В день годовщины Дик берет выходной и пожалуй впервые в жизни напивается. Он не идет на кладбище. Зачем? Он все еще не верит в то, что серый гранит с выбитыми на нем цифрами и именем - все, что осталось от Джея. Дик смотрит и видит сквозь камень веснушчатое лицо с вызывающе вздернутым острым подбородком и ехидным прищуром бирюзовых глаз. Разве мог Джей умереть? Дик не может поверить в это, но факты, сухие факты... Он отхлебывает прямо из горлышка, алкоголь горчит, обжигает искусанные губы, мешается с непрошенными злыми слезами. Дик морщится, сглатывая их и бессильно выдыхает в пространство:
— Крылышко, я тебя ненавижу... Прости.
Стук в дверь вырывает его из блаженного забытья, где нет ни боли, ни вины... Дик, чертыхаясь себе под нос открывает и замирает, резко трезвея:
На пороге стоит Джей. Дождь хлещет ему в спину, разлетаясь брызгами, барабанит по непокрытой голове. Огненно-рыжие пряди слиплись и потемнели. Дождевая вода ручьем течет по веснушчатому лицу и широким плечам. В сумерках, в ореоле водяной пыли он похож на призрака, на галлюцинацию - Дик мотает головой, веря и не веря. Боясь поверить. Но от Джея веет живым теплом. Он стоит так близко, что Найтвинг чувствует запах, пота - самую малость, кожи и табака. Дик смотрит на него снизу вверх и неверяще выдыхает:
— Крылышко?
Джей отводит глаза и неожиданно краснеет. Чуть заметно, но все же скулы его предательски розовеют. Он нерешительно мнется на пороге и сипло роняет дрогнувшим голосом:
— Привет? Я.. вернулся.
— Привет. — эхом отзывается Дик.