Ромашковое лихо

Морти стоял около керамической овальной раковины и хрипло выкашливал окровавленные лепестки ромашек, описывающих его характер. Обычные цветы, ничем не примечательные, но полезные, с лечебными свойствами. Точно как Морти — помощь и аптечка Рика, остающаяся всегда незаметной, как кучка полевых ромашек в высокой траве.

Главное не кричать от боли… Главное, чтобы никто не услышал. Если хоть кто-то узнает о любовной лихорадке, Морти точно не жилец… хотя можно ли его назвать таковым с подобной болезнью?

Это началось месяц назад и каждый день проживался через боль. Через жуткую боль.

Любовная лихорадка, а-ля Ханахаки — ещё неисследованная ныне болезнь, появившаяся совершенно внезапно. Люди начали откашливать окровавленные цветы и обращаться в больницу. Многие, к большому сожалению, умирали, но некоторым удавалось спастись. Болезнь отступала, если чувства с любимым человеком оказывались взаимными — это было подтверждено на множестве исследований и экспериментов.

Но люди продолжают умирать и по сей день, потому что иногда просто невозможно влюбить в себя кого-то насильно, как ни старайся…

Всех больных любовной лихорадкой отправляют в изолятор, где используют в качестве подопытных крыс, но увы, 99 процентов из них мучительно умирают.

Морти понимал — он тоже умрёт. У него просто нет выхода и эта ебучая болезнь заберёт его с собой.

«Но я хотя бы умру не в блядском загоне для «больных»…»

К сожалению болезнь не отступала и в других измерениях — за месяц приключений с Риком подростку удалось это понять. А что о Рике… Он и есть несущая стена всех бед и мук Морти…

Сам Морти до сих пор считает свою любовь к деду чем-то иррациональным, но ничего поделать с собой не может. Их отношения были просто отвратительными, но спустя эти, казалось бы, мимолётные 4 года, всё начало налаживаться, и Рик, кажется, даже начал уважать подростка и доверился ему. Ну а Морти как наивный дурачок ловил каждый хороший момент и всё больше привязывался. За эти 4 года он провёл с Риком 99 процентов всего своего времени — оставшийся процент, это сон, еда и прочее. И то во время трапезы он всё равно встречался с Риком за обеденным столом.

Тяжело… очень тяжело признавать, что человек, которого он ненавидел больше жизни, стал для него самым важным, самым близким; что из-за него Морти выкашливает раздирающие горло цветы и постепенно умирает. Сейчас жизнь подростка буквально находится в руках Рика.

Но Морти знал, что дед никогда его не полюбит, даже ради спасения своего внука, даже если попытается. Этот 70-летний мужчина просто не знает, что такое любить. Он знал, он любил, но эти чувства давно покинули его и он потерял в этом смысл. Морти не знал наверняка, но ему просто казалось, что Рик чувствует себя именно так. Это и стало его точной уверенностью в скором апогее своей жизни.

«Н-ну ничего… у Рика есть купон на н-нового Морти…»

А ещё Рик бесился от этой любовной лихорадки. Он считал это какой-то глупостью и бессмыслицей, и вечно шутил, дескать людишки настолько тупые, что умирают из-за ебучей любви, но мы же не такие Морти. Мы не забиваем голову всякой чувственной хуйнёй, поэтому мы такие крутые!

«Ага… как же…»

К большому сожалению и Мортимера и его деда, подросток был слишком наивным и сентиментальным.

Если Рик узнает о любовной лихорадке, он… Скорее всего убьёт Морти ещё до того, как того погубит треклятая болезнь.

«Р-рик не должен знать… никогда, ни за что. Ни при к-каких обстоятельствах.»

Повторял Морти у себя в голове, продолжая прятаться в ванной комнате, откашливая проклятые ромашки. Горло сильно резало, оно буквально кровило, выпуская вместе с собой белые вялые цветы, а дышать было очень тяжело. Тяжело настолько, как будто по горлу прошлись наждачкой, заставили наглотаться иголок или съесть несколько самых колючих кактусов. До невыносимости больно…

С каждым днём состояние лишь ухудшалось. Подросток перестал набирать в весе, кожа становилась бледной, руки в судороге трясло, а в мешки под глазами уже наверное можно было прятать огромные куски бабла, хоть Морти и нормально спал.

