Расцвёл в саду любимый персик мой,
Как знак к установившейся погоде.
Я горевал, что был забыт весной.
И, наконец, она меня находит.
[Бо Цзюйи, династия Тан;
перевод Ключникова Ю. М.]
Берега реки Найхэ [1], что отделяла подлунный мир от загробного, всегда покрывал снег. Тихие, тёмные воды неумолимо текли в направлении Жёлтого источника, и лёд никогда не сковывал их поверхность.
[1] 奈河 (nàihé) – дословно означает «уже ничего не поделаешь», т.е. едва душа пересекла реку в подземное царство, обратной дороги для нее нет.
Вереница душ, ни на миг не прерываясь, под контролем бледных призрачных чиновников следовала по мосту в Юду, столицу мира мертвых, чтобы предстать перед судом, и любой, кто решил бы постоять на берегу достаточно долго, мог услышать их тихий плач.
Эта удручающая картина, однако, вовсе не трогала сердца подданых верховного судьи мира мертвых. Лишенные права испытывать эмоции, они даже не имели собственного имени, не помнили прошлую жизнь, только ждали, когда верная служба очистит их карму и позволит заново ступить в круг перерождений.
Люди назвали бы это «наказанием», но на самом деле Янь-ван [2] никогда не брал клятвы верности насильно. В конце концов, существовало множество причин не возвращаться в мир смертных.
[2] 阎罗大王 (yánluó dàwáng) – владыка ада, верховный судья потустороннего мира, также известный как Яма, Эмма, Шиндже, Яма Дхармараджа, Каларупа Яма-раджа.
Сан Цилин [3], исполняя обязанности жнеца уже более тысячи лет, не знал своей причины. Конечно, иногда, прогуливаясь по берегам реки Найхэ в свободное от работы время, он задумывался, какой всё-таки была его жизнь. Души приходили и уходили, а он продолжал странствовать между миром живых и мертвых.
[3] Вместо человеческого имени жнецам присваивается номер, в данном случае – 370.
Иногда он думал, что спустя столько вёсен и осеней в подлунном мире, вероятно, не осталось никого, кто помнил бы его человеческое воплощение.
Закончив очередной рабочий день, он как раз собирался отдохнуть в столице, как вдруг ветер принес к его ногам маленький розовый лепесток.
Сан Цилин невольно замер, уставившись на чуждое этому темному холодному месту воплощение весны. Когда он опомнился, лепесток распустившегося цветка персика уже лежал на его бледной ладони.
Столь нежный и почти прозрачный, он практически не источал аромата. Вместо него Сан Цилин, обладающий, как и все жители подземного мира, особой чувствительностью к энергии Ян, почувствовал кое-что ещё более необычное...
Однако сама мысль о живом человеке в царстве мертвых показалась ему столь абсурдной, что он тут же ее отбросил. Янь-ван никогда бы не допустил подобного.
Тем временем за первым лепестком последовал ещё один, а за ним – ещё и ещё. Кружась на ветру, они опадали на землю, и все, наблюдающие подобную картину, не могли оторвать от неё взгляд.
Удивленный шепот наполнил наполнил всё вокруг, и наконец, подняв голову, Сан Цилин не поверил своим глазам. Павильон Вансянтай [4], величественно возвышающийся над столицей, заполнили персиковые деревья в полном цвету.
[4] «Терраса, откуда смотрят на родной дом».
– Вот и настал этот день, – прозвучал чей-то голос за спиной Сан Цилина. – Хотя, конечно, я надеялся, что волнений в столице удастся избежать.
Обернувшись, Сан Цилин тут же опустил взгляд и сложил руки в вежливом поклоне:
– Господин судья.
– Я же говорил тебе называть меня дядей, – рассмеялся Вэнь Юй, ближайший помощник Янь-вана, жестом разрешив ему подняться. – Почему же ты за все те годы, проведенные вместе, так ни разу и не послушал меня?
