и лаской и с благодарностью принимая ее плоды. Под его нежным взглядом расцветали деревья, на которых росли самые сочные яблоки. Реки становились слаще, будто очищались от одного только вида мужчины. В его руках никогда не было оружия, потому что он не воин. Зато тепло его ладоней было самым уютным. Его кожа не знала тяжести доспех, потому что он не сражался. И оно ему не нужно было, ведь его полем боя была непокорная земля, боявшаяся в далекие времена сотрудничать с людьми.

– Значит, ваш друг был образцовым фермером? – отпив немного неизвестной мужчине жидкости из своей чашки, спросил собеседник. – Сам я живу как раз на плодах земли. С детства меня учили обращаться с ней так, чтобы она потом благодарила роскошным урожаем. Иногда даже кажется, что она говорит спасибо и лично мне, который заботится о ней и продолжает видеть в ней полезность. А я же в неоплатном долгу за весь ее тяжелый труд: испытать боль от вспахивания, принять зерна или ростки, но не отказаться от них, а позволить им стать чем-то большим, – и эти слова на миг показались Мораксу странно понятными, будто толкали его к чему-то, к мысли, которая никак не могла зародиться. – Знаете, никто сейчас не хочет этим заниматься, решая уехать в город за сложной мечтой или богатым бизнесом. Никогда бы не подумал, что человек, подобный вам, стал бы восхвалять наш труд. Надеюсь, ваш друг еще удивит вас своим мастерством.

Искусно пряча неловкое удивление, Чжун Ли лишь улыбнулся словам мужчины, откинувшись на спинку стула. Он никогда бы не подумал, что старания архонта из давно забытых историй сейчас были и в руках простых людей. Дети, которых родители учили работать на земле, были похожи на начинания старого друга. Им все интересно, они все пробуют и веселятся. Молодые, только научившиеся вести диалог с природой, напомнили Мораксу о когда-то новаторских идеях другого бога, которые облегчили бы работу в будущие годы. Юные смертные еще хотят развлечений с друзьями, как и когда-то юные бессмертные. Взрослые же люди уже как опытные архонты. Они все знали, умели, делились опытом друг с другом и жаждали лишь процветания. А старцы, посвятившие всю свою жизнь земле, подобны настоящим покровителям, которые наставляли молодых, учили их всему, что знали и могли, а после оставляли их. Как это и сделал однажды Мархосиус, как это повторил Моракс.

– Я бы послушал еще историй о вашем друге, – вдруг вырвал мужчина из мыслей Чжун Ли. – А если вы не против, то и о вас, – и за свою долгую жизнь Моракс хорошо был знаком со взглядом, которым одарил его собеседник, произнося слова. И сейчас архонт почему-то совсем не против того, что уже имело свой сценарий.

Поэтому, когда завтра утром первые неловкие лучи солнца, которые сами еще не проснулись, только появятся на горизонте, Чжун Ли оставит только холодную половину кровати в доме, в котором больше никогда не побывает. Любуясь полями, за которыми ухаживал хозяин дома, Моракс глубоко вздохнул, наслаждаясь мягким ветром и запахом цветущих дынь. Верно, он здесь для такой простой радости, для удовольствия.

Хотя жизнь Чжун Ли и имела свои временные рамки, Моракс еще не был готов проститься с ним, чтобы взять новую личность, имя, внешность. Так что простой консультант из Ли Юэ продолжит баловать себя новыми знакомствами, необычными увлечениями. За завтраком он может встретить девушку – мастерицу рыбацкого дела, которая через время пригласит его на свою скромную лодку. Они будут рыбачить целый день, пока Чжун Ли сможет лишь восхищаться чужими знаниями, ловкими руками, в которых пряталась прекрасная сила. Этой девушке Моракс тоже расскажет о Мархосиусе, о том, какая рыба водилась когда-то у границ Ли Юэ, как резвилась она, выпрыгивая из воды, словно хвасталась перед архонтом своей ловкостью и красотой. И чуть-чуть случайно мужчина подумает, что прекрасные и вольные рыбки похожи на девушку перед ним. Тогда даже самый старинный архонт никогда не подумал бы, что секс на лодке, и так качавшейся на волнах, может быть таким чувственным, сильным и захватывающим.

Вернувшись в порт к обеду, Чжун Ли бы привлек внимание двух юношей –художники, искавшие вдохновения, молившие о музе. И только поистине глупый бог отказался бы от того, чтобы благословить их красотой. Уже сидя на веранде кафе, молодые люди расскажут ему, что не рисуют людей, ведь не видят в них той эстетики, какую боготворили они. Их манила природа, зазывала сила духа, шептала перед сном им тайна сотворения мира. И, конечно же, мужчина мог поведать им о сюжетах вычеркнутых из истории событий, едва ли приукрасив, совсем не соврав.

Красота его слов была бы неподражаема, что заставила бы любого, даже далекого от искусства, захотеть написать множество картин, сочинить бескрайние поэмы, лишь бы увековечить память великолепного мужчины. На исполнение этой новой мечты у юношей уйдут годы, десятилетия, пока каждую фразу Чжун Ли они не отобразят на своих холстах, пока все его метафоры не станут частью этого мира. И Моракс будет рад быть где-то рядом с ними всю их жизнь, ведь его истории были о старых друзьях, знавших истинную ценность жизни. О богах, которых они никогда не встретят, но смогут еще не раз помолиться.

За чтением легких романов мужчина не заметит, как настанет время ужина. Он снова предпочтет отправиться в оживленные заведения, надеясь найти там новую компанию, что станет приключением. Поэтому, завидев женщину, которой принадлежало его сегодняшнее место ужина, Чжун Ли решит познакомиться с ней. На ней был необычный фартук с изображением всех-всех диковин Инадзумы, сшитый с особой любовью к родине. Конечно, окажется, что женщина своими руками сотворила его, как и однажды накопила на свой скромный ресторан и как любила она готовить. Моракс одаривал бы весь вечер ее мастерство комплиментами, не имея возможности даже посоветовать ей что-то добавить в блюда или убрать – ее навыки были совершенны, будто ей было известно, что готовила сегодня богу. А энергичная женщина смеялась так громко и ярко. Она знала, что хороша, понимала, как впечатляет других.

Владелицу ресторана едва ли заинтересовал Чжун Ли с его причудливой манерой речи, с его сверкающими глазами. Даже его одежда, которая казалась ей старомодной, также была одарена легкой усмешкой. И всей своей скукой в отношении его она только больше побуждала Моракса заставить ее дать ему шанс, о котором она не пожалеет. Поэтому, когда в зале не осталось посетителей, а дверь заведения наконец закрылась на ключ изнутри, она повела мужчину на кухню, где, усадив на простенький табурет, заставила поведать ей о рецептах Ли Юэ. Вот только не о таких, какие были популярны сейчас, совсем не о тех, что известны всем. Исторические блюда, жившие только в памяти архонта, утраченные рецепты, к котором уже невозможно было подобрать все ингредиенты. Ей нужно что-то, что заставит ее сердце трепетать. Моракс же знал намного больше, чем она просила.

Так что совсем неудивительно, что до самого утра кухня будет полна бархатным голосом Чжун Ли, запахом родных блюд Моракса и смехом увлеченной женщины, которая все же уделила минутку шуткам мужчины, его веселым коротким историям. В руках архонта, которого она использовала как подставку, была бы чудная тетрадь с рецептами, написанными ее роскошным почерком. Каждые несколько часов она бы роняла из рук поварёшку, подлетала бы к мужчине и заставляла сидеть неподвижно, пока вписывала свои идеи в рецепты, озвученные Чжун Ли. И это так веселило его, окружённого теплом печи и смехом женщины, что он сам не мог перестать смеяться вместе с ней. Когда двери ее ресторана откроются вновь, мужчины уже не будет рядом с озорной дамой, но губы его еще долго будут помнить азартное настроение этой ночи.

