По холодным щекам стекает дождевая вода. За ней не видно, как на уголках покрасневших глаз собираются слёзы. Капли бегут по ровно выточенному лицу, будто вышедшему из-под рук знаменитого архитектора. Но и оно больше не цветёт тем персиковым цветом.

Суровый порыв ветра путает волосы, что ещё утром любовно расчёсывали дорогой расчёской и нежно перебирали бледными пальцами. Навия помнит эти фантомные прикосновения к своим волосам. Помнит тихий женский смех, ритмичный стук чужих каблуков, запах парфюма с нотами нарциссов и холодного льда.

Но сейчас ничего этого нет.

Клоринда высится над ней палачом; возвышается над приговорённой, преступницей, наконец-то пойманной и ожидающей своего наказания. В фиалковых глазах Клоринды видится лишь замороженное равнодушие. Волосы теребит ветром, сдувая их в сторону с тех пор, как низкий хвост рассыпался каскадом. Привычной тёмной шляпы, украшенной перьями, уже нет: её сорвало, приземлило в лужу грязи. На белых перчатках брызги крови, золотые пуговицы уже не блестят, утоптанные в мокрую землю.

Навия смотрит снизу вверх, с грязной земли, побитой собакой. Преданной, брошенной, одинокой. С зияющей раной где-то под чёрной тканью корсета, будто горячая пуля уже попала между крепкими рёбрами.

Сердце сжимается, крошится хрусталём. Навии кажется, будто она попалась, как бабочка, не способная улететь, вырвать крылья из-под острой булавки.

Клоринда делает тяжёлый медленный шаг вперёд, будто желая остановить время, оттянуть исполнение приговора. Она тянется к бедру, щёлкает кобурой и перехватывает револьвер.

Рядом хлопает ветер, напирая всё сильнее. Навия кусает губы, полными слёз глазами смотрит на белеющее на фоне шторма оружие. Она ломается, опуская руки на землю, уже не пытаясь хоть как-то защититься. Её золотисто-чёрный зонтик отброшен в сторону, сломан и растоптан. Так же, как и Навия.

Её пальцы хватают лишь грязь, мокрую землю с пятнами крови — то ли своей, то ли чужой. Навия опускает голову, беззвучно сотрясаясь в рыданиях. Мокрые волосы падают, закрывая лицо. Не так она представляла свою смерть. Не думала, что за её жизнью придут так скоро. Не думала о том, кто направит на неё оружие суда.

Она знает — однажды за ней бы пришли. Связали бы по рукам и ногам. Представили бы перед судом. Ведь это правильно.

И Клоринда ведь тоже правильная. Суровая законопослушница закона. Оружие в его руках. И это никогда не изменить.

Клоринда медлит: сжимает губы, долго не решаясь поднять револьвер, нацелить дуло на унижённую девушку напротив себя. Будто уже наказывая её. Или действительно не желая стрелять. Навия не знает, не хочет думать об этом.

Сквозь шум дождя слышно, как крутится барабан с тяжёлыми патронами. Навия поднимает голову, сглатывая, и ловит на себе потемневший чужой взгляд. И вряд ли в фиолетовой радужке глаз плескается сожаление. Ей это точно кажется.

Навия смотрит в чужие глаза, не сводящие с неё самой взгляда. И в этот момент раздаётся выстрел.