И Рик уже начал замечать в своём внуке что-то неладное, и даже в шутку однажды спросил, не заболел ли тот любовной лихорадкой, но подросток как обычно заикаясь, солгал своему деду.

И всё-таки Рик дал внуку отдохнуть, решив, что тот просто слишком утомился из-за приключений.

***

Морти отмечал каждый день в своём календарике, наблюдая, как его жизнь катится в беспросветную тьму, ведь сейчас ему стоило бы ценить своё время. С Ханахаки не держатся и год, так что Морти уже поставил на себе клеймо ходячего мертвеца, выжидающего момента упокоения.

Сегодня он как обычно проснулся от ноющей боли в горле и, чувствуя подступающий приступ тошноты, мигом ринулся в ванную. Он уже научился бесшумно бегать, чтобы случайно не разбудить всю семью в эти ебучие 5 утра.

Снова раковина, которая стала уже наверное роднее вечно бухающего деда, и снова дохуя густой алой крови вперемешку с белыми окровавленными гнилыми лепестками. Подросток до сих пор удивлялся, как он ещё не скончался от кровопотери. На чёрном рынке за такое количество он отхватил бы неплохих зелёных.

Приведя себя в порядок после очередного приступа, Морти дал себе немного времени, чтобы отдышаться. Всё-таки к 10-15-минутной беспрерывной асфиксии с ноющей болью, хоть и в ежедневном её проявлении, привыкнуть было тяжело. Или же попросту невозможно…

Морти почистил окровавленные зубы, помыл раковину, избавляясь от следов страшной болезни в этом доме, и снова направился в свою комнату, плюхнувшись на мягкую прохладную кровать.

Только сейчас он почувствовал резкий утренний осенний холодок. Во время приступов не особо обращаешь внимания на подобные вещи, но когда всё успокаивается, снова возвращаешься в привычную реальность.

Подросток укутался в одеяло, пытаясь уснуть, потому что до будильника ещё грёбаных 2 часа.

Сейчас, под тёплым одеялом было действительно хорошо, и боль в горле тоже постепенно отступала.

«Ненадолго…»

Попытки уснуть не увенчивались успехом, подросток блуждал в собственном подсознании. Он не мог иначе, не знал, как можно ни о чём не думать.

А думал он о Рике. О своём бухающем грубом старике, вечно огрызающемся на всё и вся. Дед всегда пытался быть безразличным ко всему либералом и плевать на любые правила и мораль этого мира. Как он сам говорил:

— Это способ избавиться от той еб-эээ-учей боли, которую можно получить в результате схватки. Иногда бьют не физически, имей в виду, п-пиздюк. А если следовать законам, нихуя сделать не смо-эээ-жешь и будешь государственной шлюшкой до конца своих дней. Или божьей… хотя посрать, Бога нет! Его пр-пр-прр-идумали моралисты, отчаявшиеся в осознании своей тупой и никчёмной жизни. Клади хуй и живи в своё удовольствие!

И этот Рик постоянно затирал о своей ебучей морали, но при этом принимал то, что сам же вернулся к своей ненастоящей семье, цепляясь за прошлое, не имея возможности с удовольствием вздохнуть. Противоречивый старик. Лицемер.

Но Морти он нравился. Очень нравился. Это не что-то извращённое, не плотское удовольствие, о котором подросток и думать не смел. Да, ему было уже 17, но его не особо привлекало что-то подобное. Был период, когда он трахал инопланетных шлюх в приключениях с Риком, но потом, особенно после первого проявления болезни, он чувствовал себя совсем непригодным для такого. Было настолько хуёво, что абсолютно ничего не возбуждало, а помимо этого Морти просто блевать тянуло от своего же тела. Каким худым и бледным он стал. Противный нытик, попавший под действие ебучей любовной, мать его, болезни! Подросток иногда даже пугался собственного отражения в зеркале: белая, почти зелёная кожа, огромнейшие мешки под глазами, отросшие тёмные лохматые волосы — словно вылез из ужастика.

Так что Морти считал себя недостойным чьего-то внимания. Он не мог даже представить, что кому-то понравится его иссохшее и почти мёртвое тело. Не сейчас, не в таком состоянии, и уже никогда…

В своей любви к Рику он видел что-то платоническое и тёплое. Их совместные приключения, посиделки в гараже и самое обычное общение, иногда даже на очень личные темы, когда его дед был в стельку пьян.