Чжун Ли, каждый день встречая новых людей, оставлял в их жизни свои воспоминания, молчаливо прося запомнить их и хранить. Потому что его слова правдивы и полны лишь любви к тем, о ком он рассказывал, о ком хотел помнить. Наверное, через сто лет ему потребуется завести дневник, в котором он уже для себя сохранит эти истории, потому что знал, что когда-нибудь не сможет больше верить себе так, как привык. Через эти сто лет, выучив ландшафт каждого острова Инадзумы, запечатлев рассветы и закаты множества жизней – людей, животных, растений и искусства, он обязательно покинет эту страну. Однако направится не домой, а просто дальше, где еще были те, кому он мог бы рассказать о своей жизни.

– И за эти сто лет ты так ни разу не навестил меня, – знакомый голос вдруг слился с пением чаек на причале, где туристический корабль только готовился к отплытию. – Хотя, может оно и к лучшему, – и только одна женщина могла так спокойно разговаривать с ним.

Сверкая сережками на своих лисьих ушах, Яэ вальяжно ступала ближе к мужчине, который последние пятьдесят лет не представлялся именем «Чжун Ли». Он все тот же – высокий, статный, полный загадки, но эта жрица видела всегда больше, даже если от нее прятались сами архонты.

– Ну как, получилось убежать от того, что осталось в Ли Юэ? – они стояли плечом к плечу и любовались портовым городком, где была самая лучшая лапша во всем Тейвате.

– Было похоже, будто я от чего-то бежал? – Моракс даже не смотрел на собеседницу, но четко ощущал, как ее пленительные глаза глядели на него, ища ответы в его лице, его осанке. – Разве я могу бежать от страны, которую сам же и сотворил? – и ему не нравилось, что Яэ уже считала все, что ей нужно.

– Знаешь, на моей памяти ты не первый, кто покидал свое творение, потому что не знал, что делать с эмоциями, – а в ее голосе не было и намека на шутку. – И боюсь, что тебя могут ожидать большие проблемы, если ты будешь продолжать искать замену тому, с чем не смог совладать, – хотя шумные волны бились о причал, плескались словно перед штормом, ее слова казались намного громче.

Моракс уверен, что она права, но не в его случае. У него не могло быть проблем, если он не бежал. Это обычное путешествие, приключение, которое затянулось, но требует продолжения. Потому что он все еще недостаточно насладился вкусной едой, красивыми видами, интересными людьми и хорошим сексом. Это не станет проблемой, ведь все, что происходило в его жизни, всегда в его же власти. Руки, на которых остались мазки множества битв, сами выбирали то, чего хотели, что могли удержать. Не будет проблем, если он берет только то, что ему дают – предлагает лишь то, что просят. Мико права, ведь уже видела, как для кого-то это стало проблемой. Однако же в равной степени и не права. У него не могло быть проблем.

– Надеюсь, в Сумеру ты все же одумаешься, – конечно, она знала, куда Моракс держал путь, а потому смотрела на него необычно грустными глазами. И маленькая птичка, словно посланная электро архонткой для утешения Яэ, бесшумно присела на открытое плечо женщины, привлекая внимание и мужчины. – Они такие нежные, невинные, – Мико аккуратно поднесла руку к пташке, ощущая мирное тепло крошечного существа. – И столько же хрупкие. Никогда не знают, переживут ли зиму, выдержат ли одиночество. Или смогу ли они, пожертвовав своими крыльями ради свободы, остаться счастливыми, – Яэ, казалось, говорила в пустоту, потому что архонт едва понимал смысл ее слов. Она знала, что он ее даже не станет пытаться понять, забудет этот разговор, как только взойдет на борт корабля. И все же она уважала себя сильнее, чем хотела бы раскрыть ему смысл сказанного.

И в этот раз Мико была права в отношении архонта, потому что весь путь до Сумеру он думал лишь о том, как встретит его страна мудрости, а не о птицах или эмоциях. Он снова представится именем «Чжун Ли», потому что с этим человеком там никто не знаком. Еще раз скажет, что простой консультант из Ли Юэ, хотя даже не знал, как живет его страна сейчас. Кому-то посчастливится увидеть в его сверкающих на солнце янтарных глазах искру, а кого-то коснутся его теплые руки. Он узнает в Сумеру что-то новое, но также и поделится своими знаниями с простыми людьми. Однако он уже знал, что страну мудрости, в отличие от принадлежавшей вечности, будут ждать совершенно другие истории, другие личности из жизни Моракса, потому что он двигался дальше – по витым тропинкам лесов Сумеру, по закоулкам своей памяти.

– А эти певицы так похожи на моих старых подруг, – сидя в знаменитой портовой таверне в компании людей разных профессий, увлечений и желаний, Чжун Ли вдруг ощутил, как прелестные голоса женщин, чувственно певших этим вечером, приманили воспоминания о времени, которое уже не вернуть. – Можно сказать, что были они разных сословий и выполняли непохожую работу. Разные голоса и противоположные мысли.

И вдруг девы со сцены начали исполнять когда-то популярную, но давно забытую песню, которую сейчас можно найти только в памяти анемо архонта. И Мораксу даже показалось, словно они так решили подстроиться под его рассказ, четко угадав настроение истории. Поэтому Чжун Ли мог лишь продолжить вести слушателей дальше вглубь своей памяти.

– Однако все же они нашли то, что заставило их души слиться, хотя даже и не пытались искать изначально. Верно, дамы и господа, музыка! Представьте, как озорной колокольчик звенит каждый раз, когда они спорят, как страдает он, потому что грустно ему видеть искры раздора между теми, кому суждено творить и петь вместе. Колокол плакал и плакал, молил их о примирении, а они продолжали стоять по разные стороны сцены своих жизней. Конечно, вам могло показаться, что колокольчик был виной всему, и вы будете правы. Поэтому, когда его трепетный звон из их жизней однажды испарился, будто грозовая туча с неба, девушки, озаренные солнцем, на мгновение позволили себе отразить свои души через музыку сердец. Это стало началом их общей истории. Музыка, которую они сочинят, которую исполнят, будет самой эмоциональный, самой нежной, словно цветение мирских цветов, рождение жизни.

И только хотел он рассказать, что случилось после, как певицы, завершив свое выступление, тут же привлекли внимание посетителей, прося их аплодировать, дарить комплименты. И Моракс, сверкая янтарными глазами, молчаливо благодарил их за то, что они напомнили о тех, кто был ему дорог. До сих пор у него не было сожалений, что он не успел, не смог предотвратить смерть Гуй Чжун. Он не мог позволить себе взять груз вины еще и за нее, надеясь, точно молясь ей в редкие ночи, чтобы она не злилась на его эгоизм. Вместо этого архонт благодарил ее. За ее идеи и творения, которые не раз спасали Ли Юэ, за мысли и улыбку, которые он бережно хранили в своем сердце. За ее музыку, звучавшую глубоко в памяти. За то, что она была в его жизни, протянула ему руку и вывела под лучистое солнце. Настоящая богиня, однажды взглянувшая на одного дурака.

– Скажите, – сидя прямо напротив мужчины, вдруг заговорил хрупкий на вид юноша. Из-за стола Чжун Ли давно разбежались все его слушатели, возвращаясь из его рассказов в свои жизни, поэтому он так спокойно погрузился в давно увядшие времена, не заметив одного храбреца, оставшегося перед ним. – Могли бы вы еще немного рассказать о них? – а Моракс уже улыбался юноше, только гадая, встретят ли они конец его историй этой ночью или будут заняты чем-то другим.

Вот только загадки, которые люди оставляли ему под небом, всегда имели один ответ. Вечером они звучали будто приглашение на светские развлечения. Множество ненужных слов, дерзких взглядов и пошлых заигрываний. Это привлекало внимание архонта, забавляло и заставляло желать того, что ему предлагали. В ночи же жила тайна. У них мог быть секс, могли быть только поцелуи. Только бессонные ночи, полные диалогов или других развлечений. Долгие прогулки под луной или рискованные приключения. А мог быть и невинный сон в нежных объятиях кого-то, кому так сильно не хватало чужого тепла.

