Возвращайся домой.

Память тревожит снами о далеком прошлом. Дэвид делается рассеянным. Ему вдруг становятся неинтересны новые разработки, открытия, научные выставки. Ему становится скучна прежняя публичная жизнь. Все это не то, чего-то не хватает. И он берет отпуск и переезжает на другой конец острова, ближе к побережью. Дэвид уезжает весной, в конце марта. Когда мир оживает и просыпается. И он просыпается вместе с миром. Он бежит от городской суеты, от людей — знакомых и незнакомых. И впервые оставшись на пляже наедине со своими воспоминаниями, он понимает, что сейчас его место здесь. Здесь — на краю мира, между небом и морем, на перекрестке. И кажется абсолютно правильным жечь костер и ждать, вглядываясь в темноту, после заката. И каждый вечер разжигая огонь, он зажигает маяк. Маяк для своего заблудившегося друга.

«Возвращайся, Майти, я скучаю...»

И в шорохе прибоя чудится ему тихий смех — в треске костра, свисте ветра в прибрежных скалах. Пламя пляшет на ветру, взметывается ввысь, вдруг приобретая очертания человеческой фигуры. Далекий друг шагает к нему из огня и протягивает руку. Кажется, он задремал. Костер прогорает, и ему пора уходить. Он бросает последний взгляд на серебрящийся в лунном свете океан:

«Возвращайся. Я тебя жду. Всегда буду ждать».

Может виной всему весна, пробуждающая в нем жажду жизни, жажду новых приключений и странную тоску по минувшему. Пробуждающая в нем прежнего Дэвида... Но сейчас ему очень не хватает Майти. Его Майти — яркого и шумного, воплощения жизни. Он скучает по его громкому смеху, его бесцеремонности и тактильности. По своему отчаянному и рисковому, беспокойному другу. По их прежним приключениям, по тем временам, когда они были молоды и беспечны и все дороги мира лежали перед ними. Скучает, как скучают по солнечному свету, по свежему воздуху. Ему вдруг становится душен покой нынешней жизни.

Он теперь часто бывает на пляже. Один. Мелисса сейчас в научном лагере для особо одаренных. Он гордится своей малышкой. Жаль Катенька* не видит этого... Она бы тоже гордилась их девочкой. Дэвид улыбается светло и немного грустно. Столько лет прошло, с тех пор как они с Мелиссой остались одни и он уже привык к одиночеству. И единственный, кому он позволит его нарушить, это его Майти.

Однажды он приносит с собой флейту. Флейта в его руках поет. Флейта зовет:

«Возвращайся домой».

Он закрывает глаза и представляет себе Майти. В бою. Вот он победно вскидывает кулак, широко и ярко улыбаясь, а потом оборачивается к нему, и Дэйв видит в его глазах огромную, нечеловеческую усталость. Флейта в его руках вздрагивает.

«Возвращайся домой, — поет флейта. — Твоя война окончена. Возвращайся, Майти. К миру и солнечному маю. К покою, который ты заслужил.»

Он вскидывается — кажется, снова заснул. Флейта падает из ослабевших рук на песок. А перед глазами до сих пор стоит лицо Майти. Он ведь смотрел прямо на него и улыбался. Дэйв уверен, что он услышал.

На следующий день приходит письмо. Настоящее бумажное. В конверте с маркой. Дэйв вчитывается в ровные угловатые строки. Он закрывает глаза и словно наяву слышит хрипловатый низкий голос Майти:

«Йо, амиго.

Тоши всегда любил использовать в речи иностранные слова. Он обладал достаточно богатым словарным запасом, знанием двух языков помимо родного и еще пяти поверхностно — по два-три слова из каждого. Сегодня он мог поприветствовать Дэйва на японском, а завтра на суахили. Нет, он не хвастался своими знаниями, он просто любил узнавать новое и делиться им.

Давно не виделись. Прости, что так долго не выходил на связь.

Не так уж и много времени прошло с их последней встречи. Всего лишь два года. Два года — это мало, чтобы забыть. Двух лет достаточно, чтобы соскучиться. Два года без единой весточки — целая вечность.

Как ты? Не порос ещё мхом? Зная тебя, уверен — безвылазно сидишь в своей лаборатории и даже ночуешь там. И если бы Мелисса не приносила тебе поесть, ты бы и не вспомнил, о том, что нужно завтракать, обедать и ужинать. У тебя замечательная дочь. Сейчас ты наверняка усмехаешься:

— Знаю.

Дэйв действительно усмехается, но говорит совсем другое:

— Плохо ты меня знаешь, Тоши. Впрочем, я и сам от себя не ожидал. Но я уже второй месяц не был в лаборатории. Кто-то же должен по вечерам разжигать для тебя костер на берегу. Чтобы указать тебе путь домой.

А с годами твое чувство юмора не изменилось, как и твоя уверенность. Ты редко спрашиваешь, чаще утверждаешь. Тоши-Тоши...

