Рождественские традиции

Сова недовольно постучала крючковатым клювом в замерзшее стекло, отвлекая Чан Гэна от работы. Контрольные работы написаны, семестр закончился, но многие преподаватели все еще не сдали отчетную документацию, и Чан Гэн, к сожалению, был в их числе. Учитывая, что в этом году вся эта кипа бумаг об успеваемости студентов и учебный план на следующий семестр должны будут улететь в министерство, профессорам предстояла серьезная работа. Чан Гэн умел справляться с бумажной работой, но его часто отвлекали — с тех пор, как Гу Юнь вышел в отставку, он переехал в Хогвартс, устроившись здесь на правах члена семьи профессора заклинаний Чан Гэна. Самого мужчину близкое присутствие маршала только успокаивало — он мог наблюдать за этим прекрасным мужчиной и знать, что он в безопасности и довольстве. 

Птица снова постучала в окно. Чан Гэн вздохнул и взмахом волшебной палочки заставил перо дописывать текст за него. Он впустил посланницу погреться и передал ей благодарность кусочком мяса. Письмо пришло от его друзей. Цао Чунхуа уже вовсю стряпал рождественские угощения и жаловался на цену на индеек в супермаркетах в маггловских районах, а Гэ Чэн изобрел новую вещицу, которую планировал представить в министерстве. У обоих было все хорошо, и они звали Чан Гэна вместе с его красивым и талантливым мужем в гости. Это уже стало их маленькой традицией: собираться в поместье за большим столом и праздновать — даже не Рождество, а долгожданное воссоединение. Его муж, его друзья, наставница Чэнь, генерал Шэнь, соратники и портреты — все они встречались на Рождество, чтобы убедиться, что все они целы, живы и здоровы, обменяться новостями и пожелать благополучия в новом году. 

На рабочем столе, затерявшись среди бесчисленных учебников и свитков пергамента с учебными планами, лежало еще одно письмо — из Фаунтинского аббатства от очаровательного монаха, которого его любимый маршал ненавидел всей душой. С иеродиаконом, в прошлом носившего имя Ляо Жань, у самого Чан Гэна сложились доверительные отношения. Когда еще юный волшебник, страдавший от проклятия, наложенного на него мстительной тетей, искал исцеления, монах пригласил его в путешествие, где искренне старался помочь побороть недуг силой веры. В какой-то момент Чан Гэн и правда думал о постриге, только мысли о разгневанном Гу Юне, занимавшем его сердце с ранних лет, не позволили удалиться в монастырь. 

Старый друг приглашал его посетить аббатство после Рождества. Он не сказал этого, но между строк читалось его беспокойная просьба: "Не приводи с собой нетерпимого мужа". Гу Юнь хватался за палочку всякий раз, когда видел Ляо Жаня. Это уже почти стало традицией. 

Зачарованное перо наконец упало на стол рядом с исписанным пергаментом. Наконец-то документы были оформлены, и Чан Гэн мог попрощаться с работой до самого января, когда студенты вернутся с каникул и начнется новый семестр. Мужчина быстро собрал пакет бумаг, связал бечевкой пергаменты и нагрузил ими не ожидавшую подвоха почтовую сову, пригревшуюся у камина. 

— Доставь это директору, — не без усталости попросил волшебник обиженную птицу и подсунул кусочек мяса. Сова стащила угощение и неохотно вылетела из окна с новым свертком. Судя по направлению, в самом деле направилась в директорскую башню. А Чан Гэн поспешил в дуэльный зал. 

В последнее время здесь стало слишком много людей — студенты, оставшиеся на каникулах в школе, некоторые из преподавателей и парочка домовиков безотрывно следили за изящным обменом ударами и всполохами искр заклинаний. Красивый, сильный и изящный мужчина с моноклем выглядел болезненным, но умело теснил оппонента на дуэльной полосе. Шэнь И отступал под его напором, все больше уходя в защиту и не успевая контратаковать. Когда Чан Гэн появился в поле зрения дуэлянтов, Гу Юнь еще немного покрасовался и наконец обезоружил измотанного противника экспелиармусом. 

— Мог бы и не применять тот прием с хлыстом, — закатил глаза Шэнь И, подходя к Гу Юню и отбирая назад свою палочку. 

— Как бы тогда я узнал, как скрипят твои старые кости? — ответил ему колдун, за что получил тычок под ребра. 