На утро было можно все: от чувственных оргазмов до ленивого завтрака, от нежностей на подушках до скорых прощаний. Потому что боги еще спали и не могли видеть того, чем занимались люди. Потому что один бог уже не спал и желал видеть то, как встречали свои дни люди. Конечно, днем их поджидали дела по работе или учебе, встречи с друзьями или мирные обеды дома, поэтому времени на Чжун Ли у людей не так много: они могли кокетливо подмигнуть ему между книжных стеллажей, специально случайно коснуться его спины или ягодиц на прощание прямо перед входом в кафе. И этого было достаточно, потому что Моракс любил внимание, плескаясь в нем, будто горящее солнце в бескрайнем море. Он один такой яркий, далекий для смертных, поэтому так незаметно люди погружались в иллюзию близости с ним, пока он просто обожал, когда на него смотрели, когда слушали. Лишь бы только хотели. И его точно на всех хватит, ведь это блаженная рутина для бога вроде него.

А пока Чжун Ли продолжал пробовать новое. Однажды его вечерняя компаньонка пригласила на танцы – знаменитое представление Сумеру, которое невозможно забыть. Танцы, которые рассказывали историю, словно спектакль. Музыка становилась декорациями и приглашала зрителей в сюжет, а главная танцовщица – актриса, играющая все роли в постановке, –телом вела зрителей в тайные комнаты выступления. Звон множества украшений сливался с мелодиями, ткани одежды кружились в вальсе со струящимися волосами девы, украшенными цветами. От ее взгляда и улыбок до плавных движений пальцев рук и сбившегося дыхания – Моракс видел все, что она рассказывала. И только мог желать узнать больше, чем способно было дать представление.

Поэтому этой ночью, впитав всем телом запах вечерних цветов и благовоний, он будет напевать главную мелодию постановки, без устали звучащую в ушах, потому что заняла она чересчур много пространства в его голове. Он будет неловко пританцовывать, смеясь с компаньонкой, которая была в таком же состоянии после представления. У нее певчий голос, но она слишком весела, чтобы звучать как певица, поэтому у них могла выйти только неаккуратная мелодия. Кривая и бессмысленная, с перерывами на смех и в конце сбившаяся из-за неумелых танцев, но самая искренняя, потому что наполнена она чувствами. А их танцы… Пожалуй, только истинный ценитель мог бы восхититься ими. И этим ценителем будет дом компаньонки Чжун Ли, где они станут еще более веселыми, развязными, но прекрасными в своем представлении перед одеялами и подушками.

Пройдет много лет после этой сказочной ночи, и он, утративший имя «Чжун Ли», наконец решится взять уроки танцев у местной труппы. Танцовщицы из воспоминаний уже не будет с ними, но мужчину все же встретят звенящие украшения и воздушные одежды нового главного актера на старинной сцене. Юноша, тело которого было словно сотворено богами – гибкое, мягкое и незабываемое. Горящие глаза, отражавшие самую чувственную часть Сумеру, смотрели бы на Моракса с интересом. Его без единого шрама руки тянулись бы к величественному телу с особым трепетом, какой бывает только у увлеченных людей.

Став его партнером по танцам, мужчина только и мог любоваться яркими веснушками юноши, часто ошибаясь в движениях, ведь весь образ человека перед ним был завораживающим. Танцор бы ругался, потому что глубоко верен своему делу, снова и снова заставлял бы Моракса повторять простые повороты телом, раз в первые их встречи считывал его увлечение столь же искренним, каким было и его.

– Я бы уже давно выпроводил вас за столь частые ошибки, – однажды, сидя под лунным небом после своего выступления, сказал ему юноша. – Вот только вы выглядите так, будто для чего-то стараетесь. Я заметил, как вы смотрите на меня, однако это не желание или страсть. Вы ведь видите во мне кого-то другого, не так ли?

И на самом деле Моракс не знал, что ответить ему. Он не знал никого, кто был бы похож на этого танцора. Не понимал, как так вышло, что его тянуло к грации чужого тела, которое навсегда останется недоступным архонту. В его памяти словно был пробел, который он не замечал, пока не встретил юношу. И Мораксу никто не напомнит, не подскажет, о чем же он забыл.

Действительно, в его походной сумке уже долгое время лежало несколько дневников, полных воспоминаний мужчины. Каждая дорогая ему мелочь, каждая длинная история, из которой можно извлечь множество уроков, были отражены на хрупких листах бумаги. Однако даже это не утешало Моракса, ведь ему не раз задавали вопросы, толкавшие к чему-то, что покинуло его, словно вольная птица, долго мечтавшая о свободе. В каждой истории, хоть раз озвученной им, бесконечное раз перечитанной с листов дневника, всегда не хватало куска, как бы он не искал. Не было имени, не хватало образа. На янтарных полках его памяти уже давно не существовало больше, чем было в дневниках. И это его вина, что он забыл. И не у кого даже просить прощения.

– Ты не можешь найти то, что потерял, потому что ищешь не там, – архонт, даже не заметив, как небо окрасилось сонной дымкой, вдруг услышал чей-то мягкий голос. – Возвращайся домой. Там тебя и встретит твой ответ.

Она могла прийти к нему лично намного раньше, могла вызвать его к себе уже давно, но в конце выбрала встретить его во сне. Нахида, качаясь на элементальных качелях, смотрела прямо в глаза другому архонту, будто только так он понял бы ее слова. Ее фигура полна уверенности и легкости, потому что она не шутила, не играла со словами. И она не собиралась давать ему еще больше подсказок, ведь сказала даже больше, чем изначально собиралась.

– Не думал, что сама дендро архонтка явится гнать меня из своей страны, – зато Моракс едва ли желал соответствовать ее настроению, потому ему здесь хорошо, ему весело. Так зачем же покидать столь чудесную страну? Рано еще, очень рано.

Спустившись с качели, Нахида подошла ближе к мужчине, не прерывая зрительного контакта. Она не хотела говорить что-то еще, хотя и знала больше него. Ее губы несколько раз кривились в попытке удержать слова, ведь она не обязана указывать на очевидные вещи другому архонту. Зато она дала ему несколько дней, чтобы он покинул Сумеру. Не ее дело, если Моракс не вернется в Ли Юэ, не ее забота, если он снова забудет что-то важное. Ей просто было грустно видеть, как увядал так стремительно кто-то, с кем многие не готовы были проститься. И, наверное, она сама была среди этих неготовых, хотя едва ли знала гео архонта.

А вот Моракс был готов – не утратить себя еще больше, не забыть события, сотворившие его тем, кем он был, конечно же. Он готов снова ощутить на своей коже ласковую тяжесть морского воздуха, пока паром бы рассекал необъятное море. Готов снова впервые поведать уроженцам чужой страны истории Ли Юэ. Еще раз насладиться неподдельными эмоциями людей, их вниманием, обожанием. В очередной раз сыграть свою любимую роль в спектакле его путешествий. И только лишь бесконечные водопады Фонтейна едва ли ожидали его, скромно шумя в своей величественной грации.

Архонт не мог знать, устал ли «Чжун Ли» от его желаний, идей или действий, ведь эта личность прожила уже несколько пьес, не раз встретив занавес своей жизни. Возможно, этот мужчина, если бы только имел шанс, умолял бы Моракса оставить его в покое, кричал бы от бессилия. В нем уже давно стало слишком много человечного, отделявшего его от любого другого образа архонта. И даже при этом казалось, что он оставался игрушкой для всевозможных развлечений. Каждый раз одинаковые встречи, похожие события, зеркальные сценарии. Снова и снова, пока Моракс не соизволит разрешить ему отдохнуть.

Однако гео архонт никогда не стал бы пренебрегать своими творениями, содержавшими частичку его души. Он бережно заботился о них, хотя этого никто не мог видеть – не позволено. Глубоко любил то, что родилось в его руках, и об этом знали немногие. Поэтому «Чжун Ли», как результат бесконечных попыток и усердий, сумма множества идей и знаний, собрание исключительно прекрасного и возвышенного, всегда рядом с Мораксом. Не как старинная игрушка, а как личность, достойная уважения. А значит, как только паром наконец остановится в порту Фонтейна, Чжун Ли с искренней улыбкой ступит на землю.