Морти просто было комфортно рядом с Риком, он был его защитой, а подросток отслуживал помощью в качестве «подай-принеси» мальчика и ходячей по пятам аптечки.

Люди часто привязываются к кому-то, любят тусить и проводить время, но ведь… это же не любовь? Это дружба… Семейная привязанность…

Но позже Морти начал замечать, что он не просто хочет проводить с Риком часть своего времени. Ему хотелось проводить с ним каждую минуту, и слушать старика, что бы тот ни говорил. Как будто в момент подросток почувствовал секундную боль, как удар трескающего сердечка. После этого Рик стал всем, хотелось просто быть рядом, дышать в унисон и греться его необъяснимо тёплой аурой.

Подросток жутко ревновал, когда Рик тусил с кем-то ещё и уделял малому меньше внимания. Морти просто хотел получать всё внимание и заботу Рика себе. Он хотел быть тем, кто будет для его деда самым важным человеком.

И сам Морти готов был горы ради него свернуть. Подвергнуть жизнь опасности, чтобы просто принести своему старику ебучей наркоты? Без проблем! Всё, лишь бы Рик уделял ему своё внимание, и о боже, хвалил его, что тот делал крайне редко.

А сейчас, когда Рик решил дать внуку отдохнуть, подросток стал чувствовать себя ещё хуже. Они с ним не общались уже целую неделю… Разве что здоровались и за обеденным столом желали друг другу приятного аппетита, а потом каждый снова уходил в свой мир: Рик — в гараж, а Морти — в свою сырую и холодную комнату. И не факт, что Морти вообще доживёт до их следующего приключения, а может ему и вовсе станет ещё хуже, и тогда дед уж точно его никогда никуда не возьмёт. Но подросток ничего не мог сделать… Рик не должен знать о любовной лихорадке… Не должен…

Смиту-младшему так и не удалось уснуть, и только входя в состояние транса, его резко привёл в чувство звон надоедливого будильника.

Проведя пальцем по сенсору экрана, звук прекратился и Морти встал с кровати, снова направляясь в ванную комнату, чтобы умыться и убедиться, не остались ли на раковине капельки засохшей крови, которые он мог упустить, вымывая раковину до блеска каждое грёбаное утро.

Спускаясь по лестнице на кухню, где уже вероятно собралась вся семья, Морти тяжело вздохнул. Ему не хотелось проводить время со своей семьёй. Он чувствовал себя ёбаным параноиком каждый раз, когда находился с кем-то в одном помещении. Ему казалось, что все смотрят на него и уже знают о тупой болезни, из-за чего подростка постоянно трясло. А ещё Рик, с которым они уже достаточно долго — для их обычного отдыха — не общаются. Они стали отдаляться, и Морти это пиздецки не нравилось, ведь от отдаления с объектом своего обожания цветы разрастались всё быстрее.

Становилось каждый раз неловко садиться с дедом за один стол, ведь Морти знал — Рик смотрит на него; пытается понять, стало ли внуку лучше, но… лучше ему не становилось ни на толику.

— Д-доброе утро, — подросток сел на своё место за столом и сразу же принялся к завтраку.

— Ты как? — внезапно спросил старик, отламывая хлеб и заедая им глазунью с беконом.

— Н-не знаю, Рик… — Морти нечего было сказать. Соврать, что становится лучше? Дед скажет, что это чистый пиздёж. А говорить, что становится всё хуже и хуже… не хотелось.

Рик лишь нахмурился и продолжил есть свой завтрак.

У подростка же не было желания есть уже очень долгое время. Горло наверное было покрыто шрамами, и хоть после приступов оно проходило, но всё ещё адски болело, так что еду есть было до безумия больно.

Но Морти через силу проглатывал кусочки яичницы, чтобы не выдавать себя. Он и так выглядел не очень, а если и есть перестанет, то родители явно забьют тревогу и затаскают по больницам, где притвориться здоровым уже не получится.

Старик доел всё до блеска и, встав со стула, шепнул внуку:

— После завтрака зайди ко мне в гараж, — и ушёл из столовой.

***

Выёбываться не было смысла, да и не хотелось. Всё-таки Морти понадобился Рику, подросток не мог не радоваться. Они целую неделю соблюдали дистанцию и не беспокоили друг друга, а сейчас Рик сам зовёт его в гараж. Хотя было одновременно и страшно — вдруг болезнь даст о себе знать после такой долгой для Морти разлуки.

