До войны она мечтала стать балериной. До войны она мечтала... Война пришла в их городок неожиданно, и после первого воздушного налета она поняла, что мир больше никогда не станет прежним. В этом мире не осталось места мечтам.
Она работает в госпитале медсестрой, делает перевязки, дает лекарства, а за окном цветет июнь. В теплом-теплом воздухе плывет аромат сирени, и если закрыть глаза, можно представить что... Она отворачивается, смаргивая непрошенные слезы: мир уже никогда не будет прежним.
После работы она идет домой через опустевший городской парк. Она проходит мимо танцплощадки. Танцплощадка пуста, но там до сих пор эхом звучат голоса, веселый смех и музыка. Она останавливается и смотрит: Вот вчерашние ребята кружат своих девушек в танце, разлетаются яркие подолы юбок, платьев... Они смеются, их глаза блестят на щеках румянец... А завтра они уйдут и, быть может, навсегда.
До войны она мечтала стать балериной...
Она поднимается по ступеням на сцену и принимает приглашение воображаемого кавалера. Она танцует под одной ей слышимую музыку. Когда от стены вдруг отделяется тень, она отчаянно смущается и только потом пугается. Тень делает шаг вперед и протягивает руку, приглашая на танец, и она принимает приглашение. Она не видит его лица, только широкие плечи, чувствует под пальцами ткань кителя. Он тихонько насвистывает мелодию, под которую ведет ее в танце. Ей вдруг кажется, что это сон,просто сон и страх уходит. Они танцуют вальс, и мир вокруг замирает в теплых июньских сумерках, будто бы нет войны. Будто нет ни воздушных тревог, ни переполненного госпиталя, ни бомбежек, ни горящих зданий. Нет ни боли, ни страха, ни смерти. Есть только этот вальс.
....Он спотыкается и извиняется:
—Я совсем разучился танцевать.
Она просит:
— Выйдите на свет.
У него ярко-голубые глаза, на запыленном, обветренном лице, и светлые волосы, коротко стриженные ежиком. Он улыбается немного смущенно и представляется:
—Стив. Стив Роджерс.
—Пегги. Пегги Картер.
Они сидят на ступенях и говорят. О балете, о танцах, о погоде. О жизни до войны. Небо светлеет и он, поднимаясь, подает ей руку. У него теплая, шершавая ладонь.
— Мистер Рождерс?
— Прощайте, мисс Картер.