— А я думал, вам больше по душе вода.
Услышав несколько скептичное замечание, донёсшееся до него словно из-за сплошного тумана, Нёвиллет поднял голову, отрывая её от стола. Она казалась ему мучительно, невыносимо тяжёлой. Ризли стоял рядом, сложив руки на груди, и глядел на него с осуждением.
— Хм? Я тоже так думал... — хрипло ответил судья, пытаясь сконцентрировать на нём взгляд. Но перед глазами всё неумолимо расплывалось.
Ризли только закатил глаза и сел за стол напротив него. Он не мог представить, как нужно было напиться владеющему гидро элементальному существу, чтобы быть в таком состоянии.
— Нёвиллет, сколько вы выпили? — раздражённо спросил он, пытаясь оценить масштабы катастрофы.
— Я не знаю, — честно признался Нёвиллет и опустил голову, избегая его острого, резкого взгляда.
Они были одни. Впрочем, в такую погоду вряд ли кто-то захотел бы высовываться из дома и тащиться в такое сомнительное заведение. Дождь лил снаружи, не переставая, так сильно, что достаточно было высунуться за дверь, чтобы тут же промокнуть до нитки. К тому же, было уже поздно. Но владелец этого скромного (и совсем не соответствующего статусу посетителя) места только довольно потирал руки, подсчитывая, сколько ему заплатит столь высокопоставленный гость за этот вечер. Ризли подумал о том, что такая погода только к лучшему — по крайней мере, никто не увидит, как верховный судья напивается до потери сознания, и как он будет тащить его отсюда домой; особенно назойливые журналисты, которые бы точно не упустили возможность запечатлеть, в каком он состоянии, и воспользовались бы им в своих корыстных целях.
— Хорошо, — подавляя желание как следует отругать его, начал герцог, — что случилось?
Нёвиллет сперва не ответил, пустым взглядом упёршись в видавший виды стол, исцарапанный вульгарными надписями, со сколотыми краями, потемневший от времени. А после и вовсе уронил голову на сложенные на столе руки, повторяя в отчаянии:
— Я не знаю, что мне делать, Ризли, что мне делать... Я ничего не знаю...
Он не был в состоянии рассуждать здраво, и сам не понимал, что он говорит. Казалось, что он вот-вот разрыдается. Ризли понял, что едва ли сейчас сможет от него чего-то добиться. К тому же, место для объяснений тоже было не самое подходящее. Он никогда не видел Нёвиллета таким — тот всегда был очень сдержанным и осторожным. Нёвиллет, которого он знал, не позволил бы себе опуститься до подобного. Должно было случиться что-то совершенно ужасное, что-нибудь похожее на всеобщий апокалипсис, чтобы он был настолько расстроен, чтобы снизойти до алкоголя. Тем не менее, он и здесь помнил о своём высоком изысканном вкусе, и выбрал не самое дешёвое дрянное пойло, хотя бы в этом не изменив себе.
— Поднимайся, мы уходим, — сказал Ризли и встал сам; он даже успел позабыть о наигранно формальном вежливом обращении. Нёвиллет не обратил на это никакого внимания. Он растерянно поднял голову и спросил:
— Куда?
— Домой, чёрт возьми, мы уходим домой, — у него заканчивалось самообладание. Хотелось взять этого человека за загривок и хорошенько окунуть головой в холодную воду, да не один раз, а хотя бы с десяток, чтобы он пришёл наконец в себя. Но Ризли не мог позволить себе такую вольность при посторонних.
Подойдя к хозяину этого заведения, он порылся в карманах и бросил ему горсть монет, а затем сказал:
— Запиши всё на мой счёт, я заплачу.
Нёвиллет не смог подняться самостоятельно. Ризли был близок к тому, чтобы зарычать от злости и бессилия, но он сдержался. Он помог ему встать, поддержав под руку. Стоять оказалось куда сложнее, судья чувствовал, как смертельно кружится голова. Идти куда-то сам он бы точно уже не смог, потому всё, что ему оставалось, это опираться на него, чтобы сохранять равновесие и не столкнуться с позором с землёй.
— Разве ты знаешь, где я живу? — спросил он вдруг, едва не свалившись, когда Ризли повёл его к выходу, и крепко ухватился за его плечо. Если бы у герцога было чуть меньше силы, они упали бы оба, но он его удержал и для удобства закинул его руку себе на шею, тихо выругавшись; в трезвом виде Нёвиллет непременно шлёпнул бы его по губам, но сейчас он не слишком хорошо соображал.
— Ты не понял, мы идём ко мне домой, — проворчал Ризли, открыв дверь и вытолкнув его впереди себя. — И да, я знаю, где ты живёшь.
