Город Святой Анны. Слой Утро. Вторая малая лаборатория Нового Дня. Седьмое октября 2347 года от заселения планеты. 23:43 по местному времени.
Эта ночь должна стать особенной, ведь он так долго ждал, чтобы… Даже, наконец-то, сумел так сломать видеокамеру, что всегда подмигивала ему из угла около двери, что никто не понял пока что, что она сломана. Не зря он во время прошлого прихода в… стащил старый потрёпанный журнал, который постоянно читал один из тех, что всегда с оружием… охранник. Он пробует слово на вкус и морщится. Не подходит оно этим людям. Совсем не подходит. Из-за двери… Он склоняет голову набок, прислушиваясь к звукам, что доносятся из-за этой самой двери. Толстой, обшитой несколькими слоями металла двери, которую люди, одетые в белое… учёные… каждый день старательно закрывают, рисуя линии с той стороны. Он прикрывает глаза, вспоминая изгибы узора. Три линии, идущие вдоль двери от пола к потолку — не длиннее ладони. Две — покороче — пересекающие их наискось. Слева направо. И завитушка в центре. Эту завитушку он никак не мог запомнить очень долго. Но теперь он уверен, что всё получится.
О, сколько времени потребовалось, чтобы понять по звукам, что он слышал из-за двери, как эти знаки должны выглядеть!
Он закрывает глаза, чтобы ничего не мешало слушать. Вот те, кто охраняет это место… охранники это, охранники!.. проходят мимо его комнаты, доходят до того места, где коридор поворачивает направо, разворачиваются и идут обратно. Теперь нужно дождаться, когда они свернут за угол в противоположной стороне коридора. И тогда…
Шаги стихают.
Он плавно соскальзывает с кровати и в два скользящих шага пересекает комнату, оказываясь рядом с дверью. Проводит раскрытой ладонью по холодной стали двери, чуть морщась всякий раз, когда рука пересекает начертанный знак. Потом несколько мгновений прикидывает, что делать дальше, кивает собственным мыслям и скручивает длинные волосы, блеснувшие серебром в ночном освещении комнаты, в узел на затылке. Закатывает рукав, и, стараясь не задумываться над тем, что сейчас делает, распарывает кожу на запястье припрятанным заранее осколком стакана.
Вообще стоит порадоваться, что те, кто… что учёные, были в достаточной степени беспечны, позволяя ему прикасаться к настолько хрупким вещам, как стекло… Он ухмыляется и тут же прячет осколок в карман, решив не оставлять тем, кто держит его здесь, такой подарок. Хотя… кровь всё же успевает замазать пол… Впрочем, к тому моменту, как…Он искренне надеется, что либо кровь успеет высохнуть и хотя бы частично выдохнуться, либо её попросту затопчут.
Может же он надеяться на подобное?
Он окунает пальцы в кровь, что стекает по запястью в ладонь, и быстро проводит линии от пола до потолка. Три — на равном расстоянии друг от друга. Потом — пересекающие их наискось. И… он задерживает дыхание и прикусывает кончик языка, старательно выводя ту самую завитушку, которую только недавно сумел расслышать и запомнить. В обратном тому, как рисовали её те, кто… учёные, порядке.
Когда последняя черта завершена, он делает пару шагов назад и всматривается в поверхность двери. Спустя несколько мгновений внутри двери что-то щелкает, и она приоткрывается. Немножко — он готов поклясться… а что вообще означает это слово?
Ему так никто и не объяснил, ссылаясь на то, что это совершенно ненужная информация… а какая нужная?.. неважно. В любом случае он готов поклясться, что бы это ни означало, что кроме него никто и вовсе не заметит ничего необычного. Тем не менее…
Он глубоко вдыхает, прислушивается к шагам охранников, которые почти дошли до конца второго коридора и сейчас должны повернуть назад, и тянет дверь на себя. Та поддаётся неохотно. Приходится напрягать все силы, чтобы сдвинуть её с места. Ну, да. Те, кто… учёные для подобного прибегали к очередным линиям и завитушкам… либо просили одного из… охранников, который всегда внушал ему некоторый ужас. Слишком большой и… он ёжится, радуясь, что этот охранник сегодня не здесь. Дверь приоткрывается настолько, чтобы можно было проскользнуть в щель. Он выдыхает и, обдирая кожу и оставив на косяке клок зацепившихся волос, выбирается наружу. И тут же зажмуривается от ударившего по глазам слишком яркого белого света, который отражается от блестящих поверхностей таких же дверей, как и та, что закрывала вход в его комнату. Хорошо хоть пол и стены серовато-зелёные. Он тянет дверь, стараясь сделать так, чтобы никто не заметил, что она открыта. Ну, хотя бы, чтобы это произошло не сразу. Потом крадучись добирается до поворота и осторожно выглядывает из-за него.
Пусто.
Как он и рассчитывал.
Как раз сейчас охрана должна находиться в комнате на этаж ниже — сдавать и принимать смену. Он пару раз, когда его вели в покинутую теперь комнату, видел, как это происходит, и помнит, что времени это занимает не так уж и мало. Хотя, конечно, это не отменяет ни камер на потолке — он зло косится на копию той, что сумел сломать у себя в комнате… эта в отличие от неё работает, как и полагается и висит сейчас прямо над его головой — ни големов, что охраняют входы-выходы с этажа вместо людей. Странно, конечно, почему ими полностью не заменили людей, но он не собирается задумываться об этом. Ни к чему. Хотя, конечно, он помнит, как один из учёных ругался, что какой-то шторм не желает предоставить им больше големов…
Кто такой этот шторм?.. Шторм же вроде бы, если верить тому, что удавалось прочитать в литературе, которую ему приносили учёные, это буря. Ветер, дождь и всё такое… хотя и то, и другое он никогда в жизни не видел собственными глазами, но… Это же… как шторм может что-то кому-то предоставлять? Он пожимает плечами в ответ на возникший в голове вопрос и думает, что это совершенно точно не имеет никакого значения. Разве что можно порадоваться, что этот самый шторм не дал учёным тех самых големов, что сильно облегчило жизнь и побег.
Хотя…
Он успевает добежать до узкого окна, что расположено под самым потолком, когда коридор заполняет резкий вой сирены. Он прижимает ладони к ушам и приседает, стараясь спрятаться от слишком громкого шума, что причиняет боль. Рвано дышит, напоминая себе, что этого следовало ожидать. Глупо было рассчитывать, что ему позволят вот так просто сбежать. Он кое-как поднимается на ноги и озирается по сторонам, ища хоть что-то, что могло бы помочь выбить стекло. Ожидаемо в коридоре нет ничего. Он откидывается на стену и с размаху одаряет по ней кулаком и тут же кривится от боли. Ну, да. Самое время калечить самого себя! Он смотрит на запертое окно и краем глаза замечает, как голем, до того стороживший выход на лестницу, отлепляется от стены и направляется в его сторону.
Только этого не хватало…
А, впрочем…
Он выпрямляется. Расслабляет мышцы и ждёт, когда голем подберётся достаточно близко, чтобы…
Он вспоминает, как некоторые учёные, настаивали на том, чтобы он умел драться, пусть некоторые другие и были против. Так что каждый третий день здесь его заставляли до изнеможения драться с разными людьми… и не только людьми. И голем… Ну, да. Он не чувствует боли и усталости. Но…
Голем, представляющий из себя что-то с несколькими парами рук и ног набрасывается на него молча. Что вполне ожидаемо.
Он пригибается, пропуская голема над собой и проскальзывает ему за спину. Будь на его месте человек, можно было бы вырубить его одним точным ударом, но голем… Он мечется взглядом по гладкой спине, пытаясь понять, где именно у голема находится рисунок, что даёт ему подобие жизни. Обычно это место может располагаться где угодно — насколько хватит фантазии у мага, что занимался его оживлением. Но, как правило, маги стараются не мудрить особо — так рассказывал один из его учителей боя. Голем останавливается моментально и разворачивается. Он отшатывается, чтобы не попасть ни в одну из пар рук, и продолжает искать рисунок. И внутренне бесится от того, что приходится тратить время на… это. Ну, почему он не подумал заранее об окне?!
С дальней стороны коридора раздаётся топот ног. Да как же…
Он отпрыгивает от пытающегося поймать его голема, радуясь, что у того нет ничего, кроме рук и голой силы. Будь на его месте другой тип… О! Вот оно! Он с трудом уклоняется от верхней пары рук и, поднырнув под нижнюю, впечатывает всё ещё слабо кровоточащую ладонь в изображение трёх волнистых линий на нижней стороне плеча левой руки. Голем замирает на половине движения, нелепо вытянув руки и покачиваясь под собственным весом на двух из шести ног.
