В первую их встречу Лотта едва сдерживается, чтобы не запустить пресс-папье покойной начальницы Эрику в лицо. От того, что ты вдруг вынырнул из ниоткуда вместе со своим партнёром и повесил на себя ярлык большого босса, ситуация в рабочем коллективе не становится менее напряжённой.
— Мужчины, что с них взять, — пожимает плечами Пернилла, надувая клубничную жевательную резинку. — Думают, что только они знают, как лучше — им, нам, всем.
То, как второй ставленник на место директора страховой компании — Билл — с хитрым прищуром лисы и хваткой удава следит за настроениями в их отделе, напрягает Перниллу даже больше перспективы отправиться в «колл-центровую ссылку».
— Надо что-то делать, а не ждать чуда, — заключает она, недвусмысленно оправив на себе трикотажную водолазку и тщательно уложив тёмное каре.
Этот ритуал знаком Лотте не понаслышке: подруга собирается пойти в атаку. Обычно ничем хорошим это не заканчивается. И на сей раз её тоже втянули.
— Их двое, нас двое. Идеально.
Эрик создаёт впечатление «золотого мальчика»: богатый, успешный, энергичный, с кучей новаторских идей. Неудивительно, что Билл с него пылинки сдувает. Лотта, стоя перед запотевшим зеркалом в дамской комнате, накручивает на палец светлый вьющийся локон, с досадой смотря на своё отражение. Пернилла её за дуру считает? Ведь ясно же, что ничего не выгорит. Где она и где Эрик! Но Пернилла твёрдо стоит на своём:
— Никто не застрахован от того, чтобы оказаться прижатым каблуком к полу. Даже Эрик. Просто покажи характер, экспрессию. На скучных тихонь у него времени нет.
Эрик крутится вокруг своей оси в огромном чёрном кресле, как мальчишка в парке аттракционов. Никто же не видит. А голова тоже кружится, кружится. И из неё медленно вылетают воспоминания нынешнего дня, змеиное шипение коллектива за спиной, бесконечные счета, страшная прическа старой секретарши, давление Билла, предыдущие шесть месяцев на Лазурном берегу, даже мечта о маленьком собственном доме в Швеции или даже двух — тоже вылетает. Эрику просто хочется потихоньку улизнуть из своего кабинета, запрыгнуть в новенький Volvo и дать как следует по газам где-нибудь на полупустой недостроенной трассе. Без фатального исхода, но близко к нему. Потому как ничто его на новом месте не радует. Или не радовало — пока.
Когда кресло останавливается, он наконец замечает её. Невысокая, симпатичная, аляповато одетая, с копной тяжёлых вьющихся волос. Эрик не помнит её имени, но угадывает, что мог встречать её на «этаже неудачников». За годы заграничных странствий Эрик, кажется, подзабыл, какими бывают шведские девушки. Такими, от которых глаза сразу загораются. «Надо посадить её на ресепшен. Пусть клиентов встречает кто-нибудь действительно хорошенький».
— Что? — неудомевает Лотта, пытаясь понять это загадочное выражение лица босса.
— Вы что-то хотите? Выглядите воинственно, — он снова обретает дар речи, устроившись поудобнее в кресле и сцепив ладони в замок.
Голос прокуренный, достаточно высокий, не без повелительных нот. Такие голоса обычно не нравятся сотрудникам, но именно они заставляют в итоге их работать — пусть и при помощи психологического давления. Но Лотта, как ни странно, не обнаруживает в Эрике ничего такого, что могло бы её напугать.
— Я видела своё имя в списке тех, кого отправят в колл-центр. Так вот, я туда не собираюсь. Ни за что! Лучше сразу увольте меня! Я не для того тратила своё время на эту фирму аж с девяносто седьмого года, чтобы сейчас меня просто цинично забросили в старый чулан! — срывается она в итоге на хрип, нависнув над своим же начальником словно сама богиня Немезида. — Вы сами сидели когда-нибудь в колл-центре? Выслушивали дерьмо, которое выговаривают вам по телефону? Что-то я сомневаюсь.
— Я? — только и может брякнуть Эрик в ответ, не сводя восхищенных глаз с ворвавшейся к нему разъяренной фурии.
«Надо посадить её не на ресепшен, нет, а... к себе на стол. В смысле, за стол. За стол в кабинете. Другом кабинете. Взять её на работу с клиентами. Пускай тоже не расслабляются».