— Ч-что-то случилось, Рик? — Смит-младший зашёл в гараж и прикрыл дверь. Ничего не изменилось за эту неделю, а от запаха различных химических и промышленных штучек Морти и вовсе пробило ностальгией до мурашек. Как же он скучал по приключениям…

— П-подай фона-эээ-рик, — с абсолютным спокойствием произнёс старик, из-за чего подросток стал закипать, но пошёл за нужным предметом как верный пёсик.

— Серьёзно, Рик? И з-за этим ты меня позвал? — Смит-младший подошёл к Рику и всучил ему этот чёртов фонарик дрожащими руками. Он злился, но ему нравилось снова находиться в гараже и даже таскать ебучие фонарики своему деду, — Сейчас утро, а т-ты уже пьян.

Санчез схватил кисть подростка, начиная осматривать со всех сторон.

— Что с руками? — не отвлекаясь от осмотра спросил он, закатив рукава жёлтого вязанного свитера подростка.

— А ч-что не так? — осёкся Морти, якобы не понимая, к чему клонит его дед. Невооружённым взглядом можно было увидеть, что что-то не так. И не только с руками…

Рик проигнорировал слова внука, встал со стула, рукой прислонил подростка ближе к себе и фонариком посветил в глаза.

— Ай! Рик, к-какого-

Старик снова сел на стул, откинувшись на спинку и отпил немного алкоголя из фляги.

— Что с тобой, нахуй, происходит? Спишь норма-эээ-льно? Ешь достаточно. Солнечного света хватает, отдохнул сполна. Так какого хуя, Морти?

Подросток осмотрелся по сторонам и, проглотив ком в горле, с опаской посмотрел на деда.

Рик приподнял бровь, смотря на внука взглядом «ты-что-тупой-блять».

— Ты себя в зерка-эээ-ло видел? Похож на ходячего мертвеца. Что случилось, Морти? — последний вопрос старик задал так серьёзно и трезво, что по коже подростка пробежали мурашки.

— О-откуда я знаю, Рик…? — мда уж, разговор не клеился. Морти было сложно выдавить из себя хоть слово. И сейчас, как не вовремя… горло заболело. Оно адски пекло, и подростка стало подташнивать. Этого Морти и боялся больше всего. Недельная разлука сильно сказалась на состоянии подростка, и находясь с объектом своей любви, это состояние только начало ухудшаться. Ебучие цветы.

Смит-младший весь посинел, пытаясь сдержать рвотный рефлекс.

— М-морти? — дед с испугом посмотрел на него, и уже секундами позже ловил падающее на каменный пол тело, — Т-твою мать, Морти!

***

Подросток очнулся в своей комнате, и открыв глаза, начал осматриваться. Солнечный свет бил в глаза, и Морти отвернулся. На его кровати сидел белый силуэт с голубой макушкой, а в комнате чувствовался запах табака.

Поморгав несколько раз, подросток смог сфокусировать взгляд и увидел своего деда, сидящего на его кровати и спокойно курившего сигарету.

— Очнулся, блять, — и кажется Рик был не очень доволен, — Так сильно мне хочется тратить время на ебу-эээ-чих больных школьников.

Мортимер присел на кровати, потерев глаза.

Рик потёр переносицу и протянул внуку… окровавленный белый цветок.

Подросток с ужасом посмотрел на него, как на утраченную надежду своей жизни, а потом перевел взгляд на Рика.

— Р-рик… я… — вот и главная цель Морти была планировочным листом разорвана в клочья.

— Какой же ты идиот, Морти, — дед вдохнул сигарету и выдохнув охапку дыма, посмотрел на внука, — Кто? В ко-эээ-го ты нахуй мог так влюбиться?

Подросток молчал… А что говорить? «В тебя, Рик»? Это не прокатит… А Морти не собирался рисковать.

Только что его жизнь разрушили, Рик знает о слабости, о смертельной болезни, лекарство от которой даже этот наиумнейший учёный не смог найти.

Как же будет глупо… рассказать, что ебучая любовная лихорадка захватила его из-за чувств к своему деду.

— Хорошо, — Санчез встал с кровати и направился к выходу, — Это всё ра-эээ-вно не имеет значения. Пиздец, Морти… просто пиздец.