Прекрасно!
Теперь… топот приближается. Он напрягается и вырывает одну из рук, без интереса отмечая, как из образовавшейся раны начинает хлестать белёсая жидкость, мерзко пахнущая гнилью. Он передёргивает плечами, не к месту вспомнив, как однажды он угодил в ящик с пищевыми отходами, когда учёные недоглядели и по ошибке отправили его не туда, куда было нужно. После того случая он долго не мог вообще смотреть на еду…
Он примеряется и, смазав пальцы оторванной руки своей кровью — ох, он сильно надеется, что охранники, что вот-вот появятся из-за поворота, затопчут тут всё — с размаху опускает ту на стекло. Пусть для этого ему и приходится встать на цыпочки и балансировать так, надеясь, что удастся не упасть. Стекло тоненько звякает и разбивается, оставив в раме неровные оскаленные клыками осколки. Он обматывает ладони тряпками, которые сдёргивает с головы… или что там у него?.. голема, ухватывается за нижний край рамы, подтягивается и пролезает наружу, ободрав штаны и куртку и только чудом не распоров себе ничего.
Позади он слышит крики и шум. Он совершенно не хочет знать, что именно там происходит. Тем более, что…
Он судорожно вцепляется в раму, чувствуя, как один из осколков до кости впивается в ладонь. И старается подтянуться. Всё же лучше вернуться, чем…
Левая рука соскальзывает, и он изо всех сил пытается вновь ухватиться за раму. Видит, как в окне появляется голова одного из охранников, и радуется его появлению. Тот хватает его за руку, но ладонь, вымазанная в крови, выскальзывает. Он чувствует, что начинает падать. Крепко зажмуривается, пусть это и трусость, запоминая, как где-то вверху на тёмном, рассыпаны маленькие светящиеся точки, и пахнет… так сладко…
…Он распахивает глаза, когда спина вминается во что-то мягкое. Что-то, чего ещё несколько мгновений назад совершенно точно не было — он прекрасно видел голую каменную площадку внизу и…
Он осторожно приподнимается на руках и оглядывается. Темно. Гораздо темнее, чем было до того, как он начал падать вдоль отвесной стены. И… пахнет иначе. Он принюхивается, пытаясь понять, что же изменилось, но… Он попросту не знает, как описать то, что сейчас чувствует. Он поднимает голову наверх и видит всё то же тёмное с россыпью светящихся точек. Это… небо? Он хмурится. Кажется так это называла старенькая женщина, что иногда приходила мыть коридоры, а он слушал из-за двери, как она переругивается с охранниками или говорит что-то о том, что находится за стенами того места, где он провёл всю свою жизнь.
Небо и… звёзды? Он откидывается назад, ощущая мягкость и запах… травы? Там, в одной из комнат, росло много разных растений, так что… Он чуть поворачивает голову, и рукой проводит по тому, на чём лежит. Трава. Начавшая подсыхать трава. Он вздыхает, стараясь как можно полнее ощутит это приятный запах и прислушивается.
Погони нет. Странно. Ведь охранники должны были…
Или всё дело как раз в том, что это место ощущается иначе, чем то, где он был раньше?
Он садится и осматривается.
Пустота.
Слишком много открытого пространства, что заставляет чувствовать себя крайне неуютно. Он обхватывает себя за плечи, чувствуя, как рубаха намокает от так и не остановившейся крови… Плохо. Это окно… из-за него у учёных теперь точно будет способ отследить его. Но всё равно уже ничего нельзя сделать. Так что… Он вздыхает. Отрывает ткань от подола рубашки и забинтовывает раненные ладони.
Надо убираться отсюда… Только вот — куда? Он всматривается в темноту, различая справа от себя несколько невысоких домов, а слева — открытое пространство с разбросанными по нему тёмными силуэтами. И, кажется, они состоят из травы, потому что как раз на одном таком он и находится… Как…
Справа раздаётся тихий скрип. Он резко поворачивается на звук и, изо всех сил напрягает зрение. Одно из окон ближайшего к нему дома приоткрывается, и из него выскальзывает тоненькая фигурка в длинной одежде. Он никогда раньше не видел людей в таком — там, где он жил, все ходили либо в белой одежде, что накидывалась поверх серой формы, либо в форме охранников. Даже он… он окидывает свою перепачканную в крови, но всё ещё местами серую форму… Он не отводит взгляд всё то время, пока фигурка не отлепляется от стены и не движется в сторону его укрытия, постоянно озираясь и вздрагивая от каждого шороха.
Он тихонько фыркает, сравнивая побег этого человека с тем, что сделал сам…
И что же теперь…
Он спрыгивает с кучи травы и направляется наперерез беглецу. Если помочь ему, то тот наверняка не откажется оказать ответную помощь. Во всяком случае он на это надеется.
***
Город Святой Анны. Слой Утро. Квартира Эннали Линьары и Эннали Эйстаны Инлэ Гасэрт-Кои. Восьмое октября 2347 года от заселения планеты. 00:38 по местному времени.
С улицы обдаёт холодом, что и не удивляет особо — пусть это и не явно, но даже в Утре наступила уже осень. Да, дни по-летнему тёплые. Даже жаркие. Но ночи в полной мере показывают, что пора прощаться с теплом. Хотя сейчас это даже приятно. Лина облокачивается на перила и откидывает голову назад, рассматривая особенно крупные в это время года звёзды. Кожу приятно холодит ветром, остужая жар. Из комнаты доносится стон сестры, заставляя предвкушающе усмехнуться. Лина выпрямляется, отбрасывает с лица тёмную прядь и делает шаг в сторону комнаты, когда по виску прокатывается холодок вызова. И кому пришло в голову отвлекать её в такую ночь?! В первую за три недели непрерывной работы ночь!
Лина поджимает губы, разрываясь между желанием послать всех подальше и ответить. Всё же есть большая вероятность того, что это может быть чем-то важным… Хотя они с сестрой ведь всем дали понять, что сегодня берут выходной, и беспокоить их можно только в самом крайнем случае…
Она прикасается к вязи татуировки, что виноградной лозой оплетает ушную раковину и, скользнув по виску, прячется в волосах, прикрывает глаза и сосредотачивается на вызове. Перед глазами мелькает стандартный фон комнаты иллюзория для частной беседы, который Лина так и не собралась изменить, а затем возникает испуганное лицо Виктора. Что могло вызвать у её вечно держащего каменной выражение на лице заместителя?
— Э… доброй ночи, госпожа Гасэрт-Кои, — начинает он, запинаясь едва ли не на каждом слове. Лина сдвигает брови, от чего Виктор вздрагивает. — У нас ЧП. — Лина молча смеривает его взглядом. — Образец №900/123/12 сбежал.
— Что?! — Лина, видимо, выкрикивает это вслух в реале так, что в комнате, кажется, наступает тишина. Лина не поручится за это, но… Но.
— Он… видимо, готовился к этому очень долго, — начинает частить Виктор, чем вызывает ещё большую волну раздражения. — Сломал камеру, что заметили только после его побега… В комнате на двери мы нашли обратный знак, которым от отпер двери. Нарисованный кровью. Видимо, он сумел где-то раздобыть что-то, чем порезал себе вены, и…
— Ясно, — перебивает его Лина. — Вы ухитрились допустить побег ценного образца. Кто ему подсказал, интересно знать? — Лина позволяет себе произнести это язвительно, хотя и понимает, что не стоит давать волю эмоциям при подчинённом. Ладно. Пусть. — И что дальше? Охрана…
— Он подгадал момент так, что охрана была на пересменке. Камеры в коридоре зафиксировали всё до последнего момента. Его попытался перехватить голем, но образец вырвал тому одну из рук и выбрался через окно…
— Окно, если я не путаю, расположено на тридцатом этаже, — прохладно замечает Лина, мысленно перебирая варианты. Если об этом узнает отец… или главы Шторма и Кошмара… И неясно, кто из них хуже. — И что дальше?
— Он исчез, — кратко сообщает Виктор.
— То есть? — Как это — исчез? — Ему всё-таки кто-то помог? Вы выяснили — кто?
— Н-нет.
— Так выясняйте!
Лина резко обрывает связь, чувствуя, как немеет шея и плечо. Не стоило так… ладно. Сейчас пройдёт. Она кусает губу. И ойкает от того, что это получилось слишком сильно. Побег. Как это вообще возможно?! Лаборатория ведь одно из самых защищённых мест в городе! Что… кто стоит за этим? Кошмар? Узнали про образец и захотели заполучить его себе? Или Шторм пытается… Шторму это ведь совсем невыгодно. Шторм же сам является участником этого эксперимента! Пусть сейчас там и новый глава, но вряд ли он станет рушить то, чего добились его предшественники! Учитывая то, что случилось не так давно, Герману крайне невыгодно подобное. Это будет грозить расколом внутри семьи… Лина качает головой. Нет. Шторм не… Им наоборот сейчас нужно как можно лучше укрепить связи… или это они перед Кошмаром выслуживаются?