– ...
Сан Цилин никогда не был особо общительным, потому и не знал, что следует отвечать в таких ситуациях. Кроме того, для всех в подземном мире характер Вэнь Юя был одной большой загадкой: по одному только выражению лица было не разобрать, когда тот шутит, а когда говорит серьезно.
– Как обычный слуга смеет обращаться к вам подобным образом? – вздохнул Сан Цилин в итоге.
Вэнь Юй усмехнулся и поднял взгляд вверх, на маленькие розовые облака, распустившиеся над столицей.
– Кто знает, возможно, сегодня мне всё-таки удастся это услышать.
Сан Цилин решил не придавать его словам особого значения. Вместо этого он обратил внимание на насущную проблему и спросил:
– Не мог бы господин судья разъяснить, что это такое?
Вэнь Юй всё с той же хитрой улыбкой на губах, пожал плечами столь легко, будто его слова были абсолютной обыденностью:
– Наш правитель, как известно, очень силен, но должен был настать день, когда возведенные им стены рухнут, и эта энергия Ян вырвется наружу. А значит... – взяв паузу, Вэнь Юй вдруг наклонился к Сан Цилину, схватил его подбородок когтистыми пальцами и очень тихо произнес: – Господин, которого ты так ждал, наконец очнулся. Поздравляю, сегодня твоя служба подойдёт к концу и ты снова станешь человеком.
Не успел Сан Цилин осознать услышанное, как Вэнь Юй с беззаботным видом пошел вперёд, бросив ему через плечо:
– Идём, нужно поспешить к воротам главного дворца. Как бы ни был одарён Чжун Куй, могу поспорить, ему там сейчас несладко приходится.
***
Тем временем во дворце верховного судьи...
Загробный мир во многом напоминал мир живых. Хоть главным здесь и считался Янь-ван, помимо него, существовало еще девять правителей, каждый из которых отвечал за собственные владения и выполнял определенные обязанности в цикле перерождений.
Обязанностью Чжуаньлунь-вана [5], десятого судьи мира мертвых, была отправка душ, которые искупили свои грехи, обратно на землю.
[5] 转轮王 (zhuǎnlúnwáng) – десятый судья мира мертвых, принимает решение о том, в каком облике переродится душа, и передает списки богу города Фэнду, откуда осуществялется перерождение.
И вот сейчас он стоял перед Янь-ваном, чувствуя, как разливается энергия Ян, ничуть не свойственная этому месту. Он не мог знать наверняка, но был почти уверен, что подобная сила должна быть связана с Персиковым источником.
Но откуда бы ей здесь взяться?..
Янь-ван молчал, склонившись над бумагами за своим столом. Чёрные одежды подчеркивали природную бледность его кожи. Ни глаза, ни драконьи рога, что тянулись от его головы вверх, словно тоненькие веточки сливы, не имели какого-то особенного оттенка. Оттого и весь облик верховного судьи напоминал лёд.
Обдумав сложившуюся ситуацию, Чжуаньлунь-ван склонил голову и вежливо спросил:
– Чем я могу помочь вам, господин?
Янь-ван поднял на него взгляд глубоко уставших глаз.
– ...
Слова, которые он должен был произнести, застряли где-то глубоко в горле. От притока мыслей Янь-ван невольно нахмурился и потер рукой лоб.
Чжуаньлунь-ван подумал, что за все время своего существования, это, пожалуй, первый раз, когда он видит обычно хладнокровного правителя загробного мира таким растерянным.
– Скоро сюда прибудут Вэнь Юй и Сан Цилин, – произнёс Янь-ван в итоге. – Верни этому жнецу воспоминания об его жизни.
Жнецами обычно становились те, кто в своей земной жизни совершил тяжкий грех. Однако эта работа была не из лёгких: на протяжении сотен или даже тысяч лет каждый день видеть людей на пороге смерти приносило безграничные мучения. Не говоря уже о том, что, однажды столкнувшись с могущественной нечистью, жнецы могли умереть навсегда.