С возвращением Шэнь И в Хогвартс всем стало легче. В замке всегда не хватало рук, да и кому-то все же требовалось тащить страдающих трудоголиков в больничное крыло, а также напоминать Гу Юню о его обязанностях и проводить с ним дуэли ("рассеивать скуку", как это называл чопорный маршал). Впрочем, отлынивающий волшебник отправлял старого друга в больничное крыло при каждом удобном случае. Заметив, какое влияние барышня Чэнь оказывает на этого простака, пройдоха Гу Юнь не мог удержаться от поддразниваний. Сам он мог бессовестно нежиться в объятиях Чан Гэна и плести чушь о прекрасном сливовом вине, которое он обязательно выпьет на свадебных гуляниях. 

Чан Гэн проскользнул к мужчине раньше, чем очарованные семикурсницы, и, подхватив под руку, мягко подтолкнул его к выходу.

— Мой муж, как всегда, великолепен, как в бою, так и в словесных поединках, — сказал он с улыбкой, краем глаза замечая, как одна из девушек, явно впечатленная навыками и красотой его мужа, вернулась на свое место. — Ты снова издевался над Шэнь И?

— Всего лишь напомнил ему, что часики тикают, а он не молодеет, — хитрый взгляд Гу Юня сверкал ехидством сквозь стекло монокля. Он был явно доволен собой. — Ужин еще не скоро. Ты закончил с работой? 

— Да. Хочешь прогуляться? 

— Нет, я хочу получить свой приз победителя. Профессор, вы не отблагодарите меня за умелую демонстрацию заклинаний? — раззадоренный поединком, Гу Юнь поддразнивал теперь Чан Гэна. Мужчина взглянул на него из-под полуопущенных ресниц. Бессовестный рот Гу Юня мог нести бесстыдную чушь сколько угодно, если его не заткнуть. И Чан Гэн знал несколько действенных способов.

Они выбрались из зала, где уже схлестнулась новая пара дуэлянтов. В рождественские праздники и летние каникулы, когда Хогвартс пустовал, здесь происходили самые интересные события, и почти все колдуны и ведьмы с портретов и глубин замка собирались, чтобы испытать свои навыки и просто поболтать. Это место становилось уютным и людным, совсем не подходящим для флирта со своим любимым мужем. 

Там, где собирались люди, всегда было теплее: камины горели жарче, смех лился рекой, а встречи и воспоминания согревали душу, помогая пережить зимние холода. После тяжелой болезни и нескольких почти смертельных ран конечности Гу Юня оставались ледяными. Заботливый супруг окутывал его согревающими заклинаниями и собственным теплом, но стоило ему отвернуться, как Гу Юнь вновь выпутывался из них, старательно цепляясь за возможность видеть и слышать даже на трескучем морозе. Чан Гэн мягко поймал его руку в свою, растирая кожу и надавливая на акупунктурные точки.

— В этом году я не смогу наполнить твои носки боевыми трофеями, — усмехнулся маршал, и в его голосе проскользнула грустная нота, словно он, измученный военными походами и суровой жизнью на границе, скучал по тому безумию и кошмару, которые ему пришлось пережить. Чан Гэн внимательно заглянул в темные глаза мужчины, но нашел там лишь сожаление. Волшебник крепче сжал ладонь маршала. 

— Я гораздо больше рад тому, что ты рядом со мной, — серьезно сказал он. — Никакие подарки не заменят то, что ты жив, и мир, который мы получили с таким трудом. 

— А как же традиция? — приподнял уголки губ маршал. — Я прекрасно помню, как ты до самого совершеннолетия бежал к камину проверять носки, надеясь на подарок от Санты. 

— И ты всегда подкладывал мне конверты из "Сладкого королевства", — улыбка на устах Чан Гэна отражала изгиб губ его спутника. — Сейчас я знаю, что ты просто отдавал мне конфеты, которые дарили тебе, но даже тогда я бы предпочел разделить их с тобой. 

— Ты же знаешь, я не люблю сладости, — цокнул Гу Юнь и тут же по-лисьи ухмыльнулся. — Кроме тебя, разумеется. 

Чан Гэн на мгновение прикрыл глаза, чтобы его смущение не было столь явным.

За окном усиливалась метель, залепляя стекла снегом. Синоптики обещали на завтра ясное утро, и разнорабочие уже представляли, сколько наледи им предстоит растопить и растворить, а пока снег закрывал собой тот небольшой свет, который проскальзывал в коридоры, погружая внутренние залы во тьму. Замок, отвечая на потребности своих обитателей, зажег канделябры, и мягкий свет свечей разливался перед каждым шагом пары.

