Как Бокуто чуть не отпраздновал Рождество в одиночку

Бокуто не был слишком чувствителен, ни за что! Даже если все в команде говорили, что он драматичен, это было не так, поверьте ему. Его эмоции вполне обоснованы! Особенно сейчас.

Конечно, он ничего не ожидал. Он и не должен был. Ведь, знаете, у взрослых людей так бывает? Каждый строит свои планы на Рождество, у кого-то есть семья, и иногда, иногда... Твой самый лучший в мире бро празднует Рождество со своим тихим нелюдимым парнем, который ненавидит гостей, а твой самый лучший друг — именно друг! — неловко заявляет, что хотел бы провести вечер наедине с другим твоим лучшим другом — без «самый»! — потому что у него в планах признаться ему в любви.

И это нормально, правда! Иногда бывает, что лучший в мире праздник в году придется праздновать одному.

Поэтому он расстроен. Очень сильно.

До такой степени, что не может сдержать слез на предновогодней вечеринке с командой, изрядно напившись. Мейан неловко похлопывает его по плечу, но посматривает на часы: ему нужно домой, так как рано утром у него рейс к своей семье.

Даже у него есть с кем праздновать Новый год!

Но кто его осудит? Бокуто не праздновал в одиночку Рождество начиная со... Своего рождения. Сначала была мама, потом, когда та ушла, была бабушка и старшие сестрички, друзья.

Это ужасно — когда взрослая жизнь накрывает тебя с головой так резко, заставляя оглянуться вокруг. Где он, и почему же он один?

Вокруг все искрит: начиная от окон домов, улиц с гирляндами, заканчивая тающим на шапках снегом и глазами детей.

На самом деле, Рождество это и не такая уж важная вещь, не правда ли? Бокуто убеждает себя в том, что это всего лишь праздник. Некоторые вообще празднуют его на работе, в дороге, в больнице — да где угодно, но только не с близкими. «Праздникам придаётся слишком большое значение, вот что!» — говорит он себе.

«Да и вообще, Новый год намного важнее», — он бежит спрашивать у всех трёх друзей, как они относятся к тому, чтобы собраться вместе уже на Главный Праздник, но все отвечают: «прости Бокуто, но ты снова в пролете, и мы снова будем слишком заняты своими вторыми половинками. Пока, надеюсь ты умрёшь в одиночестве»

«Отношения и все любовные штуки — для сопливых неженок!» — спустя пару секунд говорит он себе, драматичным жестом откидывая от себя телефон, с чатом, озаглавленным «главный предатель бро-дружбы».

Вот так! Он собирается показать этому миру, что одному праздновать Новый год тоже круто.

На Рождество он идёт в бар. Пить одному — занятие унылое и самоуничижительное, пропитывающее все мироздание (в том числе взгляды других посетителей) смоляной жалостью и паточной тоской, но выбирать не приходится, а в праздники там большие скидки на его любимые коктейли. Время течет медленно и скучно, он даже не напивается. Так, лишь голова гудит немного, да яркие огни предпраздничных, красочных улиц бьют по глазам, но этого недостаточно. И то, холодный ветер смахивает пелену со взгляда как только он выходит на улицу без шапки и перчаток, фыркая от негодования.

На улице тихо.

Он недостаточно пьян, чтобы идти в другой бар, и недостаточно трезв, чтобы идти домой. Хочется почувствовать что-то другое — не алкоголь в душном, затхлом и прокуренном воздухе, а... Что-то новогоднее. Тёплое.

Первая же попавшаяся кофейня встречает выдохом комфорта и запаха какао прямо в лицо, гостеприимно раскрывая двери. Внутри тоже уже Рождество: перемигиваются гирлянды, висят еловые ветки и омела, а в углу теснится ёлка.

Часы на стене показывают уже десять вечера, а зеркало отражает самого Бокуто — красного, растрепанного, в растегнутой куртке и с яркими глазами. Похожего больше на городского сумасшедшего или счастливого романтика, влюбившегося по уши.

Второе — чистейшая правда.

Бокуто может поклясться что никогда, никогда до этого не видел настолько же пронзительно-прекрасного взгляда. До этого ему всегда казалось, что красивое лицо должно быть мягким и округлым, с милыми щеками и маленьким носом, но знаете? К чёрту это всё. Ничего восхитительные этих заострённых, хищных и угловатых черт в этом мире нет, да и быть не может.

Можно с уверенностью утверждать, что если вы когда-либо увидите этого человека, то полностью согласитесь с Бокуто. Подпишитесь под каждым его словом, и хлопнете его по спине, немного сочувствуя. «Да, попал ты, парень», — протянете вы, и будете правы.