Тем, кому все же удавалось добросоветстной работой очистить свою карму, Чжуаньлунь-ван возвращал свитки, где хранились записи о всех их поступках, после чего, подобно обычным людям, отправлял душу на землю по одному из шести мостов.
Что касается Сан Цилина... На самом деле, срок его перерождения подошёл ещё очень давно. Однако, к удивлению Чжуаньлунь-вана, первый официальный запрос во дворец Янь-вана о снятии Сан Цилина с его должности для последующего перерождения был возвращен с отказом.
Сан Цилин служил Янь-вану, суд над этой душой тоже проводил Янь-ван, потому Чжуаньлунь-ван, чья власть распространялась только на завершающий этап, никак не мог повлиять на ситуацию. Он несколько раз перепроверял вынесенный приговор, изучал подробности службы Сан Цилина, но никакой очевидной причины задерживать душу в загробном мире так долго так и не обнаружил.
После бесполезной череды повторных запросов, каждый из которых Янь-ван возвращал с отказом, Чжуаньлунь-ван скрепя сердце бросил эту затею и смирился – Сан Цилин будет продолжать работать на верховного судью, пока тот сам его не отпустит, хоть это и нарушало правила. К тому же было не похоже, что жнец как-либо страдал.
– Господину ведь известно, что эта душа должна была вернуться на землю ещё несколько столетий назад? – невольно спросил Чжуаньлунь-ван. – И если я не ошибаюсь, никаких провинностей за ним не было замечено, Сан Цилин никогда не нарушал внутренние устои подземного мира. Так могу я узнать, в чём причина столь долгой задержки?
Янь-ван встал из-за стола и подошел к окну, за которым тёмные крыши столичных домов засыпало лепестками, будто снегом.
– Во время суда он сказал, что лучше не начнет новую жизнь вообще, чем переродится в мире, где не будет одного человека, – произнёс Янь-ван, прикрыв глаза. – Я лишь следую его желаниям.
Ожидание кого-то часто становилось причиной, почему души оставались в загробном мире. Далеко не все правители одобряли подобное, но открыто возражать Янь-вану не решались.
– Так выходит, господин хочет, чтобы я помог переродиться им обоим?
Янь-ван аккуратно поправил рукава своих одеяний, не выражая никаких эмоций.
– Верно.
Чжуаньлунь-ван задумался, слегка склонив голову на бок. Отправить душу жнеца на землю не составляло труда, но вот что на счёт второго человека?
– Раз вы решили озвучить эту просьбу сейчас, полагаю, тот человек уже отмыл свои грехи?
Чжуаньлунь-ван видел только спину верховного судьи, никак не выражение лица, но какой-то причине по всё его тело охватила необъяснимая тревога. Янь-ван молчал явно дольше, чем того требовал вопрос.
– Нет, – произнёс он в конечном итоге. – Но ему и не нужно.
Развернувшись, Янь-ван подошёл к своему столу и вытянул из ящика свиток, скреплённый темно-красной печатью.
– Мой дорогой друг, мы привыкли, что можем не соблюдать приказы дургих правителей, ведь в этом мире важно только решение десяти судей. Однако... Невозможно препятствовать возвращению живого человека в подлунный мир, особенно если все его грехи уже выплатило Небо.
– ...
Чжуаньлунь-ван, не в силах поверить своим ушам, взял протянутый свиток с императорской печатью и медленно опустил взгляд...
***
Тем временем в личных покоях Янь-вана...
Чжун Куй [6] был одним из тех, кто стоял у самих истоков формирования загробного мира.
[6] 钟馗 (zhōng kuí) – один из главных богов даосского пантеона, охраняющий от несчастья, приносящий богатство, удачу и т.д. Изображение его вывешивали на воротах для отогнания нечистой силы.