— Пришли письма от моих друзей из школы Линшу, — пространно заметил Чан Гэн, мягко ведя мужа по холодным и пустым коридорам — почти все дети разъехались по своим домам, встречая Рождество со своими семьями. Семья Чан Гэна же всегда оставалась с ним рядом, в Хогвартсе, и ему было безразлично, где встречать христианский праздник — рядом с Гу Юнем каждый день становился праздником. 

— В самом деле? — Гу Юань, кажется оживился. Он наслаждался бездельем на пенсии, но явно скучал по решительным действиям, к которым ему пришлось привыкнуть в молодости. — Какие новости от Гэ Чэна? Старина Шэнь И не умолкает с тех самых пор, как тот подарил ему механическую сову. 

— У него все хорошо, — быстро ответил Чан Гэн. — Я хотел сказать, что наш знакомый иеродиакон приглашает нас в гости. Он уже получил разрешение от игумена, так что после празднования Рождества мы сможем отправиться в монастырь.

У Гу Юня едва не полилась желчь прямо изо рта. При одном только упоминании монаха зубы Гу Юня заскрипели. Одна только мысль о плешивом церковном осле вызывала у него изжогу, что и говорить о нескончаемых теплых отзывах Чан Гэна. 

— Надеюсь, этот придурок в рясе не притащит свою бритую голову в Хогвартс петь свой молебен, — проворчал Гу Юнь, и яд почти капал с его губ, как вино из переполненного кубка. — Если да, то я улетаю обратно в Китай. У меня совсем нет желания видеть этого церковного прихвостня в канун Рождества.

Чан Гэн молча принял тираду, которую слышал уже множество раз с тех самых пор, как только познакомился с достопочтенным монахом. И хотя учения молодого церковнослужителя тронули сердце волшебника, он использовал силу веры для подавления Кости Нечистоты. В конце концов, Чан Гэн не разделял веру монаха во Христа, да и его драгоценный возлюбленный проглотил бы его с потрохами, молись Чан Гэн на ночь.  

— А впрочем, — настроение Гу Юня резко переменилось. — Я совсем не против встретиться с ним. — Брови Чан Гэна закономерно поползли вверх. — Давно хотел хорошенько наподдать этому ослу Ляо Жаню. 

— Ну уж нет, — волшебник даже прихватил мужа под руку, словно тот собрался прямо сейчас вскочить на метлу и полететь драться с монахом. — Драки в монастыре запрещены. И не зови его мирским именем, это невежливо. 

— Ничего страшного, я выманю этого паршивца из его совятни, как лису из норы, — проскрипел маршал. 

Злой Гу Юнь был страшен в скорости и хладнокровном расчете. Порой Чан Гэн действительно беспокоился, что одним прекрасным днем очередное упоминание монаха встанет маршалу рыбной костью поперек глотки, и тот либо задохнется от ярости, либо затравит иеродиакона каким-нибудь непростительным. 

На каникулах Хогвартс почти опустел: в Большом зале собирались только преподаватели и около дюжины студентов, а многие лектории, кабинеты и коридоры без помощи домовиков покрылись бы пылью — студенты не подметали их своими мантиями, спеша на урок. Они с Гу Юнем были в коридоре одни, и никто не мог подглядеть маленькую шалость Чан Гэна, даже достопочтенные старики с портретов, ныне собравшиеся на монументальном триптихе в дуэльном зале. Волшебник обхватил мужа за талию, узкую и крепкую, покрытую сетью старых шрамов, и притянул к себе, тут же увлекая в невинный, но обезоруживающий поцелуй. 

Мягкое прикосновение губ к губам подарило тепло и долгожданный покой, скольжение вверх по мягкой коже щеки напомнило о нежности, а теплое прикосновение к прикрытым полуслепым глазам заставило отказаться от дурных затей в сторону несчастного монаха, даже не подозревающего о коварных планах отставного маршала. Чан Гэн аккуратно снял с мужчины монокль, а затем снова прикоснулся к его губам, дразня нежными, невинными прикосновениями, не углубляя поцелуй и позволяя перехватить инициативу, тут же отстраняясь. 

Гу Юань прикусил губу. 

— Как ты смеешь так бессовестно дразнить меня? У меня всего одно сердце, и оно уже старое, — поддразнил он, как и всегда, заинтересованный тактильным флиртом молодого человека. 

