Дубин стал нетактильным. Он как капризный котёнок, который мягкими лапами и мягкими же движениями отгораживает от себя Волкова.
Больно. Олег живёт в плюшевой преисподней, душной, тесной, крохотной. И Дима тоже крохотный, помещается в его ладонь.
Волков вспоминает, как кормил его с вилки десертом к удовольствию обоих, застёгивал пуговицы на запястьях рубашки, когда информатик собирался на работу, купал свои руки в тонких волосах, пока Дубин лежал у него на коленях.
— Как прогулялся? — Дима пытается сохранять беспечность, глядя на мрачного Волкова, застывшего в дверях и напоминающего сейчас потухший фонарь.
— Дим, — лукаво улыбаясь, он пытается обнять сожителя, но подводят дрожащие колени. Олег здоровается носом с вешалкой.
— Аккуратнее, — говорит без тени заботы в голосе, отстраняя его рукой от шишковатого крючка.
— Ты в душ, как я понимаю? — Дубин улавливает странную комбинацию запахов: озон, кислое вино, дорожная пыль, что-то ещё. К горлу обоих подступает горечь.
Волков молча снимает с себя джинсы рывком, кое-как расстёгивает рубашку и удаляется в санузел.
Оказавшись под колющими струями, Олег с минуту стоит, обтекает, изучая майолику на стенах. Задирает голову, чувствует, как губы сами приоткрываются, а брови жалобно сводятся к переносице. Застывает, складывая руки, как будто в молитве, тщетно пытается сфокусироваться хотя бы на облупившейся плитке. Глаза застилает неприятная солёная влага.
Делает напор сильнее, чтобы не слышать собственных мыслей и хватается за плоть, которая вдруг приподнимается заинтересованно. Хочется разрядки, но ещё больше хочется избавления от алкогольных паров.
Да кого он обманывает. Очередная попытка сбежать от себя. Мокрые пальцы стискивают член у основания. Грудь судорожно сжимается, пока Волков обнимает себя там, снизу, по всей длине. Хочется сладко потереться о гладкое бедро Дубина. Сейчас их разделяет стена, а кажется, что тысяча километров.
— Дим…Дим! — ощущение, что это единственное слово, которое выжило из всего богатого лексикона Олега. Выпуская себя из руки, он начинает колотить в хлипкую дверь, которая, кажется, от одного взгляда слетит с петель. Замирает и прислушивается. Дышит сбито и сдавленно из-за волос, отяжелевших от воды.
— Я, наверное, тоже пойду, — начинает говорить Дубин, только распахнув дверь. Он уже снял с себя всё, оставшись в халате и неизменных красиво бликующих очках.
Волков тихо сопит и выключает душ.
— Что с тобой? — Дима вглядывается в его лицо.
Тот молча хватает белокурого за запястье и тянет на себя.
— Подожди, — приземляет его пыл, — разденусь.
В ответ согласно кивают, а Дубин вылезает из халата, невольно скосив взгляд в сторону очевидной и крепкой Волковской эрекции.
— А ты, я смотрю, тут не скучал, — по лицу скользит полуулыбка.
«Как же. Очень скучал».
Как только их губы синхронно, по старой привычке, соприкасаются, Волков глубоко вздыхает, и, отстранившись, тут же стискивает Димины плечи, вжимаясь своим лбом в его.
— Маленький мой…Миленький…— шепчет безнадёжно, хочет почувствовать каждой клеткой тела.
Дубин неожиданно реагирует на словесные нежности, тянется к нему и целует, принимая своим ртом чужие стоны. Димины пальцы внезапно накрывают руку Волкова и они вместе завершают то, что Олег начал один. Губы белокурого действуют терапевтически и заглушают собственные мысли.
Волков запрокидывает голову, лицо искажается в беззвучном крике. Он счастлив. К нему прикоснулись, ему дали к себе прикоснуться.
— Спасибо, — говорит он на выдохе и впервые за долгое время улыбается искренне. Дима подставляет лицо под град коротких Волковских поцелуев.
Подкладывая под колени обёрнутую в непромокаемую ткань сушилку, Олег опускается и целиком обхватывает Димину плоть, пока мягкую, губами, сразу принимаясь облизывать головку.
— Хорошо… — шепчет Дубин и цепляется за волосы, мокрые насквозь.
Доведённый до кондиции, Дима выслушивает Олега, к которому постепенно возвращается речь. Всё те же словесные кульбиты, всё тем же низким голосом. Ничего нового.
— Хочу, чтобы всё пахло тобой, — давя хриплый полувсхлип, просит Волков, поднимаясь с колен.