Прежде учёный, он провалился на экзаменах и покончил жизнь самоубийством, после чего встретил Янь-вана, дал обет очистить Поднебесную от нечисти, и со временем сила его достигла уровня, с которым даже небожители вынуждены были считаться.
Он получил титул главнокомандующего всей стражей подземного мира ещё во времена, когда павильона Вансянтай не существовало, и с тех пор каждый злой дух начинал дрожать, услышав его имя.
Однако... Прямо сейчас это он был тем, чьи руки дрожали.
– Господин... – с трудом узнав собственный голос, он сглотнул и неуверенно продолжил: – Как вы себя чувствуете?
Человек, что лежал на кровати, укутавшись в одеяло, слегка приоткрыл глаза и уставился на него. Прищурившись от света свечей, он очень долго пытался разглядеть, кто же стоял перед ним.
По какой-то причине тело не желало его слушаться, мысли путались, и он помнил только, что совсем недавно видел очень приятный сон.
И хотя он толком не осознавал, где находится, само место и обеспокоенное лицо, склонившееся над кроватью, выглядели знакомо.
«Я умер?», – невольно пронеслось в его голове.
Стоило этому вопросу прозвучать, как воспоминания, будто разбушевашиеся штормовые волны, нахлынули на него. Он вспомнил, как жил, вспомнил всех, кого потерял, всех, кого убил, и в конце концов, вспомнил, как «умер» сам.
Почти ослепляющий блеск серебра, изящный взмах кисти, холод меча, разделившего его душу, – и как он только мог забыть это все?
Сонное наваждение растворилось в вихре эмоций, что сменялись на его лице одна за другой. Приподнявшись, он уставился на Чжун Куя, который всё это время тихо и неподвижно стоял рядом.
– Я... умер? – всё-таки он решил озвучить этот вопрос.
Голос был слишком хриплым, слова давались с трудом, но Чжун Куй спокойно ответил:
– ...формально, да.
Человек опустил взгляд на свои руки, затем внимательнее осмотрел комнату и в конце концов вспомнил, что это за место – личные покои верховного судьи. Но почему он никак не мог вспомнить, как попал сюда? Если бы он уже выпил суп забвения у госпожи Мэн [7], то должен был забыть свою жизнь, так почему же у него отсутствовали только воспоминания о дороге в подземный мир?
[7] 孟婆 (mèng pó) – богиня, готовящая суп забвения. После прохождения десятого зала и решения Чжуаньлунь-вана души отправляются в павильон богини Мэн-по, чтобы испить ее отвар и забыть о прежних жизнях, а также о пребывании в загробном мире.
Не успел он спросить об этом, как Чжун Куй вдруг заговорил сам:
– Несмотря на то, что формально ваша душа пересекла границу, сейчас... полагаю, вас следует считать живым существом.
Услышав это, он уставился на Чжун Куя, словно на умалишенного. Как можно считать живым кого-то в загробном мире? Разве может ближайший подчиненный Янь-вана говорить такую чушь?
Однако лицо Чжун Куя выражало крайнюю серьезность.
– Господин, вы помните свое имя?
Имя?..
Он медленно перевернулся на спину, перебирая в голове события своей жизни. Будучи ребенком, он любил смотреть, как отец отрабатывает движения меча под ярким полуденным солнцем. А когда жара спадала, они с сестрой ели персики под бирюзовой тенью деревьев, и в те времена, кажется, он был абсолютно счастлив. Затем он отправился учиться императорский дворец...
Моменты восторга и разочарования, наслаждения и обиды, радости и грусти – всё вспышками проносилось перед его глазами, словно жизнь началась с начала. Чувств было так много, что на мгновение он словно перестал дышать от боли, сдавившей грудь.
Он помнил всех, с кем довелось встретиться на пути, но вот... Каким же было его имя?..
