Боль пронзала всё тело. К счастью, она уже почти не ощутима: слилась в единое месиво с гневом. Люцифер отвратительно разбирался в человеческих чувствах, но почему-то был убеждён, что в этот раз ему больно не только от того, что его нервные окончания ощущают как их оголённые участки мяса кусает кислород, а ткани сжимаются под прессом отмерших клеток. Ему больно изнутри. Где-то из глубины отвратительно болезненно тянет, выворачивает, кричит. Вместе эти виды боли с лёгкостью могли бы утянуть на самое дно агонии любое живое существо, даже демонического происхождения. Но Люцифер отказывался сдаваться, разбиваться в щепки перед этим испытанием. На контрасте с пульсирующей болью по всему телу, он вспоминал как ласково ветер способен перебирать пряди его волос. Как нежны лучи солнца. Как ярко слышался аромат весенних цветений и убаюкивающий шёпот листвы. Люцифер любит человеческое лето. И весну, и лето, и даже зиму. Ассия удивительна. Рождение и смерть за такой краткий срок. Это по-своему воодушевляло, как и сама мысль о том, что он мог бы бесконечно наблюдать за повторением этого цикла, ощущать на себе его. Но вместо этого он ощущал весь гнев жизненных сил.
Несправедливо.
Его братья тоже ощущали, но было бы ложью сказать, что у всех примерно равное количество времени.
Несправедливо.
Ничто в этом мире не было способно предотвратить этот процесс.
Ужасно несправедливо.
Это пробуждало гнев. Первобытная ярость — отдалённо подходящее описание. Такое нежное существо, не должно было испытывать подобной эмоции в таких объёмах. На всю светлую душу приходился бескрайний океан тьмы, отравляюще втекающий в неё. Это было неправильно и несправедливо тоже, но осмысливать это уже не было сил — все они уходили на сопротивление боли.
Продолжал идти наперекор несправедливости судьбы Люцифер исключительно на топливе злости, стремящейся обратиться ядовитой ненавистью. Но разве может свет быть сокрыт тьмой? Конечно нет, а потому Люцифер непоколебимо продолжал.
С каждым годом, это упрямство окупалось, по крайней мере так казалось ему. Несмотря на хрупкость, его сосуд существовал, был способен не рассыпаться на части от ссохшейся оболочки. Ему даже открылись новые прелести людских технологий. Но ни на миг его не покидала боль, тихий шёпот о том, что даже добившись значительных успехов, несправедливость никуда не исчезла. Только в этот раз, Люцифер находил её не только в своих страданиях, но и в чужих.
Время беспощадно шло вперёд в сопровождении своего Короля, который был бесполезен в глазах Света. Материя, рождённая из него, была ныне самодостаточна. Но этого было мало. Что-то внутри продолжало шептать, Время ведь концепт, способствующий страданиям медленно растягивающий их. Очередная несправедливость.
Чем дальше Люцифер шёл, тем больше крепла его уверенность в своих действиях. С самого начала он знал, что был прав, но почему-то поверил в свою семью. Почему-то поверил Самаэлю, что ещё немного и станет легче. Но, конечно, какое ему дело до боли других, когда сам он погряз в веселье и прелестях Ассии? Несправедливо.
Физическое тело позволяло ощущать не только физический мир, но и ментальный. Где-то глубоко внутри Люцифер до сих пор помнил трепет первого разговора с чем-то людским, а неподалёку от него ютилась тихая, наивная мечта. Ощутить как сердце стучит быстро-быстро, как кровь приливает к щекам. Как взгляды робко пересекаются. Но это было невозможно. Не в этом дрянном мире. Здесь были лишь иллюзорные, пустые обещания, суррогат теоретической сути. Люцифер задумал обязательно вернуться к этому, но в новой, надёжной, проверенной системе, где нет места ошибкам и несправедливости.
Глубоко вздохнув, он вновь повторял себе эту мантру перед сном. Эликсир чёткой дозировкой распределялся по его телу. За годы для человечества, за минуты для демона, Люцифер верил, что единственное изменение, настигшее его заключалось в неоспоримом продвижении в сторону желаемого. И, конечно, он был прав. Новый мир будет построен на обломках старой боли, порошке костей, криках ужаса и самой квинтэссенции мироздания. Малая плата за всеобщее счастье. Справедливая ли? Разумеется нет. Но таков уж этот отвратный мир, сочетающий в себе два полюса, и, как благочестивый проводник, Люцифер прокладывал этот непростой маршрут, скорбя о каждом, принёсшем себя в жертву. Это стало частью его дня.
Вкус грядущего успеха, пьянил как самое драгоценное вино. Его демон уже давно не пробовал и не планировал. На корабле Иллюминатов есть всё, включая подобную экзотику. Белые, красные, сухие, сладкие: букет из которого доступны все опции. Но все они перепробованы уже много тысячелетий назад. А отравляющая горечь этого мира явно их портит, лишь этот успех в построении нового — вот она истинная сласть изысканного напитка. Огромный путь позади, в сравнении с ним остались считанные шаги до нектара нового порождения, от самого Люцифера
Комната почти содрогалась от заполнившей её силы. Любой человек, не то что демон или экзорцист это чуял. Доминус Люминус пронизан этим напряжением. Никто в здравом уме даже и не думал ступать по коридорам, они были способны лишь в страхе забиться в уголки, в надежде, что ударит не по ним. Тоже, несовершенство и несправедливость этого мира. Но дверь покоев Командора распахивается, робко, но достаточно уверенно. Адептус Майор посетила его. Она стояла близ него, привычно отчитываясь о миссиях, без единой осечки. Люцифер потянулся к ней и схватил за плечо, направляя свои ярко-зелёные глаза в её контрастные красные. Не дрогнув, она завершила доклад подробностями об Избранных. Удовлетворённый, Командор снова опустился на постель, с каким-то непостижимым умиротворением пялясь в потолок и подобием улыбки на губах. Стало значительно спокойнее, капли пота иллюминатов с облегчением стекали, пока по плечу Хомаре текла кровь. Царапины от когтей зудели, обжигающе разливали боль по всему телу. Могла ли она справедливо сказать об этом? Конечно, но тогда бы Люцифер расстроился. Умалчивание — меньшая жертва, вытекающая из несправедливости этого мира. В новом такого точно не случится.