Очаровываясь красотой Фонтейна, мужчина сам не осознавал, как не переставал улыбаться. По разным сторонам улочек красовались изящные десерты в витринах, беседовавшие с чудной выпечкой. Где-то рядом пели уличные музыканты, разливая теплую атмосферу по улицам, пахнущим розами. Светские дамы шептались о предстоящих спектаклях, а кто-то энергично обсуждал последние новости, держа в руках газету. Механический шум шестеренок жандарматонов резвился и плясал тихо-тихо, чтобы не мешать мирным жителям, но лишь чуть-чуть пугая тех, кто решился бы на преступление. И этого было достаточно, чтобы Моракс перестал думать о своей пропаже, присаживаясь за столик в вычурном кафе в ожидании своего кофе и небесного вкуса десерта.

Еще слишком рано, чтобы его заметили, рано для новых знакомств, поэтому Чжун Ли наслаждался мирной тишиной, облаченной в пышное платье спокойствия. Возможно, шорох этого платья должен был отвлечь его, приманить внимание и позволить привыкнуть к жизни этой страны. Вероятно, только его божественному взгляду было бы доступно рассмотреть силуэт тишины, касавшейся его рук, груди и самого сознания. И словно могла эта дама шептать ему, что не стоит думать о лишнем, не стоит забиться о кусочках воспоминаний, утраченных в бесконечном удовольствии. Лучше забыть о пропаже, ведь главное настоящее, где нежные и столь воздушные блинчики дарили чувство восторга, будущее, где знакомый сценарий всегда имел свойство измениться, стать отличным от предыдущих.

Поэтому будто по велению мудрой реки, блестевшей на закате, Чжун Ли снова окажется в компании приворожённых к нему людей. Разноцветные их глаза смотрели бы прямо ему в душу, словно в поисках чего-то, что оправдало бы их внезапный интерес к нему. Их руки – в кружевных перчатках или с дорогими кольцами – совсем чуть-чуть дрожали бы от его статного вида и властного голоса. Кто-то из них даже задумался бы, а не сами ли боги послали им Чжун Ли этим вечером, полным запаха романтичных цветов, круживших у фонтанов.

– Ах, господин, какая интересная у вас одежда! – воскликнула одна дама в ярком платье, увитом кружевами. – Неужели в Ли Юэ такие опытные портные?

И хотел бы мужчина сказать, что сейчас на родине новые идеи, совершенно другие фасоны, и что кто-то особенный когда-то сшил ему этот костюм, как в голове снова была пустота. Кто-то особенный? И кто же это был? А как давно? Хотя где-то в дальнем углу воспоминаний он видел чьи-то руки – красивые с тонкими пальцами; образ человека оставался лишь тенью. Кажется, эти руки держали какую-то ленту с изображениями чисел и какими-то чертами. И она лежала так естественно, будто ее владелец был мастером своего дела, вот только на фоне слышались голоса, полные шуток. «Не мучай Властелина», – говорил один из них. «Несомненно, дизайн будет великолепным, но господину же еще сражаться», – а это был кто-то другой. Руки лишь крепче сжимали ленту, пока их хозяин заверял, что сотворит одежду не для битвы, но для победы. Однако больше в голове Моракса не было силуэтов или теней, не было окрасок голосов, словно он видел слова, читал их, но не слышал.

И стоило мужчине свернуть за еще один угол своей памяти, как все воспоминания об этих личностях окрасились болью. Шутливые голоса вдруг сменились криками, которые невозможно было забыть. Красивые руки, так нежно державшие когда-то ленты, были скованы напряжением битвы, из которой никто не выбрался живым. Где-то вдали был слышен хруст адского огня, где-то сама земля содрогалась от ударов. И только на мгновение показалось, как страшный алый пожар еще совсем недавно был мягким и милым на ощупь, будто ласковая мышка терлась мордочкой о руку. Пахло кровью и нескончаемым кошмаром. Наверное, они давно погибли. Почему-то это архонт помнил лучше, чем мирные диалоги. Ярче ощущал холод элементальной воды, чем тепло чужого смеха. Четче слышал болезненные стоны, чем радостные приветствия.

– Когда-то мой друг шил для меня, – однако Чжун Ли не мог позволить себе остаться в грустных воспоминаниях. – И, однажды назвав этот костюм шедевром своей жизни, он больше не прикасался к тканям и ниткам, – наверное, он врал, наверное, это было грубо. И, возможно, только так было правильно.

Толпа людей с легкой грустью ахнула, не успев подумать о будущей поездке в Ли Юэ за новой одеждой именно от «друга» Чжун Ли. Ему самому стало грустно и вдруг тяжело. Наверное, ему стоит подумать об этих воспоминаниях больше. А может оно того и не стоило больше.

«Друг» был не один – не один и умер. Он точно был верным и мудрым, как и кто-то еще. Чжун Ли снова кажется – весь вечер только и кажется, что Моракс не имел права забывать об этих павших воинах. Если не помнил их образов, то должен был заставить собственную кожу хранить чужое тепло. Не удержал в памяти голоса, так приказал бы своим губам повторять их имена. Не сохранил радость чьих-то глаз, но молись огням, похожим на восторженные взгляды. И пока не вернешь все, что потерял, даже не думай присоединяться к ним.

Однако Моракс был бы рад вообще не думать. Хотя бы сегодня ночью, как и вчера, как и лунный цикл назад. Поэтому, приняв приглашение на ужин от юного певца, которому только предстояло прославиться в Фонтейне, мужчина снова ступил на людской уровень мыслей. И это не было плохо, ведь здесь вкуснейшая еда, какую подавали с грацией, здесь чарующая музыка, послушать которую возжелал бы сам Барбатос. Здесь простые истории, о которых не подозревал ни один архонт. Веселые шутки, способные рассмешить даже тех, кто не умел смеяться. И только здесь было чистое наслаждение, недоступное богам.

Открывая первую идеально чистую страничку нового дневника, Чжун Ли думал, что сможет еще раз вернуться в прошлое. Он ожидал увидеть там чьи-то забавы и игры. Там могли быть яркие глаза и сложные узоры на одеждах. В прошлом могло быть все, о чем он больше не помнил. Голова его снова опустела, будто мужчина наткнулся на бесконечный лес из гор, где невозможно не заблудиться без ориентира. Вот только Моракс не мог потеряться в горах, хотя частенько плутал в лесах. Наверное, будь его память подобна спящему морю, он был без труда выловил все воспоминаниях, будто опытный рыбак. Однако снова он оставался ни с чем – еще раз искал удовольствия. И опять, и через ночь, а потом и вовсе дважды в день.

Пока однажды его не окружила скука. В один момент Чжун Ли стал отказывать в компании всем: молодым с горящим взглядом, взрослым с уверенными осанками. Словно если он откажется от того, что занимало его так долго, сознание, блаженно нежившееся среди любовных подушек, наконец вернет утраченное. Хотя этого никто не обещал, и сам Моракс едва ли думал, что у него получится.

– Вам с таким лицом бы дома сидеть, а не здесь, – так просто обратился к нему поздним вечером бармен в никому неизвестном заведении.

Наверное, потому об этом месте и не знали, ведь мужчина за барной стойкой казался грубым, совсем не умеющим общаться с посетителями. Он даже не смотрел на Чжун Ли, стоя к нему спиной и протирая бутылки с алкоголем, которые даже при ужасном освещении казались кристально чистыми.

– Если вы боитесь, что я отпугиваю потенциальных посетителей, то не стоит, вы и сами отлично справляетесь с этой работой, – и Моракс просто решил подыграть ему. Вероятно, у обоих жизни едва ли стоили того, чтобы притворяться кем-то другим перед тем, чье лицо даже не видно.

Такой неаккуратно фразы хватило, чтобы бармен звучно усмехнулся и засуетился среди стаканов и кружек. Неожиданно мягкий звон стекол и нежный шепот жидкостей тут же окрасил темное заведение светом. Словно руки этого мужчины освещали все помещение, пока создавали коктейли.