Чжун Куй, видя, что молчание затянулось, заметно разволновался. Прежде чем оставить его наедине с этим человеком, Янь-ван ясно сказал, что Чжун Куй ни в коем случае не должен называть его имя.
– Г-господин... – наверное, Чжун Куй последний раз заикался, ещё когда был обычным смертным, – Пожалуйста, постарайтесь, вам нужно это вспомнить.
По крайней мере одна вещь радовала Чжун Куя – человек уже не спал. Красные блики свечей отражались в его черных глазах, и было не похоже, что он испытывает какие-то неудобства.
Однако попытками вспомнить своё имя он тоже не стал заниматься слишком долго.
– Разве это имеет значение? – спросил человек, вдруг сев в кровати и взглянув на Чжун Куя. – Я же могу просто стать жнецом?
– Что? – Чжун Куй чуть было дар речи не потерял от неожиданности, а секунду спустя яростно замахал руками в воздухе. – Совершенно невозможно! Я ведь сказал, что вы живой...
– А до этого ты сказал, что я умер, – не дослушав, перебил его человек.
Не зная, как объяснить то, во что в принципе было трудно поверить, Чжун Куй замер с открытым ртом, а человек в это время медленно выпутался из-под одеял и встал.
Он все ещё не слишком хорошо управлял своим телом, но чем больше двигался, тем больше чувств возвращалось. Положив ладонь на живот, он прислушался к течению духовной энергии. На удивление, силы, переполнявшие его, текли так спокойно, как не текли даже в детстве.
И это было странно.
Золотое ядро разрушалось сразу же, как владелец умирал. Откуда оно у кого-то из подземного мира?
Ещё раз недоверчиво взглянув на Чжун Куя, человек направился в сторону дверей.
– Господин, подождите!
Не обратив внимания на выкрик за спиной, он распахнул сворки, и тотчас вдохнул морозный воздух. Стоя на пороге босиком, в одном халате, он совершенно не ощущал холода. Фонари, освещающие алым светом внутренний двор, слабо покачивались на ветру. Ничего не изменилось с тех пор, как он был здесь в последний раз, – ни загнутые вверх углы крыш, ни каменные дорожки. Только лишь... Духовная энергия, пронизывающая все пространство вокруг, явно не принадлежала этому миру, и потому лепестки персика, укрывшие весь дворец, выглядели так чуждо.
Выйдя во двор, он поднял взгляд на небо, никогда не знавшее солнечного света и сияния звёзд.
Невероятным образом... Он чувствовал, будто духовная энергия, что текла по его жилам, была связана родственной нитью с теми цветущими деревьями.
Теперь, возможно, он хотел бы выслушать объяснения Чжун Куя.
– Господин, – лицо главнокомандующего загробного мира стало неописуемо бледным, когда он накинул на плечи человека теплую накидку. – Давайте вернёмся внутрь, и тогда...
Не успел он договорить, как по телу пробежали мурашки. Чувство надвигающейся угрозы пронзило его с головы до ног, и руки рефлекторно выхватили меч из ножен.
Меньше мгновения потребовалось Чжун Кую, чтобы заслонить человека собой и безупречным движением разрубить пополам стрелу, что могла бы оборвать лишь недавно начавшуюся жизнь. Щепки разлетелись по земле, и Чжун Куй, всмотревшись вдаль, чётко и строго отдал команду:
– Внутрь. Немедленно.
Совершенно переменившись за столь короткое время, он действовал собранно и быстро – так, как полагается главнокомандующему.
Оказавшись внутри за запертыми дверьми, он хмуро осмотрелся и оценил обстановку.
Человек не был ни ранен, ни испуган, лишь смотрел на него с подобием интереса.
Чжун Куй никогда не был выдающимся стратегом, своё положение он завоевал грубой силой и верностью своему правителю. Он знал как никто другой, что, помимо Янь-вана, существует ещё девять судей, каждый со своими владениями, каждый со своими подчинёнными, и каждый с претензией носить звание «главного судьи».