Ей, наверное, кажется, что он в душе насмехается над ней. Слишком уж лукаво сверкают зелёные глаза Эрика, глядя на неё. Руки её сами тянутся к пресс-папье, но вовремя останавливаются. Эрик скорее всего мнит себя принцем датским — не меньше. Или шведским. Выплывает со своего места с королевским самодостоинством, подходит к ней слишком близко, слишком опасно, не разрывает зрительный контакт. Глаза у Эрика на редкость красивые, весёлые, губы тонкие и чувственные, кожа аристократично бледная, только волосы уж больно смешно стоят взъерошенные. Наверное, в роду у него действительно была какая-нибудь знать.
Битва же кажется ей проигранной: самое время, чтобы повернуться и уйти. Но босс, приняв её правила, так просто не отпустит, в последний миг ухватив девушку за руку:
— Как Вас зовут?
— Лотта.
Лотта. Имя, которое ему всегда нравилось. Из всех лиц, встреченных им в реконструированной компании «When», только она наконец вызывает в нём искренние интерес и симпатию. Её лицо — живое, настоящее, которое хочется видеть каждое утро перед тем, как открыть свой кабинет и начать рабочий день.
До возвращения домой Лотта просто ходит сама не своя.
— Эрик ненормальный, — приходит она к выводу, уплетая за ужином тайскую лапшу на пару с Перниллой. — Я накричала на него, высказала прямо в лицо тако-о-ое, а он... взял и повысил меня.
Пернилла то обнимает её крепко-крепко на радостях, то тяжело вздыхает:
— Да нет, Эрик-то как раз очень даже нормальный, а вот Билл... Дохлый номер. Ни так, ни эдак. Закрытый словно ракушка. Что с ним делать?
В первый день на новой должности Лотта появляется в том же старом полосатом свитере и потертых джинсах, собрав волосы в не особо аккуратный пучок. Пятый этаж «неудачников» провожает её с завистью, Пернилла поднимает победоносно кулачки, а Билл равнодушно приветствует ленивым кивком головы. Человек, никогда не снимающий тёмных очков даже в своём кабинете, немного настораживает её. Эрик, едва не влетев в неё лбом на выходе из лифта, желает удачи, забыв про обещанные ей ключи. До первого клиента приходится добираться на автобусе и только ради того, чтобы прямо с порога уличить его в обмане. Никакой чемодан у безработного торчка в аэропорту не теряли. Вечер начинается раньше, чем можно было бы себе представить. Засыпая, Лотта думает: без внешних перемен не бывает и внутренних.
На второй день она приходит в чёрном бархатном платье и твидовом пиджаке поверх него, на каблуках, с распущенными волосами. Пожилые дамы с пятого этажа недовольно цокают ей в след. Точно так же, но чуть менее заметно цокает и Билл. Пернилла недвусмысленно подмигивает — дважды. Эрик, немного свернув шею, провожает взглядом, упустив лифт. Клиент оказывается душкой и угощает свежезаваренным кофе. Только жалоба его оказывается правдивой — не в скрытую угоду компании. Ночью Лотте снится Эрик, галантно открывающий перед ней все двери, встречающиеся на её пути: от проходной до собственного кабинета.
«Но Эрик, мне вообще-то надо в свой кабинет, а не твой», — вежливо протестует ненастоящая Лотта, кокетливо поправляя ненастоящее декольте.
«Может тебе захочется присесть на минутку? На этот стол, например?» — упорствует страховой принц Эрик, отрезая ей пути к отступлению и так ненавязчиво, но быстро сокращая расстояние между ними до нуля.
— Везёт же тебе... Даже снится что-то хорошее, — Пернилла скучает за завтраком, доделывая тест на оценку профессиональных навыков. — Только в следующий раз попробуй стонать чуть потише.
Густой румянец покрывает щёки быстрее, чем подруга заканчивает последнее предложение. Эрик не должен ей сниться. Но всё-таки снится.
На третий день Эрик действительно открывает перед ней все двери — включая дверцу новенького автомобиля от фирмы, значительно упрощающего Лотте ежедневные разъезды к клиентам.
— Слышите, как рычит? — Эрик довольно улыбается, прислушиваясь, нетерпеливо газуя в пол, демонстрируя своей сотруднице все прелести её новой игрушки. — Хорошая машина это как заниматься любовью. Никогда не надоест.
И зачем-то смотрит ей в глаза чуть дольше обычного, по-прежнему весело, игриво, вскинув брови вверх. Не позволяя себе дерзости опустить взгляд в глубокое декольте новенького платья.
«Да Вы просто джентльмен, дорогой босс», — хихикает про себя Лотта, накидывая поверх полосатый шарфик, и, высадив Эрика, уезжает по своим делам.