Рик оставил внука в комнате совсем одного наедине со своими навязчивыми мыслями.

— Я так не хотел… Я так боялся… чтобы ты узнал, — Морти залез под одеяло и расплакался. Было так больно… Теперь дед, наверное, не захочет его видеть…

Морти быстро уснул, сегодня приступов больше не было…

***

Утром в комнату постучалась мама, и поставив на подкроватную тумбочку тарелку с пышными оладьями и кружкой ягодного чая, потрогала лоб сына.

— Ты как? Твой дедушка сказал, ты упал в обморок и попросил до утра тебя не беспокоить. Как себя чувствуешь? — она очень переживала, это было слышно.

— В-всё хорошо, мам. Наверное обычная простуда, мог в школе заразиться, — очередная ложь. Врать дорогим людям было ужасно, но другого выхода попросту не находилось.

— Может стоит съездить в больницу? Ты уже давно, скажем… Не свежий огурчик, — её предложение было логичным, и Морти сам бы хотел съездить и осмотреться, чтобы хотя бы узнать о продолжительности своей оставшейся жизни, и получить рецепт специальных таблеток, утоляющих приступы на время. Но страх, что его отправят в изолятор для больных, заставлял противиться этому предложению.

— Н-не надо никаких больниц, всё правда в порядке, — подросток убрал со лба чужую руку, будто говоря, что хотел бы побыть один. Мама его поняла, и пожелав приятного аппетита, покинула комнату.

***

После завтрака Морти решил сходить в гараж к Рику. Если тот его прогонит, значит так и надо, если же нет, то… Морти станет чуточку счастливее.

Аккуратно открыв дверь, подросток увидел своего деда как обычно за столом, активно перемешивающего какие-то реактивы, поглядывая в голограммную энциклопедию.

— Ты должен быть в постели, — Морти вздрогнул, но подошёл к деду поближе.

— Н-ну… Я теперь всегда буду т-таким, не лежать же мне теперь всю ж-жизнь в кровати, — подросток пытался отговориться как можно спокойнее, но голос его сильно дрожал.

— Всю жизнь? У тебя осталось примерно полтора месяца, Морти, а твой иммунитет сейчас настолько слабый, что ты можешь сыграть в ящик от обычного чиха соседа визави.

Морти замер. Какие полтора месяца…? Неужели всё настолько плохо… Стало страшно.

— Вот, держи, — Рик протянул внуку баночку с таблетками. Это были те самые таблетки, достать которые можно только по выписке врача, — С ними будешь меньше мучиться. И скажи, кто это? Ничего личного, мне просто, блять, интересно. Возможно, если убить этого человека, болез-

— Ч-что за бред, Р-рик?! Н-на то оно и Ханахаки, что ты л-любишь этого человека и боишься п-потерять! — Морти вскипел. Как Рик может говорить такое? Убить? Ну давай, Рик, «харакирни» себя бластером!

— Как, Морти? — Рик подошёл к подростку и приблизился лицом, чтобы посмотреть ему в глаза. Так злобно и обидно, — Просто как можно было, блять? Я не понимаю…

Рик отошёл подальше и тяжело вздохнул.

— Это Джессика! Конечно, кто же ещё! Тогда кокнем её, переживёшь! — Рик злился, наматывал по гаражу круги, явно нервированный всей этой ситуацией, — Не могу я создать ебучий антидот! Не могу, Морти!

— Это н-не Джессика, можешь даже не п-пытаться. Я спокойно дождусь конца, с э-этими таблетками протяну… А т-ты возьмёшь себе нового Морти, у т-тебя же есть купон, — Морти опустил взгляд вниз. Стыдно было смотреть деду в глаза…

— Ты шутишь нахуй? Я выкинул этот купон на следующий же день, мне другой Морти не нужен. Я не собираюсь участвовать в многоножке этой ебучей Цитадели. Просто убьём того, в кого ты втрескался, и мне похуй, как сильно ты любишь этого человека, Морти!

— Ладно, Р-рик, давай! — Морти не планировал ссориться и всё рассказывать, но эмоции брали своё, — Убей себя, прямо сейчас, давай! — подросток начал срываться на крик, раздирая не зажившее горло. Кажется приближался очередной приступ.

— Что… — Рик замер на месте, смотря на задыхающегося внука, не в силах подойти и помочь. Что он сейчас сказал… Да это же… Это бред.