И среди этих девяти судей наибольшее влияние и авторитет имел... именно тот, чья тень сейчас появилась за запертой печатью дверью внутренних покоев.
Циньгуан-ван. [8]
[8] 秦廣王 (qínguǎngwáng) – первый судья подземного мира, в чьих владениях находится "Зеркало зла" с надписью "На террасе перед Зеркалом зла нет хороших людей".
– Я всё никак не мог понять, зачем новому Небесному императору понадобилось менять порядки в загробном мире, – раздалось по ту сторону двери. – Но теперь, кажется, понял. Ему просто нужен был кто-то посговорчивее?
Чжун Куй все ещё закрывал человека своей спиной, выставив вперёд меч. Покои Янь-вана были защищены мощными заклинаними, никто не мог войти сюда без его согласия, однако и выйти отсюда без боя у них вряд ли получится.
И пока Чжун Куй думал, человек высунулся из-за его плеча, разглядывая силуэт за дверью.
Циньгуан-ван, разумеется, не имел ничего общего с людьми. Будучи выше и крупнее, он превосходил их по силе и выносливости. Подобно Янь-вану, он даже имел хвост, но родственником драконов не являлся.
– Сдавайтесь, – вздохнул он, положив меч на плечо. – Обещаю, я не убью вас сразу, если выйдете сами.
– А ты все так же самоуверен, – вдруг произнёс человек, обойдя удивленного Чжун Куя. – Вот только ты уже проиграл мне однажды. Уверен, что поднимать на меня меч – разумное решение?
– Что?.. – Циньгуан-ван явно и подумать не мог, что какой-то человек станет разговаривать с ним в подобном тоне.
– Ты всё слышал, – встав перед дверью, ровным спокойным голосом продолжил тот. Вот уж чьей самоуверенности можно было позавидовать. – Я выйду...
– Господин! – Чжун Куй попытался схватить его за руку, но человек ловко увернулся и прислонился к двери, слегка изогнув губы в улыбке.
– Я выйду, но, если не убьёшь меня сразу, возможно, ещё одного шанса тебе не предоставится.
Не раздумывая, он снова открыл створки дверей и бесстрашно взглянул в глаза Циньгуан-вану. Всё ещё едва одетый, он стоял с прямой спиной, черные волосы стекали по его плечам, и в глубине темных, как сама ночь, глаз отражалась бездна.
Циньгуан-ван, словно очарованный этой белой кожей и этим низким, красивым голосом, сам не заметил, как в одно мгновение мир перед глазами перевернулся. Боль в груди меркла в сравнении теплой рукой на горле и духовной энергией Ян, что пульсировала под тонким слоем одежды.
Пальцы невольно разжались, так и не взмахнув оставшимся на земле мечом. Подняв руку, Циньгуан-ван медленно протянул её вперёд, пока ладонь не коснулась груди противника, где под рёбрами билось настоящее живое сердце.
Чжун Куй, наблюдая за тем, как второго по силе судью без особых усилий уложили на лопатки, на этом моменте решил, что ему всё-таки стоит отвернуться.
Однако ни человек, ни Циньгуан-ван не показывали смущения. Молча глядя друг на друга, они будто наслаждались моментом соприкосновения тел.
– Вэнь Жохань... – тихо произнёс Циньгуан-ван. – Это и правда ты?
Собрав свободной рукой рассыпавшиеся волосы, человек над ним неопределённо улыбнулся.
Только его губы приоткрылись, чтобы дать ответ, как из-за спины раздался весёлый смех.
Вэнь Юй, объявившись из ниоткуда, положил руку на плечо смущённого Чжун Куя и крайне довольно сказал:
– Вот же, как удачно, что в моего племянника влюблена половина Поднебесной, даже сражаться не пришлось, не правда ли?
Чжун Куй в ответ на это предпочёл просто закрыть глаза. Первый этап – пробуждение – закончился успешно.