Лина шагает в комнату, отодвинув занавеси, что тут же откликаются мелодичным перезвоном колокольчиков. Прислоняется к стене, окидывая взглядом освещённое только уже наполовину выгоревшими свечами пространство внутри. Романтика!.. ну, как её понимает сестра, конечно. Свечи, вино, какая-то ненавязчивая музыка, которую всё равно толком не разобрать… разбросанная кругом одежда. И две пары глаз, внимательно на неё смотрящие. Она передёргивает плечами, потом начинает ходить по комнате, выискивая среди одежды свои вещи. Надо отправляться в лабораторию и самой выяснять, что именно там случилось.
— Лина? — Лунничка чуть меняет позу, продолжая пока что сидеть на коленях Мартина.
— У нас проблемы, Эсси. Образец сбежал. — Лина натягивает платье, пытаясь застегнуть молнию на спине. Хорошо ещё, что она не стала надевать то, с корсетом… пусть он и делает её грудь больше. — Виктор говорит, что тот исчез, выпав из окна…
— Ничего умнее не сумел придумать? — сестра выпутывается из объятий Мартина, одарив того извиняющимся поцелуем, и тоже принимается одеваться. — Кто ему помог сбежать? И где…
— Это бы и я хотела знать. Надо будет встретиться с Германом и узнать, почему их големы вообще можно сломать. И…
— Да. Я тебя поняла, — Лунничка скручивает тёмно-красные волосы в пучок и закалывает шпильками, ногой пытаясь нащупать туфли. Что Лину всегда в сестре восхищает, так это то, как быстро она способна переключиться с любовных игр на дела. Моментально. Сама Лина думает, что сложись сейчас ситуация наоборот, ей самой было бы сложнее заставить себя думать о чём-то кроме Мартина, которого они обе так давно не видели. — Хотя, быть может, что Виктор прав, и образец сбежал сам. Ты ведь не хуже меня знаешь, что он из себя представляет.
— В таком случае он сейчас может оказаться в любом из слоёв… — Лина, наконец, застёгивает молнию и ойкает, когда та защемляет волосы. Кое-как выдёргивает их из плена и собирает в высокий хвост. Если образец сейчас не в Утре, то… Лина наклоняется, застёгивая ремешок туфли вокруг лодыжки. Ни в Сумерках, ни в Ночи у них нет достаточно людей, чтобы самим вести поиски… Да у них вообще нет людей, если на то пошло! И нет никакой возможности сообщить об этом в службу порядка. — Я боюсь представить, что будет, если он оказался в Полудне.
— Как будто бы другие слои… — Лунничка обрывает фразу. Лина вопросительно смотрит на сестру и видит, что её взгляд остановился на всё ещё лежащем в кровати Мартине. Тот, кажется, вообще ничему не удивляется или удачно делает вид. Мартин… — Мартин, у тебя ведь есть люди…
— Предположим, — низкий бархатный голос обволакивает, сладко отдаваясь внизу живота. Лина вздыхает, с сожалением думая, что теперь и вовсе неизвестно, когда состоится следующая встреча. С их-то загруженной жизнью. — Но что я получу взамен? — Мартин поднимается с кровати, ни капли не стесняясь наготы, подходит к окну и смотрит на спящий город. Лина скользит взглядом по идеально развитым мышцам спины, испещрённой шрамами и частично прикрытой доходящими до лопаток медными волосами, с раздражением думая о том, что из-за побега образца она теперь не сможет добраться до этого великолепия… А так хотелось на этот раз оставить ему на память несколько хороших царапин! Чтобы помнил всё то время, когда бывает «по делам» в том борделе… Лина прогоняет нахлынувшее недовольство, напоминая, что никто из них троих никаких клятв не давал, и требовать верности глупо.
Взамен… Лина вздыхает. А что, в самом деле они могут предложить Мартину? Ну, не на секс же он намекает — это он и так получит, когда пожелает. Хоть от них, хоть от… Лина опять заставляет себя успокоиться. Что такое с ней сегодня творится, если ревность, сейчас и вовсе неуместная, снова и снова поднимает голову? Взамен…
— А что бы ты хотел? — Проще отталкиваться от уже имеющихся вариантов, всё-таки.
— Образец… это ведь то, о чём я думаю? — Мартин поворачивается к ним лицом. В отблесках свечей Лина с трудом различает символ его Клана, вытатуированный на груди. В отличие от рядовых членов Клана, которым метку помещают всегда на спине, между прочим! Лина отгоняет некстати мелькнувший вопрос, как они меняют её расположение, когда место лидера занимает новый человек. Самое время сейчас о пустяках думать! Лунничка тем временем подтверждает его слова. Лина даже и думать не хочет, откуда Мартин знает про то, чем в последнее время занимались сотрудники второй малой лаборатории компании. Учитывая тот уровень секретности, что был присвоен этому направлению. Не хочет думать, но по итогу всё равно, конечно, придётся. Но не сейчас. — В таком случае, думаю, я не отказался бы от пары-тройки десятков подобных бойцов.
— Эксперимент ещё не завершён. Мы…
— Но ведь рано или поздно это случится? — Мартин улыбается — Лина слышит это в его голосе. Она кивает. Да, завершится. Да, Мартин может рассчитывать на партию гибридов, когда это случится. — В таком случае скоро с вами свяжется Людвиг — ему и расскажите то, что он должен знать.
Людвиг! Лина благодарно улыбается, про себя желая Людвигу сдохнуть где-нибудь в ближайшей подворотне.
Спустя двадцать минут Лина сидит в жёстком кресле в кабинете лаборатории, которое терпеть не может, и слушает отчёт Виктора, думая о том, насколько неуместно она сейчас выглядит посреди стерильной белизны этого места в своём более чем откровенном платье. Судя по тому, как часто останавливается взгляд Виктора на её груди, виднеющейся в глубоком вырезе, оно… Только вот на Мартина это не производит, почему-то и половины того же эффекта… Лина позволяет себе улыбнуться этой мысли и сосредотачивается на словах.
Отчёт не радует ни капли. Как и перспектива рассказывать об этом всё отцу. Тот, конечно, не особенно вмешивается в дела малых лабораторий, полностью отдав их управление им с Лунничкой в качестве… неважно. Но побег… Хорошо. Допустим, младшему персоналу вполне можно стереть часть памяти, заменив на… Лина задумывается. Ну, предположим, можно внушить им, что побег удалось предотвратить, а образец впоследствии ликвидировали, поскольку в процессе он получил несовместимые с жизнью травмы. Но Виктор… Виктор, как и большая часть тех, у кого есть доступ к секретам Нового Дня, имеет иммунитет к магии подобного рода.
А ещё он слишком падок на деньги и женщин… И даже представлять не хочется, к чему это может привести. Или уже привело? Ведь откуда-то же Мартину стало известно про образец? Хотя, конечно, это не доказано, но… Лучше перестраховаться. По крайней мере — в этом конкретном вопросе.
Лина пересекается взглядом с вошедшей сестрой и чуть склоняет голову. Лунничка понятливо улыбается и бесшумно покидает кабинет так, что Виктор вообще не заметил её прихода.
— Что ж. Мне всё понятно, — кивает Лина, отмечая, что сестра уже вернулась, держа поднос с тремя чашками кофе. Лина мысленно кривится, понимая, что придётся пить эту горькую дрянь! Мало того, что она сама по себе отвратительна на вкус, так ещё и сделана явно из самых дешёвых ингредиентов, которые хранятся в шкафчике секретарши, но… Но во всём нужно видеть и хорошие стороны. По крайней мере это поможет не заснуть пока всё, что нужно, не будет сделано. — Ты хорошо поработал, Виктор.
Лунничка ставит поднос и занимает место рядом с Виктором, стараясь принять такую позу, чтобы разрез на юбке максимально оголил бедро. И делает вид — Лина прекрасно знает это её выражение лица! — что не замечает откровенно раздевающий взгляд подчинённого. Тот, впрочем, старается пореже смотреть… Он чуть наклоняется, чтобы взять чашку. Лина проводит кончиком пальца по ободку своей, не решаясь сделать первый глоток. В отличие от сестры, которая от удовольствия даже прикрыла глаза. Что она в этой… этом напитке только находит? И ладно бы ещё дорогие сорта — тут Лина могла бы хоть как-то понять — но… Вот эта вот дешёвка?!