Это действие заставило уже Чжун Ли усмехнуться, потому что он ничего не заказывал с момента, как сел на краю барной стойки. Потому что в этот вечер он прятался под собственной кожей, а не только в тени тусклых ламп, которые давно стоило заменить. И все же не в его интересах отказываться от чужой щедрости, чем бы не была она вызвана. А щедрость и правда была, когда бармен поставил перед ним невысокий стакан, полностью заполненный грациозно переливающейся жидкостью. Конечно, за счет заведения, как добавил он тут же столь непринужденно, словно делал так всегда.

Однако, как позже выяснит Чжу Ли, он это сделал впервые. Будто вид чем-то отягощенного мужчины заставил его потянуться к дорогим напиткам, а те уже приказали рукам его сотворить что-то прекрасное.

– А вы мастер своего дела, – потому что этому мужчине удалось удивить Моракса, восхитить его тем, как коктейль мягко скользил по горлу, как не сжигал, а только мягко грел грудь изнутри. – Полагаю, вы и владелец этого места?

– Нет, – буквально отрезал мужчина одним голосом, будто так и желал сообщить, что не искал никакого диалога. – Я работаю здесь с… другом. Мы партнеры, – однако первое впечатление не всегда соответствовало реальности. – Вместе открыли заведение, потому что он умел готовить, а я любил хороший алкоголь. А сейчас он путешествует; ищет новые вкусы, – и неожиданно уверенная речь мужчины вдруг обратилась тоской, глупо знакомой Мораксу.

– И как давно это было?

– Двадцать лет назад, – и бармен снова отвернулся, возвращаясь к идеально чистым бутылкам и стаканам.

 Наверное потому, что оба знали, почему друг этого мужчины до сих пор не вернулся, а бармен едва ли хотел продолжать говорить об этом. Словно он просто поддался влиянию момента и рассказал то, о чем молчал столько лет, не имея и малейшего понятия, как справиться с этим. Но и Чжун Ли не помог бы ему, не смог бы подбодрить или утешить – никто из них не нуждался в этом разговоре. Да и Моракс как раз был тем, кто «путешествовал», растягивая недолгую поездку до неприличия.

И сейчас архонту вдруг стало интересно, а считались ли двадцать лет людских ожиданий как двадцать лет у бессмертных? Или все же как двести лет? А может быть и все две тысячи? Или время исчислялось не годами, а робкими днями или месяцами? Наверное, это просто было тем, что Моракс никогда не сможет испытать на себе, будучи существом, неподвластному времени.

А пока секунды молчания в баре обращались минутами, ласковый напиток наконец превратился в блестящие капли на дне стакана, согрев только тело мужчины и совсем чуть-чуть окрасив его щеки в розовый. Будто само тепло поцеловало его. Будто на прощание.

Поэтому Чжун Ли совсем не удивился, когда нашел себя на готовящемся к отбытию пароме. В этой бесконечной погоне за неуловим божественным прошлым, которое он потратил на человеческое наслаждение, мужчина должен был давно догадаться, что всему этому пора прекратиться. Наверное, он устал быть человеком. А может просто до него наконец дошли чьи-то молитвы о возвращении домой. И действительно, смог бы Моракс через условный год понять, почему о нем молятся? Знать, где был его дом? Ведь уже сейчас, купаясь в привычном морском воздухе, мужчина не знал, гордился ли он веками, вылепленными исключительно удовольствием. Или об этой ли свободе мечтал Моракс, создавая «Чжун Ли»?

Казалось забавным, что его никто не пришел провожать в этот раз. Словно великий древний дракон не счел его достаточным для своих мыслей о его жизни. Наверное, он был занят, а может еще не пришло время явиться перед Мораксом. И только в дальнем углу мыслей Чжун Ли было предположение, что тот самый месье Нёвиллет не смог бы сказать ему что-то важное, ведь сам был также далек от эмоций. И уж точно никогда не совершал столь глупых деяний, какими украсил свою историю гео архонт.

Путь до Ли Юэ выдался до безумия долгим. Чжун Ли имел возможность еще раз насладиться красотами пустыни Сумеру, полной загадок и боли. Место, хранившее в себе чуть ли не больше, чем память Моракса, только пугало, крича об ошибках и нескольких правильных решениях. Мужчина так и не прогулялся по бесконечным пескам, не видел вблизи чудеса пирамид и редких оазисов, не встречал опасных существ. На секунду ему даже показалось, что он никогда бы не встретили их, потому что кто-то обязательно справился бы с ними раньше, чем они заметили бы Чжун Ли. Это был бы тот, о ком сейчас не помнил Моракс. Несомненно тот, кто умел сражаться и побеждать даже богов.

Вскоре за бортом снова бы запели леса Сумеру. Плаксивые из-за дождей, но нежные из-за заботы людей. Там росло столько невероятных цветов, какие точно полюбились бы дорогой Гуй Чжун. Она бы пела им, держа в руках цитру. Ее руки бы ласково перебирали струны, обращая природную тишину в мелодию мягкости и красоты. И Моракс почти уверен, что за ее выступлением наблюдали бы многие: путешественники, лесные дозорные, ученые из Академии и неуловимые аранары. Даже жаль, что этого никогда не случится, поэтому Чжун Ли снова молитвенно благодарил архонтку хотя бы то, что он знал ее когда-то. Он бы обязательно познакомил Гуй Чжун и с этим лесом, и со всей природой Тейвата.

Засыпая на качавшемся на волнах пароме, мужчина бы задумался о снах, какие снились жителям Сумеру. Страна, оставшаяся на долгие века без самого прекрасного, сейчас действительно купалась в мягких снах. Теплая розовая дымка, в которой прятались искусство и фантазия, будто дети, игравшие в прятки. Озорные звезды, рассказывавшие истории в несуществующих созвездиях. И таинственная мелодия, какую не сотворить в реальности, звучала бы только под ласковым небом снов. Наверное, такие сновидения самые чистые и прекрасные. И на робкое мгновение перед тем, как уснуть, Мораксу вдруг покажется, что он знал кого-то, кому бы понравились эти сны. И этот кто-то, возможно, даже бы улыбнулся мысли, что где-то в мире еще существовала настоящая магия снов.

А вот весь следующий день мужчина проведет за любованием Ли Юэ. Как только на горизонте стали сверкать знакомые золотые деревья, трепетно танцевавшие на ветру, как только великие горы, сотворенные руками Моракса, засияли под горячим солнцем, он ощутил самым сердцем, что вернулся домой. До гавани подать рукой, и Моракс всеми силами удерживал себя от того, чтобы сорваться в воду и самостоятельно доплыть, лишь бы быстрее коснуться родной земли. Его грудь переполнял восторг, безусловная любовь.

Ведь только в Ли Юэ игривые зяблики скакали по крышам торговых домов в ритме оперных выступлений. Только в этой стране огни сияли торжественно, словно ждали заблудших путников. В месте, которое создали многие боги, душа расслаблялась, сливаясь с нежностью ласкового ветра, какой гулял по бесконечным горным выступам и на цветочных полях. Место, однажды ставшее домом для Моракса, приютило столько жизней, окружив их теплом и заботой, что мужчина едва ли не принялся мысленно просить прощения у своего творения, что оставил его так просто и столь надолго.

Он еще сотни раз пройдется по всем тропинкам: старым, утраченным в веках, и новым, о которых мужчине только предстояло узнать. Множество песен споет в тишине робким глазурным лилиям с любовью. Сплетет бесконечное количество венков из чарующих стеклянных колокольчиков, усилив их незабываемый запах. И обещая самому себе, что соберет лишь один нежный букет из трепетных цветов цинсинь, Чжун Ли даже не понимал, почему так робко в сознании произносил название цветка. И только боялся себя спрашивать, кому же он вручит этот трогательный букет. Наверное, Моракс обязательно вспомнит, когда коснётся бархатных белоснежных лепестков, похожих на чью-то трогательную душу.

И точно по этой причине он, шумно выдыхая в пустоту, больше не мог ждать, когда же наконец со спешного судного станут слышны знакомая речь гавани или приятные и такие заманчивые запахи родных блюд. И такое обычное знание, что для моряков он неприметный пассажир: они даже не смотрели, не пытались запомнить его; для простых путешественников он такой же впечатленный любитель Ли Юэ, отсутствие которого никто бы не заметил, ведь далекие дорогие камни в порту намного больше пленяли взгляд. Конечно, было ли дело на корабле хоть кому-то дело до одного мужчины, который чуть-чуть старше самой гавани?