Их встретила пара стражников из крепости Меропид, которые следовали за своим начальником, и холодный ливень, ударивший в лицо. Ризли не хотел думать, какая буря, должно быть, бушевала в душе Нёвиллета, если на улице творилось такое. Он решил, что выяснит это позже, когда они останутся наедине.
— Отпусти, я не хочу идти с тобой, — судья, похоже, не обратил внимания на непогоду, не заметив даже того, что его слегка растрепавшиеся волосы сразу намокли, и пряди назойливо прилипли к щекам. — Я вернусь к себе, я хочу побыть один.
— Хватит, ты уже побыл один так, что мне пришлось искать тебя по всему городу и вытаскивать из самого дрянного бара, — раздражённо бросил Ризли, обхватив его за талию для удобства, ведь идти и тащить его на себе было весьма непросто. Нёвиллет опешил от такой наглости, но он был не в том состоянии, чтобы возражать. — Боюсь, если ты вернёшься во дворец Мермония в таком виде, тебя там же повяжут, невзирая на статус, — он ехидно шутил, но голос его оставался таким же резким. Судья, кажется, был слишком пьян, чтобы отличать иронию от серьёзных слов.
— Это ещё почему? — спросил он, всерьёз задаваясь этим вопросом.
— За нахождение в общественных местах и правительственном здании в нетрезвом виде, — продолжил издеваться Ризли, видя, что тот воспринимает его слова всерьёз. На удивление, Нёвиллет принял его ответ и согласно кивнул; и затих, молча поручив себя ему.
Конечно, тащить его на себе до крепости Меропид в такую погоду было сомнительным удовольствием, но у Ризли не было выбора. Не бросить же его на улице. Тем более, он не мог позволить верховному судье Фонтейна напиваться до беспамятства. Благо, Нёвиллет вёл себя прилично и шёл за ним послушно, пусть и с трудом. Пара стражников молча следовали за ними с мрачными лицами, промокшие насквозь, и мысленно, должно быть, проклинали и сердобольного герцога, и отчаявшегося судью. Было бы куда проще нести его на руках или на спине, и если бы Ризли не опасался того, что кто-нибудь увидит то, чего не полагается видеть посторонним, он бы так и сделал.
Ему искренне хотелось задушить Нёвиллета.
— Не могли бы вы вести меня аккуратнее, ваша светлость? — капризно пожаловался судья, когда они оба запнулись о ступеньку и едва не полетели вниз. Ризли всё-таки зарычал, тихо правда, ему на ухо. Похоже, общение с Архонтом не шло ему на пользу, и он становился похожим на эту драматичную язву.
— Если бы вы были благоразумнее, ваша честь, мне бы вообще не пришлось вас вести! — проворчал он. Желание столкнуть его с лестницы только росло. Ризли успел обдумать сотни способов прикончить его, чувствуя немалую усталость под тяжестью чужого безвольного тела, повисшего на нём.
— Вам бы не пришлось меня вести, если бы вы не лезли в мои личные дела, — Нёвиллет, кажется, начал злиться на него. Но как бы он ни старался, он совсем не звучал угрожающе.
Ризли не выдержал больше. Развернув его к себе лицом, он хорошенько встряхнул его, схватив на плечи.
— С каких это пор твои личные дела — напиваться до потери сознания, Нёвиллет? — зло прорычал он ему в лицо. Тот смотрел на него, не моргая, словно не понимал, чего от него хотят. — Хочешь ты того или нет, я буду лезть в твои «личные дела», если ты будешь совершать такие глупости!
Он потащил его за собой дальше. Нёвиллет больше не жаловался, подавленный его внезапной агрессией, и шёл тихо, стараясь не затруднять его движений, чтобы не раздражать ещё больше.
В крепости их встречали озадаченные стражники. Некоторые почему-то ещё бодрствующие в этот час заключённые, увидев мрачного как туча герцога и едва плетущегося за ним юдекса, поспешили скрыться из виду. Ризли отвёл его к своему месту обитания и небрежно швынул на кресло. А сам первым делом взялся переодеваться, чтобы поскорее избавиться от насквозь промокшей одежды и согреться. Нёвиллет смотрел на него широко раскрытыми глазами, поражаясь его бесстыдству; Ризли, по-видимому, не смущало чужое присутствие, и он не стыдился заниматься своими делами, игнорируя его присутствие. Он словно вовсе забыл о том, что привёл судью сюда — он устроился за столом и успел выпить чая, лишь изредка бросая на него мрачные напряжённые взгляды.
— В таком виде в кровать не пущу, — наконец сказал он, нарушая тишину. — Снимай это всё, немедленно.
Нёвиллет, кажется, не совсем правильно его понял.