— Позже я перешлю тебе инструкцию. Сейчас же можешь быть свободен, — произносит Лина, когда Виктор делает несколько глотков.
Она не отрывает взгляд от него всё то время, пока он идёт к двери. Пока пытается ставшими внезапно непослушными руками повернуть ручку, пока падает, с ужасом понимания глядя на Лину. Глаза в глаза. Она позволяет себе смежить веки лишь тогда, когда тот, судорожно глотая воздух, вытягивается в струнку и спустя несколько секунд замирает. Лина дёргает уголком рта, только так выражая раздражение. Всё же Виктор был неплохим подчинённым. Но — не незаменимым. Иначе бы остался жить. Наверное.
— Хорошее средство, — замечает Лина, делая, наконец, несколько быстрых глотков и отставляя опустевшую чашку. — Из последней серии?
— Ещё не до конца испытанное, — кивает Лунничка, мельком глянув на тело. В отличие от Лины она пьёт мелкими глотками, явно стараясь оттянуть момент, когда чашка опустеет. Глупо. Можно ведь, раз уж хочется, ещё сделать, не так ли? — Сотрудники докладывали, что в четверти случаев агония подопытных затягивается на несколько минут, как в этот раз, что, как ты понимаешь, не очень удобно.
— Значит, пускай дорабатывают. Пойдём? До рассвета ещё успеем продумать, что говорить папе… После того, как я разберусь с теми, кто принимал участие в поимке образца.
— Пойдём, — кивает Лунничка, потеревшись щекой о плечо Лины, когда та обошла стол. — Эй, вы! Пришлите пару рук, чтобы убрали тело. А потом найдите Ольгу и отправьте в третью лабораторию. — приказывает сестра замершим в приёмной подчинённым Виктора. Те синхронно вздрагивают и кивают.
***
Город Святой Анны. Слой Сумерки. Квартира Хельги Альттора Сентьолло-Лиэн. Восьмое октября 2347 года от заселения планеты. 03:17 по местному времени.
Этот храм мало чем отличается от любого другого храма. И так же мало интересен. Был, по крайней мере до сегодняшней ночи. Вся его ценность всегда сводилась лишь к тому, что камеры, расположенные на нём, удачно захватывают одну из площадок для перехода между слоями, которой чаше всего пользуются люди Кошмара. И я даже и представить себе не мог, что однажды на территории этой, прямо скажем, в целом бесполезной организации — чего реально хорошего они сделали за всё время существования? Даже с Тьмой толком бороться у них не выходит… — развернётся настолько красочное действо. А ведь я поначалу даже не планировал тратить сегодняшнюю ночь на просмотр конкретно этого места, помня о том, что до наступления зимы Кошмар сворачивает все походы в Тьму из-за её нестабильности… Я сменяю угол обзора, переключаясь с одной камеры на другую. Отсюда прекрасно видно ряд тел, что защитники храма складывают вдоль стены. К их чести — не делая различий между своими братьями и нападавшими на них… В этот момент особенно остро хочется выругаться, но… Не имеет смысла. Всё равно я не могу ничего с этим сделать.
Я переключаюсь на другую камеру и лишь приложив некоторые усилия не падаю из кресла, опасно покачнувшегося подо мной. Маркиз Найтмар собственной персоной! Как… неожиданно. Неужто наконец-то прекратил жалеть себя из-за отлучения от двора, вылез из постели Тээни и занялся делом?! Имеет ли смысл благодарить за это его отца? Или успело произойти что-то, о чём я внезапно не в курсе?
Я перебираю в голове слухи последних дней… нет. Всё верно. Никаких предпосылок для того, чтобы маркиз лично отправился решать проблемы храма не было. Не могло быть. Неужели я и правда что-то упустил? Я на мгновение позволяю себе отвлечься от того, что происходит в храме. Как, всё-таки, неудобно, что единственный источник информации в окружении герцога Найтмара это одна из служанок, что не так давно была принята в их дом! Сколько она может знать?! Только вот потомки первых англичан, сосланных в наш прекрасный город, слишком подозрительны к тем, кто их обслуживает — большинство из тех, кто находится в их доме, служат герцогской семье десятки поколений. И было просто невероятной удачей подобраться к этой девушке. Скрытные они — герцоги Найтмар. Как, впрочем, и остальные два… Гасэрт, к примеру, держит подле себя исключительно големов… производства Шторма, что занятно. Герцоги Винтерберг, кстати говоря, до такого не додумались… только в их окружение пробраться не менее сложно. И не такому, как я, пытаться… А, собственно говоря, кому, если не мне?
Я вновь сосредотачиваюсь на событиях в храме.
Н-да… брызги крови на стенах смотрятся впечатляюще! Лучше было бы только в том случае, если бы стены красили в белый. Впрочем, и так достаточно ярко выглядит. В область обзора камеры попадают двое храмовников в изрядно ободранных рясах, из-под которых проглядывают архаичные доспехи, перетаскивающих очередной труп. На этот раз — едва ли не разорванный напополам так, что кишки то и дело норовят вывалиться наружу. Это ж с какой силой должен был быть нанесён удар? И — чем? У руководителей Сыновей Мрака — я ловлю себя на том, что рефлекторно морщусь при одном только упоминании названия этой… организации… — появились новые игрушки? И я опять не в курсе? Это уже как-то слишком! Всё же в отличие от дома создателя Кошмара, среди сыновей у меня достаточно источников. Почему в таком случае никто из них ни словом не обмолвился? Не тот уровень допуска? Или это…
Отправиться, что ли, к ним на собрание и выяснить своими методами? Многие будут рады… Нет. Не стоит. Слишком… Просто слишком.
Ладно. Сейчас это не так уж и важно. Тем более, что я уж точно не собираюсь лично сражаться с этими идиотами. Так что пусть о наличии какого бы то ни было оружия у сыновей болят головы тех, кто будет им противостоять. Я переключаюсь на камеру, что находится ближе всего к маркизу, успевшему вместе с одним из уцелевших храмовников покинуть зал и запереться в одном из кабинетов, и сосредотачиваюсь на их разговоре.
— Так, значит, вы не можете сказать, почему эти люди напали на храм? — уточняет маркиз, пройдя через комнату и упав у кресло. Так, что кресло, скрипнув ножками об пол, чуть отъезжает назад. Камера ловит голоса храмовников и людей Кошмара, переговаривающихся за пределами кабинета. Хорошая техника. Качественная. Надо думать, очередная игрушка Шторма. Хорошо бы внедрить такие во всех более-менее значимых местах города… А то порой приходится едва ли не из кожи вон лезть, чтобы рассмотреть или расслышать важную информацию… Что? Мораль? С этим — не ко мне.
— Не считая того, что они считают, что нас нужно уничтожить? Нет. Не могу представить ни единой причины, — искренне произносит храмовник, перекладывая какие-то листки на косящем под мрамор столе. Позу маркиза он демонстративно игнорирует. Позволяя себе при этом язвить. Слегка. Но будь его слова произнесены хоть на каплю менее отстранённо, даже маркиз Найтмар понял бы, что это завуалированная ирония, но, увы. Уж чем-чем, а проницательностью этот человек не наделён. В отличие от храмовника… Я напрягаю память, пытаясь выудить из неё ещё хоть что-то об этом человеке. Память сегодня ко мне исключительно благосклонна, раз выдаёт нужное практически сразу. Ричард Сторм. Заместитель главы конкретно этого храма. Человек замкнутый и предпочитающий проводить всё свободное время в чтении устава или молитв… я даже не знаю, что из этого с большей гарантией способно отправить человека в долгий исключительно полезный для здоровья сон… которого господину Сторму явно не хватает. Если судить по запавшим глазам и размеру кругов под ним. Да и общий осунувшийся вид… Но при этом ухитряется иронизировать и вообще держится вполне бодро. Для человека, у которого несколько не самых безобидных ран. Пусть и залатанных на скорую руку. — Как не могу представить себе, как именно эти фанатики вообще проникли в Утро. Насколько мне известно, они…
…Как все наивно считают — не имеют возможности покидать Ночь. И, за редким исключением — Сумерки. Хотя, конечно, я могу сходу перечислить хоть пару десятков фамилий вполне себе уважаемых жителей Утра, что, как минимум, сочувствуют Сыновьям Мрака. Если не сказать большего. Про Полдень могу сказать, что… а, нет. Всё же промолчу. Обитателей высшего слоя города лучше не поминать всуе… Даже мысленно. Даже мне. Я цепляю взглядом маркиза и поправляю самого себя. Не поминать. Да. Но это не исключает необходимости присматривать — ведь так? Всё же кому, как не мне?