Так что, скрывшись в тени толпы, освещенной молодой, только взошедшей луной, и за множественными коробками и сундуками, Чжун Ли, не смея скрывать восторг от родных гор перед собой, незаметно для всех в этом мире обратился маленькой змейкой, что тут же упала за борт судна. И не тонуть, а ловко проплыть к земле, даже не оставив после себя морской пены. Так спешно и аккуратно он плыл, прячась в водорослях ради шутки, пару раз вынырнув из воды, желая насладиться родным воздухом.

А стоило этой юркой змейке оказаться на земле, она тут же стала обращаться чем-то бо́льшим, отращивая когтистые лапы, под которыми мирная трава расступалась, а земля проминалась. И даже пока тело продолжало расти, Моракс не желал медлить, словно сейчас каждая секунда стоила ему жизни. Он кинулся на ближайшую гору, точно оставив после себя заметные следы, которые однажды скроют только дожди. Под звон острых когтей, врезавшихся в стойкие скалы, он, оборачиваясь вокруг гор, словно обнимая их, поднимался выше. Его едва ли можно заметить, потому что он ужасно быстрый, невозможно услышать, ведь шум только что прибывшего парома звучал громче, сменяясь восторженными вздохами людей. И это так веселило архонта, который в очередной раз прятался среди людей – но в этот раз только чтобы занять лучшее место для созерцания Ли Юэ. И быть там не просто первым, а единственным.

И вся эта спешка, похожая на погоню, не могла не стать оправданной. Ведь в момент, когда огромный змей оказался на вершине скалы, Моракс снова принял человеческий облик, ощущая, как горели его янтарные глаза. Потому что перед ним снова его величайшее творение, которое хранило тепло людских сердец и запах роскошных благовоний. Это место, трепетно взращенное руками архонта, помнившее его как дорогого друга. А задачей Моракса было помнить его в ответ. И только с этим он смог справиться.

Он знал, что и гавань, и он сам должны были измениться за прошедшие столетия. И это было так заметно, когда свет со всех уголков торговых улочек стал ярче, когда пёстрых вывесок и разноцветных украшений было намного больше, чем только мог представить Чжун Ли. Редкие деревья преобразились до величественных размеров, сверкая под лунными лучами и вслушиваясь в детали деловых разговоров в городе. Их мягкая листва будто случайно под легкими порывами ветра разлеталась по дорогам, падая у ног жителей или на их открытые столы. Когда-то незаметные цветочные клумбы сейчас казались подобны маленьким оазисам, к которых хотелось прикоснуться, узнать их поближе и стать хорошими друзьями. И, наверное, только не самые лучшие архитектурные решения юного Моракса остались неизменными, будто люди, желая сохранить частичку архонта в гавани, не стали ничего менять. Пусть будет так всегда, ведь эти кривые переулки и неудобные лестницы давно стали достоянием Ли Юэ. А для кого-то они были целой историей.

 Хотя с гавани едва доносился приятный звон моры и шепот деловых разговоров, наиболее четко Моракс мог слышать, как за его спиной вдруг запел ветер, зашелестели чьи-то крылья, как топот копыт мягко скрашивал великие скалы. На мгновение могло показаться, как кто-то принес с собой аромат теплой еды, оставшейся остывать в Заоблачном Пределе. Мерещилось, словно запах масла и металла тянулся робкой лентой от кого-то, потому что чьи-то ловкие руки мастерили что-то великое. И едва ли можно было поймать признаки чей-то битвы, окончившейся мгновение назад.

Адепты, кто совсем не вдруг стоял за его спиной, склонили головы в торжественном приветствии. Верно, их Властелин вернулся. Сейчас он, не моргая, изучал прошедшие столетия, окрасившие его творения в людское тепло. Он, который только понял, как скучал по Ли Юэ, предвкушал смертные чудеса, поджидающие его столь смиренно, слишком уверенно. И снова он, стараясь слушать только голос гавани, не обращал внимания, как билось его сердце громко от восторга. Моракс вернулся – он наконец-то дома.

А стоило мужчине в своем любимом одеянии обернуться, чтобы посмотреть на верных товарищей, как совсем другая улыбка украсила его лицо. Вот великие рога Владыки Лун, что гордо склонил голову перед Властелином. Его поклон был подобен настоящей луне, сиявшей в ночи у края океана, ведь только в этом природном прикосновении возможно было отразить его покорность, его радость. А рядом гордый Творец Гор, заставивший каждое свое перышко блестеть от уважения к архонту, как когда-то при их первой встрече, как от счастья снова увидеть своего господина. И так привычно, но чуть-чуть забавно совсем непохожа на него была Хранительница Облаков. Конечно, восторг от возвращения этого мужчины не скрыть за белоснежным оперением, не спрятать за остротой ее ума. Но все же был ее поклон наполнен некоторым отчуждением. Словно длинная шея цапли так и причитала, мол, не прошло и тысячи лет ее ожиданий. Словно наконец-то соизволил Моракс предстать перед Ли Юэ вновь. А рядом с ней…

Чей-то глаз бога, сиявший нежной бирюзой. Чей-то кинжал на груди, украшенный ритуальными кистями. Бесконечные ленты на руках, на бедрах, и почему-то Моракс знал, что их столько же много и на спине. Старинная курильница и маска. Конечно, чертова маска, какие носили только великие воины.

А рядом с ней стоял Сяо. Адепт, защитник, победитель, якша. Тот, кто сейчас казался самым незабываем, был тем, о ком забыл архонт. Он был пробелом в памяти, который невозможно было найти ни на янтарных полочках стеллажей воспоминаний, ни в нефритовых шкафах и точно не в золотых сундуках. И даже если полностью уничтожить эту библиотеку памяти, сровнять с землей и обратить каменные формы в пыль, а книги и свитки в пепел, Чжун Ли бы не нашел его.

Однако Мораксу нужно начать диалог, а не застревать в воспоминаниях. Поэтому он так просто приветствует адептов, совершенно обыденно, будто не видели они его всего лишь день, шутит и спрашивает о состоянии бессмертных.

А значит, теперь перед адептами новая задача. Бессмертные существа, кропотливо собиравшие каждую новость, любое маленькое событие и незначительные истории, должны передать их своему господину. Это их обязанность, их божественный долг. И сейчас Моракс уважал право слова адептов.

Верный Творец Гор, поняв, что Властелин все столь же легок, тут же принялся самым первым рассказывать о чем-то своем. Вот только вместо радостных глаз адепта Моракс вдруг понял, что видит ныне разрушенную кухню, где много времени проводил с Мархосиусом. Это было невероятно светлое помещение, где пахло травами и приправами, где был слышен теплый смех мужчины, сопровождаемый звоном посуды.

– Тот мальчик, которого ты недавно привел, – архонт снова мог слышать приятный голос друга, пока тот перебирал свежесобранные травы. – Он ничего не ест и не рассказывает почему. Смотрит на еду голодными глазами, но отворачивается от нее. Знаешь, иногда даже уходит, как умеет только он. Пуф – пропал, – Моракс лишь пожимал плечами, но внимательно слушал Мархосиуса. – Кажется, кто-то постарался на славу. Поэтому я хочу помочь ему, показать, что ему можно есть. Маленькими шажками, через множество проб, но мы с ним обязательно справимся с этим. Потому что еда – одно из самых невероятных средств общения и образования связей. Она помогает лучше понять себя и других. А вкусная еда еще дарит радость, какую сложно найти в наше время.

– Ты говоришь мне об этом, потому что хочешь, чтобы я ел с вами?

– Я говорю это тебе, чтобы ты пошел и наловил рыбы. Мне для супа надо.

И с того момента архонт очага принялся чрезмерно баловать всех людей Ли Юэ своей готовкой. Тогда самые простые лепешки вдруг начали играть новыми вкусами, хлеба были полны счастья. Легкие супы приносили удачу тем, кто пробовал их, а ласковые салаты дарили ощущение силы. Потому что Мархосиус хотел быть ближе к людям. Потому что хотел помочь всем.