— За подобные выражения вы можете понести ответственность, ваша светлость, — отозвался он. Ризли тяжело вздохнул.
— В таком случае, будешь спать на полу. Я не позволю тебе лечь со мной в мокром тряпье.
— Кто сказал, что я вообще хочу ложиться с тобой? Что за бессовестные домогательства, ваша светлость, что вы себе позволяете?..
Идея окунуть его головой в какой-нибудь водоём казалась всё более и более привлекательной. Ризли уже не справлялся с ним, а тот всё никак не приходил в себя. К слову, водоём был совсем рядом, стоило только открыть дверь и вышвырнуть его наружу…
— Решай сам. Я спать, — он просто отмахнулся от недоумевающего гостя и ушёл, оставив его в замешательстве сидеть на том же месте. Нёвиллет понял, что его бессовестно бросили. Ему совершенно не нравилось оставаться в одиночестве в чужих апартаментах. Потому, посидев так в раздумьях ещё немного, он не без труда поднялся и, держась за стены, поплёлся туда, где Ризли организовал себе спальное место. Тот, увидев приближающуюся к нему фигуру, лениво повернулся к нему и сказал безапелляционным тоном:
— Сначала раздеваешься, а потом — ложишься.
К удивлению, Нёвиллет подчинился и в самом деле начал неловко заплетающимся пальцами расстёгивать все пуговицы и застёжки, скидывая с себя промокшую от дождя одежду. Поняв, что это будет очень долго, Ризли поднялся и не без раздражения взялся помогать ему. На бледных щеках судьи расцвели багровые пятна, когда он стянул с него рубашку и бросил небрежно вместе с остальной одеждой куда-то на стул, просто свалив всё в кучу. Ризли никогда не был перфекционистом и не обладал даже сотой долей вычурной аккуратности, присущей Нёвиллету, и ему было откровенно всё равно. Такая реакция была весьма забавной.
Зайдя ему за спину, он постарался, насколько это было возможно, высушить его волосы наскоро найденным полотенцем, а потом тоже бросил его в кучу.
— Дальше сам, — безапелляционно сказал он и вернулся на своё место. Нёвиллет непонимающе уставился на него, застыв на месте.
— Ты так и будешь смотреть на меня? — спросил он, намекая на то, что кое-кому не помешало бы для приличия отвернуться, ведь раздеваться при посторонних ему совершенно не хотелось.
Ризли усмехнулся и поверженно откинул голову на подушку, закрыв лицо рукой.
— Разумеется, ваша честь, если вы так стесняетесь моего взгляда, — сквозь улыбку ответил он. Нёвиллет чувствовал, что в его словах что-то не так, но что именно не понимал, и молча снял с себя остаток мокрой одежды. Подумав ещё немного и неуверенно посмотрев в сторону кровати герцога, которая пусть и была достаточно широкой, всё-таки уже была занята им, он всё-таки решился и забрался к нему, почти сразу нырнув под одеяло.
Стоило ему только соприкоснуться с жёсткой и неудобной постелью, как тело показалось неподъёмным, и больше он не смог даже пошевелиться. По правде говоря, Нёвиллет никогда не прибегал к алкоголю. Это было для него чем-то слишком низким как для его статуса, да и человеческие развлечения на него мало влияли. Но в последнее время неотвратимость пророчества давила на него всё сильнее, и он ничего не мог сделать с отчаянием, которое испытывал, понимая, что не может найти спасение. Он не делился с другими своими переживаниями, справляясь с ними исключительно в одиночку, и в этот раз даже сам не заметил, как оказался в той захудалой забегаловке, где не оказалось посетителей из-за целый день безостановочно льющего дождя…
Судья регулярно забывал о том, что у него, вообще-то, были те, кто поддержал бы его. У него были как минимум Фурина, Клоринда, Сиджвин и Ризли, но он не переставал отстраняться от тех, кого вообще считал достаточно близкими, и держаться на расстоянии. Они могли даже не догадываться о том, что его чувства были очень сильны — он не понимал человеческих чувств, будучи нечеловеческим бессмертным существом, и не умел выражать их сам так, чтобы другим они были понятны. Нёвиллет часто чувствовал себя чужим в человеческом обществе и отталкивал тем самым тех, кто действительно беспокоился о нём.
Он провалился в сон сразу же, едва только лёг. Ризли ещё долго смотрел, погрузившись в какие-то свои мысли, на спящего дракона, на чьём лице даже во сне отпечаталось что-то печальное, а потом отвернулся и лёг сам.