Сразу же растеряв тоску — как вообще можно грустить, дыша одним воздухом с этим божеством? — он подходит к стойке, стараясь как можно сексуальные облокотиться на край. Вся обстановка кофейни, рождественские песни, запах корицы и приглашенный свет будто отдохолят на второй план. Бокуто видит лишь цель — и не видит никаких препятствий.

— Привет! Как насчёт того, чтобы я скрасил твое скучное рождество на работе? — подмигивает ему Бокуто, стараясь держать осанку и одновременно напряжённо думая, не растрепалась ли его причёска.

Парень за стойкой отвечает ему лишь немного раздраженным взглядом, потом застыл. Пару секунд смотрит не мигая, давая разглядеть все неспокойные пряди волос, тонкую шею, ключицы, которые облегала темная водолазка. Можно даже разглядеть книгу, которую он отложил, кажется что-то рождественское (сумерки перед святками, или вроде того). Бокуто был искренне благодарен ему за эту картину, достойную любого мариниста — ведь как известно, они самые ярые энтузиасты в попытках изобразить неизведанную, опасную красоту неспокойной стихии. Теперь это полотно хранится у него где-то на внутренней стороне черепа, так, что только о нем он и мог думать.

— Простите, вы будете что-то заказывать? — наконец говорит он, и сердце разбивается вдребезги. Нет, не от холодного ответа, а от голоса. Хрипловатый, спокойный и ровный, будто бы созданный ледяным тоном говорить всякие пошлости на ухо.

При мысли об этом... Захотелось... Растечься по полу лужицей, состоящей только из восторженных воплей и бульканий.

— Сделай мне свой любимый напиток, — наклоняется ближе, почти перегибаясь через стойку, лишь бы оказаться рядом, рассмотреть лучше все крапинки в глубине лазурных глаз.

— Я предпочитаю обычный кофе с корицей. Вам сделать его? — спокойно спрашивает бариста, поворачиваясь к нему всем телом.

— Да! — говорит Бокуто с энтузиазмом, хотя кофе не особо любит. Ему больше нравится какао или глинтвейн, но если это любимый напиток этого создания, то он готов пить его хоть каждый день.

Бариста начинает готовить в полной тишине, но Бокуто долго не выдерживает — его начинает нести, и он рассказывает о коте из приюта, которого хочет забрать домой но до сих пор сомневается что с его работой это возможно, о своем имени и его значении, о том как все друзья бросили в канун Нового года, о том что здесь пахнет печеньем как у его бабушки, и наконец, о том, какой же перед ним восхитительно и незаконно красивый парень.

Как раз на этом моменте на стойку приземляется бумажный стаканчик с кофе. Бокуто сначала радуется, потом расстраивается — если не в кружке, значит его хотят поскорее выгнать. Но парень смотрит так внимательно и проникновенно, что он берет стаканчик, пробует.

— Но это не кофе, — удивляется Бокуто, ощутив на языке сладкий вкус шоколада и молока.

— Мне показалось, что какао Вам больше подойдёт, — уголки рта его немного приподнимаются, и Бокуто чуть не умирает прямо там.

Щеки рдеют, он ищет куда же деть взгляд, натыкается на стакан в руках — и замирает.

Под черными цифрами на боку виднеется надпись: Акааши Кейджи.

На душе становится так тепло и радостно, он так солнечно улыбается парню за стойкой, — Акааши — что кажется, в радиусе пары кварталов расстаял снег.

— Акааши, какое красивое имя! — протягивает он, а часы показывают, что он уже опаздывает на рождественский десятиминутный созвон со старшей сестрой, так что ему, красному и радостному, приходится убежать. Перед этим он подмигивает Акааши, обещая позвонить на следующий день.

Они созваниваются на следующий день, потом ещё раз, и ещё — вплоть до Нового года, когда Бокуто без пяти минут двенадцать снова забегает в кофейню, ловя теплый и заинтересованный взгляд. Их разговоры были наполнены робкими вопросами и болтовней ни о чем, иногда уютным молчанием и мурлыканьем кошки, принадлежавшей Акааши, и сейчас, в пустой маленькой кофейне, он думает, что их встреча — рождественское чудо, случающееся лишь раз в жизни.

И забыты уже обещания провести новый год одному, и восклицания «любовь — для дураков», и обиды на друзей.

— Акааши, говорят, с кем Новый год встретишь, с тем его и проведешь!

Значит провести его нужно с тем, с кем тебе очень, очень хорошо.