В конце так и окажется, что архонт очага не оставил никого, кому не подарил бы частичку своей души. И хотя Моракса не будет рядом, чтобы видеть все его чудеса, Мархосиус много раз с особым восторгом рассказывал ему, как тот самый ужасно худой якша все же решился попробовать скромный бульон, над рецептом которого месяцами он кружился. Тогда Властелину оставалось уже только в будущем наслаждаться видом скромно улыбающегося юноши за общими трапезами. Любоваться адептом, который больше не боялся, ведь нашел то, что делало его счастливым.

К моменту, когда яркая картина из воспоминаний мужчины окончилась, Творец Гор только завершал свой рассказ. Кажется, он говорил в спешке и немного нервничал, ведь желал поведать обо всем, что видел и чем жил последние столетия. Едва ли слыша голос его, Чжун Ли украдкой изучал Сяо, все также смиренно стоявшего, ожидающего своей очереди. Архонт впервые заметил, какими мягкими на вид казались щеки якши, какой живой цвет его лица. Он видел, как прекрасно тонкая одежда юноши обнимала его тело, давно позабывшее голод. Идеальная форма воина, отточенная бесконечными битвами. Человеческое обличие, которому завидовали и тысячи лет назад, и сейчас. И совсем чуть-чуть мягкости на сверкающих мышцах, как признак робкой любви якши к сладкому. Тот, кто когда-то носил имя Мархосиуса, наверное, счастлив, имея возможность видеть, как его труды не прошли даром.

Следом за темнокрылым адептом заговорил Владыка Лун. От его рогов было так сложно оторвать взгляд, ведь они всегда рассказывали больше, чем мог позволить себе божественный олень. Однако перед глазами архонта вдруг снова засияло солнце из воспоминаний. И совсем неожиданно для Моракса, так чувственно сияло совсем не солнце, а огонь.

Праздничный костер, вокруг которого собрались адепты и архонты, празднуя окончание затяжной битвы. Совсем рядом слышался заразительный смех Босациуса, который шутливо бегал от Меногиаса. Последний так долго трудился над рубашкой для великих четырех рук товарища, а тот нелепо отказался от нее. Вся собранность статного якши тут же пропала, а наружу вырвался сильный воин, желавший одержать еще одну победу – одеть маршала хотя бы этим вечером. Беззаботный смех со всех сторон туманил сознание Моракса, заставляя и того от души смеяться.

Чуть позже юные и опьяненные вином Творец Гор и Владыка Лун вдруг начали спор о том, нужна ли вообще адептам одежда. Приводили только глупые и вульгарные аргументы, приукрашивая веселье архонтов. Тогда одному только Мархосиусу удалось найти в себе силы и остановить их, иначе всем бессмертных грозила смерть от смеха.

А после…

А после дорогая Гуй Чжун вдруг что-то прошептала Пин, спешно рисуя магией очертания гуциня перед собой. И треск костра больше не был слышен, отступая, потому что знал, как прекрасна музыка, созидаемая архонткой пыли и Владыкой Песен и Скитаний. Однако исполняли они не для пения, не для красоты момента. Они творили тогда для танцев. Бонанас, уронив свою чашу с вином, так резво схватила Индариас за руку, приглашая на танец – бойкий, энергичный, чувственный. Тогда даже Гань Юй, проникшись странной магией, ласкавшей ее щеки и плечи, присоединилась к якшам. Сначала неловко и робко она двигалась, но стоило Пин заиграть любимую мелодию девы, как та больше не знала скованности.

Так, сменяя одну быструю песню другой, дорогая Гуй Чжун и Владыка Песен и Скитаний даже сами начали пританцовывать, ведь и костер, и адепты с якшами зазывали в танец самого Моракса. Отшучиваясь, он лишь подливал себе вина и наслаждался счастьем момента. Когда все, что его окружало, было чистым и самым родным. Поэтому в ту ночь гео архонта не уличили ни в одном покачивании в ритм музыке. Хотя и следили совсем недолго, ведь кое-кто привлек общее внимание.

Разгоряченный Босациус, завидев Сяо, что прятался на дальних ветках деревьев, вдруг со скоростью молнии переместил его прямо в центр поля. Смятение или стеснение должны были окрасить лицо скромного юноши, однако едва ли кому-то удалось разглядеть его эмоции, когда великолепный маршал уже приглашал своего генерала на танец.

И так необычно было видеть, как быстро у Сяо получилось двигаться в ритм песен Гуй Чжун и Пин, как грациозны были его движения. Тело, казавшее острым как копье и грозным словно ураган, вдруг оказалось нежным, будто мягкость цветочных лепестков, хранивших утреннюю росу. Он двигался так естественно, будто кувшинка покачивалась на воде, представая перед миром во всей своей красе. И хотя музыка была энергичной, его движения идеально следовали за каждой нотой. Пленяя взгляды, якша играл с огнем, будто разыгрывал пьесу, какую можно было исполнить лишь танцем.

Все же даже не эта часть ночи стала самой дорогой для Моракса. Спустя многие месяцы дорогая Гуй Чжун торжественно пригласила адептов на новый праздничный вечер. Тогда не было важного события для торжества, однако архонтка настаивала на новой веселой ночи. Тогда никто еще не знал, что она вместе с Пин снова будет исполнять новые мелодии. И даже нельзя было предзаказать, насколько необычной будет их музыка. Потому что это была первая и последняя ночь, когда девы исполняли исключительно для кого-то другого.

Ночь, ставшая единственным разом, когда Сяо надел маску не для битвы, а чтобы отпустить свое тело во власть музыке архонтки пыли и Владыке Песен и Скитаний. Он так волшебно кружился, уверенно ступая и сопровождая каждое движение руками. Грация тела возвышала его, превращая в птицу невероятной красоты, парящую над костром. Разноцветные языки пламени следовали за ним словно вьющиеся ленты, окрашивая его бледную кожу своими теплыми цветами.

Однако отчет Владыки Лун завершился неожиданно быстро, не давая Властелину досмотреть воспоминание. Наверное, так даже правильно, ведь он должен быть в настоящем, а не в далеких временах, которые уже не повторить. Ведь какой бы костер Моракс сейчас не разжег, тот не будет столь же теплым уже никогда.

А стоило уверенной Хранительнице Облаков начать свою часть рассказа, как Моракс больше не мог оторвать незаметный взгляд от Сяо. Мужчина задумался, как он мог позволить себе забыть о нем? О якше, сделавшем для Властелина, для Ли Юэ намного больше других адептов. О воине, судьбу которого архонт хотел бы изменить. О том, кому для счастья так мало всегда нужно было.

И все же ответ был на поверхности, словно несмешная шутка, застрявшая в сознании. Сколько был раз люди не спрашивали Чжун Ли, а было ли что-то еще в его историях, он специально врал:

«Нет, это все».

«Нет, больше никого там не было».

«Да, согласен, звучит так, будто чего-то не хватает, но вы же не думаете, что эти события произошли на самом деле?»

«Как я могу врать?»

«Я ведь простой рассказчик. Ничуть не больше, нисколько не меньше».

И так из раза в раз Моракс намеренно молчал о Сяо. Потому что он не знал, как правильно о нем говорить. Как лучше донести его историю, чтобы люди поняли его. И можно ли было ему вообще упоминать этого адепта? А сможет ли он остановиться, если и правда начнет говорить о нем? Ведь именно этот якша – живой, целостный и до невозможного верный – чересчур давно стал для своего господина кем-то особенным. Наверное, даже слишком важным, чтобы в перерывы между сексом и едой не упоминать о нем перед теми, чьих имен даже не пытался он запомнить.