«Ну и какого чёрта я такой джентльмен?» — досадливо думается Эрику, приглаживающему ладонью волосы и освождающему горло от галстука, вмиг ставшего слишком удушающим.
Через пару недель их прибыль наконец впервые за долгое время резко идёт вверх и новое руководство закатывает долгожданный корпоратив.
— Я была неправа, Лотта. Они оба психи, — Пернилла недовольно кусает губы, втихаря собирая с собой недоеденные канапе. — Билл — тёмная лошадка, я даже подступиться боюсь. А твой... ну ты сама на него посмотри.
Принц датский или шведский — да кто его разберёт? — битые полчаса уже толкает речь с бокалом шампанского в руках, забравшись на один из столов. Из нарциссизма, хулиганской натуры или просто для привлечения внимания. Лотта следит за ним, из последних сил сдерживаясь, чтобы не засмеяться в голос. Её босс — сущий мальчишка в свои тридцать пять. Сначала выступает «на трибуне», потом угощает шампанским, а затем тащит её в круг под бурные аплодисменты сослуживцев — станцевать забойный рок-н-ролл. Танец с Эриком — настоящее чёртово колесо. Так её ещё никто не кружил, не дёргал и не бросал через голову.
Хорошо, что все вокруг уже пьяные. И никому нет интереса как следует разглядеть их обоих, с трудом переводящих дыхание, поправляющих вздыбленную одежду, зализывающих взмокшие волосы назад. У Лотты дух захватывает от одной лишь мысли, что сейчас они могли бы синхронно упасть на мягкий серый ковёр и поползти навстречу друг другу из разных концов комнаты. Как в «Грязных танцах».
На утро голова у взлохмаченной Лотты неистово раскалывается.
— Вы вчера произвели дикий фурор! — в руках у Перниллы волшебным образом материализуется стакан с недопитым вчера шампанским. — Значит, он не деревянный и не сноб. Это радует.
Лотта думает, что Пернилла права. И кодекс джентльмена тут ни причём. Но проверить кое-что всё же надо, на всякий случай. Просто потому, что этого хватило бы для поднятия ей самооценки.
На новой должности Лотта раскошеливается и на целый новый гардероб. Стоит ли он того? Ответ, впрочем, всегда читается рано утром в глазах очарованного Эрика. Синий брючный костюм, в котором она заходит сегодня к нему в кабинет, заочно должен получить где-то десять из десяти.
— К Вам можно? — с улыбкой возникает Лотта из-за двери, держа в руках пальто и сумочку. — Сейчас обед, и я думала сбегать в закусочную через дорогу. Хотите, я Вам тоже возьму хот-дог?
Эрик, якобы серьёзно увязший с головой в изучении каких-то документов, как будто нарочно делает вид, будто сначала не услышал её, но потом наконец оживляется, быстро хватая и свой плащ, и Лотту под руку:
— Зачем? Давайте вместе сходим. Всё равно засиделись в четырёх стенах.
Ему нравится то, как она счастливо жмурится на ещё теплом осеннем солнце. И то, как солнце красиво играет в её почти что золотых волосах. И ямочки на румяных щеках ему тоже нравятся, потому что они появляются, когда она улыбается. А ему хочется улыбаться вместе с ней, совершенно не следя за тем, как горчица капает из хот-дога прямо на вычищенные ботинки. Хот-дог даже и не вкусный, но момент просто замечательный, переживать бы его снова и снова — и так до бесконечности.
— Вы мечтаете о чём-нибудь, Лотта? — спрашивает он, застав её врасплох.
— Сейчас? Вообще-то уже нет. До этого мечтала о работе получше, — не особо охотно откликается девушка, с подозрением глядя на своего начальника. — Хотя... Было бы неплохо как-нибудь залечь дома и смотреть фильмы из видеопроката целый день. А Вы?
Упоминание видеопроката заставляет Эрика весело хмыкнуть. Когда он позволял себе вот так же проваляться под фильм без задней мысли — в последний раз? Точно не при Билле. Тот его всегда держит в полной боевой готовности, не разрешая отвлекаться на пустяки. А жаль...
— О собственном доме здесь, в Швеции. Переезды меня достали. Билл, конечно, будет против, но я решил остаться на родине, — выдаёт он давний секрет, не переставая любоваться своей визави: — Вот Вы...
— Что я?..
— Вы... каждый день напоминаете мне...
— О чём?
Лотте кажется, что он попросту тушуется, боится сказать это важное нечто, касающееся их обоих. Почему? Боится Билла? Боится коллектива? Или её? Или же себя самого?.. И он, увы, лишь мотает головой, словно избавляясь от дурной мысли, подтверждая её догадки.