К счастью, кажется, Гу Юнь и правда позабыл о расправе над Ляо Жанем. Впрочем, спасение монашеской тушки было лишь предлогом, чтобы поцеловать Гу Юня. И теперь, когда каникулы настали не только у студентов, но и у профессоров, Чан Гэн планировал поухаживать за своим скучающим мужем. 

Его рука все так же лежала на талии маршала, мягко поглаживая чувствительное место через теплый свитер. Цяо Нянцзы связал его в подарок маршалу в прошлом году, и Чан Гэн нехотя признал, что ужасно ревновал, когда с наступлением холодов его придирчивый возлюбленный стал носить изысканный подарок. Цзыси не принимал лекарства сегодня утром, так что он вряд ли заметит шалость без монокля.

Прижимая к себе мужчину, Чан Гэн быстро взмахнул палочкой несколько раз, пряча кругляшок увеличительного стекла в магическом пространстве и заставляя распуститься одно милое вечнозеленое растение прямо в центре арки над их головами. Зеленые, пахнущие морозом листочки бесшумно распустились над ними, приоткрывая спрятанные белоснежные бусинки плодов. Растение почти не пахло травой — лишь холодом и древесной корой, как если бы его телепортировали прямо из Запретного леса, укрытого одеялами сугробов. Гу Юань сощурился, с трудом разглядывая листья через монокль. 

— Я абсолютно уверен, что раньше здесь не цвела омела, — сказал мужчина, вперив строгий, но слегка мутный взгляд в Чан Гэна. 

— Конечно, не цвела, — мягко согласился с ним целитель, захватывая холодную ладонь Гу Юаня в нежный, но надежный плен своих рук. — Ее привезли совсем недавно. Ты же знаешь об этой традиции, — тон Чан Гэна на мгновение стал ехидным, — двое, вставшие под омелой, должны поцеловаться. 

— Я абсолютно уверен, что директор не разрешил бы подобное в школе. Что, если здесь пройдут учитель и ученик? 

— Неужели мой дорогой маршал ревнует? Тебе бы не понравилось, если бы я столкнулся с кем-то под омелой, не правда ли? 

Старый развратник Гу Юань задохнулся от наглости этого мальчишки. Ехидный голосочек, странно похожий на брюзжание Шэнь И, беспощадно напомнил ему, что именно он вынудил милого и всеми уважаемого Чан Гэна научиться такому лисьему флирту. Этот прекрасный мужчина, выглядящий как сущий ангел со звездой, вроде тех, что повсюду парили сахарными украшениями, мог быть сущим дьяволом. 

Гу Юань почувствовал, как жар смущения затапливает его лицо. 

— Это определенно неподобающее поведение для преподавателя, — настаивал на своем Гу Юнь. Однако чем больше он говорил, тем глупее казались его слова, ведь сам маршал еще в молодости слыл тем еще повесой. — И я уверен, что многие хорошенькие леди мечтают поцеловать тебя под любым предлогом. 

— Может быть, — легкомысленно ответил Чан Гэн, поднося запястье Гу Юня к своим губам. — Как жаль, что я уже женат.

Маршал совершенно по-детски надулся. Словно, лишенный детских радостей в нежном возрасте, он сейчас пытался восполнить допущенные родителями нехватку ласки и наслаждение от безделья. Чан Гэн ему во всем потакал. 

Волшебник мягко поцеловал выпирающую косточку на запястье мужчины, затем чмокнул следующую, переходя невесомыми, теплыми касаниями губ до ребра ладони. Затем перевернул и поцеловал прямо в центр, прикладывая раскрытую кисть к своему рту, утыкаясь носом в едва согретую его дыханием чужую руку. Ласковый, аккуратный и настойчивый, Чан Гэн с каждым годом все лучше и легче мог обезоружить Гу Юня, давно потерявшего свой разбойничий титул старого развратника. 

— Чан Гэн,— выдохнул мужчина, внимательно разглядывая румяное и чрезвычайно довольное собой лицо мужа. Целитель поднял на супруга взгляд, и глаза отставного боевого мага сверкнули озорством. — Разве так целуют под омелой?

 Мгновение Чан Гэн силился понять наглое заявление мужчины. Даже бесконечно любя маршала, он хотел его отругать за прерванный ворчанием романтический момент. Но затем он попал в ловушку из объятий и тепла родных и любимых поцелуев, после чего желание ругаться отпало само собой. 

Омела процвела в коридорной арке западной аркады до самой весны, пока ее не вырвал Шэнь И, неоднократно попадавший в смущающие ситуации с барышней Чэнь.