— Эти люди, не таясь, прошли через главный вход и тут же открыли огонь, верно? — маркиз откидывается на спинку кресла, вытягивает ноги вперёд и прикрывает глаза. Хм… Я не уверен, что это соотносится с нормами этикета, которые, как говорят, прививаются аристократии едва ли не в младенчестве. Впрочем, неважно. Я рассматриваю узкое породистое лицо с знаками на щеках. «Защита» и «здоровье». Нанесённые временной краской. Ну, конечно! Разве может аристократ позволить изуродовать себя татуировками?! Тем более — англичанин! Сколько там в них крови предков-то осталось за те века, что прошли с момента заселения? Я провожу кончиками пальцев по шее, на которой, уходя вниз, на грудь и через плечо на спину, чернеет магическая татуировка… Мне даже кажется, что я чувствую покалывание в подушечках там, где те соприкасаются с рисунком. Хотя, конечно, это не более, чем разыгравшееся воображение. Интересно, а тело этого маркиза тоже чисто от татуировок? Он и руки, на которых, я не сомневаюсь, сейчас красуется «сила» и «скорость», каждый раз, отправляясь в бой, расписывает заново? И ноги? Какая морока! — И почему они не выбрали для этого храм, допустим, в Сумерках?
— Устрашение? — предполагает господин Сторм, вертя в руках пресс для бумаг, выполненный в виде шара на подставке из чьих-то лап… Гранитный. Какая архаика! В смысле — хранить информацию в бумаге, когда давно уже все перешли на иллюзорий во всём его разнообразии. Хотя… что взять от заштатного храма?
— Может быть, — тянет маркиз. — Может быть. Только мне кажется, что вы что-то утаиваете от меня сейчас, господин Сторм. И я хочу это знать.
— Это не имеет отношения к… — господин Сторм выпрямляется, и я слышу характерный звук, свидетельствующий, что на храмовнике тоже надеты эти доспехи… С чего бы вдруг храм перешёл на эту древность? Ах, да! У них же через пару дней какая-то там памятная дата, к которой все облачаются вот в это вот. Должно быть, сегодня была репетиция, а тут сыновья так удачно на огонёк забрели…
— Семеро моих людей погибли, защищая вас и ваш храм, господин Сторм, — выпрямляется маркиз, теряя любой намёк на лень или рассеянность. А я и забыл за то время, что маркиз лечил уязвлённую гордость в борделе и пьянках, что он может быть и вот таким… Передёргиваю плечами, чтобы согнать прокатившиеся по спине мурашки. Даже так — через камеру — до меня долетает отголосок силы, что маркиз вложил в свои слова. И я не имею ни малейшего желания знать, что именно сейчас ощущает, по-видимому, новый глава этого храма. Ну, раз до сих пор не появился прежний. — И хочу знать, что могло привлечь напавших сюда.
— Они… — господин Сторм замолкает. То ли пытается подобрать слово, то ли собирается с силами, чтобы признаться… в чём? Что в самом деле могло такого важного находиться в этом храме, стоящем на отшибе? Да о нём если и вспоминали, то от силы раз в десять-пятнадцать лет! Хотя маркиз прав, как бы мне ни хотелось думать иначе. Слишком уж странный выбор цели у сыновей. Если бы это и правда была акция, направленная на то, чтобы напугать, выбрали бы что-то, что в большей степени на слуху у людей. Тот же храм Покровителей в центре Утра, раз уж сыновья до этого слоя сумели добраться. Но — нет. И это и правда наводит на размышления. — Они унесли с собой ларец с реликвией, что храм берёг со времён основания города.
Я всё-таки падаю из кресла. И достаточно сильно прикладываюсь головой о стол. Настолько, что приходится вынырнуть из иллюзория, чтобы втащить себя обратно в кресло, не говоря уже про звон в ушах… Так что следующие слова господина Сторма проходят мимо меня. И, к сожалению, камеры храма не сохраняют записи! Зачем вообще они в таком случае нужны, я не имею ни малейшего понятия. Ну, исключая, конечно, возможность подключиться к ним дистанционно и подсмотреть, чем живут храмовники… кому, кроме меня, это вообще может быть нужно?! Впрочем… нет. Не буду представлять. Незачем подогревать у себя нездоровые фантазии… Я возвращаюсь к услышанному.
Реликвия времён основания города.
Что это может быть? И действительно ли сыновья имеют представление о том, что именно попало к ним в руки? И насколько это может быть опасно?
И нужно ли делать что-то прямо сейчас?
Я заставляю себя дышать ровно. Не стоит поддаваться желанию свалиться в панику из-за одного оброненного слова. Тем более, что пока что ничего не ясно.
Я сжимаю виски пальцами, чуть постукивая по коже, чтобы татуировка среагировала и отключила меня от камер. Да, это примитив с точки зрения некоторых особо помешанных на иллюзории персон, считающих, что любое взаимодействие с ним должно осуществляться исключительно за счёт ментальных усилий… когда-то я тоже так считал.
Но… не всё ли равно, если результат достигнут? Приоткрываю глаза, наслаждаясь полумраком комнаты. Пусть образы из камер шли напрямую в мозг, глаза при этом всё равно почему-то устали. Самовнушение, не иначе. Наверное, стоило бы задержаться и послушать ещё, но голова уже начинает ныть. Скоро накроет приступом. И сильно повезёт, если к голове не прибавится и спина… Иногда я ненавижу собственный организм. Я медленно поднимаюсь на ноги и беру со стола таблетки и закидываю две в рот. Не стоило бы, конечно, превышать дозировку, но, чую я, обычную дозу головная боль проигнорирует. А я хотел ещё пробежаться по паре «комнат» и узнать кое-что… Слухи. Слухи последних нескольких дней заставляют думать, что должно произойти что-то, что… Если бы только знать, что именно!
И, как на зло, никто из тех, кто делится со мной информацией — по доброте душевной и за соответствующее вознаграждение — не знает ровным счётом ничего, что могло бы дать мне понять, что именно должно случиться! Толку с них… лишь только в тех случаях, когда и так имеешь примерное представление об области интереса. А вот в ситуациях вроде этой — когда всё строится исключительно на интуиции — все эти пешки абсолютно бесполезны.
Я сажусь на край дивана, проверив, достаточно ли плотно прикрыты шторы. Стоило бы отправиться в спальню — там-то уж точно ни единый луч солнца… которое, к слову, и летом почти не поднимается над горизонтом… плевать. Есть ведь ещё и фонари!.. не проникнет внутрь — но… лень. Я скидываю тапочки, подаренные мне лет десять назад сестрой… тогда мы ещё не имели привычки цапаться по любому поводу и даже обменивались подарками… и ложусь, вытягиваясь в полный рост. Ступни ожидаемо упираются в подлокотник… Надо было не вестись на рекламу и уговоры тогдашней подружки и покупать диван нормального размера!
Я прикасаюсь к татуировке на висках, чтобы соскользнуть в «коридор», но потом решаю, что всё же стоит проследить за сыновьями и понять, что происходит.
***
Город Святой Анны. Слой Сумерки. Южная окраина города. Восьмое октября 2347 года от заселения планеты. 07:48 по местному времени.
Звёзды постепенно становятся тусклее. Людвиг отбрасывает с лица слишком уж отросшую светлую чёлку и смотрит на неожиданно для этого времени года чистое небо, думая, что с гораздо большей охотой сейчас находился бы в собственной постели… даже при условии, что девочка из «Звёздной Вишни» успела убраться под крылышко Энни, которая несомненно отправила её к другому клиенту. Вместо этого приходится вместе с двумя десятками мрачных парней обшаривать тупики и заброшки, которых в этой части города хватает с избытком. А ведь это, в отличие от Ночи, гораздо более благополучный слой. По крайней мере так считается. А на деле… Людвиг перекидывает сигарету из одного уголка в другой и взглядом спрашивает, есть ли хорошие новости. Парни разводят руками.
Не сказать, что это слишком уж неожиданно. Всё же искать кого-то по столь размытому описанию, какое ему дали — дело неблагодарное.