— Да нет, ерунда. Забудьте.
«Каждый день, Лотта, Вы напоминаете мне, почему я хочу наконец остаться в Швеции. Навсегда. Потому что ни одна страна мира, ни её люди не могут сравниться с тем, что есть здесь, дома. Здесь всё родное, настоящее, правильное, тёплое, чарующее. Прямо как Вы»
У Эрика красивые глаза. Бархатисто-зелёные и при этом очень ясные. Если бы ни они, то его горделивый профиль создавал бы впечатление личности жёсткой и непокорной. Но глаза говорят о душе, а она мягкая, нежная, благородная. Только если эти глаза не хитро щурятся, то либо кокетливо, либо коварно напоминают: соблазнять они тоже умеют и причём великолепно.
Лотте, валяющейся вечером дома в любимой пижаме, снова очень-очень сильно хочется вернуться в момент их с Эриком первой встречи и всё-таки как следует наподдать ему — за скрытность, нерешительность, самомнение.
«Дорогой дневник, я окончательно запуталась. План Перниллы удался только наполовину: меня повысили, её — нет. Может, всё дело в возрасте? Билл ведь намного старше Перниллы. Или во вкусе? Что, если ему не нравятся ни худые, ни брюнетки? А может он просто сам дурак, раз не хочет понять, какая она у нас умница? Бедная Пернилла. Ей прибавка к зарплате не помешала бы. Ей же хочется наконец разъехаться со мной, наладить личную жизнь. И что мне делать с Эриком? Он же босс! А я его дрессирую как собачку. Он такой ненормальный... То гиперактивный, то меланхоличный. Голодный до наших встреч, точно. Как же ему намекнуть? Прости, Эрик, но я не готова быть твоим стереотипым образом Швеции, жить в твоём доме, заходить во все двери, сидеть на твоём столе, танцевать рок-н-ролл и так далее, и тому подобное. Хотя ты мне даже не предлагал... И прекрати уже являться мне во сне! Стыдно же перед Перниллой...»
Карандаш ломается, пачкая графитной крошкой конец страницы. Неровные, хаотичные строчки медленно намокают, расплываются, перестают быть различимыми. Лотта хочет от души врезать Эрику за то, что он заставляет её плакать. Ни один парень в её жизни ещё не удосуживался этой чести, а приезжий принц из соседнего кабинета просто до ночной истерики довёл. Лотта, надо быть честной. В первую очередь — с собой.
«Дорогой дневник, кого я обманываю? Я ведь влюблена в него, просто безумие. Два месяца назад я на самом деле хотела прибить Эрика пресс-папье, а сегодня я могу думать только о нём и ни о ком больше. Но если он ничего не предпримет сам в ближайшее время, то я попытаюсь о нём забыть».
В доме на окраине Стокгольма, который приобрёл себе Эрик, ещё идёт ремонт. Билл молча, но негодует. Всегда и везде у них всё раньше было общим, разделённым чисто символически поровну: доходы, жильё, девушки, даже мечты. Но возвращение домой всю эту свободную партнёрскую дурь из головы Эрика словно вышибло. Время манипулирования своим молодым протеже сошло на нет, в какие-то считанные месяцы. Эрик не собирается сидеть внутри закрытой раковины как он сам, но что это ему даст? Похоронит свой потенциал, перестав быть мобильным. Билл не засидится на месте, двинется дальше, исследуя другие страны, а Эрик останется.
В последний раз ужинать в их старых съёмных апартаментах, сидя на чемоданах, Биллу тоже не нравится. Как и то, что Эрик снова принёс им дешёвые хот-доги, которые после привычных устриц и лобстеров даже нюхать не хочется.
— Ты такой неразборчивый. Первая попавшаяся шведка, которая хотела запустить в тебя чем-нибудь потяжелее — и ты уже втрескался, — Билл удрученно качает головой, допивая своё вино. — Я тебя не узнаю.
Взгляд Эрика становится слишком пронзительным, даже как будто злым: больно задело.
— Знаешь, чем так хорош собственный дом в родной стране, Билл? — бывший партнёр оскорбленно встаёт из-за стола, ткнув носком ботинка в его собранный чемодан. — Тем, что он мой и только мой. Причём насовсем. А ты наконец съезжаешь.
Билл уйдёт, сегодня же, и кандалы, столько лет сковывавшие его по рукам и ногам, окончательно спадут. Даже не верится. И начнётся совершенно другая жизнь. Та, о которой он так мечтал и в тоже время даже представить себе не мог.