Морти начал выкашливать гнилые ромашки на пол в гараже, упал на колени и схватился за горло. Оно адски пекло, его словно грызли дикие волки, и при этом дышать было просто невозможно. Смит-младший захлёбывался в собственной крови, пытаясь ухватиться губами за недостающий воздух, и жёлтый вязанный свитер начал окрашиваться в алый. Зелёные стебли прорывались сквозь одежду, заворачиваясь в спираль, гния в тот же момент после освобождения из тёплого тела.

Рик подбежал к внуку, не зная, что делать. Дать ему таблетку? Он её не проглотит, вероятно задохнётся и умрёт уже сейчас. В какие только ситуации они вдвоём не попадали, но сейчас Рик действительно растерялся. Он обнял подростка, прижал к себе, тихо проговаривая обречённое «Блять», и Морти начало постепенно отпускать. Кажется то самое тепло убаюкивало болезнь, заставляя ненадолго заснуть.

Подросток начал отдышиваться, выкашливая последние застрявшие в горле остатки. Ему становилось немного легче, и благодаря Рику этот приступ не продлился и 5 минут.

— Я-я в порядке… Н-ну что, убьёшь себя? — Морти ещё крепче прижался к Рику, пряча в его халате своё лицо, — У-убьёшь? — голос дрожал, подросток снова был готов заплакать.

— П… Почему, Морти?

— Я-я не знаю, Р-рик, не знаю, — он говорил с тяжёлой отдышкой, его лёгкие тоже были повреждены, — Сначала я не верил, д-думал, что ошибся, н-но нет, это т-ты, только ты, Р-рик, — голос хрипел и Рик чувствовал, как больно ему сейчас всё это говорить, и просто боялся представить всё, что чувствует его внук во время приступов.

— Ты примешь то, что есть…? Я не смогу наебать эту болезнь, как бы ни старался… Я попытаюсь, но… — Рик тоже поник, в глазах было темно. Он понимал, что выхода из этой ситуации уже не будет, потому что Рик никак не сможет ответить взаимностью, просто никак.

— П-поэтому я и молчал…

***

Морти уже две недели лежал под капельницами в своей комнате. Рик пытался что-то сделать. Не в его манере сидеть без дела, если время ещё есть.

Бет Рик сказал не беспокоиться, мол Морти просто подхватил межгалактическую болезнь, которая скоро пройдёт, а капельницы… Это просто обезболивающее. Бет нехотя поверила и стала часто навещать Морти, принося какие-нибудь вкусности или беседуя по душам. Правда ничего из этого Морти не ел… Таблетки и лекарство стабилизировали тело только внешне и сокращали приступы, но горло по прежнему адски болело, дышать было тяжело. Подросток буквально чувствовал, как с каждым расширением его сердца, оно дотрагивается до вьющихся стеблей и пока что свежих лепестков.

Через капельницы Рик давал Морти питательные вещества и стабилизаторы, которые он больше не мог принимать естественным путём.

Рик постоянно пропадал в гараже, подросток не знал, что делает его дед. У Морти был постоянный жар, реальность ото сна было сложно отличить.

Подросток постоянно витал в своём сознании, он думал о семье… О матери, которая ничего не подозревает, которая будет горько рыдать, когда жизненный аппарат запищит с горизонтальной полоской на экране; Об отце, который не соизволил навестить Морти ни одного раза. Он возможно и не знает ничего, ему просто похуй на своего сына. Сидит и играет в ебучие шарики на планшете и косится на Рика, на это лишь и способен; О сестре, которая только один раз пришла навестить младшего брата. Ей Рик скорее всего уже всё рассказал и поэтому она не приходит. Не хочет смотреть на его страдания…

Ещё Морти думал о Рике… Рик скорее всего сейчас пьяный в стельку шароёбится по другим вселенным, пытаясь выяснить хоть что-то. Он наверное беспрерывно что-то смешивает, перемешивает, пилит, плавит, но у него ничего не получается.

Так всё и было, Рик в этот самый момент стучал по столу в гараже, кидая всё и вся. Даже такой великий учёный, как Рик Санчез, не может одолеть ебучую болезнь, образовавшуюся из ниоткуда. Её принёс сюда тот самый Рик, убивший родню Рика, так думал Санчез. В спирали его вселенных он был самым умным, так что эта болезнь точно не отсюда.