Людвиг ещё раз косится на серое небо, которое сменило ночную черноту, и думает, что за месяц с лишним то в Утре, то в Ночи он несколько поотвык от обычной для Сумерек картинки. Хотя он не очень-то и расстроен по этому поводу. Будь его воля, Людвиг и вовсе бы здесь не появлялся. Слишком уж тут всё постоянно зыбко. Неопределённо. Он вздыхает и направляется к провалу, затянутому редким туманом — большая часть его уже начала уползать в строго отведённые места на «днёвку» — который ведёт внутрь очередного заброшенного здания. Он ни капли не сомневается в том, что там не будет ничего, кроме мусора и, быть может, пары-тройки бездомных… По-хорошему тут и делать-то нечего. Людвиг бы давно уже дал отмашку заканчивать поиски и возвращаться на базу. Только вот приказ отца… Людвиг выплёвывает скуренную до фильтра сигарету — да, это некультурно, но ни одной мусорной урны он не видит, да и, к тому же, тут и так полно хлама — думая, что, конечно, это совсем не его дело, но глава клана мог бы быть и более разборчивым в выборе любовниц. Ничего хорошего от девок-аристократок ожидать не приходится, даже если они хороши в постели. Девочки Энни ничуть не хуже будут в этом плане. И проблем от них всяко меньше…
«…Вызов выдёргивает его в тот самый момент, когда Эдит уже стоит перед ним на коленях в одних только туфлях на шпильках и собирается взять в рот. Людвиг честно хочет проигнорировать собеседника по ту сторону связи, только вот это не кто иной, как Мартин. Отец и глава клана. И его непосредственный босс. Что перечёркивает даже намёк на желание сделать вид, мол, не почувствовал вызов.
Разговор выходит коротким. Но абсолютно не радует.
Из одной из лабораторий, принадлежащих семье Гасэрт кто-то сбежал, и задача Людвига этого кого-то найти. Спустя несколько минут, когда Людвиг торопливо застёгивает ремень на джинсах, его вызывают ещё раз. Теперь — одна из сестричек Гасэрт, дающая краткие — на самом деле ничего не проясняющие — подробности того, кого именно надо искать. И это отправляет и без того испорченное настроение на самое дно.
Как итог — отправив Эдит с деньгами за вызов восвояси, Людвиг спешно собирает команду и, поминая сестричек последними словами, натягивает на себя куртку, одновременно пытаясь втиснуть ноги в ботинки. До стационарного перехода в Сумерки не менее пятнадцати минут езды, да и там до точки сбора ещё полчаса. Это если не ждать группу и добираться до места самостоятельно — а опыт подсказывает, что всегда быстрее выходит позволить подчинённым добираться самостоятельно. Почему-то. И сестрички надеются, что за то время, которое прошло с момента побега этого неизвестно кого, ещё есть шанс его найти?! Даже при условии, что он ничего не знает о городе… На его месте Людвиг бы сейчас забился в какую-нибудь нору поглубже — можно, к примеру, найти сердобольного горожанина и либо воздействовать на его совесть, либо запугать и спрятаться у него — и переждать самые горячие дни…»
…Что ж. Если сейчас поиски не дадут результата, придётся просить помощи у Ярти, которая — Людвиг ни капли в этом не сомневается — будет крайне недовольна этим. Как и он сам. Это, всё-таки, не поиск контрабандистов, которые в очередной раз решили протащить в город крупную партию синего сна в обход Лис. Против них Ярти бы ещё согласилась поработать — всё же, несмотря на положение в Клане и прочее, торговцев наркотиками она терпеть не может. А вот искать непонятно кого по просьбе сестричек — далеко не факт. Ну, или потом вынесет весь мозг. Но в противном случае остаётся только обращаться к старому другу… И тут даже неизвестно, какой из вариантов лучше. Учитывая, что из себя представляет друг, а так же, что эти двое… хм…
— Заканчивайте здесь и… — Людвиг обрывает фразу, заметив из оконного проёма появление на улице десятка людей, среди которых опознаёт нескольких магов Кошмара. Неужели сестрички сдёрнули и их? Это кто ж такой важный у них сбежал?! Или его мысль про синий сон была не так уж и далека от реальности? Всё же всем «известно», что именно в лабораториях семьи Гасэрт создаются местные аналоги сна. И… Если сбежавший прихватил часть наркотика или его формулу, то Кошмар — как основной клиент — должен быть заинтересован в том, чтобы… Людвиг даёт знак остальным продолжать, а сам покидает здание и расслабленной походкой направляется к появившимся людям. Судя по тому, как именно они появились, это разовый переход ограниченного действия. Людвиг на всякий случай концентрируется на татуировке, заставляя ту перейти в фазу ожидания. Конечно, клан никогда не ссорился ни с Кошмаром, ни с представителями правопорядка… явно… но это не значит, что можно позволять себе беспечность. — Доброго утра! Что привело вас в Сумерки? Карл? Рад тебя видеть!
— Одноглазый?! Вот удача! — Мужчина средних лет расплывается в улыбке. Искренней, что, впрочем, не отменяет… ничего. Людвиг посылает в татуировку дополнительный запас энергии. И чувствует — за что отдельная благодарность Ярти и тому, что она настояла на нанесении одного специфического знака — что Карл проделывает нечто схожее. Конечно, у него нет татуировки Клана, но наверняка есть что-то другое. — Не видел здесь группу… лиц? Должны были пробегать здесь минут, этак, десять назад.
— Что за люди? — У сбежавшего были сообщники? Сестрички ни о чём таком не сообщали. Это… осложняет дело.
— А ты разве не знаешь? — Карл даёт своим людям команду ждать. Людвиг краем глаза отмечает, что его собственные подчинённые заняли нужные места. Если что-то пойдёт не так — хотя Людвигу бы этого не хотелось — эту десятку, будь они хоть трижды магами, снимут в два счёта. — Сегодня ночью какие-то фанатики напали на один из отдалённых храмов в Утре. Убили больше половины братьев и похитили важную реликвию. Их сейчас ищут по всем слоям…
Вот как?! Сыновья..? Людвиг кривится. Давно следовало бы прижать этих сумасшедших, что только и делают, что пытаются затащить к себе всех, до кого только могут дотянуться… Но ведь постоянно находятся дела поважнее!
— Нужна помощь? — Не то, чтобы Людвиг и в самом деле мечтает помогать людям Кошмара в то время, как они сами много лет успешно закрывали глаза на то, что творят <i>сыновья</i> в Ночи и — несколько реже — в Сумерках, но репутация на дороге не валяется. Как Лис, так и его собственная.
— Да я бы не отказался… Сам знаешь, в Сумерках я не очень-то и хорошо ориентируюсь… — Карл собирается сказать что-то ещё, но в этот момент позади него возникает сразу десятка три чёрных, плохо различимых в полумраке типичного утра сумеречного слоя, воронок, из которых выпадают затянутые в тёмное фигуры. Людвиг без труда опознаёт в них сыновей по специфическому запашку, который, может, и не существует, но тем не менее Людвиг его чует. Всегда чуял. Те, к их чести, сориентировались мгновенно, тут же выпуская в тех из людей Карла, что стояли ближе всего очередь из автоматов. Вот так. Маги, там, не маги… от пули никакая магия не спасает… если маг идиот. Людвиг отдаёт приказ своим стрелять на поражение, одновременно с этим активируя татуировку и отдёргивая замешкавшегося Карла.
Вовремя.
В то место, где они только что стояли, попадает сразу несколько пуль и что-то явно магическое. Карл кивком благодарит за помощь и разряжает едва ли не половину обоймы в оказавшегося рядом сектанта. Теперь Людвиг даже не сомневается в том, кто именно перед ним. Сам он двумя выстрелами отправляет на тот свет ещё одного противника, когда в действие вступает татуировка. Тени, которых в Сумерках всегда в избытке — едва ли не единственное, что в Сумерках можно считать хорошим… по крайней мере, сейчас — поднимаются вверх, превращаясь в копья, которые находят цели, как бы те ни пытались увернуться. Людвиг чуть пошатывается, ощущая отток сил, как и всегда, когда приходится задействовать татуировку.
И как только маги с этим управляются?
Спросить у Ярти, что ли?..
Людвиг разворачивается на шорох позади себя и в упор выпускает три оставшиеся пули, стараясь тут же разорвать дистанцию. Сектант оправдывает опасения и даже не думает умирать. И это при том, что одна из пуль — Людвиг это ясно видит — разворотила ему грудную клетку. Остаётся только догадываться, что именно делают сыновья со своими рядовыми членами, если они остаются в живых даже после такого… Людвиг меняет обойму, остро жалея, что татуировка сейчас как минимум пару часов будет бесполезна. Сектант, довольно заметно пошатываясь, направляется к нему. Медленно, что не может не радовать. Впрочем, он не успевает сделать и пары шагов, когда пуля Карла разносит ему половину головы. На это раз тот падает мёртвым. Людвиг в ответ на вопросительный взгляд Карла только кивает и переключает внимание на ещё живых противников.
