Колобок. Следствие ведет бабка

— Спёрли, сволочи! — вот первое, что услышала в телефонной трубке Надежда Болботина, более известная как Трындычиха.

Вот так вот. Ни «здрасти» тебе, ни «как жизнь, дорогая подруга». Поэтому и сама Трындычиха расшаркиваться не стала:

— Бегу! — Машка Кулакова, баба серьезная, обстоятельная, просто так кипишь наводить не будет. Значит, намечается что-то интересное.

Если судить по накалу страстей в голосе, то спереть должны были телевизор минимум, а то и всю хату с коровой и курами, но:

— Ой-ой-ой, я же его на сметане замесила, в масле изжарила и на подоконник студиться оставила…

А с подоконника Машкиному кулинарному шедевру кто-то приделал ноги, пока сама Машка буквально на полчасика отлучилась к соседке тетке Тане за сахаром.

— Последнюю муку на него извела, последнюю банку сметаны… Ну, ничего, я этих сволочей найду! Мой колобок — самое вкусное и самое последнее, что они в этой жизни ели!

Угроза имела под собой некоторые основания. Норов у Машки всегда был крутой, если не сказать дурной, а кулаки тяжелые. Что бы там, в результате, не выяснилось, Трындычиха точно сможет порадовать односельчан сочным описанием отличной драки.

Но для этого сволочей перво-наперво требовалось найти. Подозреваемых после непродолжительного мозгового штурма нарисовалось целых пятеро.

Первым Машке на ум пришел Пашка Зайцев.

— Крутился утром возле забора, вынюхивал, небось, чего бы спереть, — поделилась она наблюдениями. — Так я ему, падле, и поверила, что это не он прошлым летом обобрал наши помидоры!

Трындычиха подозрения подруги разделяла: безработный алкаш Пашка, в принципе, был у всей деревни подозреваемым номер один. И не зря, на сборе чужого урожая он попадался не раз.

Рыба была настолько крупной, что Трындычиха незамедлительно взялась за составление обличительной речи:

— Слыхали, люди добрые, Пашка Зайцев совсем опустился. Уже еду из домов ворует.

На разборки подруги выдвинулись незамедлительно.

Пашка обнаружился в кустах рядом с магазином. Но в ходе перекрестного допроса с применением грубой силы и свидетельских показаний продавщицы Ани выяснилось, что в этих самых кустах Зайцев обретается часов с десяти. А к тесту Машка приступила только в районе двух пополудни.

Скрепя сердце, Пашка был полностью оправдан.

Затем Машка припомнила Толика Волкова.

— Заходил сегодня, рубанок просил. Что ты за мужик, если у тебя даже рубанка своего нет? А, между прочим... я ведь как раз тогда тесто месить начала.

Вот это уже серьезная заявка. Конечно, прежде Толик в воровстве замечен не был, но всё когда-то происходит в первый раз. В мозгу Трындычихи сами собой слова принялись складываться в предложения:

— Это что делается-то?! Никак Толика Галка совсем дома не кормит, что он по чужим домам подворовывает?!

Однако и тут вышла осечка. У Волкова тоже было алиби. Во время преступления он на виду у Галки, законной супруги, сидел у себя во дворе и майстрячил с помощью одолженного рубанка скамейку.

Свидетель, она же Галка, крайне оскорбился недоверием к его, свидетеля, показаниям. А от предположения, что Толик подворовывает еду на стороне при наличии вкуснейшего обеда из трёх блюд, Галка пришла в такую ярость, что опергруппе пришлось спасаться бегством.

Номером три в списке подозреваемых значился Григорий Медведев. Его на будущее место преступления, с целью скосить траву на участке, пригласила сама Машка:

— А то ведь моего алкаша не допросишься!

Григорий, мужик рукастый и в целом весь из себя положительный, за небольшое вознаграждение нередко выручал односельчан с разного рода ремонтом, или помощью по хозяйству.