Рождеством без снега в наши дни уже никого не удивишь. Лет семь назад Лотта и Пернилла, будучи ещё студентками, свободно пикетировали перед зданием городского парламента, призывая обратить внимание на проблему глобального потепления. Сегодня же, за пару дней до сочельника, Лотта просто грустит в зимнем саду на крыше здания компании, докуривая последнюю пачку. Снега в этом году уже не выпросишь, но зато на подарки наконец хватит денег. Только радует ли это?..
Эрик впервые нисходит до общественной курилки, усаживаясь рядом с Лоттой и тоже закуривая — в полной тишине.
«Надо что-то делать, а не ждать чуда».
— Привет.
— Привет.
Пятнадцатью этажами ниже расходится слепыми холодными огнями полупустой ночной проспект. Темнеет так рано, что по солнцу уже точно не скажешь, когда заканчиваются рабочие часы. Где-то вдалеке слышен одинокий лай собаки. Приветливый турок из закусочной через дорогу подметает перед входом. Визгливо проносятся мимо чайки. И холодает, быстро-быстро.
— Вид отсюда так себе, конечно, — Эрик нарушает тишину, поднимаясь со своего места и протягивая девушке руку: — Пойдём? Хочу тебе кое-что показать.
В какой момент они оба одновременно и негласно решают перейти «на ты», ни одному из них неизвестно. Но только это вдруг оказывается настолько просто и правильно, что создаётся ощущение, будто они знают друг друга лет сто как минимум. И помнят обоюдно только хорошее.
У него на столе — тщательно изученное досье Перниллы.
— У твоей подруги отличные результаты теста, — показывает ей Эрик отмеченные галочками листки. — Я думаю, в течение месяца она тоже может рассчитывать о переводе на шестой этаж. У меня есть для неё работа.
«Боже, подруга, ты не на ту лошадку ставила! Билл даже пальцем не пошевелил, а мой...» — резко осекается Лотта в своих мыслях, ошеломленно глядя на своего босса.
Мой. И щёки мгновенно вспыхивают алым ещё ярче.
— Спасибо! Она будет вне себя от радости, когда узнает, — роняет девушка, торопливо отступая к выходу, словно в бреду.
Сердце стучит как маленький бешеный барабан, руки потеют, холодеют, дрожат. Эрик смотрит совсем по-другому, не серьёзно, не насмешливо, не изучающе и не оценивающе. Эрик смотрит так, будто не видел её уже целую вечность. И теперь наглядеться не может.
— Лотта?
Сердце ухает куда-то в пятки. Лотте хватает сил лишь сделать робкий шажок назад и обернуться. И Эрик, больше не думая, притягивает её к себе.
— Знаешь, а ведь я тебя сначала хотел посадить... на ресепшен.
Какой же он все-таки чудной — в свои тридцать пять. И от этого ещё более очаровательный.
— Но передумал?
За наслаждение видеть эти чудесные ямочки на щеках Эрик уверенно готов убить любого, кто встанет у него на пути. И за волшебные золотистые волосы, достойные сказочной принцессы. И за улыбку, которая бросает его прямо в пекло самых страстных, чувственных, диких желаний.
— Да, чёрт возьми!
И он одним рывком усаживает Лотту на край стола перед собой, накрывая её губы своими, игнорируя слабые, наигранные попытки запротестовать в ответ. Впрочем, времена пикетов для Лотты давно прошли. И то, как быстро изначальное «нет, Эрик, нет» превращается словно по волшебству в «да, Эрик, да», уже никого не удивляет. Сердце замирает, дыхание напрочь сбивается. Пернилла права: идеально. Поцелуй, начавшийся как мощный торнадо, мало-помалу становится более нежным, сосредоточенным, рассыпающимся невесомыми касаниями губ, сдерживаемым двумя женскими ладонями, мягко ложащимися Эрику на грудь. Всё только-только начинается, зачем спешить?
Аристократическая бледность наконец-то уступает румянцу. Пальцы аккуратно касаются горячей щеки возлюбленной, затем следуют по маленькой горбинке к кончику носа, останавливаются на влажных от долгого поцелуя полураскрытых губах. И глаза её небесно сияют. Уже слышны глухие шаги охранника, проверяющего невыключенный свет на этаже. Выпустить разгоряченную лаской Лотту из своих объятий пока ещё кажется невозможным. Но выпустить её ему всё же приходится, закутав перед выходом в тёплую шубу. И напоследок ещё раз уткнуться носом в её золотые волосы, мечтательно прошептав:
— Есть предложение: заедем по дороге в видеопрокат?