Спустя несколько минут в живых остаётся лишь пара сектантов. Людвиг помогает одному из магов Кошмара справиться с противником и…
Он и сам не понимает, как получилось, что он повернулся к одному из врагов спиной, из-за чего…
Это, как и всегда, похоже на маслянистую плёнку, что обволакивает тело, мешая дышать, видеть, слышать. Конечно, это не длится долго — через три удара пустившегося вскачь сердца, всё приходит в норму… Вроде бы. Но Людвиг прекрасно знает, что это — обман. Проклятие уже попало в кровь. Спустя несколько минут оно достигнет сердца и по венам разойдётся по всему телу. И теперь остаётся ждать, когда то проявит себя. Неизвестно пока что, как именно — у сыновей постоянно появляется что-то новое. Но Людвиг ни капли не сомневается, что ничего хорошего от предсмертного подарочка одного из сыновей — того, разумеется, застрелили буквально в следующую секунду, хотя это уже ничего не меняет — ожидать не приходится.
Он выбивает сигарету из пачки, подкуривает, не торопясь, и садится на покорёженный кузов автомобиля. Старого — ему, должно быть, не меньше семи десятков лет. А, если судить по тому, как тот скрипит и угрожает развалиться вот прямо сейчас, и того больше. Причём, никому и в голову не приходило его чинить, по-видимому. Людвиг встречается взглядом с выглядящим виноватым Карлом и пожимает плечами.
— Не стоит. У меня есть, кому разобраться с проклятием, — улыбается он. Есть. Только вот она из него душу вынет в процессе. Впрочем, дело не в этом, а в том, что ей придётся сделать, чтобы его вылечить. Людвиг медленно выдыхает дым, заставляя не начинать посылать самому себе проклятия. А то мало ли как это может наложиться на подарочек от сектанта…
Карл вздыхает и переключается на своих подчинённых, которых осталось всего шесть. Три мёртвых мага Кошмара в обмен на тридцать сыновей… учитывая помощь Клана, это чудовищный результат. Когда проклятые — Людвиг чуть слышно фыркает, отмечая, что его начинает клинить на этом слове… нервное, что ли? — сыновья успели набрать такую силу? И что ещё у них может быть в запасе? А ведь, что интересно, за всё время их существование в городе так никто из непосвящённых и не сумел найти их логово. Да и вычислить тех, кто принадлежит этой секте, не выходит. С виду-то все приличные, правильные… А ещё говорят, что даже среди жителей Утра и Полудня — причём, среди высших чинов! — полно тех, кто мечтает уронить город в Тьму… Надо быть безумными, чтобы желать такого! И надо быть совершенно беспечными, чтобы считать, что сыновья есть и будут впредь проблемой исключительно Ночи и Сумерек. Что они не пожелают большего… Надо немедленно сообщить Мартину, что сыновья стали явно сильнее. И остальным Кланам, если они, конечно, не думают присоединяться к секте.
Людвиг провожает взглядом уходящих магов Кошмара, которые прихватили с собой тела сыновей — хотят изучить? Ну, пусть попробуют. Может, польза от этого будет… Потом он переключается на собственных потрёпанных подчинённых. Двое погибли, неудачно подставившись, семеро — с разными видами ран, ещё трое, как и он сам, прокляты… пусть и не так опасно, как он сам — тут и рядовые маги Клана запросто справятся. Но такие потери… прекрасный результат, что и говорить! Ни о каком продолжении поисков для аристократических дамочек не может быть и речи.
Прекрасная отговорка. Её бы в неё кто-то поверил…
Людвиг на несколько мгновений задумывается, потом кивает самому себе и сосредотачивается на татуировке связи — он уже знает, кого именно осчастливит заданием искать неизвестно кого. А сам тем временем…
Он передёргивает плечами, представляя, что именно устроит ему Ярти, когда узнает, как глупо он подставился…
***
Город Святой Анны. Слой Ночь. Высотка около Седой Звезды. Восьмое октября 2347 года от заселения планеты. 13:33 по местному времени.
Веслав сидит, подтянув ноги к груди, и смотрит неотрывно в одну точку. Которую даже не видит сейчас толком из-за непроглядной темноты вокруг. Можно было бы и вовсе закрыть глаза, но Веслав боится. До ужаса боится того, что встаёт перед глазами каждый раз, стоит ему лишь зажмуриться. Но от темноты перед глазами уже плавают круги и кажется, что оттуда — с другой стороны комнаты — на него сейчас смотрит… кто-то. Кто только и ждёт, что он ослабит внимание и тогда…
Веслав обхватывает колени руками и судорожно вздыхает, ощущая запах слёз где-то в горле. И напоминает себе, что он — не девчонка, чтобы ныть. И что лучше подумать, как отомстить тем, кто сделал это… это с его семьёй, чем…
Надо встать и поискать выключатель — он должен быть где-то рядом со входом. Наверное. И стоит, всё же, собраться и начинать думать, что делать дальше. И как теперь возвращаться домой… Если вообще есть, куда возвращаться после… Он кривит рот в попытке удержать подступившие к горлу рыдания. Собирается с духом и кое-как поднимается на ноги, придерживая рукой стену. И начинает шарить ею, пытаясь нащупать выключатель. Тот ведь должен быть примерно на уровне метра-полутора от пола. Ну, если, конечно, владелец этой квартиры не гном или не великан… или не какой-то оригинал с нестандартными запросами… Веслав вздыхает, продолжая поиски. И честно старается не думать. Только вот даже перед широко распахнутыми глазами то и дело возникаю картинки сегодняшнего утра — несколько часов тому назад — когда всё ещё было... всё ещё было.
«…Мама, папа, Дима, Лёша… Мара и Лариса, которая пытается успокоить Ладу — той не понравилось, что сегодня не подали блинчики с мёдом, как она любит. Он рассказывал внимательно слушающему его Лёше, что сегодня обязательно собирается отправиться на озеро — он обещал показать Тео новый катер, который выкупил через подставных лиц на подпольном аукционе. Может быть, это хоть немного отвлечёт Тео от того мрака, в который он погружается с тех самых пор, как погибли его родители? А то единственный оставшийся теперь у него старший брат, по словам Тео, практически не обращает на него теперь внимания. И даже пытается спихнуть в школу-пансион… кажется, даже в школу Ангелов, куда сам Веслав планировал поступать. Только вот в отличие от Тео он не испытывает от этого никаких плохих эмоций. Но в любом случае надо помочь Тео. Но для этого придётся сбежать так, чтобы папа не заметил. А то будет масса вопросов. Например — касательно этого самого аукциона… На это Дима, явно сдерживая смех, советует сбежать прямо сейчас, а они с Лёшей его прикроют.
— Но тогда надо ещё отвлечь и Лару, — замечает Веслав, косясь на старшую сестру, которая внимательно слушает слова мамы, но — Веслав не сомневается ни капли — замечает всё, что творится в саду. Как и всегда. Мама однажды говорила папе, когда думала, что её никто не слышит, что из Лары получилась бы неплохая начальница королевской охраны, не будь она женщиной. На это папа ответил тогда, что это место по праву принадлежит Лёше и не нужно пытаться подвергать Лару такой опасности, когда для этого есть мужчины.
Лёша и Дима переглядываются и подсаживаются к Ларе с каким-то вопросом. Веслав видит, как сестра хмурится, пытаясь понять, чего те от неё хотят, и сползает под стол. Момент выбран идеально — Лара и мама заняты Лёшей с Димой, Мара спорит с папой по какому-то пустяку, а Лада… а Лада ни за что его не сдаст, если хочет получить ягоды, что растут на берегу озера. Так что…
…Он не понимает, когда всё меняется. Вот, вроде бы, только что семья мирно завтракала, но уже в следующее мгновение пространство взрывается стрельбой и криками. Веслав видит, как падают стулья, когда родители и братья с сёстрами вскакивают на ноги, слышит, как кто-то кричит. Он забивается поглубже под стол и только слушает.
Крики отца и братьев. Мама требует, чтобы сёстры подошли к ней и никуда не убегали. Выстрелы, резкие команды охраны. Пахнет готовыми сорваться знаками. Веслав прижимает ладони к ушам, прося, чтобы всё закончилось. Стол скрипит и проезжается на несколько сантиметров в сторону — Веслав поджимает ноги, боясь, что его заметят — вздрагивает, как будто бы на него опустили что-то очень тяжелое. Потом скатерть сбоку начинает окрашиваться в красное. Веслав судорожно вздыхает. На землю рядом со столом падает человек, и Веслав замирает, неспособный оторвать взгляд от стекленеющих глаз Лёши, у которого отсутствует нижняя челюсть — неестественно длинный язык и кровь, заливающая всё вокруг. Потом на него сверху падает тело кого-то, кого Веслав не знает, но он почти не замечает этого, не в силах оторвать взгляда от так и не закрывшихся глаз старшего брата.
