И только в страшном сне мне могло привидеться такое. Ласковые руки возлюбленной, что спускались ниже, скользили и исследовали, щекотали и царапали. Она столь страстно требовала большего, а я противилась с трудом. Не потому что втайне хотела того же. Никогда не хотела и не захочу. Просто в ней имелось достаточно силы, чтобы разбить меня на осколки, разломать и собрать заново так, как было бы удобно ей.
Давно пора прекратить эти отношения.
Все эйсы рано или поздно обречены на одиночество.
Нет. Не согласна.
Я не согласна.
Оттолкнула её, разом лишившись невыносимых ощущений.
Пошла прочь. Прочь!
Я предпочту вечную пустоту принуждению. Не поддамся и не признаю собственной неполноценности. Во мне тоже имеется сила…
Медленно открыла глаза, чуть шевельнула рукой, запутавшейся в скомканной простыни. Повернула голову, чтобы убедиться, что не разбудила её — мою девушку, которая так часто обращалась чудовищем в моих кошмарах. Наверное, я отвратительна в своём недоверии к ней. Пусть и не самая долгая, но сложная жизнь убедила меня в том, что чужие слова о принятии способны перевернуться в любое неудачно подвернувшееся мгновение.
«Что, если она просто ждёт, когда я передумаю?»
«Или надеется переделать меня, как когда-то пытался с ней поступить её бывший?»
Но ведь вот она, рядом со мной — никакое не чудовище. Посапывает мирно, как невинное существо, и даже понятия не имеет, насколько очернена в моей больной фантазии.
Мне было бы спокойнее знать, что все асексуалы мучаются этой паранойей. Она сжирает нас по кусочку, заставляя разгорячённые сердца остывать. Мы превращаемся в подобие аромантиков, чья репутация в обществе застопорилась на уровне бездушных ледяных глыб. И плевать окружающие хотели на то, что там творится в богатом внутреннем мирке «не таких как все». И аро, и эйсы одинаково больны для этого мира. Как и мир озабоченно болен для нас.
Я потянулась к ней, не слишком осторожно и немного эгоистично. Провела кончиками пальцев по спутанным прядям. Мягкие. И сама она тоже всегда мягкая.
Так почему в моих снах внезапно обрастает колючей ядовитой оболочкой?
Или, возможно, я подсознательно желаю испытать принуждение на собственной шкуре? Этакая мазохистская изюминка засела во мне, стремление страдать и преодолевать, говорить другим эйсам, мол, вы следуете чересчур лёгкому пути, где на вас никто не покушается. А я другая.
— Доброе утро, — пробормотала она, приоткрывая глаза и улыбаясь мне.
И я вынужденно улыбнулась в ответ.