Как она там? Знаешь, пятнадцать лет — самый возраст для первой Любви. Надеюсь, она влюбится в достойного. Ты что не знал? Юным девушкам свойственно часто и навсегда влюбляться. А еще они романтизируют объект своего обожания. Вспомни Катеньку. Я до сих пор удивляюсь, за что она полюбила такого балбеса, как ты. Ладно, не злись, признаю — было за что. Да, я верю в здравый смысл твоей дочки, но влюбленность, помноженная на подростковую эмоциональность, его напрочь сносит. Мэлс может влюбиться, как в обычного человека, так и в героя. И молись, чтобы он был немногим старше ее. Девочки, бывает, влюбляются в мужчин, которые годятся им в отцы. В любом случае душевных сил и терпения тебе. И помни: убийство уголовно наказуемо. А ещё помни, что если моя девочка заплачет из-за какого-нибудь придурка, то я убью его сам

— Издеваешься, отото?! — Дэйв позволил себе на мгновение представить, как нежно и крепко сжимает шею непутевого младшего. Но Тоши даже в его мыслях не изменил себе, хохоча и отбиваясь: щекотно же! Дэйв устало выдохнул, сдаваясь, махнул на него рукой и продолжил читать:

Она ещё не забыла своего дядюшку? У подростков вечно ветер в голове. Новые друзья, новые встречи, впечатления, открытия. Зачем ей думать о таком старике, как я... Но если она ещё помнит, передай ей привет и крепко обними от меня.

Братец, тебя там по голове не били? Справедливости ради — это ты нас забыл! Не звонишь, не пишешь, исчез с радаров. Мы с Мэлс беспокоимся, что так давно нет вестей. Приезжай, отото, мне тоже есть чего тебе сказать. Мэлс скучает, как и я. Спрашивает про тебя.

Как у вас там с погодой? У нас вовсю бушует весна. Цветет сакура и повсюду влюбленные парочки. Аж завидно. Тоже что ли влюбиться... Шучу. Староват я для этого.

У нас тоже весна. Май. Холодный и ветреный. Время штормов и гроз... Я был бы рад пристроить тебя в хорошие руки. Нежные женские руки. Может, все-таки передумаешь? У тебя, помнится, много фанаток, а значит, есть из кого выбирать...

В апреле начинается новый учебный год в Юэй, а мой первый А уже выпустился зимой. Помнишь, я рассказывал тебе о них. Как быстро летит время. Они повзрослели у меня на глазах — вчера нерешительные, неопытные, неумелые, сегодня юные прогерои. Они все получили лицензию. Я горжусь ими. Я верил, что они справятся. Мы справимся. Иначе быть и не могло. Из них получилась отличная команда. Если они и дальше будут работать так же дружно и сплочённо, то нам с тобой можно уходить на пенсию. И я не жалею об этом. Я готов уступить дорогу молодости и пожелать им удачи.

Помнишь Изуку? Неуверенный в себе мальчишка с добрым сердцем. Он стал у них лидером. Ребята сами выбрали его и готовы идти с ним и ради него в самое пекло. Я бы тоже, не колеблясь, пошел за ним. Он, наконец, нашел себя, перестав подражать мне.

Они все изменились, и всё же так много в них ещё ребяческого задора, этой юношеской абсолютной уверенности в своих силах и самоотдачи. Их самоотверженность поражает меня. Они так похожи на нас с тобой — двадцатилетних. И поэтому я боюсь за них вдвойне. Я не хотел бы им такой горькой и славной судьбы. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы уберечь их, крылатых, свободными.

— Конечно, помню. Славный паренек, так похож на тебя, что я на секунду поверил в ваше родство.

А вот ты не изменился. И все так же не думаешь о себе. Всегда только о других.

Мне пора.

P.S. Постараюсь вырваться на выходных.

У тебя есть выходные?

P.P.S. Если кто-то скажет тебе, что меня, то есть Оллмайта, больше нет, не верь. Я — живучий. И я знаю, что мне нельзя умирать, иначе ты меня убьешь.

Дэйв безжалостно комкает, мнет бумагу и выдыхает, считая до десяти:

— Убью. Еще как убью.

А перед глазами вереницей проносятся все те случаи, когда Тоши входил в историю — влипал во что-то, непременно опасное по самые уши — с истинно олмайтовским размахом, и сколько раз, когда они выбирались, Дэйву хотелось его прибить. Но вот этот раз Тоши, пожалуй, переплюнул самого себя, судя по поскриптуму. Дэйв не беспокоится, нет. Это чертов везунчик не может вот так просто... А если все же, то Дэйв его лично оживит и снова убьет.

Дэвид, чуя… кхм… шестым чувством, что скоро его скука пройдет, ибо там, где Майти, скучно быть не может, торопливо запасается ромашкой, пополняет аптечку и морально готовиться к его приезду. Но тот приезжает как всегда неожиданно, не позвонив и не сообщив о своем приезде. Просто нарисовавшись на пороге. Дэвид открывает дверь и встречается с ним взглядом. Тоши устало сутулится и не улыбается, но обнимает по-прежнему крепко и сообщает, как само собой разумеющееся:

— Я вернулся. Навсегда.

— Ну конечно, — фыркает Дэвид ему на ухо, возвращая объятья, и, уже отстранившись, серьезно:

— Добро пожаловать. Мой дом — твой дом, Майти

И, помолчав немного, добавляет, улыбаясь одними глазами:

— Ты, наконец, со мной, глупый отото.*

— Я скучал, аники-сан.**

— Пап, кто пришел? — кричит с кухни Мелисса. С наушником кнопкой в одной руке она выходит в коридор, роняет тарелку с яблоками и с радостным визгом повисает на шее у Тошинори:

— Дядюшка, дядюшка, ты приехал! Я так рада!