***

Рик зашёл в комнату Морти, чтобы проверить подключённые к нему аппараты. Все они показывали стабильно плохие результаты, которые с каждым днём лишь ухудшались.

Морти лежал в кровати, тяжело дыша из-за непробиваемого жара. По обеим рукам его обвивались гнилые ромашки, прорванные в венах. Они в любой момент могли закрыть проходы к кровообращению, это была ебаная «русская рулетка». Каждый раз, навещая Морти, от этой картины у Рика сердце замирало в груди. Ему было страшно…

— Р-рик… Это ты? — Морти еле слышно хрипел, горло его беспрерывно кровило.

— Ничего не говори, блять, это опасно. Да, это я, — Рик говорил так же холодно, но внутри он дико волновался и губы его дрожали.

— М-можно на тебя… П-посмотреть…? — перед глазами Морти расстилалась пелена мутного облака, он ничего не видел. У него развилась близорукость за эти дни, скорее всего из-за цветов, которые разрослись уже по всему телу.

Рик присел на корточки, чтобы Морти мог на него посмотреть. Монобровь старика хмурилась, но взгляд выдавал сожаление, волнение и страх.

Морти слегка улыбнулся и схватил лицо Рика в своих ладонях.

— Ты ёбнутый, Пёс, опусти руки! Это оп-

Его заткнули поцелуем… Морти целовал вяло, губы его были сухими, язык не двигался. Иными словами, ему давалось это с большим трудом.

— М-морти…

— П-прости, Рик… Хах, я г-губ н-не-кха-кха ч-чувствую… И н-ног… И тебя н-не… Н-не вижу д-даже… — он продолжал улыбаться, смотря в никуда. С глаз текли горячие слёзы, перемешанные с красным из-за цветов, которые готовы были уже повылезать и через глазницы. Хорошо, что Бет этого не видела. Пару дней назад, когда Морти стало намного хуже, Рик попросил свою дочь пока не навещать сына, так что она послушно проходила мимо, сильно желая зайти в комнату.

У Рика тоже начали течь слёзы, он не обращал на них внимания. Он смотрел на лицо подростка, который умирал у него на глазах, еле улыбаясь. Да, за эти годы они попадали в разные ситуации, Морти лишался своих конечностей, был на грани между жизнью и смертью, но все его реакции были резкими, он боялся. А сейчас он улыбается…

— Р-рик, я и дня н-не продерж-жусь… П-пож-

— Нет, Морти, я не буду этого делать. Даже не думай, — Рик стиснул зубы, смотря на внука через пелену слёз. Рик не понимал, кто виновен. Морти вроде бы сам виноват, что влюбился, но это Рик потащил его в эти тупые приключения, а теперь не может ответить взаимностью. Рик действительно любил Морти, но только как внука, не более, а болезнь требовала другой любви. Пусть этот подросток и не был Рику родным внуком, но через всё, что они вместе прошли, он достойно мог называть себя внуком Рика Санчеза. И Рику не нужны были другие Морти. Ему нужен был лишь один единственный…

— П-пожалуйста…! — выкрик на секунду оглушил Рика, а Морти заглотнул побольше воздуха, выкашливая собственную кровь, — Р-рик… Я н-не… Н-не вывожу…

Рик обнял Морти крепко-крепко, сжал до боли и через дрожь произнёс:

— О-обещаю, Пёс, я найду тебя в преисподней и хорошенько вмажу за этот поцелуй, — Санчез собственного голоса узнать не мог.

— Я б-буду тебя ж-ждать…

Рик встал и потянулся к проводу аппарата жизнеобеспечения. Руку непроизвольно трясло в диком треморе, было страшно. Санчез схватил провод и потянул его на себя. Через пару секунд в мучительной тишине раздался оглушительный писк…

Рик упал на пол, обнимая внука и уткнулся лицом в его грудь. Из-за писка кардиографа не было слышно, но Санчез плакал… Он снова не смог спасти дорогого ему человека…

В комнату ворвалась запыхавшаяся Бет.

— Что случилось?! Что… М… Морти… — она застыла на месте, не в силах двинуться, — П-пап…?

Рик ничего не сказал… Он… Не знал, что нужно говорить. Писк кардиографа ответил на все, не имеющие уже никакого смысла вопросы.