Так что однажды Чжун Ли больше не мог даже подумать о том, чтобы рассказать о последнем якше. Чуть позже незаметно для Моракса стал опускать важные детали историй. А после не мог вспомнить Сяо. И совсем не потому, что кто-то стер блеск золотых глаз из памяти, украл тихий смех адепта. Ведь кроме «Чжун Ли» у Властелина были и другие личности, которым совсем необязательно было знать имя этого адепта. Если архонт решил не передавать свои знания «другим», то они и не пытались найти недостающих фрагментов. Да и самому «Чжун Ли» однажды также стало неважно помнить о Защитнике Ли Юэ.

– Будто адепты не защищают мою страну? Будто люди не способны защитить себя сами? Чушь! Любой, кто принадлежит Ли Юэ, является его защитником, – произнося эти слова перед всеми своими личностями, Моракс был похож на огромного золотого змея в каменной библиотеке памяти, который всем своим великим телом закрывал намеки, упоминания о Сяо.

И от такого грозного Властелина людские личности спешно уходили, получив необходимый минимум характеристик, эмоций и историй. Бежали, будто стоит им только взглянуть на запрещенные для них янтарные полочки памяти, так Моракс кинется на них, уничтожив. А смерть от лап архонта страшная, поистине ужасная.

Тем временем и Хранительница Облаков закончила свой рассказ. Моракс уже знал, что попросит каждого из адептов еще раз озвучить все снова, только в более приятной обстановке. Он разделит между ними разные области жизни Ли Юэ, заклиная самого себя, что внимательно выслушает об имениях в экономике, боевых искусствах и культуре. О состоянии почвы и развитии кулинарии. Об их мыслях и новых знакомствах с людьми, которые что-то ценное создали для Ли Юэ.

– Сяо, – его имя показалось таким приятным, что Чжун Ли понимал, как часто теперь он будет произносить его. – Теперь твоя очередь.

Вот только юноша продолжал молчать. Словно все, что он мог рассказать, не имело особо значения. А может, он не хотел говорить при всех. Вероятно, часть его отчета не была интересна даже ему самому. Так стоило ли вообще открывать рот перед Властелином?

Моракс только и мог гадать, был ли Сяо вообще рад видеть его. Или он злился, что архонт вернулся? Ему грустно? А было ли ему хоть какое-то дело до мужчины сейчас? Однако ничто в его виде не давало ответов. Не прикрытые глаза, не неприлично благородно склоненная голова. И даже не руки, в которых не было и намека на силу в эту минуту. Только чертов поклон перед кем-то, кто должен был быть его господином.

И все же не ему судить адепта, который уж точно все это время не притворялся, что Моракса не существует. И единственное, что оставалось архонту, – отпустить тех, кто рассказал все, что мог. Конечно, с указаниями на будущие встречи. Обязательно с ожиданием идеально составленных отчетов и их мыслей, собранных в грамотные предложения. Чжун Ли не мог не испытать грусть, когда божественные птицы прощально поклонились ему и спешно взлетели, возвращаясь в свои обители; когда грациозный олень, стукнув копытом по земле, подпрыгнул и по несуществующей тропинке воздуха ускакал за товарищами. Ведь где-то у них были незавершенные дела, прерванные возвращением Властелина.

Так, оставшись наедине с Сяо, мужчина не переставал смотреть на него. Их встреча этой молодой ночью не вернула все воспоминания, какие архонт запрятал в неизвестные места памяти. Поэтому он словно впервые видел его вживую, замечая, как якша дышал ровно, как он молчаливо моргал, и как двигались его золотые глаза. Оттенок, так идеально похожий на цвет моры, на сияние кор ляписа и неописуемо нежное солнце. Наверное, одна лишь схожесть его глаз с горячей звездой когда-то согревала его в зимние грозы.

Однако каким бы далеким не был якша в памяти архонта, сейчас он точно стоял прямо перед ним. Не иллюзия или игра воображения. Не помутнение рассудка и уж точно не чье-то проклятие. Живой и столь же верный, как и в последнюю их встречу.

– Если у тебя нет дел, то составь мне компанию этой ночью, Сяо, – стараясь прозвучать как можно более легко, Чжун Ли протянул руку адепту, прося того поднять голову.

На мгновение могло показаться, что адепт хотел отказаться, не сумев скрыть излом губ. И все же Сяо кивнул, расправляя плечи. По-прежнему молчав, он долго смотрел на протянутую руку господина, будто искал что-то в кожаной перчатке, в скромном кусочке золотой кожи архонта.

Спустившись со скалы, бессмертные, освещенные луной, видели перед собой лишь одну тропу для прогулки – море. Для якши, которому подвластна сила ветра, совсем не составит труда ступать по воздушным потокам над водной гладью. И это точно не проблема для Моракса, который с морского дна мог протянуть великие колонны, по которым можно ступать без опаски.

На самом деле Чжун Ли, заставляя шагать себя глупо неспешно, понимал, что не смог бы рассказать сейчас адепту какие-либо события из своей людской жизни. Ему вдруг стало стыдно, что все, что он знал последние столетия, все, чем жил так долго, было одно лишь наслаждение. Не было тяжелых, мучительных минут. Он никогда не оставался без денег или крыши над головой. Его не коснулся голод или холод.

И так неловко ему, когда Сяо, сорвавшийся с очередной битвы, теперь спокойно шел рядом с ним. Поэтому Властелин так глупо звал его по имени, спрашивая очевидные вещи. О том, было ли ему до сих пор комфортно в Ваншу, также ли нежно он любил сладости. Продолжалась ли его битва, не испортилось ли копье. Конечно, неловко шутя, Моракс вспомнил, как якша когда-то украл Нефритовый Коршун, оставив своего тогда только будущего господина без оружия. Чжун Ли столько раз видел, как адепт смущался этого воспоминания, что никогда не мог перестать поддразнивать его этой историей. Вот только в этот раз его лицо оставалось настолько безэмоциональным, словно он был глубоко внутри себя. Мягко ступая по воде, кротко кивая в ответ. Он до сих пор хранил молчание.

– Есть ли что-то, что ты хочешь мне сказать? – и мужчине сейчас даже не важно, что это будет. Хоть слово или два, но Моракс хотел его услышать.

Незаметно вздрогнув от резкого порыва холодного ветра на море, Сяо остановился. Кончики его обуви были погружены в воду, но его это совсем не волновало. Изумрудные волосы грубо развивал ветер, заставляя предстать перед Властелином не в самом красивом виде. Ленты и ткани его одежды шумно развивались, нервируя раздражающим звуком. И конечно же нередкие в это время крутые волны уже не раз успели накинуться  на беззащитные ноги, оставив после себя липкое и неприятное ощущение. Однако только вид адепта, кусающего свои губы, волновал Моракса.

– Я…, – и Властелин не был больше уверен, что находится в реальности, услышав голос якши. – Прошу прощения, мне не позволено спрашивать подобное, – совсем не мягкий, но до дрожи чарующий, спокойный и необычно тихий голос, который заставил для архонта все внешние звуки стихнуть.

– Тогда позволь себе.

И Сяо снова прикусил губу, но так сильно, словно завершал какую-то внутреннюю битву.

– В течение этих лет вы были счастливы? – и впервые за ночь якша поднял голову и широко раскрыл глаза, ища чужой взгляд.

Хотел бы Чжун Ли усмехнуться и сказать, что был счастлив. Ведь с ним столько всего невероятно и волшебного случилось. Как можно быть несчастным, когда вокруг все было в радость? Когда он наслаждался, восхищался и смеялся. Моракс умел многое, но уж точно не быть в иллюзии собственного счастья.

Вот только в действительности мужчина не мог сказать этого. Каждая клеточка его тела кричала, что не позволит ему произнести такую очевидную ложь. Потому что удовольствие не являлось счастьем. Вкусная еда, от которой хотелось восторженно стонать, не дарила счастье. Прелестная природа, с которой Чжун Ли действительно смог найти общий язык, не стала счастьем. Добрые люди, какими бы понимающими, заботливыми и яркими они не были, никогда не отвечали за чужое счастье. И страстный, до невозможного горячий секс, который со временем утратил хоть какую-то красоту, никогда не был счастьем.

– Нет.

– Тогда, если позволите еще раз, – будто господин стал бы запрещать сейчас что-то Сяо. – Сможете ли вы теперь найти свое счастье, но здесь?