… проснуться утром скованным чужими руками он никак не ожидал. Должно быть, во сне он повернулся к Нёвиллету, а тот во сне же не упустил возможности обнять его так крепко, что будь он слабее — у него затрещали бы кости. Кое-как выпутавшись из тисков его объятий, Ризли ещё долго лежал неподвижно, уставившись в потолок. Но судья, кажется, не желал оставить его в покое, и совсем скоро устроил голову на нём, подвинувшись ближе. Деваться было некуда, а будить его совсем не хотелось, несмотря на то, что время близилось к полудню.
Тем не менее, совсем скоро и Нёвиллет проснулся, и сперва не понял, где он находится и как здесь оказался. Вдруг он с ужасом осознал, что лежит совершенно голый рядом с Ризли, в крепости Меропид, в его спальне, в его постели, и внутри всё похолодело, когда он попытался вспомнить, как же это произошло. Подавив отчаянный страх, он с трудом спросил, чувствуя, что ещё не совсем владеет собой:
— Что… между нами?..
Ризли, глядя на его растерянное и искренне перепуганное лицо, только фыркнул и наконец-то отпихнул его от себя, чтобы подняться.
— Между нами ничего, — задорно ответил он, усмехнувшись. — Мне не интересно трахать пьяное тело.
Столь бесстыжая грубая шутка показалась Нёвиллету неуместной, и он пристыжённо замолчал с самым хмурым выражением лица — неясно, смутило ли его это откровенное замечание, или же тот факт, что его застали в столь непотребном состоянии. Тем не менее, от сердца отлегло, когда он понял, что не произошло ничего, что не отпечаталось в его памяти; Ризли он верил и знал, что тот не станет обманывать его и пользоваться его состоянием.
— Не знал, что великий юдекс Фонтейна совсем не умеет пить, — Ризли продолжал злорадствовать, пока возился над утренним — вернее, предобеденным — чаем для себя и для высокопоставленного гостя. Потом небрежно бросил ему его одежду, осознав, что тот не встанет, смущённый чужим присутствием. — Какой хоть повод?
Только приведя себя в более-менее приличный вид, Нёвиллет сел рядом с ним и сказал, несколько растерянно и не без какого-то драматичного тона:
— Катастрофа всё ближе, а я по-прежнему не знаю, что делать.
Ризли подвинул ему чашку и сказал с некоторым раздражением:
— Это обязанность Архонта, а не твоя, пусть она этим и занимается. К чему такая драма?
Конечно, вопрос исполнения пророчества его тоже беспокоил, и он даже готовился к судному дню, но всё же заботиться о смертных — обязанность божества, потому он мало понимал, почему Нёвиллет так сильно беспокоится. Если Архонт не может ничего сделать — разве могут что-то сделать они?..
— Это и моя обязанность тоже, — вздохнул судья, потирая переносицу. Голова всё-таки болела сильнее, чем он ожидал. А ещё он просто чувствовал себя подавленным после того, что было вчера.
— Ты мог бы прийти ко мне вместо того, чтобы напиваться чёрт знает где, — Ризли, кажется, был обижен тем, что он по-прежнему отказывался разделить с ним свои проблемы вопреки некоторым договорённостям между ними. С ним было слишком сложно.
Нёвиллет ничего не ответил, опустив голову и прикрыв глаза. Конечно, он мог. Но для этого он должен переступить через себя и всё-таки открыться ему, а это… было сложно. Ризли устал играть с ним в догонялки и пытаться добиться его доверия, он понимал, но и ничего сделать с этим не мог. Его противоречия были слишком сложны даже для него самого.
Тем не менее, Ризли относился к нему с пониманием. Видя, что он снова уходит в дебри мучительных терзаний и рассуждений, он напомнил о себе, осторожно накрыв его ладонь своей. Прикосновение без перчаток ощущалось так непривычно и странно, что судья даже вздрогнул; но цель была достигнута — он вернулся обратно в мир реальный, к герцогу, действительно беспокоящемуся за него.
— Ты делаешь всё возможное. Как и все мы. Прекрати это самобичевание.
Нёвиллет согласно кивнул и взялся всё-таки за любезно предложенный ему чай. Вода в самом деле была ему больше по вкусу, но он уважал правила чужого дома, да и было бы полным неуважением, если бы он отказался. Ему не хотелось обижать Ризли.
— Спасибо, — коротко ответил он, не разъясняя. Они оба понимали, о чём речь. Он был благодарен и за поддержку, и за понимание, и за то, что Ризли не позволил ему оказаться в неудобном положении. Он всегда был немногословен, но Ризли без труда понимал его — его чувства были написаны у него на лице, если достаточно хорошо его знать и достаточно хорошо присмотреться. Да и благодарности эти были ему не нужны — он бы сделал это и просто так, просто потому, что Нёвиллет был ему дорог.