В следующий момент стол отлетает в сторону, и Веслав видит кучу людей, затянутых в тёмное, которые теснят дворцовую охрану. Та огрызается, пытаясь защищать папу с мамой и остальных, но безуспешно — Веслав видит, что помимо Лёши чуть поодаль навзничь лежит Лара с торчащим из груди собственным кинжалом, который её подарил Дима на прошлый день рождения. Мара прикрывает собой Ладу, отступая перед двумя врагами. Мара же… она — единственная, кто в семье не владеет магией вообще! Надо… Рядом с Марой возникает Льосса — одна из лучших среди дворцовых телохранителей — ловко выбивая из руки одного нападающего пистолет и посылая во второго что-то… Веслав не двигается, хотя, вероятно, стоило бы помочь маме и папе, но… Но страх…
Он зажмуривается, но тут же распахивает глаза, когда слышит истошный крик мамы. Она… она вырывается из рук держащих её людей, пытаясь… Веслав переводит взгляд туда, куда смотрит мама, и видит, что обезглавленное тело папы, пошатнувшись, начинает заваливаться набок. Спустя несколько мгновений, голова мамы отлетает, срубленная одним ударом. Она катится по земле и останавливается практически рядом с Веславом. Он вскрикивает, чем привлекает к себе внимание убийц и стражи. Убийцы успевают раньше, но Веслав в этот момент ощущает, как в животе разливается пожар. Миг — и он оказывается в темноте, разбавленной свечением, идущим откуда-то снизу, и холоде пронизывающего до костей ветра, и обволакивающим запахом чего-то, чему Веслав не может дать названия. Но это что-то заставляет озираться в поисках притаившейся за спиной опасности.
Темно. Темно настолько, что, не будь там, намного ниже неона вывесок и фонарей, хоть как-то разгоняющих темноту, невозможно было бы увидеть хоть что-то. Веслав озирается, пытаясь понять, где это он очутился. Ровная площадка с низеньким ограждением — насколько это вообще можно различить в такой-то темноте. Веслав на четвереньках подбирается к ограждению и заглядывает за него. Далеко внизу он видит дорогу, по которой на большой скорости несутся куда-то автомобили. И неон реклам, который видел вдалеке перед этим.
Здание? Такое высокое? Это же…
Веслав заставляет себя вспомнить всё, что он знает про родной город.
Кажется, такие дома существуют только в Ночи. Ещё в Сумерках, но там их не так уж и много. И только в строго определённом районе. Но там, кажется, всё же не бывает настолько темно. Да и вывески реклам… Жители Сумерек терпеть не могут столь яркое освещение… Веслав хмурится, заставляя себя вспоминать слова учителя. Чтобы не думать о том, что… Да. Наверное, это всё же именно Ночь. Потому что дорогу с обеих сторон обрамляют уходящие вверх точно такие же дома. Кажется, в них живут сразу до нескольких тысяч человек… Веслав никогда не пытался представить себе, как такое вообще возможно.
Да. Всё правильно. Он не ошибся. Только в Ночи додумались запихивать людей в такие тесные коробки.
Но… Веслав обхватывает себя руками, пытаясь спастись от пронизывающего ветра. Что теперь делать? И что… что там с Димой и сёстрами?
Про маму и папу и… он запрещает себе думать, боясь сорваться в истерику и привлечь к себе убийц, ведь неизвестно — сумели ли те понять, куда именно он подевался? Хотя и сам Веслав не имеет ни малейшего представления, в какой именно части Ночи он находится, как сумел сюда попасть — не считая понимания, что сумел использовать главный дар семьи, совершенно не зная, как именно это вышло. И… и, кажется, он не знает, как использовать его снова, чтобы вернуться. Хотя Веслав не очень-то уверен, что разумно возвращаться сейчас. Но… Но в любом случае не имеет смысла оставаться здесь. В Полудне есть преданные люди. И даже если все… Веслав с силой прикусывает губу, практически сразу чувствуя привкус крови во рту. Нет! Не надо об этом думать!
Веслав отползает от низенького на самом-то деле ограждения и, убедившись, что находится достаточно далеко, поднимается на ноги.
Если это здание, то где-то должен быть путь вниз. Надо его найти и… Веслав вздыхает. Он не знает, что делать потом. Поэтому начинает обшаривать крышу, недоумевая, как местные вообще ориентируются в этой темноте.
Пару раз он спотыкается об брошенные здесь кабели и камни и едва не летит вниз, лишь чудом удержавшись на крыше.
К тому моменту, когда он попадает внутрь здания, Веслав успевает основательно продрогнуть и набить с десяток синяков. Он стягивает на груди тонкую рубашку, жалея, что не надел с утра что-то более плотное — солнце ещё по-летнему греет, так что в саду было достаточно тепло, чтобы… Он осторожно выглядывает из-за перегородки, что отделяет лестницу на крышу от коридора и зажмуривается от слишком яркого света, прикрывая лицо ладонью.
Спустя некоторое время Веслав отнимает руку от лица и осматривается. Коридор. Толстый ковёр на полу, светильники, стилизованные под факелы, ряд безликих при этом дверей, похожих одна на другую. И что это за место? Веслав крадучись — остаётся только порадоваться тому, что тут ковёр, поглощающий все звуки — подходит к первой двери и прислушивается, пытаясь понять, где же именно он оказался.
Тишина.
Полная. Такая, что в ушах начинает шуметь кровь. Особенно это заметно сейчас — после того, как он оказался внутри здания. Пусть там, снаружи, из-за слишком большой высоты и не было настолько уж много звуков, но… Но — хватало. И можно себе представить, какой гул должен стоять внизу…
Тишина.
И вот как понять — есть там, за дверью, кто-то или же нет? Веслав осторожно стучит, скорее надеясь, что его не услышат. И даже испытывает некоторое облегчение, когда в ответ на стук не происходит ничего. Только вот… не оставаться же здесь — в коридоре?
Веслав сползает на пол и смотрит в одну точку. Потом вспоминает, как Дима для смеха учил его вскрывать замки, и обшаривает карманы в поисках чего-то что может…Спустя несколько минут судорожных поисков Веслав отыскивает позаимствованную у Мары шпильку — он поспорил с Лёшей, вспоминать про которого сейчас просто страшно, что сумеет украсть шпильку так, что Мара не заметит — и, покрутив головой, подходит к двери на противоположной стороне коридора. На всякий случай. Веслав даже не может толком объяснить, почему он выбирает именно ту дверь, но… Но кажется, что так определённо будет намного лучше. Он некоторое время прислушивается, вертя головой, чтобы заметить, если что, открывающуюся дверь или кого-нибудь, кто может появиться из-за поворота коридора, и только потом всё же решается. Замок, как ни странно, он вскрывает достаточно легко.
Местные жители настолько беспечны? Да даже дома он тратил больше времени, чтобы вскрыть секретер папы у него в кабинете! При том, что тот никогда не хранил там ничего по-настоящему ценного…
Веслав вваливается в помещение и захлопывает дверь, оставаясь в кромешной темноте. И только после этого сползает на пол, сжимаясь в клубок и давая волю чувствам…»
…Веслав, наконец, нащупывает выключатель, который неожиданно находится на уровне пола. Хозяин квартиры действительно — оригинал.
Комната озаряется неярким светом, которого, впрочем, хватает, чтобы во второй за сегодня раз крепко зажмуриться от неожиданности. Веслав окидывает комнату взглядом, отмечая почти полное отсутствие мебели, окна в пол, плотно зашторенные, и… всё. Веслав поднимается на ноги и подходит к окну. Чуть отодвигает штору, не надеясь, впрочем, хоть что-то разглядеть. Хотя… огни реклам внизу теперь видно немного лучше. Вероятно, из-за того, что не приходится щуриться от ветра. Только вот это всё равно мало что даёт. Странно вообще, что тут есть окна — Веслав вспоминает, что учитель рассказывал о том, что в Ночи в принципе не делают окон — нет смысла. Но, видимо, хозяин квартиры очень большой оригинал. Впрочем — неважно. Веслав ещё раз окидывает комнату взглядом, отмечая запустение. Нет, пыли или чего-то такого нет, но… чувствуется, что тут давно никто не жил. Что ж. Остаётся надеяться, что владелец квартиры не вздувает тут появиться в ближайшие дни.
Веслав неуверенно делает несколько шагов по направлению к стеллажу, который делит комнату на зоны — там лежит съёмный прибор для выхода в «комнаты». Надо попробовать узнать, что сейчас происходит в Полудне.
Брать чужое, конечно, плохо, но ведь он должен знать, что случилось, и…
Веслав садится на пол и прилаживает прибор к вискам.