Вернее, был весь из себя положительный. Колобок на момент его визита был уже в стадии выпекания, мотив у Григория имелся, пожрать тот не дурак, особенно после физических нагрузок.

— Слыхали, что произошло? — Трындычиха где-то даже против воли, обидно, всё-таки, разочаровываться в хорошем человеке, начала набрасывать будущую речь. — Гришка наш Медведев по наклонной пошёл. У Машки Кулаковой колобок спёр. Так что, люди добрые, вы, если что, за ним приглядывайте. А то сегодня съестное по мелочи, завтра картошку выкопает, а послезавтра и хату обнесёт...

Но Машка учинять скандал не торопилась:

— Ладно, надо сперва улики собрать.

То ли понимала, что потом никакой помощи не допросишься, то ли сообразила, что Григорий ─  это не задохлик Зайцев, его за чуб не оттягаешь. Здесь без помощи мужа не обойтись, а тот без неопровержимых улик с места не сдвинется. А их ещё поди добудь.

Но перед поиском неопровержимых улик Машка решила опросить оставшихся подозреваемых. Вернее, подозреваемую.

Наташка Лисина, бойкая молодуха в самом соку, с выкрашенной в ярко рыжий шевелюрой. Дважды разведёнка с тремя детьми и регулярно меняющимися хахалями. Она подозревалась что Машкой, что самой Трындычихой всегда и во всём, потому как от этой шалавы ожидать можно чего угодно.

Обреталась Лисина в неказистом домишке в конце Машкиной улицы. Подруги в полной боевой готовности отправились туда. Даже если — вдруг — Наташка к краже непричастна, оттаскать её за крашеные волосёнки святое дело. Для профилактики.

Но и здесь их поджидала неудача.

— Так уехали они с детьми два дня как, — сообщила, высунувшись из окна соседка. — К родне на свадьбу.

Это было фиаско. И если Трындычиха ещё могла отвлечься на предполагаемую будущую речь:

— Слыхали новость? Наташка Лисина у троюродной племянницы двоюродной сестры своей тетки по сводной сестре матери жениха увела! Прямо в ЗАГСе! — то у Машки такой возможности не было.

Впрочем, тут судьба сжалилась над Кулаковой, послав ей объект для вымещения праведного гнева.

Васька Жорин, местный интеллигент, он же посмешище, он же не смогший закрепиться в городе неудачник, «а гонору-то сколько, высшее образование то, высшее образование се» был верным Наташкиным воздыхателей ещё со школьной скамьи.

 Зачем он притащился под окна Лисиной в её отсутствие — загадка. Не иначе, как злой рок направил в лапы обозлённой Машки.

Обозлённой и уже готовой в порче обеда обвинить любого.

— Эй ты, Жираф, иди-ка сюда! Где ты был с 14.00 до 15.30?!

Прозвище "Жираф" приклеилось к Васе всё с той же школьной скамьи намертво. Действительно, было в нем что-то жирафье: длинная шея, длинные ноги, общая продолговатая дрыщеватость нескладного тела, флегматичное выражение узкого, продолговатого лица.

       Трындычиха с трудом оттащила Машку от уныло пытающегося воззвать к разуму той Жорина. При всей её любви к склокам, Ваську было по-человечески жаль. Такое уж он существо. Не то, что мухи не обидит, скорее уж, муха сама ему наваляет. Представить, чтобы он у кого-то что-то спёр... На это даже богатой Трындычихиной фантазии не хватит.

Не солоно хлебавши подруги вернулись к Машке домой. Нужно было перевести дух и выработать стратегию дальнейших действий.

А так их поджидал сюрприз. Сеня, Машкин муж, сторожил супругу у порога:

— Маш, ну где тебя носит! Жрать хочется, сил нет! Колобок, конечно, был вкусный, но чего-нибудь посущественней не помешало!

Тут Трындычиха поняла, что занятной байки из сегодняшнего приключения не получится. Машка ─ лучшая подруга, всё-таки. Если не сказать, единственная. И кулаки у неё пудовые.